Глава 5. Самосознание личности

До сих пор мы говорили о двух сферах отношений: отношении ребенка к предметному миру (учение, труд, искусство) и отношении ко всему живому, и прежде всего к человеку,

Но есть еще и третья сфера, которая не всегда учитывается в воспитании,-- это отношение растущего человека к самому себе, самосознание личности.

С чего начинается самосознание? Где его границы? В каких сцеплениях оно выступает? Как развивать это уникальное человеческое "само", которое разветвля-ется в такие сложные образования, как самодисцип-лина, самостоятельность, самопроявление, самолюбие, самооценка, самоконтроль, саморазвитие, самовоспи-тание, самосовершенствование?

Психологи отмечают, что самосознание развивается постепенно и, по всей вероятности, начинается с определения границ собственного тела. Затем ребенок начинает сознавать себя в системе различных социаль-ных зависимостей, прав и обязанностей, норм и тре-бований... А в тринадцать -- пятнадцать лет границы собственного тела для ребенка становятся не менее важными, чем тысячи других проблем. Мы, взрослые, беспокоимся, заботимся, думаем, как помочь своему дитяти в развитии, учении и прочее, а его волнует со-всем другое -- собственный рост, вес, цвет лица.

Нет такого ребенка, который был бы безразличен к собственной внешности. И эта самооценка, как ни странно, определяет очень многое в самочувствии ре-бенка, а следовательно, и в общем интеллектуальном и духовном его развитии.

Попробуем вычленить некоторые наиболее типич-ные стороны развития самосознания подростка и поду-маем, как надо поступать в каждом отдельном случае.

1. Проблема роста

Семиклассница страдает от того, что рост ее 171 см. В классе она выше всех. Выходит к доске, сгорбив-шись. Сутулится. Каждый выход -- страдание.

Поэтому и не выходит иногда. Пусть лучше двойка. В сознании засели и реплика сверстника: "Эй, калан-ча!", и замечание учителя: "Что это ты так гнешься?", и ласковая просьба матери: "Да не сутулься же ты, расправь плечи, смотри, какая у тебя фигура хоро-шая..."

А тут еще мальчишка понравился. А он на полго-ловы ниже! А туфли мама покупает, как назло, на высоком каблуке, хотя сейчас все носят на низком. Мама убеждает, что высокий каблук делает женщину изящнее, стройнее. И папа развивает теорию о каком-то классически совершенном теле, в котором ноги чуть ли не в три раза длиннее туловища и растут прямо из плеч... И все эти разговоры девочку раздражают, ранят. И никто ее не понимает. И никто не знает, ка-кими горькими слезами она обливается по ночам.

И конфликты острые.

Дочь: Я пойду к сапожнику, пусть срежет каблук...

Маты Ты с ума сошла: портить новые туфли...

Дочь: А в таких туфлях я не пойду в школу!

Мать: Не валяй дурака. Сейчас же одевайся и марш!

Дочь: Сказала не пойду -- и все!

Мат: Как ты со мной разговариваешь?

Дочь: А как с тобой разговаривать, если ты меня не понимаешь?

Заметим, что в каждом таком случае в самосоз-нании подростка развиваются как бы два пласта. Один, тот, который на поверхности, известен по край-ней мере близким людям. Да, мама знает, что ребенок тяготится своим ростом, и пытается как-то смягчить остроту переживаний: дескать, чего волноваться, пустяки, ничего особенного. Но мать не знает другого пласта развития самосознания девочки, связанного с ее самооценкой. Она не знает тех тайных детских опасений и ожиданий, когда воображение ребенка раздувает свою беду до космических размеров. И эта беда становится, если хотите, в чем-то своего рода регулятором поведения, предметом постоянных разду-мий, сравнений, аналогий, переживаний. Девочка ча-сами занимается подсчетами: если я буду прибавлять даже по два сантиметра в год (а до сих пор по четыре!), то за девять лет мой рост увеличится на 18 см -- а это будет почти сто девяносто. А если по три сантиметра, то это будет больше двух метров... И еще девочка ду-мает: "А может, есть такие таблетки, которые умень-шают рост?" Пыталась она об этом сказать маме, но мама на это даже не обратила внимания... "А завтра снова в классе будут смеяться. И классный вечер бу-дет, и никто не пригласит на танец. И зачем мне все эти пятерки нужны, если все так скверно склады-вается, если жить с таким ростом невозможно..."

И часами перед зеркалом в ванной: "Ах, эти ужасные длинные руки, чуть не до колен! Ну разве у нормального человека бывают такие руки? Ну, с ру-ками дело обстоит проще. Если их сгибать в локте, то они не кажутся такими длинными... И шея (мальчиш-ки назвали жирафой!) длиннющая такая, но с шеей можно что-то придумать: если воротник поднять, то длина скрадывается. А вот ноги -- их никуда не спрячешь... Как стыдно, когда мальчишки рядом с нею стараются приподыматься, вытягиваются, бед-ненькие, и на тротуаре занимают место там, где по-выше, и стараются сразу сесть, чтобы не было заметно, что она выше".

Всего этого мама не знает.

2. Ребенок мыслит образами. Его самосоз-нание предметно и образно. Он видит себя в среде других таким, каким сложился его "Я-образ"

И если этот образ наделен отрицательными чер-тами, то и видение себя, дополненное преувеличен-ными деталями, весьма и весьма непривлекательно. Это самосозерцание доставляет ребенку страдание. По-этому здесь не о капризе идет речь, а о глубоких процессах, связанных с самовосприятием. И конечно, суть не "в границах человеческого тела", в представ-ления ребенка о себе вплетается, как правило, соци-альный контекст. Ребенок видит себя таким, каким его, как ему кажется, воспринимают другие. Ведь от-куда у девочки сложилось мнение, что ее фигура уродлива? В детской среде культивируется свой стан-дарт. Все, что выходит за пределы этой нормы, как правило, подлежит осмеянию. Чуть выше рост -- "Каланча", чуть полнее -- "Жирный" или "Жир". И мальчишки, которым раздают прозвища направо и налево, откликаются на новые "имена" и даже сами порой подшучивают над собой -- есть такой способ "смазать ситуацию": каждый придумывает свой спо-соб, потому что, стоит показать, что ты обиделся, бу-дут дразнить еще больше. "Я -- самый жирный, самый толстый! Я -- жир, и масло, и мясокомбинат!" Вот так все выложит о себе и выбьет на какое-то время почву из-под ног. Но каждый раз, когда слышит громкое "Эй, жир!" или "Эй, комбинат!", вздрагивает. Девчонки смеются, и даже учительница однажды улыбнулась, но ученикам сделала замечание: "Нельзя так!"

А ребята наперебой: "А он у нас не обижается! Правда, жир, не обижаешься?" И мальчишка смеется: "Да чего там обижаться..." А на душе так горько, что взял бы да и утопился, если бы, конечно, не надежда!

Надежда: где-то вдали маячит иной "Я-образ". Тот же мальчишка, но совсем другой: стройный, силь-ный...

Надежда -- вот та ниточка, которая должна стать отправным моментом в воспитании, а точнее, в само-воспитании.

Конечно, обстановку защищенности надо создать дома. Конечно, нужно стать союзником ребенка. "Тебе каблуки надо уменьшить? Что же, попробуем! Давай посмотрим, что это нам даст. Ага, целых три санти-метра. Прекрасно".

Неужели каблук дороже духовной близости с ребен-ком? Конечно, возня, хлопоты. Но как иначе при-близиться к надежде? И как прекрасен момент детской окрыленности, когда девчонка мчится к сапожнику спиливать эти ужасные сантиметры, когда перед ее глазами рисуется иной, более привлекательный "Я-образ".

А вот и снова туфли. Трех сантиметров как не бы-вало.

Мать: Ну, ты здорово придумала. Теперь совсем другое дело!

Дочь: А что, хорошо получилось!

Мать: Отлично! А как ты себя чувствуешь в них?

Дочь: Очень удобно!

Если такая сцена повторится с отцом, бабушкой, дедушкой, то это только на пользу: процесс закреп-ления нового "Я-образа" длителен. Девочка должна поверить, что никакой трагедии с ее ростом нет и быть не может. Больше того, в таком росте есть свои досто-инства. Надо о них рассказать и помочь найти им применение. Заниматься волейболом или баскетболом при таком росте -- одно удовольствие. Открываются новые ожидания. Высокая девочка, попадая в среду сверстниц такого же роста, начинает чувствовать себя совершенно по-другому. И по-иному начинает себя воспринимать. По-иному выстраиваются детали нового "Я-образа". В четырнадцать-пятнадцать лет зеркало, особенно для девочки, может значить куда больше, чем интересная книга: идет "считывание" себя. Если раньше контур "Я-образа" складывался в общих чертах: руки, ноги, голова, то теперь тщательно прорисовываются детали: глаза, уши, рот, цвет лица, волосы, ресницы, поворот головы, улыбка, полуулыб-ка, едва заметное движение губ, чуть прищуренные глаза,-- и каждый раз новое лицо, новый характер. Как интересно! И в этих поисках себя проходят часы, недели, месяцы. Что-то меняется, что-то перестраи-вается. Торчат уши -- надо подлиннее волосы отрас-тить. Тоненькие губы -- не надо вытягивать их в ниточку. Постоянная улыбка на лице -- надо чуть-чуть хмуриться (только и слышишь: "Ты чего улыбаешься?" Надоело отвечать: "Да у меня лицо та-кое"..)

И здесь свои страдания. Свои ориентации на стан-дарты. Я встречал удивительно симпатичных девчонок и мальчишек, которые были убеждены в своей не-красивости только потому, что не укладывались в некий стандарт. А откуда берутся стандарты?.. Кино, телевизор, открытки.

А еще? Старшеклассники, освоившие стандарты. Мода на улыбки, на повороты головы, на прически, походку, манеры...

И если подростком усваиваются только внешние стороны современной красоты, то нравственные про-счеты неизбежны.

Отец заметил сыну, показывая на работающего че-ловека:

-- Удивительно прекрасное лицо. Волевое и одухо-творенное... (а черты лица неправильные были у этого человека -- и ростом человек не вышел).

-- Что же в нем красивого? -- удивляется сын.

-- Неужели ты не чувствуешь всего великолепия его движений? А этот пристальный взор, а эта просвет-ленность во взгляде! А эта сила! Настоящая мужская красота!

Мальчишке надо рассказывать об эталонах истинно мужской гармонии. Пусть он поймет, что мужчина всегда прекрасен, если его лицо светится умом, силой, добротой. Пусть эта мысль будет подростку новым ключом к творению самого себя.

3. Постарайтесь понять, с каким чувст-вом относится к себе ваш ребенок

У социальных психологов я встретил однажды примерно такую мысль: "В большинстве случаев "Я -- концепция" (основная мысль о себе) связана с чувст-вом. Человек может уважать или презирать самого себя. И он относится к себе так же, как он готов действовать по отношению к другим, кого он прези-рает или уважает".

Представим, как подросток с его непосредственным чувством относится к тем, кого он не уважает. Навер-ное, ни одно требование этого человека не будет выполнено ребенком охотно. Большинство советов или поручений такого взрослого будет игнорироваться больше того, высмеиваться. Даже если этот человек говорит дельные и стоящие вещи, все равно к его словам отношение отрицательное.

И наоборот, если ребенок относится к человеку с уважением, его требования, просьбы будут, как пра-вило, безусловно выполнены.

Теперь представим себе вариант, когда ребенок презирает самого себя: не любит свою внешность, удручен своими качествами вообще, тяготится собой. Такого рода рефлексирующий негативизм -- явление довольно частое. И этот негативизм, если хотите, рождается на грани позитивного качества -- неудов-летворенности собой.

Подросток и даже юноша часто не в состоянии разо-браться в своих мыслях и чувствах. А между тем само-оценки личности как раз и складываются на основе суждений и замечаний, адресованных ребенку дру-гими.

Вопрос "А какой я?" подростку трудно задать дру-гим: мешает стыдливость, боязнь осмеяния. Да и взрослые почему-то остерегаются говорить детям об их достоинствах, все больше на недостатки напирают: "У тебя то не так... И это не как у людей", и прочее. На основе таких отрицательных заключений склады-вается негативная модель личности, которую нередко и начинает презирать сам ребенок. Но презрение не замыкается на самом себе, оно, будучи активным чувством, так или иначе оборачивается против тех, с кем сталкивается ребенок в жизни. Не любя, презирая себя, он начинает презирать и других, в том числе и близких. Так негативное самосознание ведет к образо-ванию негативных нравственных качеств, которые начинают проявляться в отношении к окружающим.

Почему же мы боимся сказать ребенку о его досто-инствах? Остерегаемся зазнайства и детской самоуспо-коенности? Возможно. Но, может быть, тогда надо найти компромиссное решение: говорить о борьбе различных сил в самом ребенке.

Сложность разговора в данном случае состоит в том, чтобы не стать на такой путь: "Вот ты ругаешь других, а сам-то ты какой? Имеешь ли моральное право критиковать других?" Занять такую линию, ко-нечно, можно, но вряд ли она будет продуктивной, ибо при такой позиции можно убить то ценное, что появи-лось в подростке: максимализм, ориентированный на нравственное обновление. В детском максимализме -- всегда два начала, две доминанты. Одна сливается с такими позитивными свойствами, как жизненная энергия, критицизм, обостренное восприятие жизни и самого себя, ориентация на крайние меры и требо-вания по отношению к себе и другим. Вторая в своем негативизме способна свести на нет все то ценное, что есть в первой. И здесь не о равновесии должна идти речь, а об абсолютном главенстве первой доминанты. То есть задача воспитателя как раз и будет состоять в том, чтобы развить в полную меру первое начало, чтобы то завышенное требование к другим и к самому себе упрочилось и оказалось реально выполнимым для ребенка. Поэтому в данном случае воспитатель не имеет права рисковать. Выбор только один: дать воз-можность проявиться тому сильному эмоциональному состоянию души, которое может привести к решению основных проблем нравственного воспитания под-ростков.

Здесь возможна такая беседа.

-- Вообще ты предъявляешь к другим высокие требования -- и это хорошо. Но, наверное, это не про-сто... Тебе, наверное, трудно? Мне кажется, что ты в себе не любишь многое и это твое отношение способно приглушить достоинства, которые у тебя есть: объек-тивность, разумность и, наконец, твои способности. С чем ты придешь к идеалу своему, если уничтожишь в себе самое лучшее?

И дальше в разговоре обязательно должны быть затронуты вопросы безграничных возможностей чело-века, вопросы самодисциплины и самоорганизации, пути приближения человека к идеалу.

4. Подумайте, в чем вас может обвинить ребенок, когда станет взрослым

Высокий уровень самосознания предполагает высо-кий уровень, если можно так сказать, самореализа-ции. Очень часто мы встречаемся с таким вариантом, когда ребенок все понимает, или, точнее, о многом имеет правильные представления, а реализовать эту познанную правильность не в состоянии по ряду причин. Основная -- отсутствие привычки к система-тическому труду.

Возникает проблема, как заставить ребенка посто-янно трудиться, постоянно работать над собой.

...Подросток две недели почти ничего не делает. Придет из школы и буквально мается: то за одно возьмется, то за другое -- все, кроме занятий. И предлоги находятся разные, и увертки самые правдо-подобные: и голова болит, и устал, и ничего не задавали. И наконец, самое главное оправдание: "Я же не получаю двоек!"

Бывают у школьника, действительно, такие состоя-ния, когда он устает, когда некоторая перегрузка занятиями вдруг оборачивается неспособностью зани-маться, которая имеет тенденцию перерастать в лень. А это самое страшное. Лень, помноженная на привыч-ку, становится бедой ребенка на всю жизнь. И рано или поздно ребенок, столкнувшись с другими, трудо-любивыми, детьми, обвинит вас, родителей, в вашем нетребовательном воспитании. И об этом надо сказать ему сейчас. Сказать без оговорок: "Я не хочу, чтобы потом ты обвинял нас. Я не хочу, чтобы ты страдал от собственной лени. Поэтому вставай и работай".

И надо непременно настоять на своем. Ребенок дол-жен знать, что есть такие законы жизни, которые надо выполнять безоговорочно. Этим законом является систематический ежедневный труд. Труд, как еда, как сон, необходим человеку, чтобы жить в этом мире, чтобы реализовать свои человеческие возможности. Труд, соединенный с нравственностью, различными формами самодеятельности и человеческого наслажде-ния, является основой всестороннего и гармонического развития личности...

5. К гармонии -- через противоречия

В одном из выступлений писатель Федор Абрамов возмущал-ся нетрудовым воспитанием детей в пионерских лагерях. А мне вспомнился мой педагогический опыт...

Я работал в школе-интернате. У нас было 180 гектаров земли, были хозрасчетные мастерские, фер-мы. А летом мы уходили в походы. Для чего? Чтобы научиться разрешать сложнейшие жизненные проти-воречия. Чтобы уметь ориентироваться в любой обста-новке. Чтобы узнать цену всему тому, чему мы научи-лись у себя дома, в нашей школе.

Я и сейчас иногда встречаюсь со своими воспитан-никами. Они работают в разных должностях. Есть и руководители производства, и военные, и рядовые инженеры, и учителя, и рабочие. Что их объединяет? Оптимизм. Умение многое делать своими руками. Навыки организаторской работы. И еще: они любят искусство, потому что у нас в школе каждый пробовал писать стихи и сказки, рисовал, занимался в различ-ных художественных кружках и студиях.

Но самое главное их достоинство в том, что они сами стали на ноги и этому учат своих детей.

Расскажу об одном походе, где мои воспитанники столкнулись с иным воспитанием, со сложным миром "взрослых" противоречий.

В пути нам повстречалась семья Жигулиных: Варвара Петровна, завуч одной из школ, ее муж Владислав Андреевич и их сын, семиклассник Степа. Варвара Петровна, наблюдая за нашими детьми, тут же решила использовать ситуацию для воспитания своего сына.

-- Степа! -- сказала мама-завуч.-- Ты только понаблюдай, какие воспитанные дети. Ты послушай, ^что каждый из них умеет делать. Коля, расскажи, пожалуйста, что ты умеешь делать. Видишь, Степа, он умеет шить брюки и рубашки, тапочки и одеяла, писать картины маслом, играть с листа на баяне, он сверлит на станках, шлифует, долбит, токарит...

-- Такого слова нет,-- поправил Коля.-- Надо гово-рить "токарничает".

-- Ты слышишь, Степа? Подумать только, этот Коля еще может проплыть пять километров и пробе-жать не останавливаясь десять верст, простоять на го-лове шесть минут, сделать тридцать приседаний и подтянуться на турнике двадцать шесть раз...

-- А может быть, он врет? -- сказал Степа, разгля-дывая Колю Почечкина.

-- "Может быть, может быть",-- рассмеялся Ко-ля.-- Давай поспорим. Что у тебя есть? У меня, напри-мер, есть заработанные мною лично мои собственные сто шесть рублей. Могу на них купить мороженого, сколько захочу, а могу тебе проспорить. У тебя были когда-нибудь в руках заработанные тобой деньги?

Степа пожал плечами:

-- А зачем?

-- Вот и я говорю -- "зачем"? А зачем жить -- зна-ешь? Может быть, ты от жизни никакого удовольствия не получаешь -- откуда я знаю? Тебе интересно жить?

Степа не понимал, о чем его спрашивают. В это время подошли Витя Никольников и Саша Захаров.

-- Нам удалось найти райком комсомола. Отлично. Всё в порядке. Сначала нам не поверили, а потом, когда посмотрели маршрутный лист, приняли как положено,-- рассказывал Витя.

-- В общем, нам дали работу,-- вклинился Саша.--- Будем работать в саду консервного комбината. За-работать в день можно в пределах шести рублей. Овощи и фрукты бесплатно. Подсчитали: за неделю можем заработать на проезд по Днепру до Херсона, а может быть, и до Одессы, а там, если не хватит средств, найдем другую работу.

-- Добре-добре,-- сказал Александр Иванович.-- А не ругались там, в райкоме, что взрослых не было с вами?

-- Сначала удивились,-- пояснил Витя.-- А потом даже похвалили: "Молодцы, что сами. Передайте ва-шим воспитателям, что они хороших ребят воспи-тали".

-- Степа, ты слышишь? -- сказала Варвара Пет-ровна.-- Вы знаете, я бы и своего Степу отдала к вам, хоть на недельку. Степа, ты бы пошел с ребятами рабо-тать на комбинат?

-- Варя, что ты парня позоришь! -- сорвался вдруг с места ее муж.-- Прекрати немедленно!

-- Замолчи, Владик! -- ответила Варвара Пет-ровна.-- Я хочу понять, почему наш Степа растет та-ким вялым, безынициативным.

- Так нельзя, Варвара Петровна,-- сказал Коля назидательно.-- Нельзя при всех отчитывать своих де-тей. У нас, например, никто не делает замечания друг другу в общественных местах. Дома -- пожалуйста, у нас тоже дома всякое бывает, а в гостях и в других местах мы отдыхаем и никогда не ругаемся.

-- Видишь, до чего мы дожили, дети нас учат,-- это Владислав Андреевич сказал.

-- Извините нас,-- сказал Коля.-- Пойдем-ка, Степа, я тебе одну вещь покажу.

Когда Коля и Степа ушли к воде, Владислав Андре-евич спросил:

-- А у вас это что, специально?

-- Что именно?

-- А вот что они сами на предприятия идут -- дого-вариваются о работе, считают деньги, зарабатывают?

-- Представьте себе, арифметика личных доходов и расходов -- это тоже одно из средств воспитания. Вы удивлены?

-- Но это ведь не советское воспитание?

-- А вы считаете, что ваш Степа получил советское воспитание?

-- У нас совсем другое дело. Наш Степка -- не-радивый. Может быть, он еще опомнится. Это мать во всем виновата...

Прервем рассказ и сделаем некоторые выводы.

В приведенных ситуациях отражены типичные, на мой взгляд, противоречия семейного и школьного вос-питания. Нетрудового воспитания. Воспитания, кото-рое формирует у детей потребительскую психологию. Противоречие, как это ни странно, состоит в том, что Дети хотят работать, хотят зарабатывать деньги, меч-тают о производительном труде, а им не дают работать, чего-то боятся, чего-то остерегаются.

Однажды у Макаренко спросили: "Очень часто ребята не хотят учиться, а хотят работать, а мы до семнадцати лет их мучаем, мучаемся сами. Правильно ли это?" Он ответил: "Маркс считал, что дети с девяти лет должны принимать участие в производительном труде. Труд очень увлекает детей, и я уверен, что наша будущая школа будет применять производительный труд. Мы не справились с трудовым воспитанием в большой мере благодаря отсутствию кадров... Я вообще считаю, что у нас сейчас во многих школах главной бедой является дисгармония между бурными сильными, горячими натурами ребят в двенадцать--четырнадцать лет и скукой детского коллектива в школе".

6. Расковать физические и духовные силы ребенка -- для этого не нужны годы и месяцы...

Продолжу рассказ о походе.

Часа через два Степа вместе с нашими ребятами драил катер: мальчики договорились с моряками насчет почасовой работы. Оплата должна была производиться натурой -- вычищенный катер отдавался на полдня в распоряжение отряда. К вечеру мальчики так сдружились, что Степа ни за что не пожелал расставаться с ребятами и слезно убеждал маму и папу отпустить его с ними хотя бы на недельку. И когда родители согласились, я все же спросил:

-- А не боишься? Может быть очень трудно! Очень - понимаешь?

-- Понимаю,-- тихо ответил Степа.

А трудности действительно были. Утром мы прошли километров пятнадцать. Устали. Пообедали отправились смотреть колодец, куда во время фашистской оккупации были брошены три подростка. Познакомились с родителями погибших. Тяжело и горько..

Стал накрапывать дождь.

-- Пойдем дальше,-- сказала вдруг Маша.

-- Дождь же. Идти будет скользко. Глина.

-- Все равно пойдем,-- сказал Коля.

-- Устали!

-- Все равно пойдем! -- решили все.

Это был марш-бросок километров в двенадцать. Александр Иванович чертыхался:

-- Ну и чертова детвора пошла. Совсем замучился.

А ребята шли как ни в чем не бывало. Прекрасная ночь окутывала нас. Дождь перестал. Небо прояс-нялось. Звездная рябь светилась, отражаясь в Днепре.

7. Производительный труд -- это слож-нейший мир социальных влияний, проти-воречий, первые опыты подлинно граж-данского поведения

...Я работал со Славой и с Витей на прицепе -- возили из сада груши в ящиках. Я сидел на тракторе "Беларусь" рядом с трактористом, а на прицепе -- Слава и Витя. И вдруг в трактор врезается грузовик. За обочиной дороги глубокий овраг. Тракторист успел тормознуть, и нас развернуло так, что мы едва не перевернулись. Молоденький шофер кусал губы и виновато выслушивал мою ругань:

-- Не видишь разве, дети? Как можно так ездить!

Приехала милиция. Начались акты, подписи. Молоденький шофер едва не плакал. Подошел ко мне Слава:

-- Это мы виноваты в аварии. Мы его дразнили. Бросали ему груши, а он пытался их на ходу поймать. А когда это у него не получилось, он поравнялся с нами, и мы за храбрость ему в окошко стали бросать. Он и врезался. Не рассчитал. Хотите, мы признаемся милиции?

Я молчал. Прибежал Александр Иванович.

-- Ну, вот что,-- сказал он.-- Нам надо побыстрее улепетывать отсюда.

-- И все-таки надо было сказать милиции, что и мы виноваты в аварии. А мы подло сбежали. Нехорошо.

-- Так еще не поздно,-- сказал Слава с ехидцей.

-- А у нас тут похлеще случай. Рассказать? -- бросила Маша у Лены.

-- Рассказывай,-- поддержала Лена.

-- Ну, в общем, сегодня в весовой без квитанции, "налево" отвезли две машины груш. Самые лучшие. Целый день калибровали.

- А вы точно знаете, что "налево"?

- Мы же сидим на квитанциях. Все выходящее из весовой строго на учете, строго по документу. Специальный инструктаж прошли. Знаем.

Но тут поднялся Александр Иванович:

-- Ребята, я со всем согласен. Возможно, я не прав, но я все-таки скажу. Черт его знает, мне как-то не-ловко. Нас здесь хорошо приняли. И кладовщики так внимательны, так заботятся о нас. Одеяла принесли с другого склада, спальные мешки достали, на дорогу нам подарок готовят. А мы на них из-за угла. Мне как-то совестно. А потом: вдруг все не так?

Я взглянул на Лену и Машу и увидел их растерян-ность.

-- Ну, тогда, может быть, им прямо в глаза ска-зать? -- предложил Витя.

-- Я бы, например, не смог этого сделать,-- сказал Александр Иванович.-- А кто смог бы?

Ребята молчали.

-- А может быть, эти две машины не украдены? - усомнился я.

Как было бы хорошо, если бы все в этом мире было честно и справедливо...

8. Учить порядочности -- вот основа гражданского

воспитания

И вдруг -- неожиданность: к нашему костру подо-шел дядя Вася, кладовщик, которого мы уже успели и осудить, и приговорить.

-- А я вам принес орешков. Думаю, дам ребятиш-кам, пусть пощелкают. Здорово вы нам помогли, ре-бятки. Я люблю детвору. У меня, знаете, такое горе. Был мальчик, вот как ты,-- и дядя Вася погладил по плечу Славу Деревянко.-- Похоронил год назад. Такой хлопец был. Красавец.

-- А что с ним?

-- Утонул, ребятки. И плавал хорошо. А вот не стало мальчика. Мать убивается, я сам не свой хожу. Работа не в радость. Провались все на этом свете.

-- Ну зачем же так? -- сказал Витя.-- Может быть, у вас еще будут дети.

-- Поздно. Не будут, ребятки. Разве сиротку взять на воспитание.

-- А что,-- сказал Слава.-- У нас, там, где я живу, одна семья троих вырастила. Теперь у них и внуки есть.

Я поразился вниманию, с каким слушали дядю Васю ребята. Думал: до чего же отходчивы, до чего же добры. Только Маша Куропаткина сиротливо накло-нила головку, и непонятно было, что у нее на душе.

У меня часто спрашивают, когда я рассказываю об этом случае: "А как же вы, как педагог, поступили?" Я отвечаю: "Я, должно быть, поступил неправильно. Я тогда не сказал ни слова. Меня точно заклинило. Я наблюдал за детьми. Наблюдал за внутренней борьбой. Я почему-то боялся: а вдруг тот же Слава встанет и скажет: "Не верим вам. Вы -- вор!" И как я обра-довался на следующий день, когда мы узнали, что две машины груш отмечены в какой-то другой книге...

* * *

Следующая часть книги -- методическая. Она отвечает на вопросы: как поступить? как влиять? как воспитывать?

Сам замысел создания "рабочей" педагогики на каждый день определил и способ изложения мате-риала -- не от абстрактных принципов, а от логики повседневного общения с детьми. Мне кажется, это один из путей к взаимопониманию с читателями-родителями, которые в постоянном поиске создают микропедагогику семейных отношений.