А ТЫ отмылся от своих грехов?! 9 page

Уехать прямо сейчас, наверное, было бы как-то нехорошо. С Никой не обмолвился ни словом. Да и дождь всё хлестал и хлестал…

Я встал с кровати и пошёл на кухню. Чайник был горячий. На столе лежали бутерброды с колбасой. Я налил себе чай и сел перекусить. Сняв бинт с руки, посмотрел на рану. Заживает.

Выкинув бинт в мусорное ведро, с чашкой чая вернулся в комнату. Включив уже вновь исправный свет, вынул из кармана толстовки тетрадь. И, устроившись в кровати поудобнее, принялся читать дневник Виктории.

Я узнавал о ней всё больше. Наверное, даже больше, чем о ней знали её мать и сестра. Страница за страницей я открывал для себя душу этой одинокой девушки.

Несмотря на пронзительную покинутость, кричащую в её записях, иногда в дневнике всё же проскальзывали строчки, наполненные позитивным настроением. Как, например, эти:

Февраля

Зима почти кончилась. Нет, снег ещё будет лежать целый март, это понятно, но зато теперь мне будет не так грустно. Надеюсь, весна сможет прогнать из меня всю тоскливость, что накопилась за долгие морозные месяцы.

Я решила записаться в фитнес-центр. Теперь два раза в неделю хожу на занятия. Там очень красивый тренер. Я часто поглядываю на него. Впрочем, как и остальные девки… Это и неудивительно. Он очень сильный и уверенный в себе.

С самого первого дня, как его увидела, мне безумно хотелось, чтобы он хоть раз обратил на меня внимание. Чтобы индивидуально дал мне несколько полезных указаний. И вот ведь какая штука… это случилось! Да! Именно сегодня он подошёл ко мне! Я просто потеряла дар речи. Даже не могу толком вспомнить, что он мне сказал. Помню только его волшебную улыбку и щетину. Я стояла и улыбалась ему в ответ, как душевнобольная.

Какой он классный! Мне кажется, я ему тоже понравилась. Теперь я счастлива как никогда!

Однако почти всегда эти записи через несколько страниц затемнялись следующими:

Марта

Такое ощущение, что некоторые люди в жизни играют роль шахтёров-подрывников. Они прорывают дорогу в твоё сердце, закапываются в него, пробираясь в самую глубь, закладывают там бомбу с часовым механизмом и, ехидно потирая ладошки, сваливают. А потом в один момент как бомбанёт что-то внутри — хоть стой, хоть умирай…

Вот именно так и получилось с тем красивым тренером. Пишу я об этом только сейчас, когда эмоции немного поутихли. Три дня назад, в очередной раз придя в этот чёртов фитнес-центр, я увидела, как тренер, тот самый великий и прекрасный тренер, в раздевалке хватает за задницу какую-то рыжую бабу в леггинсах. Они думали, что их никто не видит…

Больше я на фитнес не хожу.

Или:

Апреля

Прошлой ночью я звонила Нике. Очень плохо помню, что ей говорила. Кажется про то, что у меня всё очень и очень плохо. Сегодня я ей перезвонила и сказала, что вчера я просто была выпившая после дня рождения подруги. А потому всё, что говорила, не имеет ничего общего с правдой. И вроде бы она поверила…

Ника… Она не заслуживает того, чтобы я лгала ей. Кто я после этого? Ведь именно она помогает маме. Именно поэтому она не может уехать хоть куда-нибудь. Именно поэтому ей приходиться работать вместо того, чтобы учиться.

Но это даже и хорошо… Хорошо, что всё это удерживает её там. Не хочу, чтобы она приезжала сюда и видела, как я живу. Не хочу, чтобы видела меня. И это притом, что сама я по телефону часто твержу ей, что безумно жду её. Что познакомлю её со своим парнем (которого никогда и не было…), что покажу ей город, местные колледжи.

Ника…

Почему же я лгу тебе, если так люблю тебя?

Я читал дневник Виктории уже второй час. Иногда её почерк сильно менялся, и приходилось тратить больше времени, чтобы разобрать слова.

Вскоре стало прохладно. Надев свою толстовку с капюшоном, я сходил за дровами и затопил печь. Решив немного отвлечься, взялся за военную повесть из журнала «Роман-газета». Спустя несколько часов с ней было покончено. Затем, перекусив вчерашним ужином, снова взялся за дневник. Хотел дочитать до прихода Ники.

Я нырял из одной записи в другую — из одного фрагмента жизни Виктории в другой. И когда уже добрался до последних страниц, послышались шаги. Я быстро спрятал дневник обратно в карман толстовки и взял в руки журнал.

— Как здесь тепло, — улыбнулась Ника, войдя в комнату. Она расправила зонт и поставила его у окна. — Ну, как ты здесь?

— Ничего, — поднял я глаза от журнала. — Читаю.

— Не голодный?

— Самую малость.

— Сейчас, — кивнула она и зашагала в малюсенькую спальню. Через минуту вышла оттуда в большом сером свитере, свисающим ей до колен, и белых шерстяных носках. И отправилась на кухню. Шёл седьмой час вечера.

— Вот так льёт, правда? — сказала Ника, когда я вошёл следом за ней.

Казалось, что события прошлой ночи были просто странным сном. Хотя нет… На её шее чётко виднелись красные ссадины…

— Ага, — ответил я.

Ника приготовила макароны с котлетами. Мы кушали и снова о чём-то говорили.

— Ты знаешь, а ведь я очень люблю дождь, — произнесла Ника, взглянув в окно. Она была в хорошем расположении духа. — Не правда ли, в пасмурную и дождливую погоду складывается ощущение, что время остановилось? И будто ты уже ничего не теряешь в этой жизни, не упускаешь. Это так здорово. Прямо облегчение какое-то.

— А мне всё происходящее очень уж напоминает один фильм… — сказал я.

— Какой же?

— «Игры с дождём». Наш, российский. В девяностые снят.

— Не слышала про такой…

— Я никогда особо не проводил время за телевизором. Но именно этот фильм был моим любимым. В первый раз посмотрел его где-то в восьмилетнем возрасте. В детстве я, конечно же, не разбирался в качестве хорошего кинематографа и вряд ли мог оценить этот фильм по достоинству. Но уже тогда он сильно впечатался мне в душу.

— А о чём он?

— Да как сказать… — разжёвывая кусок котлеты, произнёс я. — Сюжет строится вокруг двух людей. Главной героиней является молодая женщина, что живёт в деревне со своей маленькой дочерью. Как-то летом к ней в гости приезжает журналист. Он тоже родился в этой деревне, но уехал ещё будучи школьником. В детстве они всегда играли вместе. И искренне любили друг друга.

Отодвинув пустую тарелку, я отглотнул травяного чая.

— Как же я обожал этот фильм… Актриса, сыгравшая главную героиню, — невообразимо талантливая. Странно, что ни в одной другой картине я её никогда не видел. Не знаю уж, почему-то этот фильм запал в мою детскую душу. Было в нём что-то такое, что не объяснить словами. Что-то после себя он оставил… Что-то важное и глубокое. Это очень странный и загадочно-философский фильм… До сих пор удивляюсь, как его вообще согласились снять. Слишком рискованно, что другие просто плюнут, скажут: непонятная тягомотина. Но только не я… А знаешь, чем там всё закончилось?

— Чем?

— Слушай… а может, мне его полностью, с самого начала рассказать? Или ещё лучше — купить кассету, да вместе посмотреть? У вас там телевизор маленький в комнате стоит. Видеомагнитофон вроде тоже видел. Работают?

— Да вроде работают…

— А у вас здесь ещё можно где-нибудь купить фильмы на кассетах?

— Был один магазинчик… Но он далеко.

— Так я схожу. Зонт свой одолжишь?

— Одолжу. А ты творог и яйца по пути купишь?

— Куплю. А зачем творог и яйца?

— Хочу королевскую ватрушку сделать. Пока будем фильм смотреть, она как раз и приготовится.

— Договорились.

— Вот, возьми деньги… — потянулась Ника к своей сумочке.

— Брось, — махнул я рукой и пошёл в комнату за зонтом.

Отыскав магазинчик, я нашёл в нём «Игры с дождём». Захватив в продуктовом ларьке творог с яйцами, вернулся обратно. Дождь не утихал ни на минуту. Сотрясал село своей мощью, словно желая полностью смыть его с лица земли. А если бы и смыл, то, наверное, там, на «большой» земле, никто бы этого и не заметил.

— Всё куплено, — сообщил я, войдя в дом. — А дождь совсем что-то не хочет прекращаться.

Ника с улыбкой встретила меня и взяла пакет. Вынув творог и яйца, поблагодарила. Затем стала изучать обложку видеокассеты.

— Дай мне десять минут. Я сейчас сготовлю всё и поставлю в духовку. А потом сразу же начнём смотреть.

— Хорошо, — ответил я и, взяв кассету, пошёл в комнату.

Вытащив из шкафа маленький импортный телевизор, я подключил его в сеть. Затем рядом с ним положил видеомагнитофон «Sony». Эх, раритет… У нас такой же в детдоме стоял. Если кто-то откуда-то доставал новый фильм, то вечером чуть ли не весь детдом собирался в общей гостиной за просмотром. Порой даже ничего не было слышно из-за слабых динамиков. Но, так или иначе, почти все оставались до самого конца. Несчастливцы с последних рядов просто выпрашивали у впереди сидящих ребят, что происходит в фильме, и только так выстраивали его в своей голове. Что ж, многим нравилось кино даже таким — рождаемым по обрывистым фразам тех, кто хоть что-то мог разглядеть.

Что касается «Игр с дождём», то его показывали по какому-то телеканалу. Именно в тот момент, когда я проходил мимо общей гостиной. Людей было всего несколько. Я тихонько присел сбоку на пол и стал смотреть. Не знаю, что меня заставило это сделать. Скорее всего, актриса. Немыслимой красоты. Я сидел и только и ждал момента, когда она снова появится в кадре. Так и прошёл весь фильм.

И теперь, вспомнив о нём, мне отчего-то сильно захотелось пересмотреть его. Даже странно. Но как будто сейчас это будет правильно. Как будто в этом — что-то приятное и доброе.

Ника вошла в комнату с двумя чашками чая. Поставив их на столик рядом с телевизором, она подкинула в печь ещё несколько поленьев и подошла ко мне. Я в этот момент как раз засовывал кассету в магнитофон. Тот звучно проглотил её, и вскоре на выпуклом экране телевизора серость сменилась чёрным цветом. Появилось название киностудии. Фильм начинался…

Мы сели, облокотившись спинами о корпус кровати. Ника укрыла нас толстым одеялом. И под ним вдруг тесно прижалась ко мне, положив голову на моё плечо.

— Смотрим, — улыбнувшись, сказала она.

— Смотрим… — тихо повторил я.

Часть третья

☼

ИГРЫ С ДОЖДЁМ

[18]

На пятой песне «Ласкового мая», звучащего на весь автобус, Роберт достиг внутренней гармонии. Всё превосходно. Кресло мягкое. Рядом никто не сидит. В окне — цветущий августовский пейзаж. Да, лучше и не придумать!

Чем дальше Роберт отдалялся от шумного города, тем лучше себя чувствовал. Вся суета и проблемы оставались позади. Он отодвигал кулисы новых мест. Новых мыслей. Новых переживаний. Утренние солнечные лучи, проникавшие в окно, будто заряжали его благодатью.

Ему казалось даже, что и остальные пассажиры пребывали в глубокой эйфории. Что и они сидели, чувствуя всей душой это чудесное утро, несущее их автобус куда-то далеко-далеко. К чему-то прекрасному и верному. «Пазик» — и тот кряхтел как-то по-особому тихо. Лишь изредка его слегка потрясывало, когда он проезжал по неровному асфальту.

«Может, это знак, что пора что-то менять? — всё думал Роберт прошлой ночью, глядя в темноту и не в силах уснуть. — Но что менять? Меня ведь и так всё устраивает. Вон — развлекаюсь как могу. Зарплата нормальная. Но отчего же тогда это короткое письмо не покидает голову и бередит сознание?..»

…Роберт оторвал взгляд от окна и вынул из кармана письмо. Письмо, которое уже изрядно помялось от его частых прочтений.

Ну, здравствуй, Роберт!

Не думала, что когда-нибудь напишу тебе. Но, видно, иногда нужно совершать что-то непредсказуемое. Тут у нас про тебя уже легенды ходят! Говорят, ты там в Москве стал известным журналистом. Я очень рада твоим успехам. В таком молодом возрасте и добиться таких результатов — это похвально.

Мне не хочется спрашивать, как ты поживаешь, как твоё здоровье. Чтобы не отягощать тебя надобностью отвечать. Раз успешен, раз карьера идёт в гору, то, наверное, всё у тебя хорошо.

Единственное, что я хотела бы сделать, это попросить тебя приехать. Туда, откуда ты родом. Я здесь. Всё ещё здесь. Никуда не уехала. Живу и, наверное, так и останусь здесь жить. Если найдёшь время и сможешь выбраться, я буду очень рада и благодарна тебе.

Сильно хочется тебя увидеть. Восемь лет прошло с тех пор, как ты уехал. Наверное, не так уж и много. Но столько всего за это время изменилось…

Евгения.

Роберт откинул голову на спинку кресла и снова стал вспоминать её. Женю. Перед глазами возникла девочка с двумя косичками.

Все в единственной деревенской школе знали, что он любил её. Со второго класса чуть ли не каждую ночь Роберт засыпал, представляя их двоих в осеннем лесу: падают листья, он крепко держит её за руку, она привстаёт на носочки и нежно его целует…

Воспоминания тех лет, точно громадным красочным баннером в небе, прикреплённым к самолёту, проносились теперь в голове Роберта.

Женя …

Самая красивая девочка в школе. Он считал себя особенным уже только потому, что сидел с ней за одной партой. И был близок с ней так, как никто другой.

Интересно, какая она сейчас, всё думал Роберт, возвращаясь вчера с работы вместе с письмом. Наверное, с годами стала ещё лучше? Да, неплохо бы съездить к ней… проведать. И правда: почему бы и нет? До понедельника время есть. Целых два дня. Завтра же с утра возьму и поеду. Не близко — часов семь на автобусе, но и что ж? Это не самое страшное. Да и город что-то в последние недели изрядно поднадоел. Всё. Еду! Еду в землю своего детства и отрочества. Еду и не беру с собой ничего, кроме денег. Налегке — и с лёгкостью в душе.

Роберт где-то в закоулках своего сознания давно мечтал отправиться в какое-нибудь небольшое путешествие. Да всё подходящий случай никак не подворачивался. А сейчас — прямо-таки идеальное стечение обстоятельств.

Он ведь всего пару дней назад отчего-то стал представлять, что в самое ближайшее время в его жизни что-то произойдёт. Неизбежно. И непонятно даже было — что-то хорошее это будет или плохое. Но факт оставался фактом — что-то произойти было должно.

И вот произошло.

Письмо.

Из края его давно минувшего детства. Не так уж и «давно», конечно. Ему всего-то двадцать три недавно стукнуло. Но воспринималось им то самое время — именно так. Как нечто бесконечно далёкое. Как догорающий в сумерках закат, с каждой минутой делающийся слабее, призрачнее, холоднее. Он постепенно забывал про Женю. Упускал из виду, что у него ещё имелись вполне себе крепкие воспоминания, связанные с ней. Что время от времени к ним можно возвращаться и согреваться.

И, возвращаясь к ним теперь, в автобусе, у Роберта поднялось настроение. Все последующие часы пути он парил в облаках детства. Нырял в их прохладную освежающую пучину и выныривал необычайно счастливым. С пятнадцати лет, как он перебрался с родителями в Москву, он не мог вспомнить ни одного случая, когда испытывал бы то, что испытывал сейчас. Окрылённость. Возвышенную радость. Да. Он сладостно предвкушал встречу с Женей. Причинницей своей первой любви.

От этого Роберт даже загорелся творческим энтузиазмом. Потянулся к внутреннему карману пиджака и вынул блокнот. Незаменимый друг журналиста, который всегда был при нём.

Роберт вдруг почувствовал, чего не чувствовал очень давно. Он может что-то написать. Какие-то художественно-прекрасные строки. И ему срочно, во что бы то ни стало, захотелось переложить на бумагу те эмоции, которыми он прямо сейчас буквально дышал. Словно приливом большой волны, когда море наваливается на берег, Роберт наполнялся чем-то столь новым, воодушевляющим и трепетным.

«Боже ж ты мой, — всё изумлялся он проворности мысли и руки, строчащей строчку за строчкой. — Как же так! Столько лет я не мог сделать этого, а теперь мощь вдохновенья — не остановить. Бежит, несётся впереди меня, громко призывая поспешить».

И он спешил. Записывал все переживания. Все яркие детские воспоминания, которые вспыхивали в его сознании. Точно отпущенные с привязи на свободу, мчались они из глубинных областей подсознания с восторженными криками «Ура-а-а!».

Вот и вспыхнул их первый поцелуй в том сосновом лесу, где они вместе с классом играли в прятки. Он нашёл Женю, но при этом подкрался так изящно, что она его и не заметила. И когда подошёл к ней сзади, она от страха даже вскрикнула и повалилась на него. Так они оба и рухнули.

«Не делай так больше!» — «Извини…»

«Ты нашёл меня…» — «Ага…»

И Женя вдруг приблизилась к его лицу и поцеловала.

Каким потрясением это было для десятилетнего мальчугана! Господи! Весь мир в ту минуту перевернулся в его душе с ног на голову. Женя Его Поцеловала! И не куда-то там в щёку, а ведь в губы, в губы!

Сколько маленький Роберт потом проживал снова и снова тот поцелуй в своей голове! О, это было что-то волшебное! В детстве волшебство живёт именно в таких моментах. Мимолётных и прекрасных. А может, оттого и прекрасных, что мимолётных. Но — зато впечатляющих так, что хоть костёр разжигай от искр, летящих в такие мгновения из самого сердца.

И сейчас, словно старательный коллекционер скляночек воспоминаний, Роберт раскладывал в своей душе все эти фрагменты и записывал, записывал, записывал их. И так — пока не подобрался к последней странице блокнота. И это ещё притом, что тот был совершенно новым и ни разу ещё не использованным!

Когда последняя строчка с трудом вместилась в блокнот, Роберт удовлетворённо вздохнул: отлично. И почувствовал глубокое умиротворение.

«Как удивительно, что она написала мне, — подумал он, снова глянув в окошко. — Я прямо-таки ожил. И душой, и телом. Но в то же время — странно всё это… Странно, потому что теперь совершенно непонятно, что же будет дальше. Я вышел из привычного мне круга жизни. И теперь — тотальная неизвестность. Но… такая манящая, что вернуться назад меня всё равно не сможет заставить никакая сила. Никакая стихия!»

— Хм… — вдруг в задумчивости выговорил Роберт. — Стихия.

И, не отводя взгляда от окна, продолжил о чём-то думать. О чём-то масштабном и красивом. И настолько его интригующем, что тот, кто глянул бы в этот самый момент на него со стороны, мог бы заметить довольное выражение на его лице. И какие-то очень уж хитрые глаза, которыми он словно что-то видел. Что-то, кроме громадных пшеничных полей за окном…

*

Спустя два часа дороги — остановка.

Роберт вышел из автобуса размять ноги. Закурил сигарету, затянулся, выдохнул. Горизонт расцветал. Небо, наполняясь насыщенной голубизной, неторопливо принимало в себя восходящее солнце.

Роберт медленно прошёлся вдоль автобуса и обратно. Несколько мужиков, стоя по одному, тоже курили, посматривая вдаль.

— Тучи надвигаются, — неожиданно сказал один из них.

Роберт взглянул в противоположную от рассвета сторону. Край небосклона, и правда, темнел. Не заметив рядом с мужиком никого, кому бы тот мог адресовать своё прогностическое послание, Роберт ответил сам:

— Ага…

Мужик продолжал:

— Удивительно. Сегодня по телевизору обещали ясную погоду. Они там у себя на метеостанциях совсем одурели, что ли…

Роберт оставил этого пассажира один на один со своими прогнозами и залез в салон. Слегка откашлявшись, он сел в своё кресло и расслабился. Ещё примерно пять часов пути предвещали ему музыку и восхитительные виды из окна. И — очень тёплые воспоминания. Некоторые — даже приятно обжигающие. Давно он не путешествовал за пределы города. И давно не чувствовал себя таким… живым.

Обрадовавшись этим значительным переменам, Роберт улыбнулся.

«Всё это явно неспроста», — подумал он. И, взглянув на небо, чернеющее вдалеке, снова почему-то тихо и задумчиво произнёс:

— Стихия …

*

Проверка билетов. Почёсывая затылок и сладко зевая, Роберт достал искомканный клочок бумаги и протянул контролёрше, потревожившей его сон. Мельком взглянув в окно, Роберт увидел табличку.

«О! — встрепенулся он тут же. — Так ведь я на месте!»

Роберт вышел из «Пазика», в котором до сих пор не умолкал «Ласковый май». Перед парнем тут же расстелились многочисленные крыши домиков, убегающих под наклоном вниз. Деревня находилась на возвышенности, домами нисходя к большому озеру. Такой родной, но уже подзабытый пейзаж.

Роберт открывал для себя заново знакомые ему с детства улицы. Ничего не изменилось. Всё как будто осталось на своих местах. Не торопясь брёл он по рыхлой дороге и постепенно поднимал из залежей памяти всё больше и больше эпизодов, связанных с встречающимися ему домами.

У Роберта сложилось впечатление, что он оказался в особенном месте. Оно заметно отличалось от всех возможных населённых пунктов. Словно даже само время здесь текло по-иному. Медленно. Тягуче. А может, оно и вовсе остановилось?

«Но какой тогда сейчас год? — подумал Роберт. — Наверное, тот «самый» — когда я уехал отсюда. С тех пор время замерло и ждало, когда же я вернусь обратно. Ну, вот я и здесь… Здравствуй!»

Но в ответ тишина. И ни души. Невероятно пустые улочки.

Роберт на мгновение остановился. Прислушался. Да, абсолютная густая тишина…

И тут к глазам его подступили слёзы. Он удивился: с чего вдруг? Здесь всего-навсего прошло его детство. А потом он уехал туда, где гораздо лучше, чем здесь. Только и всего. Почему же неясная грусть взяла его в свои объятия и туго сдавила до слёз?

Что происходило в его душе?..

*

…Двухэтажный деревянный дом, окружённый всеми возможными цветами. Красные, жёлтые, белые, оранжевые и другие цветки на прямых и вьющихся стеблях ярко красовались под лучами полуденного солнца.

Дом на фоне этой цветочной феерии выглядел чрезвычайно уютно. Треугольная форма крыши, распахнутое настежь окно, занавеска, колыхающаяся от лёгкого ветра… Колдовство ароматов захлестнуло Роберта. Он прикрыл от наслаждения веки: так чудесно здесь было.

— Вы кого-то ищете? — неожиданно услышал он позади себя голос.

Роберт быстро оглянулся. И увидел светловолосую девушку с ведёрком помидоров в руке.

— Женя?

— А… — застыло лицо девушки в изумлении. — Приехал!

Роберт помнил её маленькой. С двумя косичками и всегда весёлую. А сейчас перед ним стояла необыкновенной красоты девушка с распущенными до груди пышными светлыми волосами. Они чуть потемнели с годами, но не потеряли своей прелести. Глаза немного тусклые, грустные. Но на лице те самые чудненькие веснушки, которых она всегда стеснялась.

— Приехал! — сомкнула Женя руки на шее Роберта. Он обнял её в ответ. Хрупкое тело и мягкий аромат вишни…

— Как же ты изменился. Я и не узнала тебя! — произнесла она. — Ты теперь взрослый. Роберт, которого я помню, был немного другой.

— Не узнала, значит, буду долго жить! — посмеялся он.

— Это точно! Ну как? Нравится? — указала Женя на россыпь цветов.

— Великолепно! Жень, ты прям мастерица! И как только умудрилась вырастить такую красоту? Это ведь чистой воды произведение искусства. За ними, наверное, уход да уход?

— Да как сказать… Когда захочешь наполнить свою жизнь хоть какими-то красками, и не так, наверное, будешь стараться.

Роберт сёрьёзно взглянул на Женю.

— Неужели… всё настолько плохо?

— Эх, Роберт, Роберт… Мальчик детства моего. Ты ведь многого и не знаешь, — вполголоса ответила она.

В это самое мгновение из дома выбежала маленькая светленькая девочка. В жёлтом платьице и с большим плюшевым олимпийским мишкой.

— У тебя есть дочь… — выдохнул Роберт. — И такая взрослая.

Он и подумать не мог, что Женя уже могла быть матерью.

— Скажешь тоже — «взрослая»! — улыбнулась Женя. — Четыре годика всего. Крохотулечка совсем. Кушает, а не растёт совсем! Ой, моя красавица, ой моя шалунья!

Женя подхватила дочку на руки. Та игриво улыбалась, словно желала тоже стать активной участницей возникшей оживлённости.

— Как звать? — спросил Роберт.

— Аврора.

— А где… её папа?

Женя опустила дочь и попросила её найти козу Бусю. Когда девочка убежала за калитку, Женя тихо проговорила:

— Он покинул нас… Год назад.

Роберт глубоко вздохнул.

— Жень, ты это… извини меня, а? Я совсем ничего не знал…

— Что ты, Роберт! Откуда ж ты это мог знать! Ты же за столько земель отсюда. Всё нормально!

Через минуту Аврора вернулась и подбежала к ним.

— Нету Буси, нету! — кричала она. — Дулочка Буся! Убежала как всегда!

— Ну убежала — и бог с ней. Прибежит ещё, — весело махнула рукой Женя. — Аврора, знакомься. Это дядя Роберт. Хороший друг твоей мамы. Давай, поздоровайся.

«Хороший друг», — тут же подумал Роберт.— У неё остались обо мне приятные воспоминания. Но… разве я их заслуживаю? За столько лет даже ни разу не соизволил узнать, как она живет. Ни разу не позвонил и не написал. А ведь мы раньше были так близки…»

— Здласте! — улыбнулась Роберту девочка, плохо выговаривая букву «Р». Она была удивительно похожа на Женю в детстве.

— Здравствуй, Аврора, — сказал Роберт, добродушно улыбнувшись в ответ. И аккуратно пожал её маленькую ручку. — Ты очень красивая девочка!

Затем, вспомнив о гостинце, купленном по пути в здешнем магазине, добавил:

— Это вам!

— О! Благодарим! — сказала Женя, взяв большую коробку конфет «Ассорти». — Смотри, Аврора, какой сладкий гостинец нам с тобой принесли! Ням-ням! Ну-ка: слово «Гостинец» скажи?

— Гос-ти-нец, — произнесла девочка.

— Умничка моя! Держи. Беги в дом. Сейчас будем чай пить!

— Дааааа! — радостно воскликнула девочка и помчалась с конфетами и мишкой в дом.

— А ты? — взглянула Женя на Роберта. — Женат? Дети?

— Я… как-то не особо спешу с женитьбой и построением семьи.

— Вот как? М-м… Ну что ж, ладно. К чему ж спешить-то, верно? Пошли чай пить?

— А пойдём! Умираю с голода!

По-прежнему находясь в восторге от благоухающего сада цветов, Роберт последовал за Женей в дом. Доподлинно неизвестно, как так получилось, но в детстве он никогда у неё не был. Только знал, что росла она с бабушкой. Но та, по-видимому, за эти годы и померла. О ней Женя не упомянула ни словом.

Они вошли в дом. И Роберт сразу же почувствовал, что, пожалуй, чувствует любой холостяк, входящий в дом, в котором живёт женщина. Глаженная тряпочная скатерть на кухонном столе. Сверкающая чистотой посуда, расставленная по деревянным полочкам. Внушающие комфортный отдых бежевые кресла и диван у дальней стены. Покрытая белым ковриком лестница, ведущая на второй этаж. Везде — прибрано и чисто.

Единственное, что нарушало идиллию порядка — разбросанные по полу игрушки. Начиная от куколок и заканчивая динозаврами. Но и это нельзя было назвать нарушением порядка. Напротив — это перчинка здешней устроенности, о которой, сразу видно, заботится женщина. И не просто женщина — а женщина-мать. И это придавало дому ещё большего семейного тепла и атмосферы любви.

Комнату освежал слабый ветер, просачивающийся через открытое окно. В отличие от моей однокомнатной берлоги, подумал Роберт, здесь по-настоящему хочется жить. И ему вдруг вспомнился ещё один момент.

Они, мокрые после дождя, прибежали к нему домой. Родители были на работе. Хлюпая и оставляя влажные следы на полу, они прошли к нему в комнату. Там, вытершись и укутавшись полотенцами, сразу же отправились на кухню. И принялись уплетать приготовленное накануне его матерью жареную курицу с картошкой, политое майонезом и расплавленным сыром. Мокрые-премокрые, замёрзшие от холода поздней осени, они, неуёмно жуя, подкреплялись силами. Не говоря друг другу ни слова, но — сидя плечо к плечу.

А вечером пришла мама и, сразу же заметив (а мамы такое сразу замечают, сразу!) плохо вытертые следы двух пар ног, улыбнулась. «Женя приходила» — сразу же поняла она. Она любила эту хорошую светленькую девочку, с которой сидел её сын.

…У Роберта снова мелькнуло в голове, что нужно всё это записать. Столько новых мыслей, впечатлений. Нельзя их терять!

— Жень. Извини за странный вопрос… но у тебя не найдётся тетради или блокнота?

— А чего ж, — ответила та. — Найдём сейчас.

И принесла ему на выбор несколько толстых 96-листовых тетрадей.

— Во! То, что нужно! Спасибо.

Женя, глядя на повзрослевшего Роберта, никак не могла свыкнуться, что он так сильно изменился. И внешне, и голосом.

— Что, будешь писать статью об этой деревне? — по-доброму ухмыльнулась она.

— А отчего бы и не написать! — заулыбался Роберт. — Вон, какая красота во дворе! Делай фотографию — да хоть на первую полосу пускай.

— Спасибо за такие слова! Мне приятно, — кивнула Женя. А затем, осмотревшись по сторонам, сказала: — Сказать по правде, я не думала, что ты приедешь так скоро. И совсем не подготовилась. Извини, если что, за беспорядок. Аврора такая непоседа.

— Ты, должно быть, шутишь, Жень? Такого порядка в доме я давно не видел! — Роберт вытянул вперёд ладони, как бы успокаивая хозяйку. — Ты ещё мою квартиру не видела. О… и лучше тебе её не видеть. Удар хватит!

Она посмеялась и посадила гостя за стол. Первый этаж одновременно служил кухней и залом основного времяпрепровождения. Аврора, сидя на полу, играла с мячиком. Подбрасывала его вверх, а затем ловила.