Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Двумя месяцами раньше 19 page





— Даже не знаю, — сказал он.

— Давай, он тебя не укусит. Билл все еще не решался.

— Разговаривает он или нет, но это питбуль, и мне как-то не по себе. У нас есть намордник? Тут слишком мало места, чтобы осматривать собаку. Я могу сделать ему больно.

Дамиан уже понял, что человек хочет его осмотреть. Он много общался с учеными и запомнил едва уловимые интонации и движения людей, перед тем как те начинали с ним работать. Пес забеспокоился и посмотрел на Элизабет.

— Боль? — тревожно спросил он.

Барбара покачала головой и восхищенно улыбнулась.

— Пес его боится. — Она поймала взгляд Элизабет. — Ты можешь его успокоить?

— Все в порядке, Дамиан, — быстро сказала Элизабет, — Билл — хороший доктор. Он должен посмотреть твой глаз, потому что там плохая рана. Он хороший, понимаешь? Он будет осторожен, не волнуйся. — Она уговаривала, но пес по-прежнему нервничал. — Все хорошо. Ты должен дать ему тебя осмотреть. Может быть больно. Но поверь, мы должны это сделать. И я буду здесь, с тобой.

Наверное, думала она, и Билл, и пес смотрят на нее как на сумасшедшую.

— Билл, давай, осторожно перегнись сюда, и все будет в порядке.

Билл вздохнул и осторожно наклонился к собаке. И посмотрел на свои руки: должно быть, решил, что видит их целыми и невредимыми в последний раз. По крайней мере, я на пенсии и не очень-то в них нуждаюсь. Билл потянулся к Дамиану. Пес отпрянул и отвернулся.

— Дамиан! — Элизабет старалась говорить строго. — Пожалуйста, помоги мне, прекрати. Не двигайся. Все хорошо.

Доктор снова потянулся к псу, нерешительно прикоснулся к его голове, словно проверяя утюг — не горячий ли. Дамиан глазами следил за ним, но не двигался. Билл взял в руки его увесистую голову и повернул к свету. Глаз был в ужасном состоянии. Сплошные обрывки тканей и гной. Глаз, очевидно, потерян навсегда — из впадины шел гнилостный запах.

— Проверьте челюсть, она у него сильно болит, — попросила Барбара.

Билл вздохнул. Замечательно. Теперь еще и пасть. С глазом он пока ничего не мог сделать. Нужна чистка. Он деликатно приподнял собачью губу и не нашел ничего ненормального. Взгляд его зацепился за клыки.

— С другой стороны.

Ох-х. Он осторожно повернул голову собаки и тут же понял, что челюсть сломана. Приподнял другую губу. Десна воспалена, ткань разодрана, кость раскрошена.

— Как это случилось? — спросил он Барбару.

— Провалиться мне на месте, если я знаю. Я таким его и нашла. В газетах писали, что он напал на людей, которые пытались его украсть.

— Дамиан напал на людей, которые вломились в дом и хотели его украсть. Он защищал человека, надевшего на него электрический ошейник. Наверное, во время драки все и случилось, — пояснила Элизабет.

Они помолчали, потом заговорила Барбара — она хорошо знала собак:

— Пришли те люди, связали хозяина, а пес хорошенько их отделал. Да, мальчик? — Дамиан слабо махнул хвостом. — Могу спорить, — продолжала Барбара, — он задал этим ребятам хорошую взбучку. Защищал свой дом и хозяина. — Она положила руку псу на голову. — Хороший мальчик, — похвалила она, — ты был молодцом.

Дамиан признательно задрал хвост. Билл качал головой.

— Не могу поверить…

— Представляешь? — отозвалась Элизабет. — Он заработал такие раны, пытаясь защищать этого ублюдка.

Она до сих пор ужасалась каждый раз, представляя себе эту сцену: ведь и она к ней причастна. Билл осмелел и продолжал осматривать собаку. Дамиан был весь в ранах, а когда мужчина коснулся его сломанной передней лапы, пес зарычал и дернулся. Испугавшись, Билл тоже отпрянул.

— Прошу прощения, — машинально извинился он. — Ну, вот что я могу сейчас сделать. Ему нужна капельница и пенициллин в ампулах, у меня с собой ничего нет. Есть, правда, немного эритромицина, нужно дать прямо сейчас. Мне не нравится цвет десен, живот раздутый и мягкий, скорее всего, у него внутреннее кровотечение, с этим что-то нужно делать как можно скорее. И, разумеется, глаз придется удалить. Правая передняя лапа, похоже, сломана или растянута в лодыжке. Я не стану ее трогать, пока он без намордника. Челюсть выглядит очень плохо, но заживет… — Он чуть помедлил, а потом закончил: — Думаю, операцию сделаем завтра. Нужно немного времени, чтобы собрать все необходимое. Дома у меня нет обезболивающего, — объяснил он, отвечая на вопросительный взгляд Элизабет. Барбара выгнула затекшую спину.

— Завтра в десять утра? Билл пожал плечами:

— Где встречаемся? Все эти явки, плащи и кинжалы, кажется, не нужны.

Элизабет помотала головой.

— Я уверена, они следят за домом — по крайней мере, часть дня. Сегодня нам просто повезло. Спорю, если бы мы выехали чуть раньше, нас бы поймали. Севилл хочет вернуть Дамиана во что бы то ни стало. — Она повернулась к Барбаре: — Он уже присылал к нам домой полицейских.

Барбару это впечатлило:

— Что, правда?

— За тобой они вряд ли станут следить, Билл. Если меня с тобой не будет, сомневаюсь, что они обратят внимание. — Она посмотрела на Барбару: — Если Билл уедет утром один, они, скорее всего, решат, что я еще в доме. И, честно говоря, я не хочу больше с ним расставаться, просто не могу.

Барбара засмеялась и пожала ей руку.

— Теперь и он не захочет с тобой расставаться, подруга. Оставайся с ним. Билл, я встречу вас здесь завтра в десять, хорошо?

— Хорошо. Позвольте, я дам ему кое-что, чтобы он протянул до утра. Хотелось бы мне… Нет, пожалуй, лучше оставить это все до завтра.

Билл порылся в сумке, достал шприц и пузырек. Дамиан со страхом взирал на приготовления, а Билл набрал жидкость в шприц, наклонился и мягко ввел лекарство в бедро собаки. Убрав все назад в сумку, он потянулся к дверце фургона.

— Ладно. Я приеду завтра на другой машине — синем «линкольне».

— О господи, Билл! — внезапно сообразила Элизабет. — Что ты расскажешь Дэйву?

Билл пристально смотрел на пса.

— Что-нибудь придумаю. — Он вышел из фургона и захлопнул за собой дверцу.

 

Глава 13

 

Остаться наедине с собственной совестью

будет для меня достаточным наказанием.

Чарльз Уильямс Стаббс

 

Барбара, переживая события последних дней, не сразу заметила, что они едут в полном молчании. Несколько миль назад они перестали разговаривать с Элизабет, и теперь сзади не доносилось ни звука. В темноте она не видела салон машины, но, когда вышла и открыла заднюю дверцу, ее подозрения подтвердились: девушка спала, лежа на боку и прижавшись лицом к гладкой шее пса. Одной рукой она обнимала его за шею, словно пытаясь защитить. Пес был очень слаб, но поднял голову и в упор посмотрел на Барбару.

— Знаю, приятель, знаю, — успокоила она его, — все в порядке. Никто не собирается обижать твою подружку. Вы оба тут в безопасности.

Барбара понимала, что, даже цепляясь за собственную жизнь, пес прежде всего беспокоился о безопасности девушки.

— Эй, Лиззи, проснись, мы приехали.

Они уговорили пса встать, но в дом его пришлось нести. Элизабет волновалась: раненый глаз не мог быть причиной такой слабости. Оставалось только надеяться, что внутреннее кровотечение, которое подозревал дедушка, не слишком опасно. Когда они вошли, из глубины дома раздался лай. Барбара пронзительно свистнула, и лай затих. Внутри их встретила маленькая красно-рыжая такса — она недружелюбно залаяла на Элизабет и тут же затанцевала от радости, увидев Барбару. Собачка критически обнюхала Дамиана, затем снова принялась лаять на Элизабет и жаться к ногам Барбары.

— Вот змея. Ты с нею поосторожнее, — рассмеялась Барбара. — Пусть сама к тебе придет, сама не вздумай ее хватать. Я тебя предупредила.

Элизабет посмотрела на собачонку. Весом меньше десяти фунтов, уши болтаются, нос остренький. На таксу она все же больше походила лишь тем, что длина ее была втрое больше роста.

— Почему-то я думала, что у вас… большие собаки.

— О, у меня есть и другие, побольше. Но в доме только она.

Сидя на краешке дивана, Элизабет зевала и терла глаза, и Барбара понимала, что сегодня поговорить не удастся. Интересно, спала ли эта девочка все то время, пока ее собака была неизвестно где, подумала она. Женщина вышла из комнаты, вернулась с большим черно-красным клетчатым пледом для собаки и постелила его на кушетку. Затем принесла шерстяное одеяло и подушку.

— Вот, давай-ка положим его на кровать. Будете ночевать вместе. — Элизабет и Барбара помогли псу вползти на кровать, он улегся и вздохнул. Барбара прикрыла его легким одеялом. — Ложись прямо здесь, рядом с ним. До сих пор он спал возле моей кровати, но я думаю, с тобой ему будет лучше. Ванная вон там. Драки нам тут не нужны, так что собак на ночь я выпущу. Они от этого не умрут, хотя сами они так не считают. Делай что хочешь, но не выходи ночью из дома и не выпускай его. Он не ел, так что проситься не будет. Я встану с воробышками — то есть, я имею в виду, довольно рано — и верну фургон приятелю, поэтому, если меня еще не будет, когда проснешься, просто сиди дома и жди. Я завтра возьму отгул на работе, увидимся утром и тогда поговорим, ладно? Элизабет кивнула.

— Не понимаю, почему вы делаете все это для нас? Никто другой бы не стал. Любой захотел бы получить двадцать пять тысяч. Кто угодно.

— И ты? — резко и раздраженно спросила Барбара.

— Ну, нет, но я…

— Так, может, ты — не единственная в мире, кто думает, что друзья важнее денег?

— Да. Наверное. — В голосе Элизабет слышалось недоверие. Она повалилась на диван и положила руку на спину псу, чтобы чувствовать его, знать, что он и правда здесь, — и чтобы он знал, что она рядом. Единственное, чем она гордилась, — наконец-то она пришла ему на помощь.

Уже стоя в дверях, Барбара перевела взгляд с девушки на собаку. Ее лицо странно изменилось — так свет играет с тенями в полях, когда сверху проносятся облака.

— У меня был свой Дамиан, — тихо сказала Барбара, — и я знаю, как это бывает. Знаю, чего это стоит. Вот почему двадцать пять тысяч долларов ничего для меня не значат. Спокойной ночи.

На следующее утро, едва открыв глаза, Элизабет поняла, что попала — не намеренно, а по воле случая — в абсолютно незнакомый мир, совсем не похожий на ее уютное и рутинное прошлое. Она не сможет вернуться домой — по крайней мере, с собакой. Понятно, что и медицинский диплом она не получит. А если покажется на глаза отцу, он упечет ее в сумасшедший дом. Она изо всех сил старалась не допустить этого хаоса, но все случилось внезапно, и теперь ей было страшно. После того как мать их бросила, она росла в университетском медицинском центре, среди врачей, и проводила там больше времени, чем дома. По выходным сидела в лаборатории с цветными мелками или надувала хирургические перчатки, как воздушные шарики, дожидаясь, пока Дэйв или Билл закончат работу и заберут ее домой. А здесь вместо людей, которых она хорошо знала, — высокомерных талантливых ученых и беспокойных ассистентов, — рядом оказалась сорокалетняя женщина, способная отказаться от двадцати пяти тысяч долларов ради бездомного пса. Вместо ярких белых стен университета, длинных коридоров с отполированными полами, ровного гула голосов, телефонов, пейджеров, факсов, мониторов и лабораторного оборудования теперь был тихий деревенский домик — следы лап на кухонном полу, фотографии собак, выставленные в ряд на каминной полке, как снимки родственников. Элизабет прижалась к своему псу.

Мы уже не в Канзасе, Тотошка. Перспектива оказаться в бегах ее совсем не радовала, скорее наоборот. И поймав себя на том, что ей страшно, она расстроилась еще больше. Я думала, это так романтично — быть в изгнании. И где же тут очарование? Никакого очарования она не чувствовала — только неуверенность за жизнь любимого пса и вину за то, что она ломала свою карьеру.

Она услышала, как в дом входит Барбара. Австралийка мурлыкала себе под нос:

 

Давным-давно сидели мы под ивой,

Считали звезды, ждали мы рассвет…

Но много лет прошло, и дерева уж нет.

 

Мелодия и слова были печальны, но Элизабет не удержалась от улыбки: вот что может сделать с песней австралийский акцент. Она села на диване и быстро оценила ситуацию. Грязная, жалкая, безработная, скорее всего, исключенная из университета, бездомная, усталая, голодная, у нее проблемы с законом, и она провела ночь на чужом диване, пропахшем псиной. Неслабо для семи утра первого дня оставшейся жизни.

Барбара вошла с чашкой какао в одной руке и сэндвичем в другой.

— Вот, держи. Ты, наверное, умираешь от голода.

Отец Элизабет Барбару назвал бы «женщиной без прикрас». Достаточно умная, несколько грубоватая деревенская жительница без всяких претензий. Она была дружелюбна и хотела помочь, но ощущались в ней уверенность и скрытность — признак любви к уединению. Ее не слишком заботило, что Элизабет о ней думает. И у нее удивительные карие глаза — с ленцой, со смешинкой, проницательные. В них отражалось многое. Элизабет никогда не сталкивалась с такими людьми и, представив, как Севилл пытается забрать Дамиана у австралийки, невольно улыбнулась.

— Как твой дружок? — спросила Барбара. Такса обнюхивала заднюю лапу Дамиана, свесившуюся с дивана.

— Очень слаб, — ответила Элизабет. — Не знаю, мне кажется, с ним что-то еще не в порядке, и мы этого не заметили.

До десяти часов, казалось, еще целая вечность. Ты дочь и внучка выдающихся врачей, как же ты можешь знать так мало о медицине? Элизабет стало стыдно: словно она должна была уделять больше внимания медицине и вообще ничего толком не знала об этом мире.

— Мы можем что-нибудь сделать, пока ждем? — с несчастным видом спросила она.

— Я давала ему антибиотики — самые сильные, что у меня были. Думаю, можно поставить капельницу, — сказала Барбара, — у меня тут есть все, что нужно, если хочешь. Тебе решать.

— Вы знаете, как это делать? Правда? Капельницу бы хорошо…

Барбара пожала плечами.

— У меня есть справочник. Я принесу.

Она ушла, оставив Элизабет в недоумении: откуда в доме такие вещи? Когда Барбара вернулась, девушка решилась ее спросить.

— Шприц и прочее? Держу на всякий случай. Никогда не знаешь, что может понадобиться. Там, где я росла, в глуши, у нас не было всяких глупостей, вроде ветеринаров и прочего. Это основы, такое каждый должен был знать.

Барбара говорила и готовила капельницу. Потом опустилась на колени перед псом, и он стал разглядывать ее полузакрытым здоровым глазом. Австралийка сощурилась ему в ответ.

— Он жутко выглядит. Вставал ночью?

— Нет, вообще не двигался.

— Думаю, это из-за кровотечения. Проклятье. Похоже, при драке в него воткнули что-то острое или сам напоролся. Ничего, сейчас поставим капельницу, пока доктор не приедет. Так, зажми-ка ему вену на ноге, вот так…

Пес, видимо, начал доверять женщинам абсолютно и теперь без всяких эмоций наблюдал, как игла входит ему в вену на передней лапе. Элизабет откинулась назад, чтобы лучше видеть, как поступает лекарство.

— Барбара, а что вы имели в виду, когда сказали, что у вас был свой Дамиан?

— Погоди секунду. — Барбара ушла на кухню. Элизабет слышала, как хлопнула дверца холодильника и забулькало молоко. Барбара вернулась в комнату, села на кушетку и показала на стену над телевизором, всю завешанную фотографиями. На всех была одна собака.

— Он появился за пять лет до того, как я вышла замуж, и покинул меня через четыре года после… — Она умолкла, явно не желая заканчивать фразу, но затем продолжила: — Мы вместе многое пережили. Он был моим лучшим партнером. А в Австралии — ты уже догадалась, откуда я родом, — партнерство — очень важная часть жизни. Гораздо более крепкие узы, чем просто дружба, понимаешь? Твой партнер — это твой партнер, ты никогда его не бросишь. У тебя есть партнеры по работе, и в спорте, и… Ну, это тяжело описать, на самом деле, но если бы я была в Австралии и сказала бы кому-нибудь, что «Дамиан и Лиз — лучшие партнеры», там бы поняли. Это больше чем просто друзья, это крепкая связь, это значит, что вы всегда будете стоять друг за друга… Вот он, — женщина кивнула на фотографию, — был моим лучшим партнером, надежным как сталь, преданным душой и телом. — Барбара повернулась к Элизабет. — Я думаю, тебе это знакомо — жить бок о бок с таким сильным, чудесным животным, уходить с ним в буш, или в лес, делить свою любовь к природе с иным созданием, существом другого вида, для которого природа — тоже великая страсть. Ведь это бесценный дар. Можно гулять вместе по лесу целыми днями, не произнося ни слова, потому что каждый знает, что думает другой. Только те, Элизабет, у кого была такая великолепная собака, — только они могут это понять. Кто пережил — тот знает.

Элизабет внимательно рассматривала снимки. На них был полосатый питбуль — короткие заостренные уши, грудь и подбородок белые, — поразительно похожий на Дамиана. Она поняла, почему австралийка остановилась на шоссе и подобрала собаку. На огромной фотографии питбуль спокойно смотрел прямо в камеру, в глаза Элизабет.

— Да-а, — еле слышно прошептала она. Ей вспомнился тот первый взгляд, когда они встретились глазами с Дамианом. Пес лежал на полу у ног Севилла, изможденный, израненный, и она не могла поверить, что он жив. Но когда непонятное существо подняло на нее глаза — это был шок, момент узнавания, постижения, она увидела его душу, и они как-то признали друг друга, хотя еще не были друзьями. И сейчас она снова ощутила присутствие чего-то реального, неотменимого, хотя другой пес смотрел на нее всего лишь с фотографии. Эта собака была личностью. Как он похож на Дамиана, подумала Элизабет.

— Почему я не сделала этого раньше? — сказала она тихо, почти про себя, но австралийка поняла, о чем она.

— Немногие вообще способны замечать такие вещи, подруга. Не суди себя слишком строго. Много ли на свете людей, которые могут по-настоящему понять Дамиана, даже если он заговорит с ними на чистом английском? Многие ли из этих придурков понимают собственных собак? Сама ведь знаешь…

Элизабет опустила руку на голову Дамиана, и он поднял на нее свой единственный глаз. Слабо стукнул хвостом, и веко снова опустилось. Элизабет расстроенно посмотрела на Барбару, и та нахмурилась.

— Я не совсем понимаю… — начала девушка неуверенно. — Мне кажется, я не совсем понимаю, почему человек начинает любить собак? И почему это иногда приходит, а иногда нет?

Барбара засмеялась, но быстро поняла, что вопрос задан всерьез. Что бы там ни случилось с этой девушкой, ей было неловко из-за привязанности к собаке. Судя по всему, она никогда раньше не испытывала ничего подобного к существу другого вида. Кто-то заставил ее думать, что это неправильно. Барбара догадывалась, кто это мог быть, но медлила с ответом.

— Твой дедушка — он кто? Ты говорила, грудной доктор?

Элизабет удивил такой вопрос, но она с готовностью ответила:

— Торакальный хирург. Много работал с сердечными клапанами.

— Ага… Сердечный хирург. — Ее тон снова, как и ночью, казался неодобрительным. — А твой отец чем занимается?

— Ммм… исследованиями. Он ученый.

— Что изучает?

— Ну, сердце, трансплантацию в основном. Барбара бросила на нее проницательный взгляд.

— Эти исследования — может, он проводит их на собаках?

— Да, но… — Элизабет инстинктивно собралась было оправдать работу отца, но замолчала, так и застыв с приоткрытым ртом. Барбара напряженно ждала ответа, но его не было. Элизабет уже знала: то, что делает ее отец с собаками, — непростительно.

 

— Твоя мать работает?

— Нет.

— Твой отец когда-нибудь держал собак?

— Никогда. У меня вообще не было никаких животных. Отец не хотел, чтобы они жили в доме.

Представив себе всю картину, Барбара кивнула и вздохнула:

— Думаю, подруга, тебе очень повезло, что ты вообще способна что-то чувствовать. Больше я ничего не могу сказать. Очень повезло. — Через секунду она снова заговорила: — Если существо любого вида — будь то собака или человек, — растет в изоляции, оно замыкается в себе. Почему люди заводят друзей? — Она пожала плечами. — Возможно, причина та же, что и у собак. Мы ведь социальные животные — и собаки, и люди, а?… Мне кажется, все это — формы любви. Сильная привязанность между мужем и женой, их обязательства друг перед другом необходимы, чтобы вырастить здоровых, счастливых детей. Ты любишь своего мужчину отчаянно, сильно, по-настоящему, но значит ли это, что ты меньше любишь мать или отца? Нет. А как насчет сестер или братьев? Дедушек и бабушек? Некоторые люди думают, — с воодушевлением продолжала Барбара, — что слишком сильно любить собаку — это неправильно. И они зачастую — те же люди, которые не хотят сами растить своих детей. Женщины, рожающие детей в угоду собственному эгоизму, потом отправляют их каждое утро в ясли или детский сад, чтобы их воспитывал кто-нибудь другой. Не потому, что им приходится так поступать, а потому, что они хотят сделать карьеру. Как будто сделать карьеру — важнее, чем вырастить хорошего человека! Ты ведь и сама в глубине души знаешь, что любишь Дамиана больше, чем большинство любят своих супругов или даже собственных детей, верно? Разве вы с Дамианом могли бы когда-нибудь развестись? Оскорбить друг друга? Судиться? Разве ты способна унизить его или пренебречь им, как множество людей поступают со своими маленькими детьми? — Барбара снова передернула плечами: уродство человеческих отношений вызвало у нее омерзение. — Людей сбивают с толку такие вещи, они не хотят принимать их, а некоторые и вовсе пытаются отрицать ту глубокую душевную связь, которая возникает между человеком и собакой. Другие, как твой отец и дедушка, — только не принимай мои слова близко к сердцу, — просто не способны на подобные чувства. Они даже не подозревают об их существовании. Возможно, они потеряли какую-то часть души, которая делает такое внутреннее родство возможным. Я не знаю, подруга. Но ты, Лиз, ты не можешь не любить душу, подобную Дамиану. Что до моего питбуля, — она сказала это с нежностью, но горячо, — он был благороднее, добрее, терпеливее, вообще намного достойнее, чем большинство людей, которых я знаю. — Барбара передернула плечами и склонила голову набок. — Попробуй посмотреть на это так, Лиз: Дамиан — очень религиозное существо. Он посвятил себя целиком своему богу, он смиренно и с надеждой ждет от него даров. Ты должна понять, что его бог — ты, и никогда не забывать от этом. — Барбара улыбнулась, мягко и немного печально. — И как ты обращаешься со своей собакой, говорит о том, какой ты бог, не так ли? Мстительный? Помешанный на законе и повиновении? Бог любви? Тут есть о чем поразмыслить, правда? Хорошая собака неспособна предать, поэтому мы должны вести себя с ними разумно, ценить их. Но даже если мы к ним несправедливы, они все равно любят нас. Это религия. Если ты хочешь узнать что-нибудь о любви, отложи Библию и понаблюдай за хорошей собакой. Это человеческое «верую в Господа», многократно усиленное. Некоторые люди отрекаются от своей религии, когда дела идут плохо. А собаки заставляют нас стыдиться самих себя. Они терпят до конца. Ты думаешь, Дамиан когда-нибудь бы тебя бросил?

— Нет. Я знаю, что нет. Никогда. И по той же причине он никогда не нападет на Севилла, — добавила Элизабет больше для себя, чем для Барбары. — Он тоже его бог.

Барбара кивнула, вспомнив это имя.

— Да, и я бы не сказала, что он бог любви, а? Элизабет помотала головой, словно пытаясь стряхнуть злые чары.

— Я не знаю, что за проблемы у этого человека. Так странно слушать, что ты говоришь. Я никогда… Ну, никто из всех, кого я знаю, никто не любил собак. — Она отвернулась. — Я так виновата. Те собаки, в лаборатории моего отца — они и сейчас там. Они все умрут. Это кошмар. Однажды я зашла туда и видела одного пса — такой веселый, рыжий, похож на ретривера, он лежал в клетке и так дружелюбно смотрел на меня. Хотел, чтобы я подошла и поговорила с ним. Просто хотел услышать от меня пару слов, и мне было его так жалко, я смотрела на него, а потом они зашили ему внутрь еще одно собачье сердце, второе, чтобы посмотреть, сколько он протянет, и когда началось отторжение, он умер, так страшно, и я… — Элизабет замолчала. Рыжий ретривер стоял у нее перед глазами. Раскаяние огнем жгло ее, воспоминание потрясло ее, и она зажмурилась. Через минуту Элизабет открыла глаза и спросила: — Почему я решила, что Дамиан — особенный? Почему он, а не другие?

Барбара пристально смотрела на Элизабет. Ей была любопытна эта девушка, но вежливость не позволяла быть навязчивой.

— На этот вопрос нет ответа. Чем бы оно ни было, то же самое заставляет тебя любить одних людей, а не других. Люди и собаки — не слишком разные, на самом деле. Вспомни тех людей, которые тебе встречались: среди них было много замечательных, но разве все они стали твоими друзьями на всю жизнь? Многих ли ты любила? Ты каждый день видишь толпы людей — разве во всех них что-нибудь не так? Нет. Это лишь доказывает, что настоящая дружба — редкое чудо, будь то с человеком или с собакой. — Барбара встала, взглянула на пустую капельницу и вытащила трубку из вены Дамиана. — А вот почему некоторые люди смотрят на собаку и видят прекрасного друга, а другие — нет, — так это просто жизнь. — Она усмехнулась. — И между людьми то же самое. Сколько раз ты видела женатые пары и спрашивала себя: «И что она в нем только нашла?» Понимаешь, о чем я?

Элизабет вспомнила Севилла и Новак и тоже улыбнулась.

— О да.

Мне нужно проведать моих собак. Хочешь с ними познакомиться? Дамиан прекрасно побудет тут один.

— Конечно. — Элизабет потрепала Дамиана по холке, пообещав, что сейчас вернется, и поднялась следом за Барбарой. Но питбуль, едва увидев, что она уходит, заскулил и попробовал ползти следом. Элизабет бросилась на колени, обняла его, уверяя, что через пару минут снова будет здесь. Когда она встала, Дамиан беспокойно посмотрел на нее, но остался лежать. Несколько раз оглянувшись, Элизабет наконец вышла вслед за женщиной на улицу, навстречу бодрящему солнцу ранней осени.

Большой, акров в пятьдесят, участок тянулся от дома до небольшого холма. Между деревьями виднелся луг, и утренний свет пробивался сквозь ветви яблонь, елей и кленов, расцвечивая золотом траву под ногами. Элизабет заметила впереди отблеск воды — там был пруд. Слева, в огороде, между сухими кукурузными стеблями пестрели тыквы. К женщинам рванулись сразу три питбуля — натянув до упора поводки, издавая странное горловое клокотание. Они бешено виляли хвостами, пританцовывая от радости при виде людей.

— Ой, это питбули! Они не агрессивны? — спросила Элизабет.

— А Дамиан не агрессивен? — отозвалась через плечо Барбара. Затем добавила: — Разве они вообще выглядят приветливыми?

— Да нет… Но я всегда слышала…

Барбара развернулась и одарила ее уничтожающим взглядом.

— Не стану говорить тебе, что я всегда слышала о людях из Исследовательского центра.

Элизабет натянуто улыбнулась.

— Да, ты права.

Девушка с изумлением увидела, что ей собаки рады ничуть не меньше, чем хозяйке. Они изгибались, вертелись, вставали на задние лапы, махали хвостами и подпрыгивали, пытаясь дотянуться до нее так же, как до Барбары. — Посмотри-ка.

Барбара отвязала одного пса и вывела его из-за ограды. Придерживая его за ошейник, она приблизилась к чему-то похожему на вздернутый труп с болтающейся внизу веревкой. Собака взвизгнула от восторга и встала на задние лапы, чуть не придушив себя ошейником. Элизабет не поняла, что привело собаку в такой восторг. Внезапно Барбара отпустила ошейник, и собака стрелой помчалась к болтающейся веревке. Подпрыгнув футов на десять, она вцепилась в веревку и повисла в пяти футах от земли. На этом длинном канате пес раскачивался, вертя головой и шеей.

Элизабет от изумления вскрикнула. Барбара хохотала, а две собаки неистово лаяли, дожидаясь своей очереди.

— Что она делает? — Элизабет пришлось кричать, такой поднялся шум.

— Она же бульдог! — крикнула в ответ Барбара, словно это все и объясняло.

Одну за другой Барбара отпускала собак с привязи и позволяла им по несколько минут повисеть на веревке. Она постоянно говорила им: «Прекрасно!», «Умная собака!» и что они «отлично все делают». Когда гимнастика закончилась, она отвела их обратно, и собаки расслабились, вытянувшись на крышах своих домиков, а одна улеглась прямо в пластиковой ванночке около будки.

— Пойдем знакомиться, — позвала Барбара. — Вот эта полосатая — Триллер. Я не знаю ее родословной, мы ее спасли. Забрали из приюта для бродячих собак, там сказали, она якобы злобная. Питбуля оттуда просто так взять нельзя, это запрещено, так что я соврала им, что это моя собака, и заплатила штраф. Она ко всем ласкова и совсем не агрессивная. У нее нежная душа, она любит других животных, любит детей… Эта, — она показала на собаку в ванночке, — это Белтайн, красноносая рыжая, заметила? Очень породистая псина, энергичная, иногда простоватая, но хорошая.

Белтайн счастливо запыхтела из своей ванночки, вытянув задние лапы, как лягушка. У нее был очень красивый, ровный рыжий окрас, золотистые глаза и когти.

— А вот эта девушка — Кобра, видишь желтые змеиные глаза? Она еще совсем щенок, тоже красноносая рыжая. Моя девочка! Иди сюда, Кобра, иди, мы с тобой обнимемся.

Барбара гладила и расхваливала собак, потом налила им свежей воды и положила каждой по мослу размером с небольшую дыню.

— Извините, ребята, — сказала она своим домочадцам, — но у нас тут есть один питбуль, мы ему нужны. Увидимся позже.

Элизабет заметила, что каждая собака привязана в тени дерева.

Date: 2016-05-25; view: 271; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.005 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию