Либертаризм: хаиек и Нозик 2 page

Принцип критерия может исправить этот недостаток в случае, если он предписывает рассматривать определенные позиции (например, то­вары или владения) в зависимости от вклада каждого человека. Именно

таким образом производится распределение наград. Однако принцип критерия, по мнению Нозика, может вызывать возражения, ибо он пред­полагает некую идеальную историю, одновременно корректируя откло­нения и ошибки реального исторического процесса. Но для того, чтобы быть эффективным, он должен будет либо игнорировать, либо нарушать законность владения, поскольку могут быть и другие, вполне легальные пути приобретения собственности, помимо вводимых принципом критерия способов. Человек может получить некое владение в дар, ему может повезти и он получит крупный выигрыш — к этим случаям никакие критерии неприменимы. А поскольку собственник обладает правом поступать со своим владением как ему заблагорассудится, любой критерий может оказаться ограничением свободы. Из этого Но-зик делает вывод о нелегитимности такого подхода.

Тем самым, получает одобрение, по существу, только историческая справедливость, но не обремененная критериями. В сущности, это не что иное, как переформулирование Нозиком доктрины естественных прав. Наличие таких прав предотвращает легитимацию любого крите­рия при реализации целевой справедливости. Такой исторический, не обремененный критериями подход, Нозик называет теорией прав. Он выделяет в ней три основных компонента:

1. Принцип исходного приобретения владения: наша власть распро-

страняется на наше тело, его способности, благодаря этому мы овладеваем различными внешними объектами.

2. Принцип передачи владения: мы можем продать или иным спосо-

бом избавиться от того, что мы имеем.

3. Принцип коррекции: необходимо исправлять последствия неспра-

ведливых действий, например, в случае воровства или нелегитим­ного приобретения собственности.

Суть этой теории заключается в следующем: любое распределение владений, появляющееся в результате законных трансакций в отноше­нии легально приобретенных владений, само по себе является закон­ным, поэтому никакое вмешательство на основе справедливости недо­пустимо. Такое вмешательство, например, налогообложение богатых ради помощи бедным, несправедливо. Иными словами, речь идет о воз­вращении к чистой капиталистической экономике. Однако не к реаль­ной, а к идеальной модели. Дело в том, что такая система, очевидно, законна только в случае, если все владения приобретены легальным путем с самого начала. Именно здесь и начинаются неясности, ибо Но­зик нигде не определяет, что означает законный путь приобретения.

Разумеется, само время работает на легитимность. Люди с течением времени склонны забывать, что в основе множества больших состояний

лежит преступление, — идея, получившая фундаментальное обоснова­ние в «Капитале» Маркса.

Нозик также отнюдь не идеализирует историю капитализма. Более того, он считает, что любой шаг к созданию хорошо организованного общества неизбежно наталкивается на сопротивление существующей капиталистической системы, поскольку нынешние владения во многих случаях были обретены их владельцами несправедливым путем. Поэто­му, вполне естественно, что Нозик отказывается и от прагматической защиты «статус-кво», так как любая несправедливость, по его мнению, должна быть исправлена. Поэтому, когда Нозик говорит о капитализме, он имеет в виду прежде всего его идеальную модель.

КАПИТАЛИЗМ — экономическая система, которая основывается на концен­трации частной собственности на средства производства у относительно не­большого числа лиц, в которой существует большой класс лишенных собст­венности рабочих, работающих за заработную плату, и в которой производ­ство ведется, скорее, ради продажи и получения денег, нежели ради потреб­ления. Деньги, которые вкладываются собственниками производства с целью получения дохода, называются капиталом, а потому и сама система называ­ется капитализмом.

«Хорошо организованное общество» Нозика во многом гипотетич­но. Возможно, оно было бы реальным, если бы все люди начали участ­вовать в конкуренции одновременно в одном и том же месте и при рав­ных стартовых условиях. В действительности так не бывает, ибо люди изначально неодинаковы — одни более талантливы, другие менее. К тому же вмешиваются разного рода исторические случайности. Кроме того, весьма сомнителен все же и тезис о том, что бедные и некомпе­тентные должны рассчитывать только на милосердие более преуспе­вающих. Опыт стран «третьего мира» со всей очевидностью показыва­ет, что проблемы бедности и необразованности разрешимы только в ситуации, когда ими занимается государство, явно выходящее за преде­лы «минимального», причем если оно действует из прагматических, а отнюдь не только моральных соображений.

Кроме того, целый ряд моральных соображений также противоречит нозиковскому идеалу. Главное возражение связано с тем, что остается неясным, почему следует начинать именно с моральных прав индивида и при этом оставлять в стороне все другие моральные соображения?

Наиболее серьезные разногласия между либертаристами и Роулсом связаны с принципом дифференциации. В целом он рассматривается либертаристами как направленный на максимизацию преимуществ для тех, кто в силу собственной лени, бездарности или несчастливых жиз-

ненных обстоятельств оказался на «дне общества» за счет ущемления наиболее предприимчивой и талантливой его части. В частности, острая критика связана с непризнанным Роулсом понятием заслуг. Его дейст­вительно нет в роулсовском изложении теории справедливости, однако, по мнению некоторых исследователей, оно обязательно присутствует в интуитивистском рассмотрении проблемы распределения¹⁴. Действи­тельно, одной из наиболее серьезных проблем для Роулса является уза-конивание принципа дифференциации по отношению к наиболее та­лантливым и социально продуктивным членам общества. Дело не в том, что благополучные эгоисты не согласятся поделиться чем-то с бедны­ми. Проблема связана с необходимостью соответствия принципа интуи­тивным представлениям о том, как следует обращаться с более одарен­ными. Очевидно, что они также заслуживают справедливости, ибо их также нельзя рассматривать в утилитаристском ключе в качестве средств для обеспечения наименее преуспевающих. Но именно это, с либертаристской точки зрения, происходит у Роулса, ибо его принцип дифференциации требует, чтобы талантливые и трудолюбивые жертво­вали своими максимальными преимуществами ради других. Либерта-ризм предпочитает свободное соглашение сотрудничающих между со­бой людей, придающее более важное значение продуктивности, нежели абсолютному равенству в качестве основы для справедливого распреде­ления. Его сторонники предпочитают представить себе одну схему со­трудничества для более преуспевающих и талантливых, а другую — для менее одаренных, но очевидно, что наибольшие выгоды из сотрудничества извлечет последняя группа¹⁵.

С позиции «правых», Роулс идет даже дальше по пути эгалитаризма, нежели это сделал Маркс, который выдвинул лозунг будущего комму­нистического общества: «от каждого по способностям, каждому по по­требностям». Если Маркс все же признает различия, проистекающие из потребности, и выдвигает требование вклада в производство в соответ­ствии с максимумом способностей, Роулс вообще отказывается при­знать разнообразие потребностей и настаивает на максимизации пре­имуществ для наименее благополучной и, по-видимому, наименее про­дуктивной части общества, вовсе не предполагая, что эти люди попы­таются внести свой максимально доступный по их способностям вклад¹⁶.

Наконец, либертаристы ставят под сомнение справедливость рас­пределения только на основе абсолютизации положения наименее пре-

¹⁴ Sterba J. Justice as Desert // Social Theory and Practice 1974. Vol. 3. № 1. P. 101—116; Slote M. Desert, Consent and Justice // Philosophy and Public Affairs. 1974. Vol. 2. № 4. P. 323—347; Schaar J. Reflections inRawls' Theory of Justice.

¹⁵ Nozick R. Op. cit. P. 193—194.

¹⁶ Schaar J. Op. cit. P. 89.

успевающих. Роулс в целом признает, что требование жертв со стороны имущих ради некоторого улучшения положения людей, находящихся внизу социальной лестницы, противоречит интуиции. Но он полагает, что в реальности ситуация, в которой от них могут потребовать дейст­вительных жертв в соответствии с принципом дифференциации, не воз­никает¹⁷. Однако, по мнению «правых», именно такие ситуации и явля­ются наиболее типичными для американского общества — «средние классы» многих городов вынуждены нести слишком большое налоговое бремя во имя общего благосостояния и поддержания бедных. Причем именно «средние классы» как наиболее устойчивый элемент общества несут самое высокое бремя и ради богатых, и ради бедных, обеспечивая для одних благоприятную обстановку для извлечения прибылей и ли­шая других стимулов для поиска собственных источников существова­ния. Проблемы социального обеспечения обостряются в США и в связи с тем, что ни одна нация не стареет так быстро, как американцы в теку­щем столетии. Средний возраст граждан США составляет в настоящее время немногим более 32 лет и постоянно растет: согласно прогнозам демографов, к 2000 году он достигнет 35, а к 2003 г. — 40 лет¹⁸. В ре­зультате на одного работающего американца будет приходиться все больше людей старшего возраста, не занятых в общественном произ­водстве, со всеми вытекающими социально-экономическими последст­виями.

«Правые», таким образом, в целом уловили реальную опасность для страны со стороны «перегрузки» «средних слоев» и «средних возрас­тов», что, впрочем, не означает, что сделанные выводы из этой ситуации могут быть сочтены правильными.

Оппоненты Нозика критикуют его за слишком явную привержен­ность теории естественного состояния, находя ее слишком ограничи­вающей исследователя, ибо она закрывает доступ к информации, инте­ресам и целям, имеющим жизненно важное значение в ситуации поли­тического выбора. Поскольку «минимальное» государство возникает ненамеренно, стихийно, в результате сравнительно небольших обменов между гражданами, то невозможно сделать шаг назад и начать все сна­чала, предварительно проведя дискуссию, какой именно тип государст­ва будет наиболее предпочтительным. В каком-то смысле можно ска­зать, что Нозик, так же как и Роулс, помещает своих людей под «вуаль неведения», однако еще более ограничивая их представления, делая их политически невежественными.

Но дело в том, что намерение Нозика, как представляется, было про­тивоположным — он использовал теорию естественного состояния от-

¹⁷ Rawls J. A Theory of Justice. P. 157.

¹⁸ Aeron H.J., Bosworth B.P., Burtless G. Can America Afford to Grow Old? Washington: The Brookings Institution, 1989. P. 127.

нюдь не ради введения каких-то ограничений. Она была ему необходи­ма, прежде всего, в полемике с анархистами, утверждавшими, что даже «минимальное» государство нелегитимно, ибо обязательно предполага­ет нарушение чьих-то индивидуальных прав. Теория же «естественного состояния» помогает Нозику показать, что это отнюдь не обязательно именно так.

Таким образом, «естественное состояние» играет в теории Нозика весьма специфическую роль. Она отнюдь не сводится только к генезису «минимального» государства. Как мы уже показали выше, ограничения на пути концентрации большей власти у государства связаны с индиви­дуальными правами, а не с теорией естественного состояния. Наличие этих прав предполагает, что каждый человек должен в действительно­сти выразить согласие с созданием государства, выходящего за рамки «минимального». Однако это не означает, что «естественное состояние» вообще не создает проблем для теории Нозика как целого. Его ограни­чивающая роль связана, прежде всего, с проблемой применимости к данному конкретному случаю.

Историки политических идей, рассматривая естественное состояние в учении Локка, как правило, выдвигают два аргумента в противовес его взглядам: во-первых, люди никогда не находились в реальной исто­рии в состоянии такого типа, которое Локк описывал как естественное; во-вторых, даже если бы они оказались в таком состоянии, то это от­нюдь не означает, что из него смогло бы родиться государство именно в процессе заключения общественного договора. Нозик вообще уходит от этого вопроса, подчеркивая, что его гипотетическая история перехода от естественного состояния к гражданскому обществу не должна вос­приниматься как реальное описание происхождения существующих институтов или процессов, приводящих к их возникновению. Идея по­добной гипотетической реконструкции происхождения социального порядка заключается в том, чтобы показать, каким образом политиче­ская ассоциация может иметь легитимные основания своего появления, т.е. в соответствии с нозиковской теорией — обойтись без нарушения прав человека.

Это было необходимо Нозику, по-видимому, для того, чтобы пока­зать, почему легитимно появившиеся институты более предпочтитель­ны и имеют более высокую ценность по сравнению с теми, происхож­дение которых нелегитимно. Показать, что институт родился на закон­ных основаниях, значит, узаконить его дальнейшее существование.

Однако этот подход все же представляется несколько сомнитель­ным. Какими бы реалистическими ни выглядели на первый взгляд гипо­тетические рассуждения на эту тему, они все же, строго говоря, не яв­ляются достаточно основательным доказательством истинности нози-

ковского подхода. В сущности, Нозик проводит весьма простую мысль: если легитимное государство вообще существует, то это «минималь­ное» государство. Если в теории и существует возможность появления легитимного государства из естественного состояния, то все равно вста­ет вопрос — существовало ли естественное состояние когда-либо в дей­ствительности? Вся цепь доказательств рассыпается. Нозиковский под­ход представляется еще одним мифом, которых и так весьма много в поли­тической философии.

Однако, судя по всему, эти логические неувязки не столь уж сущест­венны для Нозика — его целью было представить группу идей и мето­дов, а отнюдь не всеобъемлющий политико-философский трактат, ана­логично Локку. Но тогда, коль скоро естественное состояние никогда не существовало и никогда не появится, а представляет собой искусствен­ную конструкцию, теория Нозика вообще не соответствует традициям политической философии. Проблема, в сущности, заключается в том, что, по-видимому, Нозик периодически забывает, что поставил перед собой весьма ограниченные задачи, полагая, что если каким-то образом удастся добиться распределения владений, которое в реальности могло бы оказаться справедливым (именно в этом случае он обращается к принципам Роулса, правда, в несколько откорректированном виде), то­гда правомерность «минимального» государства оправдывается¹⁹. Одна­ко даже гипотетически невозможно представить себе, каким образом может быть обеспечено справедливое распределение владений, обре­тенных и передаваемых другим владельцам, если только не допустить возможность, что все можно начать сначала.

Именно в этом заключается утопизм теории Нозика, ибо она практи­чески неприменима. Перераспределение всего и вся, как показала ре­альная жизнь, отнюдь не решает проблемы справедливости по отноше­нию ко всем.

Ради определения своей теории Нозик вынужден обращаться вновь и вновь к коррекции. «Если группа владений появилась правильным путем, то нет никаких аргументов для более экстенсивного государства, основанного на распределительной справедливости... — пишет Нозик. — Если же эти принципы нарушены, то в игру вступает принцип кор­рекции. По-видимому, лучше всего рассмотреть некоторые образцы принципов распределительной справедливости как грубые правила вла­сти, задуманные для приблизительного осуществления результатов применения принципа коррекции несправедливости... грубое правило власти для исправления несправедливости может быть следующим: ор­ганизовывать общество таким образом, чтобы максимизировать благосостояние наименее обеспеченной группы в обществе... Это очень

¹⁹NozickR. Op. cit. P. 251.

состояние наименее обеспеченной группы в обществе... Это очень сложные вопросы и должны быть всесторонне рассмотрены в связи с полной реализацией принципа коррекции... Хотя ввести социализм как наказание за грехи наши означало бы зайти слишком далеко, допущен­ные в прошлом несправедливости могли быть столь велики, что необ­ходимость в экстенсивном государстве на короткое время может пред­ставиться оправданной ради их исправления»²⁰.

Критикуя Нозика, Алан Браун высказывает в ответ на это утвержде­ние следующие соображения: если даже удастся создать корректирую­щие институты и они просуществуют достаточно долго, то постепенно вырабатывается привычка на них опираться, и с течением времени те­ряется всякое представление о том, кто чем изначально легитимно вла­дел. Установление постоянного перераспределения приводит к тому, что память об этом вообще утрачивается, а новая система основывается уже на согласии с теми институтами, которые этим распределением занимаются. Государство, превосходящее минимальный уровень, таким образом, само себя узаконивает на перманентной основе, ибо становит­ся необходимой частью института собственности²¹.

Поэтому раз возникшее перераспределительное государство уже не ставит вопрос о своем происхождении, он представляется несуществен­ным, неважным. Нозик отрицает государство, обладающее более широ­кими властными функциями, не в силу его происхождения, а в силу его постоянной потребности вмешиваться и нарушать права человека.

В результате акцентирование Нозиком принципа коррекции ставит под вопрос всю его теорию. Акт коррекции предполагает утилитарист­скую легитимацию прежде всего в силу условности самого исправи­тельного процесса. Если же собственность строится на условности, то естественное состояние у Нозика сразу же приобретает идеологизиро­ванное звучание.

Нозик полагает, что в силу несправедливого приобретения собст­венности нынешний владелец не будет иметь права на нее, или же этих прав крайне мало. Но совершенно очевидно, что некоторые люди, перед которыми будет поставлена проблема перераспределения, предпочтут сохранить «статус кво». Их логика проста: поскольку законность при­обретения собственности теряется во времени, то невозможно узнать достаточно достоверно, какую именно коррекцию и каким способом следует осуществить. В любом случае страдать будут невинные. Но Нозик полагает, что по отношению к наследникам будут совершены несправедливые акты, направленные по существу против их предков.

²⁰ Ibid. Р. 231.

²¹ Brown A. Modern Political Philosophy. Theories of Just Society. Harmondsworth: Penguin, 1988. P. 100.

Только утилитарист может остаться к этому равнодушным. Объектом коррекции, по Нозику, является передача людям того, что было бы их собственностью, если бы исходно, изначально господствовала справед­ливость.

Но из сказанного можно сделать вывод, что властный принцип кор­рекции, аналогичный принципу дифференциации у Роулса, обязательно затронет интересы и легитимных, и нелегитимных собственников. То­гда вполне разумно было бы сделать вывод о том, что коррекция пред­полагает процесс, нацеленный на максимизацию соблюдения индивиду­альных прав по отношению к собственности, однако допускающий на­меренное нарушение прав других людей. Но это весьма напоминает утилитаристскую концепцию прав, которую Нозик, обосновав свое ви­дение проблемы, отвергает как ограничительную²². Но тогда коррекция, даже в самой общей форме, принципа перераспределительной справед­ливости не может быть обеспечена в соответствии с нозиковской теори­ей.

Таким образом, исторический подход в теории естественного со­стояния не дает оснований для узаконивания правовой теории справед­ливости Нозика. С точки зрения Нозика, моральная философия, пони­маемая в достаточно узких рамках, ограничивает политическую фило­софию. Он полагает, что ответы на все важные вопросы должны исхо­дить из сферы морали, т.е. область прав рассматривается вне политики, а мораль — как нечто предшествующее любым политическим интерак­циям. Однако моральная теория создает свои собственные проблемы с точки зрения ее политических последствий. Эта внутренняя противоре­чивость еще более ясно проявляется при рассмотрении природы основ­ных прав человека.

Не меньше возражений либертаристы высказывают и в связи с пер­вым принципом справедливости Роулса, утверждающим, что свобода может быть ограничена только другой или большей свободой. Однако здесь возникает проблема в случае, если свободы приходят в противо­речие. Либертаристы, как правило, опираются на принцип вреда Дж.С.Милля, заключающегося в том, что свобода должна быть ограни­чена только, если необходимо предотвратить вред для других. Но этот случай Роулс не принимает во внимание. Впрочем, он упоминает есте­ственный долг не наносить вреда другим²³. Но естественный долг при­меним к индивидам, а отнюдь не к институтам, где собственно и дейст­вуют принципы справедливости. Следовательно, утверждает К.Харт, принцип справедливости и естественный долг не связаны друг с другом;

²²NozickR. Op. cit.P.28.

²³ Rawls J. A Theory of Justice. P. 114.

отсюда — трудность применения принципа свободы в конфликтных ситуациях²⁴.

В целом взгляды Роулса на свободу близки к взглядам Дж.С.Милля, и с этой точки зрения, как представляется, могли бы удовлетворить ли-бертаристов. Тем не менее, с либертаристской точки зрения первый принцип справедливости не вполне адекватен, поскольку, по их мне­нию, Роулс сам не принимает его всерьез в должной степени. В особен­ности их не устраивает положение, подтверждающее право контроля над личной собственностью после того, как достигнут определенный уровень материального благосостояния, что противоречит принципу свободы²⁵. В соответствии с либертаристскими воззрениями, право соб­ственности нарушается любой принудительной передачей легитимно приобретенных владений другим. Свобода собственности пуста без свободы ее передачи по желанию владельца, а именно это и уничтожа­ется с помощью принципа дифференциации. Тем самым ликвидируется и лексический приоритет первого принципа в целом. Либертаристы же верят, прежде всего, в приоритет свободы обеспечения богатства и дру­гих благ перед всеми другими свободами.

В современной политической теории Запада господствуют две кон­цепции прав — производная и фундаментальная. Примером первого подхода является утилитаризм, рассматривающий права в качестве вто­ричных по значению, соблюдаемых и гарантируемых лишь в том слу­чае, если они способствуют обеспечению пользы, т.е. общество, где права соблюдаются, обладает более высоким уровнем пользы. Истоки фундаменталистской концепции лежат в теории естественных прав. В теориях естественного права они занимают такое же место, как легаль­ные права в системе права (Закона). Они предопределяют законы и, в свою очередь, выводят права личности из них. Об этом, в частности, писал Локк. Под влиянием этой теории в либерально-демократических обществах выявилась тенденция рассматривать права как имманентную черту любого человека. Иными словами, основанием для наличия прав является сам факт принадлежности к роду человеческому, или наличие каких-то черт этого, например, свободной воли или рациональности. Эти права, в свою очередь, становятся основанием морали. Именно в этом смысл подхода Нозика. У него права выступают в качестве осно­вания одного аспекта морали — политического, т.е. принадлежат к об­ласти легитимно принудительного поведения.

В многолетних спорах между сторонниками деонтологического и телеологического подходов положение о правах, в сущности, играет ключевую роль. Суть их разногласий достаточно проста: теоретики те-

²⁴ Hart H.L.A. Rawls on Liberty and Its Priority // Reading Rawls. P. 240—242.

²⁵ Bowie N. Some Comments on Rawls's Theory of Justice // Social Theory and Practice. 1974. Vol. 3. № 1. P. 71.

леологического толка в целом предполагают, что действие, последствия которого будут наилучшими, считаются работающими во благо; деон-тологисты — утверждают, что люди могут предопределить правиль­ность действий, не принимая во внимание ценности последствий (нечто является правильным или неправильным вне зависимости от происхо­дящего). Тогда очевидно, что приписывание людям определенных прав есть версия деонтологического подхода. Ибо уважение прав не всегда ведет к благоприятным последствиям. Аналогично Роулсу, Нозик пола­гает, что любая телеологическая теория содержит в себе потенциал жертвования индивидуальными правами ради достижения цели. Поэто­му те теоретики, которые признают право индивида на свободу выбора, на индивидуальность, вообще отдельность, обнаруживают стремление к выдвижению на первый план именно проблемы прав.

Главная задача прав в деонтологической теории сводится к тому, чтобы гарантировать, что человеку не придется жертвовать чем-то ради некоего блага. Если же в этом благе заинтересован он сам, то они ис­ключают патернализм. Если же речь идет о всеобщем благе, тогда права исключают консенквентализм в целом. Таким образом, права входят в качестве важного ингредиента в размышления о возможных последст­виях консенквенталистских рассуждений.

Но для этого нужно знать, какое именно значение имеют права и по­чему они как бы перевешивают другие соображения. Наиболее очевид­но это в случае, когда речь идет о том, что индивидуальные права огра­ничивают действия. Действительно, в ситуации, когда достижение ка­кой-то цели или обеспечение блага предполагает жертвование чьими-то правами, то они очевидно должны приниматься во внимание, если цель или благо должны быть обеспечены легитимным путем. Менее убеди­тельным представляется утверждение, что права носят независимый характер, они неотчуждаемы от личности и обладают фундаментальным значением по отношению ко всему прочему и поэтому обладают осо­бым весом. Единственное исключение, которое допускает Нозик, за­ключается в том, что правами можно пожертвовать, если это позволит избежать вселенской катастрофы. Однако это утверждение весьма опасно, и в условиях постоянных упоминаний о возможной ядерной войне может нести в себе определенный тоталитарный потенциал. Та­ким образом, первый подход предполагает рассмотрение прав как неко­го абсолюта; второй — представляет собой некий компромисс между правами и консенквенталистскими соображениями.

Разъясняя свою позицию, Нозик приводит следующий пример: по­смотрим на наше тело. Оно полностью принадлежит человеку. Но с утилитаристской точки зрения, это можно рассматривать как косвенное утверждение, т.е. производное в моральном плане. Но тогда, скажем,

если какая-то часть тела может в какой-то иной сущности принести большую пользу, например, почка может быть трансплантирована дру­гому человеку от умирающего, то необходимо осуществить эту опера­цию. Это, очевидно, будет позитивный акт. Сходные основания Нозик пытается представить в своей теории прав: в таких ситуациях человек имеет право быть эгоистичным, даже аморальным. Позитивный вклад, предполагаемый утилитаризмом, остается на усмотрении человека, предлагается ситуация выбора или совести — ни государство, ни дру­гой человек не могут определять мораль индивида.

Таким образом, права ставят под вопрос саму легитимность государ­ства, делают нелегитимным любое перераспределение богатства ради большего блага, гарантируют свободу индивида при условии, что он также уважает права других.

Однако, оставляя свободу выбора за индивидом, и даже допуская, что в каких-то условиях это может привести к моральной катастрофе, Нозик тем самым делает шаг в сторону компромисса между деонтоло-гическим подходом к правам и телеологическим с точки зрения послед­ствий какого-либо действия. Такой компромисс, очевидно, не может быть стабильным.

Обратимся теперь к утверждению, что права следует рассматривать как независимые и неотчуждаемые от личности. Это один из аспектов тезиса, доказывающего, что права носят фундаментальный характер. Если права могут уменьшиться под давлением других, в том числе мо­ральных, соображений, то их деонтологическая роль подрывается. Но именно это и происходит сплошь и рядом в реальной практике полити­ческой жизни.

Право — отнюдь не особый тип морального утверждения, это лишь более сильная, чем другие, форма представления его. Называя нечто правом, человек тем самым утверждает прочные моральные основания для уважения и поддержки своей свободы в данном случае. Таким обра­зом, замыкается круг моральных рассуждений. Но это исключает фун­даментальный характер права.

Остается только сделать вывод, что нозиковский либертаризм все же достаточно уязвим при внимательном теоретическом анализе. Индиви­дуальные права, в сущности, не получают полноценного узаконивания. Иными словами, Нозик в конечном счете создал столь же искусствен­ную конструкцию, как и Роулс, впрочем, также содержащую известный позитивный потенциал.

Нарушение прав человека чаще всего становится наиболее типич­ным примером несправедливости. Неудивительно поэтому, что столь широко распространены попытки анализа справедливости чисто в пра­вовом плане. Справедливость в этом случае понимается в контексте уважения прав и предотвращения их нарушения. В соответствии с логи-

кой концепции справедливости, интерпретируемой как «каждому по делам его», в этом случае принцип звучит как «каждому по праву», причем разнообразные взгляды на справедливость предполагают и раз­личное содержание прав.

Права человека так же, как и справедливость, — вопросы права. В правовом государстве они не зависят от желания или дарования со сто­роны власть придержащих. Права генерируют обязанности со стороны других, которые соответственно в какой-то степени существуют благо­даря носителям прав.