Кто же тогда виноват?

Нередко приходится слышать, что современные дети вступают в переходный возраст всё раньше. Акселерация!

Впрочем, более внимательный взгляд позволяет обнаружить нередкую в наше время подделку. Ребенок вроде бы выглядит как подросток и даже порой ведет себя как подросток, но… Чего-то здесь не хватает, и мы это «что-то» чувствуем интуитивно.

Есть родители, которые относятся к детям 8–10 лет так, будто тем 13–14. Особенно это касается родителей девочек: маникюр, бюстгальтер, туфли на каблуке… Доходит до того, что попытка воспитательницы в детском саду или учительницы в начальной школе призвать слишком нетерпеливых родителей к порядку вызывает бурю негодования: как они смеют посягать на свободу моей доченьки!

Другие родители слишком рано отказываются от невозмутимой твердости, столь необходимой для воспитания в раннем возрасте; они забегают вперед, оправдываясь тем, что с подростком никакие педагогические приемы не работают и главное – сохранить с ним взаимопонимание.

Эти ренегаты – злейшие враги как детей, так и настоящих Родителей Подростков, которых легко опознать по следующим признакам:

– стоическому спокойствию перед телесными и психологическими метаморфозами, происходящими с чадом в 12–13 лет;

– тревоге за результаты выпускных экзаменов, вспыхивающей примерно через 17–18 лет после рождения чада.

Иначе говоря, Родитель превращается в Родителя Подростка в тот момент, когда сам ребенок физически превращается в мужчину или женщину – со всеми вытекающими последствиями, а именно:

– стремлением к поиску другого (мужчины или женщины);

– с которым (которой) он однажды покинет родительский дом, чтобы зажить независимой взрослой жизнью и даже в свою очередь стать родителем.

Это если все идет хорошо – то есть в большинстве случаев.

Однако примириться с таким положением дел РП непросто, особенно попервоначалу. Украшения взрослого – мудрость и зрелость, но что они такое перед сиянием, свежестью, воодушевлением и гибкостью юношества: ведь каждая клеточка тела сулит молодому существу неслыханные радости жизни.

Отрочество является главным переходным периодом жизни, в свою очередь подразделяющимся на два этапа:

– первый начинается в 11–12 лет и совпадает с половым созреванием, без которого ребенок не может стать подростком. В организме включаются сексуальные механизмы, что влечет за собой физические и, что не менее важно, психологические изменения. Поиск себя и самоутверждение в качестве взрослой личности сопровождаются отрицанием норм и правил, отстаиванием независимости и обострением (временным) семейных и школьных конфликтов;

– второй этап начинается в 16–17 лет и знаменует конец отрочества. Личность подростка практически сформировалась, и теперь происходит ее консолидация. Капитальные изменения завершились, отношения с семьей нормализовались и установилось долгожданное равновесие.

Телесные испытания

Как правило, Родитель догадывается, что стал РП, но на протяжении некоторого времени не отдает себе в этом отчета. Потом наступает день, когда ребенок (который больше не ребенок, но остается вашим ребенком), чуть смущаясь, просит вас не разгуливать по квартире в одном белье. «Ты не мог (могла) бы что-нибудь на себя набросить?» – слышите вы от него.

Изумленный РП не сразу понимает, что случилось: может, это месть чада за то, что его не отпустили на вечеринку с друзьями?

Иногда РП притворяется, что не расслышал (см. «Нарушение слуха»).

Или бежит покупать абонемент в тренажерный зал, чтобы привести свои телеса в соответствие…

Обычно проявления стыдливости у подростка совпадают по времени с физической перестройкой его тела. Он (она) категорически не желает показываться родителям в обнаженном виде и решения своего не изменит уже никогда.

У девочек эти метаморфозы происходят раньше, потому что в отношении полового созревания они опережают мальчиков. Кроме того, у девочек телесные превращения гораздо заметнее: они в прямом смысле обретают новые формы – не зря же говоря о женском теле, мы часто используем именно это слово. Другое дело – мальчики. Они вытягиваются в длину или раздаются в ширину, но в общем и целом остаются похожими на себя прежних. Маленький мальчик – это маленький мужчина, чего не скажешь о маленькой девочке (потуги некоторых взрослых навязать девочкам «женскую чувственность» обречены на провал).

Озабоченный своей новой ролью РП не понимает, как важен для чада его благожелательный взгляд: он служит ему своего рода «добрым зеркалом» и помогает поверить в себя и свои силы.

В отрочестве представление о себе, сложившееся в детстве, перестает соответствовать реальности: иными словами, картина, которую подросток видит в зеркале, не совпадает с образом, существующим у него в голове.

Представление о себе складывается в том числе под влиянием взглядов, которые окружающие бросают на новое тело подростка, и суждений, которые они при этом высказывают. Вот почему подросток так зависим от своего окружения: родителей, взрослых родственников и товарищей.

Еще далеко не старый РП, вынужденный теперь покидать свою комнату исключительно в плотно запахнутом халате, стучаться в комнату своего повзрослевшего чада, а также терпеливо дожидаться своей очереди перед запертой ванной комнатой (см. «Повседневная жизнь»), волей-неволей начинает видеть мир в мрачном свете.

Он уже не помнит, что и сам в том же возрасте обвинял (несправедливо) собственных «предков» во всех смертных грехах, а завидев одного из них на улице, спешил перейти на другую сторону.

Он помнит только свои юношеские мечты.

Он озабочен тем, что происходит сейчас.

Он думает, что, может быть, еще не поздно…

Он стал уставать и рано ложится спать.

По утрам на работе он далеко не в лучшей форме.

Чтобы не сломаться, он принимает амфетамины.

Он понимает, что ведет себя глупо.

Подросток тоже это понимает.

РП уже не знает, каким богам молиться.

От безысходности он может впасть в мистицизм.

Или в лихорадочное состояние.

Или в сентиментальность.

Или в экзистенциализм.

Он чувствует себя неуверенно, он нуждается в любви и поддержке своего драгоценного чада, которому теперь не до него: ведь ему надо радоваться жизни, очаровывать, мечтать, открывать для себя Ницше, танцевать, любить… А учеба? Ну, это не главное…

Так что на чадо рассчитывать не приходится.

А поцеловать?

Поцеловать перед сном, поцеловать утром, погладить, чтобы утешить, обнять просто так, посадить на коленки, сидя перед телевизором… Всё, с этим покончено!

В ситуации эмоционального отчуждения РП (в особенности если его собственная жизнь не богата нежностью) понятия не имеет, что делать со своими чувствами к подростку, который презирает «телячьи нежности», потому что он «уже не маленький».

Впрочем, он подозревает, что нежность чада никуда не делась – она просто сменила направление: с родителей на друзей.

Впав в уныние, РП делает неправильные выводы: перепутав любовь, нежность и близость, он начинает думать, что чадо его больше не любит.

Некоторых родителей настолько захлестывает обида, что они способны отвернуться от подростка, когда он обращается к ним за помощью. Растерянность мешает РП понять, что поведение подростка абсолютно нормально и свидетельствует о его психическом здоровье и высокой степени доверия к родителям.

Задетый до глубины души, РП убеждает сам себя, что он больше не нужен собственному ребенку, который только бессовестно его использует.

РП склонен забывать, что подросток – это оперившийся птенец; он уже вылетает из гнезда, но возвращается, стоит ему замерзнуть, или проголодаться, или пораниться… Пока что…

Конечно, это совсем не легко – искренне радоваться своей роли хранителя опустевшего гнезда и терпеливо ждать, когда появится птенец, чтобы перевязать ему раны и снова выпустить на волю.

Впрочем, все это не ново. Вспомните, каким было чадо в детстве…

Чтобы измерить всю глубину смятения Родителя Подростка, попробуем мысленно вернуться назад, в те времена, когда чаду было два-три года.

То веселый, то капризный, движимый неуемным любопытством и пытающийся отстаивать свою только что открытую независимость, он категорично заявлял: «Я уже большой!» и тут же бежал к вам за утешением. Он каждый день бесстрашно пускался исследовать окружающий мир (при условии, что мама-папа где-то рядом); нехотя соглашался признать существование защитных границ, обозначенных родителями; вдруг осознавал, что на свете есть мальчики и девочки; не желал убирать игрушки и в положенное время отправляться в постель… Он был деспотом – обворожительным деспотом – и жил с убеждением, что мир существует для него.