РАЗДЕЛ 9. Война и классовая дифференциация 5 page

Население лесостепной Скифии, отмечает П.П. Толочко, было местным, очевидно славянского происхождения, развивавшееся в данном регионе еще с прежних исторических эпох. Что же касается степной Скифии, то здесь доминировали “царские скифы”, родина которых, по сообщениям Диодора Сицилийского (I в. до н.э.), находилась около реки Аракс (Сыр-Дарья либо Аму-Дарья).

По мнению П.П. Толочко, не выдержала испытание временем точка зрения В.П. Петрова о наличии скифской империи с центром на Украине, границы которой якобы простирались от Подунавья до бассейна реки Обь [16, с. 232–233].

В конце XIX – начале XX в. был высказан целый ряд взаимно исключающих друг друга предположений о монгольском, славянском и иранском происхождении скифов. В настоящее время среди ученых преобладает взгляд о принадлежности скифского языка к так называемой североиранской группе языков [19, т. II, с. 149–150].

Известный иранист В.И. Абаев выявил целый ряд североирано-европейских (скифо-европейских) языковых схождений и отметил параллели в области мифологии, свидетельствующие о бесспорном контакте древних иранцев Юго-Восточной Европы с еще нерасчлененными европейскими племенами. В связи с этим, замечает исследователь, нужно признать, что древнеевропейская языковая общность, куда входили славяне, германцы, кельты и италики (по В.И. Абаеву, и тохары), является исторической реальностью.

Рассматривая общие закономерности развития различных языков народов мира, Ф. Ратцель отмечал, что “орудия речи, звуки и сопровождающие их жесты весьма сходны между собой на всем земном шаре, и, даже по внутреннему строению, языки не далеко расходятся друг от друга....Язык – един в своем корне, глубоко проникающем в душу человека, он разделяется только на многие, весьма различные ветви.

Язык, прежде всего, оказывается всегда предварительным условием всякой культурной работы человечества. Его можно назвать первым и важнейшим, даже исключительным орудием человека. Но он также изменчив, как и орудие. Языки – индивидуальное создание народов и их наиболее непосредственное умственное выражение...” [10, с. 30].

2.2. ГРЕЧЕСКИЕ ГОРОДА-ГОСУДАРСТВА ПРИЧЕРНОМОРЬЯ

Значительный интерес вызывает то, что в рассматриваемый период – в VII–III в. до н.э. – в Причерноморье происходил интенсивный этнический контакт славянства как с восточным цивилизационным началом в лице “царских скифов”, так и с западным, в лице античной культуры Греции, во всей полноте представленной городами-государствами либо рабовладельческими государствами данного региона, населенных колонистами-греками.

Начало железного века совпало у племен юга Восточной Европы с установлением оживленных торговых сношений с греческими рабовладельческими городами-государствами. Вначале на побережье Черного моря, в местах, где было удобно и безопасно установить связи и организовать обмен с местными племенами, возникают торговые фактории (эмпории). Так, в конце VII в. до н.э. было основано греческое поселение на о. Березань у входа в Буго-Днепровский лиман. Находки импортных вещей VII–VI вв. до н.э. в бассейне Дона (в древности греки называли его Танаисом) и Донца (Сиргис) свидетельствуют о том, что население этой территории также в очень раннюю эпоху установило торговые сношения с греческими купцами. Одна из торговых факторий возникла, по-видимому, уже в VI в. до н.э. на берегу моря у современного Таганрога, где было найдено большое количество архаической греческой керамики [20, с. 138].

В начале колонизации греки называли Черное море “Понт Аксинский”, т.е. “Негостеприимное море”. Позже оно получило название “Понт Евксинский”, т.е. “Гостеприимное море”. Эти греческие названия возникли, по-видимому, от искажения и переосмысления греками более древнего названия “Черное море”. Местные ираноязычные племена называли море “Ашхаейна”, т.е. “темное” или “мрачное”. Диаметральное изменение обозначения Черного моря характеризует динамику параметров взаимоотношения местного населения с греческими колонистами, формы их контактов [109, с. 116–117].

Когда взаимоотношения с местными племенами были налажены, около удобных гаваней стали вырастать крупные греческие города-государства (полисы). В западной части Северного Причерноморья большую роль играла Ольвия – город, расположенный на правом берегу р. Буга (в древности – Гипанис). В Крыму около нынешнего Севастополя был расположен Херсонес Таврический. На месте теперешней Керчи, на берегу Керченского пролива, который греки называли Боспором Киммерийским, возник город Пантикапей. Это была столица Боспорского царства, большого государства, объединявшего ряд греческих городов по обоим берегам пролива и подчинившего своей власти некоторые племена Прикубанья и Приазовья. Говоря о греческой колонизации Северного Причерноморья, следует иметь в виду, что возникавшие здесь города по составу жителей с самого начала не были чисто греческими. В них жило и местное туземное население, оказывавшее значительное влияние на культуру, а в ряде случаев – и на политическую жизнь города. Во второй половине I тысячелетия до н.э. и в первых веках нашей эры с племенами, жившими по берегам Дона (Танаиса) и Донца (Сиргиса), тесные экономические связи поддерживали жители поселений, расположенных в устье Дона [20, с. 138–139].

На скифской культуре, безусловно, сказалось влияние близкого соседства и постоянного общения с греками. Было бы, однако, ошибочным переоценивать это влияние. Оно коснулось главным образом скифской знати, теснее других слоев скифского общества связанной торговыми узами с прибрежными городами-колониями. Племена, жившие в непосредственной близости к этим городам, также испытывали на себе более заметное воздействие греческого культурного уклада, чем племена, населявшие отдаленные от них территории. Следует также подчеркнуть, что и сами греческие поселенцы оказались под заметным воздействием местной культуры. Явления ассимиляции и синкретизма были весьма характерны для исторической жизни северочерноморских городов-колоний [19, т. II, с. 151].

Еще на рубеже V и IV вв. до н.э. на берегу одного из рукавов в дельте р. Дона (Танаиса), у нынешней станицы Елисаветовской, возникает поселение, которое в IV–III вв. до н.э. представляло собой крупный греко-скифский торговый город. Однако обмеление русла реки в этом месте создало ряд затруднений для торгового судоходства, и поселение у станицы Елисаветовской было заброшено. Во второй половине III в. до н.э. недалеко от него, на берегу другого рукава Дона, у нынешнего с. Недвиговки, возник новый город. Этот город, как и река, на берегу которой он расположен, назывался Танаис. Существовал Танаис как важный, преимущественно торговый центр до III века н.э. При археологических раскопках в 1955–1957 гг. на территории древнего Танаиса были найдены остатки домов с большими подвалами. В этих подвалах торговцы хранили сотни амфор с вином и другие продукты. О занятиях населения торговлей свидетельствуют также такие находки, как чашечка весов, гиря и монеты. Археологические данные полностью совпадают со сведениями письменных источников. Крупнейший античный географ Страбон писал в I веке до н.э., что здесь было “самое большое место у варваров после Пантикапея”.

В оживленной торговле были заинтересованы не только греческие купцы, но и родоплеменная верхушка местного населения. Получавшийся в связи с развитием производства прибавочный продукт сосредоточивался разными путями в руках родовой и племенной аристократии – у вождей, жрецов и военачальников. Эта родоплеменная верхушка старалась получить у греков красивые ткани, вино, оливковое масло, художественную глиняную и металлическую посуду и др. В обмен на эти вещи греки получали такие местные продукты, как хлеб, рыбу, кожи, мед, воск, а также рабов [105, 106].

Почти полное отсутствие находок греческих монет на территории большинства местных племен свидетельствует о том, что обмен в основном был еще натуральным [20, с.139].

Учитывая, что наибольший интерес для греков-колонистов представляли зерновые, дефицит которых в Греции был весьма существенным, во многом предопределивший колонизацию как Крыма, так и некоторых регионов Малой Азии и даже Италии, то это обуславливает этнические контакты греков преимущественно с местным славянским населением Причерноморья, влияние античной цивилизации, культуры на формирование этнохарактерных особенностей славянства.

2.3. СКИФЫ-ЗЕМЛЕДЕЛЬЦЫ И СКИФЫ-КОЧЕВНИКИ:

ОТЛИЧИЕ И ОБЩНОСТЬ

Скифы-земледельцы и скифы-кочевники отличались многими элементами социально-хозяйственного устройства, навыков, обычаев, нравов. Скифы-кочевники жили в кибитках или в войлочных переносных юртах. Глиняные модели скифских кибиток были найдены при раскопках, а изображение скифских юрт – в одном из склепов Керчи. Следов от поселений скифов-кочевников не сохранилось. Зато археологам известны неукрепленные поселения земледельческих племен скифов, особенно в окрестностях Ольвии и по нижнему течению Днепра.

Геродот заметил, что у скифов не было укрепленных поселений. И действительно, первое значительное укрепленное городище у них появилось только в конце V в. до н.э., т.е. позже того времени, когда Геродот путешествовал по земле скифов. Скифы-скотоводы разводили главным образом лошадей и крупный рогатый скот, а также овец. Корм для скота не заготавливали и поэтому на одном месте задерживались лишь до тех пор, пока хватало травы.

Псевдо-Гиппократ, описывая быт скифов-кочевников, отмечал: “У них нет домов, а живут они в кибитках, из которых наименьшие бывают четырехколесные, а другие – шестиколесные; они кругом закрыты войлоками и устроены подобно домам, одни с двумя, другие с тремя отделениями; они непроницаемы ни для воды, ни для снега, ни для ветров. В эти повозки запрягают по две и по три пары безрогих волов” [20, с.149].

Археологические данные подтверждают, что лишь с конца V в. до н.э. в некоторых местах степной Скифии возникают укрепленные поселения. Наиболее крупным из них было Каменское городище на левом берегу Днепра, близ современного Никополя. Оно занимало площадь около 12 кв.км. Здесь с конца V и до III в. до н.э. жило много ремесленников и, возможно, находилась ставка скифского царя [20, с.149].

На Каменском городище были найдены не только глиняные, но и свинцовые пряслица, а также железные иглы и отпечатки на глиняной посуде разных типов тканей – от шерстяных тканей и холста до грубого рядна. Здесь же нашли такой инструмент, как медный вязальный крючок.

Скифские кочевья располагались обычно в пойме, там где были пастбища с хорошей травой и удобными водопоями. Местами таких стоянок на Донце были окрестности села Петровского недалеко от впадения р. Береки в Донец и окрестности с. Райгородки вблизи впадения в Донец реки Сухого Торца. Здесь были найдены наконечники скифских стрел, части конской сбруи [20, с.150–151].

Привозная керамика, встречающаяся на скифских поселениях и в погребениях, представлена дорогой чернолаковой греческой посудой и амфорами, в которых привозили из античных городов главным образом виноградное вино [112, с. 37–55]. Судя по обилию обломков амфорной тары, вино ввозилось в довольно большом количестве. В отличие от греков, которые пили вино, разбавленное водой, скифы пили его неразбавленным. У греков даже возникало специальное выражение “подскифь”, что означало “добавь чистого вина” [20, с. 156–158].

2.4. ВОИНСКОЕ ИСКУССТВО СКИФОВ

Скифы славились в древнем мире как умелые, храбрые воины; они имели очень хорошее для того времени вооружение. Основным наступательным оружием дальнего боя был лук со стрелами. Он делался из нескольких кусков упругого дерева и по форме напоминал букву М. Дошедшая до нас ольвийская надпись повествовала о том, что во время соревнований Анаксагор, сын Димагора, метнул стрелу на 282 оргии (т.е. более чем на 520 м). Наконечники стрел изготовлялись обычно из бронзы, реже из железа или кости [20, с.158].

Стрел скифский воин носил с собой довольно много, иногда более трехсот. Все остальное наступательное оружие скифов (дротики, копья, мечи, кинжалы, боевые топоры) делались из железа. Метательные копья – дротики с длинной железной втулкой и копье с массивным наконечником, предназначенное для рукопашной схватки, были очень важным оружием скифского воина.

В качестве оружия ближнего боя скифы использовали (короткий – 50–70 см) меч – акинак или кинжал. Мечи имели обоюдоострый клинок. Рукоятка отделена от клинка сердцевидным или треугольным перекрестием – или перекрестием, напоминающим по форме крылья бабочки. Кинжалы по форме были похожи на мечи и отличались от последних лишь меньшей величиной (длина 20–40 см). Боевые топоры в археологических памятниках степной Скифии встречались редко [20, с.159–160].

Основным видом защитного вооружения скифского воина был щит, сделанный из дерева, кожи, переплетенных прутьев или ремней. В какой-то мере защитную роль играли также металлические бляшки, нашитые на пояс, кафтан и штаны.

Представители скифской знати имели в качестве защитного вооружения бронзовые шлемы местного или греческого типа, панцирь из железных или медных пластинок, прикрепленных к кожаной рубашке, бронзовые пластинчатые поножи. Скифское войско состояло из ополчения рядовых членов общины и дружинников, были при этом конные и пешие воины, но конница играла главную роль [20, с.161].

2.5. БЫТ СКИФОВ

Быт скифской знати в ходе развития торговых отношений с греками все более терял патриархальную простоту, все более эллинизировался. Об этом убедительно свидетельствуют многочисленные находки в скифских курганах произведений греческих ювелиров и гончаров, греческой чернолаковой посуды и других предметов роскоши. Отдельные представители верхушки скифского общества даже селились в греческих городах, перенимали греческие обычаи и религию [20, с.174].

В источниках получили некоторое отражение те социальные противоречия, которые нарастали в скифском обществе и принимали иногда форму борьбы за старые патриархальные обычаи, за традиционную религию. Так выстрелом из лука был убит скифский мудрец Анахарсис, который много путешествовал и жил в Греции, а затем, вернувшись на родину, пытался и здесь выполнять обряды греческого религиозного культа.

Подобная судьба постигла и скифского царя Скила, который владел греческим языком, письменностью и не любил скифского образа жизни. В Ольвии у него был роскошный дом, вокруг которого стояли беломраморные сфинксы и грифы. Здесь Скил жил по греческим обычаям, носил греческую одежду и даже был посвящен в таинства Диониса-Вакха. Участие царя в вакханалиях – празднествах в честь бога вина Диониса-Вакха – особенно возмутило скифские массы и послужило поводом для открытого выступления. Как сообщает Геродот, скифы взбунтовались против Скила, лишили его царской власти и передали ее брату Скила Октамасаду. Скил пытался спастись бегством во Фракию, но был выдан фракийским царем и убит [21, т. IV, с.76–80].

Однако отдельные стихийные выступления не могли остановить общего процесса разложения родоплеменного общества скифов и его эллинизации. Власть “царя” – верховного вождя скифского племенного союза – все более усиливалась. Ее укреплению способствовала наследственность царской власти, которая существовала уже в VII в. до н.э. Складывались легенды, доказывавшие божественное происхождение царей.

Неудачное вторжение войск персидского царя Дария I в 514 г. на территорию Скифии не ослабило скифского племенного союза. Наоборот, общая опасность и совместная борьба против иноземных захватчиков еще более сплотили скифские племена.

2.6. РЕЛИГИЯ СКИФОВ

Как отмечал в своих работах Джамбаттисто Вико, профессор университета в Неаполе, визитными картами этносов является то, что все они имеют какую-нибудь религию, все они заключают торжественные браки, все они погребают своих покойников. Развивая данные положения Ш. Эйзенштадт отмечал, что одним из наиболее полных проявлений харизматического измерения общественного бытия является создание образца культурного и социального порядка, связанного с представлением о “священном”. В социальном плане харизматическое начало оформляет границы личной и коллективной идентичности, создание социальных центров и общественных институтов. Вместе с тем признание харизматических основ сопровождается жесткими ограничениями на личностное начало [2, с. 103–104].

От Геродота в основном известна и религия скифов. Характерные ее черты – отсутствие храмов и особой касты жрецов, отсутствие антропоморфных изображений богов. Олицетворением, например, наиболее почитаемого у скифов бога войны был воткнутый в землю железный меч, перед которым приносились жертвы. Характер погребального ритуала свидетельствует о том, что у скифов существовала вера в загробную жизнь. Попытка Геродота, перечисляющего по именам скифские божества, перевести их на язык греческого пантеона не может быть признана удачной. Видимо, религия скифов была настолько своеобразна, что не могла найти себе прямых параллелей в религиозных представлениях греков [19, т. II, с. 150].

Геродот ярко и красочно описал обряд похорон вождей царских скифов. Кладбище скифских царей, по Геродоту, находилось в местности Геррос, где-то в районе днепровских порогов. После смерти царя в этой местности рыли большую четырехугольную могилу. Покойника бальзамировали: извлекали внутренности, заполняли пустоты ароматическими травами и намазывали труп воском. Затем на траурной колеснице покойника возили по всем подвластным племенам. Скифы в знак траура отрезали себе часть уха, расцарапывали рот и нос, протыкали стрелами левую руку.

После этого царя хоронили. Скифы верили в загробную жизнь, поэтому вместе с царем хоронили одну из его жен, виночерпия, повара, конюха, слугу, вестника, коней, отборный скот и зарывали золотые сосуды. Над могилой насыпали курган, стараясь сделать его как можно выше. Через год вокруг кургана расставляли 50 чучел из княжеских коней и прикрепляли к ним убитых слуг.

Когда умирал рядовой скиф, то покойника везли лишь к родственникам и друзьям. Каждый из них устраивал поминки. Этот обряд длился 40 дней, после чего происходили похороны.

И поныне на обоих берегах Днепра, недалеко от города Никополя, возвышаются знаменитые царские курганы скифов. Наиболее известные из них Чертомлык, Солоха и Мелитопольский. Этими погребениями уже давно заинтересовались археологи. Раскопки курганов скифских поселений не только подтвердили многое из рассказанного Геродотом, но и существенно дополнили письменные источники. Большинство царских скифских курганов относится к IV–III вв. до н.э. – периоду наибольшего экономического и политического могущества скифов.

Большие скифские курганы поражают богатством своего погребального инвентаря. Наряду с местными вещами, в курганах постоянно встречаются и художественные изделия работы греческих, нередко первоклассных, мастеров. Это наглядно свидетельствует о тесных связях племенной знати с греческими городами-колониями. С другой стороны, роскошные погребения племенных вождей – “царей”, как их называют греческие писатели, и племенной знати составляют резкий контраст с рядовыми скифскими погребениями, часто лишенными почти всякого инвентаря. Процесс социально-имущественного расслоения в скифском обществе зашел довольно далеко. Свою роль в этом сыграли торговля с греками и постоянные военные столкновения между племенами, которые сопровождались захватом военной добычи и пленных. Однако последние, по-видимому, большей частью перепродавались при посредничестве греческих купцов за пределы страны [19, т. II, с. 148].

2.7. ГОСУДАРСТВЕННОСТЬ СКИФОВ

По вопросу о том, когда у скифов окончательно оформилось государство и что оно собой представляло, высказывались различные мнения.

Существует гипотеза, что уже в IV в. до н.э. царство Атея представляет собой первое скифское рабовладельческое государство, в котором наряду с эксплуатацией богатыми обедневших рядовых общинников применялся труд рабов, находившихся, по-видимому, на таком же положении, как илоты в Спарте.

Политическим центром и центром металлургического производства степного скифского царства было Каменское городище. Здесь, внутри территории, защищенной крутыми берегами рек и земляными валами, обнаружены различные жилые и хозяйственные постройки. Жилища были в виде землянок и домов, стены которых устраивались из вертикально врытых в землю бревен или из плетневого каркаса, обмазанного глиной. Внутри жилищ помещался глинобитный очаг. В особо укрепленной аристократической части города – на акрополе – найдены остатки разрушенных каменных зданий.

Большой интерес представляют обнаруженные на Каменском городище остатки жилищ и производственных помещений скифских ремесленников. Шлаки, крицы, обломки тиглей и сопел свидетельствуют о местном железоплавильном и меднолитейном производстве. Раскопки на этом городище впервые познакомили археологов с обширным набором различных инструментов скифских ремесленников [20, с. 160–181].

На основании данных, сообщаемых “отцом истории” Геродотом, ряд ученых, в их числе и Б.А. Рыбаков, высказали гипотезу о том, что социальный строй среднеднепровских славян еще за полторы тысячи лет до Киевской Руси оказался на пороге государственности. Об этом говорят не только упоминания сколотских “царств” и “царей” Геродотом, но и всаднические черты погребенных воинов и огромные “царские” курганы на Киевщине, и импортная роскошь славянской знати [12, с. 27].

Эволюционно-поступательное развитие славянства на пути становления государственности характерно тем, что она происходила в симбиозе не только со скифами, но и под влиянием античных традиций греков-колонистов, при их коллективном участии формировалась своеобразная зачаточная форма конфедеративного устройства с чертами потестарной государственности. Однако в III веке до нашей эры скифская держава пала под натиском более примитивных иранских кочевых племен сарматов. Скифы оказались разрезанными надвое потоком новых кочевников: часть их ушла на юг, в Крым, а часть отодвинулась к северу, в лесостепь, где была ассимилирована славянами.

2.8. ПРОИСХОЖДЕНИЕ И ОБЩЕСТВЕННОЕ УСТРОЙСТВО САРМАТОВ

Территория, населенная скифами, согласно Геродоту, простиралась на востоке только до Дона. За Доном, в нижневолжских и приуральских степях, жили уже не скифы, а родственные им, близкие по культуре и языку кочевые скотоводческие племена савроматов, или сарматов, как их стали называть позже. Соседями савроматов с юга были племена, называемые собирательным именем меотов. Они населяли территорию вдоль восточного берега Азовского моря, а также Таманский полуостров и часть Прикубанья.

Все античные писатели в своих рассказах о савроматах единодушно отмечают необычное положение у них женщин. Геродот приводит древнее сказание о происхождении савроматов от мифических амазонок, вступивших в браки со скифскими юношами. Этим он объясняет обычаи савроматских женщин ездить верхом, носить мужскую одежду, участвовать в войнах и т.п. В приписываемом Гиппократу медицинском трактате сообщается, что савроматки “...остаются в девушках, пока не убьют троих врагов”, а греческий историк IV в. до н.э. Эфор прибавляет к этому, что савроматские мужчины “повинуются во всем своим женам, как госпожам”. Это прочно вошедшее в античную этнографическую традицию представление об особой роли женщин у савроматов, имеет под собой реальную историческую почву, связанную с наличием у них значительных пережитков матриархата.

На территории савроматов были обнаружены комплексы погребений, центральное место в которых занимают погребения женщин. Они выделяются подчеркнутой торжественностью погребального обряда. Наряду с обычными для погребального инвентаря вещами, в них находят оружие и каменные блюда культового назначения, следы человеческих и конских жертвоприношений, свидетельствующие о том, что погребенные женщины были не только родоначальницами и воинами, но и жрицами. Только постепенно в савроматском погребальном обряде мужчины-воины по оснащенности ритуальными принадлежностями стали уподобляться женщинам, чтобы в дальнейшем оттеснить их на второй план. У савроматов, таким образом, дольше, чем у других северочерноморских племен, сохраняли свое значение пережитки матриархата [19, т. II, с. 151–152].

2.9. СЛАВЯНЕ И САРМАТЫ

Новые обитатели степей – сарматы – вели себя совсем иначе, чем скифы: если со скифами на протяжении пятисот лет славяне более или менее мирно соседствовали и нет данных о серьезных враждебных действиях, то сарматы вели себя агрессивно. Они перерезали торговые пути, громили греческие города, нападали на славян и отодвинули зону их земледельческих поселков к северу. Археологически славяне сарматского времени характеризуются зарубинецкой культурой III века до нашей эры, культурой довольно примитивной, вполне первобытной. Географически она охватывает не только Среднее Поднепровье, но и более северные области в лесной зоне, колонизированные славянами. Деградация культуры славян, уровня их социально-экономического развития была обусловлена столкновением с более примитивным по уровню развития, но агрессивным по духу восточным этносом, который, невзирая на все трудности, славняству было необходимо “окультурить”, “поднять” до своего уровня.

Ф. Ратцэль, рассматривая предпосылки складывания культуры у различных народов, акцентировал внимание на том, что “сущность культуры заключается в накоплении множества опытов, затем – в прочности сохранения их, и наконец – в способности развивать и увеличивать их. Поэтому мы прежде всего должны поставить вопрос: каким образом может осуществляться первое основное условие культуры – накопление культурного достояния в форме умения, силы или капитала” [10, с. 21].

К рубежу нашей эры сарматы доминировали на всем тысячеверстном пространстве причерноморских степей. Возможно, что сарматские набеги и увод в плен земледельческого населения стимулировались Римской империей, которая в своем широчайшем завоевательном размахе (от Шотландии до Месопотамии) нуждалась в огромных контингентах рабов для самых разнообразных целей – от пахарей до гребцов во флоте [12, с. 28].

К. Райт, рассматривая проблемы войны и мира в жизни этносов и цивилизаций, исходит из того, что трехступенчатая схема исторической эволюции человечества (дикость – варварство – цивилизация), а также фазы развития самих цивилизаций находили свое соответствие в общей типологии военных конфликтов. На стадии дикости военные столкновения были довольно примитивны и по существу мало чем отличались от борьбы за существование, которая идет в животном мире. Но по мере своего развития и “старения” любая цивилизация становится менее воинственной и агрессивной. Выделяется четыре этапа в этом процессе.

На первом, “героическом”, этапе истории каждой цивилизации в противоборстве с недружественной природной и социальной средой в культуре общества формируется новый социальный идеал; цивилизация рождается в борьбе за свое выживание и развитие и чаще всего в обстановке гражданской или межгосударственной войны. Героический период отличают масштабные миграции, смелые социальные эксперименты, честолюбивое руководство и военный энтузиазм.

На втором этапе, в период потрясений, в полной мере воплощаются все те проблемы и противоречия, что наметились на первом этапе. Наступает время испытаний и катастроф; разрушение и строительство противоречиво переплетаются в оформлении нового мирового порядка в виде серии внешних и внутренних войн. На третьем этапе, относительной стабильности, оформляется глобальный баланс сил [2, с. 302].

Материальная культура савроматов в том виде, в каком она вырисовывается на основании до сих пор известного археологического материала, весьма близка к скифской. Так, например, мечи и кинжалы савроматов VI–IV вв. до н.э. по своему типу очень напоминают скифские. То же можно сказать о конском наборе, о вещах, выполненных в зверином стиле, и т.д. Однако на территории савроматов значительно меньше, чем у скифов, найдено вещей иноземного – иранского и греческого – происхождения. Это вполне согласуется с показаниями некоторых античных писателей. Географ I в. до н.э. Страбон сообщает, что и в его время сарматы не попускали к себе греческих купцов, а сами вели торговлю в ограниченных размерах с рабовладельческим миром через Танаис – Боспорскую колонию, находившуюся на самой окраине Боспорского царства, у устья Дона. Таким образом, торговля в меньшей степени оказывала свое воздействие на социальный строй сарматов. Кочуя со своими стадами по малодоступным для жителей тогдашнего цивилизованного мира степным пространствам, они гораздо дольше, чем другие племена, могли сохранять пережитки древнего матриархального строя [19, т. II, с. 152–153].

Сарматский натиск, продолжавшийся несколько столетий, привел к упадку славянские земли и к уходу населения из лесостепи на север, в лесную зону. Именно в это время на новых местах поселения стали появляться патрономические названия племен вроде Радимичей или Вятичей.

Таким образом, в более северном регионе ареала обитания восточного славянства, в густых лесах, защищенных от вторжений непроходимыми пространствами болот, начинают возникать новые славянские племенные центры, оставившие многосотенные кладбища, где захоронения совершены по обряду сожжения, подробно описанному Нестором.

Сразу за широкой полосой припятских и нижнедеснянских болот, севернее их, в полной недоступности от сарматского юга в земле древних невров появились большие крепости (вроде Горошкова на Днепре, между устьями Сожа и Березины), которые могли быть племенными центрами дреговичей – “болотников” (“дрыгва” – болото) [12, с. 28–29].