РАЗДЕЛ 9. Война и классовая дифференциация 4 page

Важнейшей закономерностью формирования славянства являлся синтез разнородных этнических начал, выводивший данный этнос за границу единообразных культурных стереотипов, образуя тем самым повышенный порог устойчивости, динамичности развития и, тем самым, значительную временную протяженность существования и истории данного этноса.

Это предопределялось тем, что в основе этнических образований, имеющих значительную временную протяженность бытия, заложена сложность структуры, которая охватывает целую гамму таксомоторных единиц, что обеспечивает как устойчивость этносов, так и их целостность во временном потоке исторического развития. При этом упрощение, единообразие этнической структуры приводит их к деградации, стагнации, гибели путем понижения “порога” их устойчивости перед проблемами, испытаниями и потрясениями, встречающимися на многовековом пути развития.

Полную несостоятельность имеют национал-романтические теории этнической стерильности, чистоты происхождения славянства, никоим образом не связанной с этногенными процессами других народов. В бурях войн и нашествий, испытаний, потрясений и свершений проходил процесс складывания великой этнической славянской суперкультуры, с наибольшей полнотой и гармонией, впитавшей наиболее существенные, характерные черты западного и восточного начал.

Данные факторы предопределили роль славянского суперэтноса как буфера и в то же время объединительного канала западного и восточного направлений мирового развития, что имеет важнейшее значение для гармонизации отношений стран и народов в период глобализации, когда противоречия порой достигают характера противоборства цивилизаций.

Исходя из этого, история становления, развития славянства – важнейший образец интеграции как восточных, так и западных начал, выработки на основе этого гармоничной, устойчивой, плодотворной модели этнического развития – образца для гармонизации отношений стран и народов земли в III тысячелетии.

РАЗДЕЛ 2.

СЛАВЯНСТВО В ПЕРИОД VIII В. ДО Н.Э. – В НАЧАЛЕ

НАШЕЙ ЭРЫ

Развитие славянства, в том числе и восточного, проходило в условиях постоянных миграционных волн, с регулярностью накатывавшихся как с Запада, так и с Востока. Это не только сказывалось на развитии славянства, но и в рамках взаимодействия “Вызов – Ответ” оказывало влияние, определяло своеобразие этногенеза.

Рассматривая миграционные процессы, оказавшие влияние на становление и развитие славянства, необходимо отметить, что становление данного этноса проходило как благодаря собственным миграционным флуктуациям – освоения ими незаселенных земель, так и благодаря миграционным разноэтническим потокам, прокатывавшимся по территориям обитания славянства. Необходимо отметить, что миграционные процессы являются важным фактором возникновения и консолидации этнических сообществ, а также разнообразия их этнических признаков.

Следы межэтнических миграционных перемещений относятся ко II–I тыс. до н.э. Сберегая интенсивность, они стали этнически более четкими в период Великого переселения народов. Именно тогда – в IV–IX ст. через славянские земли прошли волны переселений народов различных этнических и антропологических типов: от IV ст. – гуннов и аваров, в VII ст. – “аспаруховых болгар” на Балканы, в IX ст. – угров-мадьяр в Дунайскую низменность, в IX–X ст. – норвежских викингов [4, с. 17].

Таким образом, на протяжении значительного исторического периода восточнославянские племена ощущали влияние ряда племен как Европы, так и Азии, что собственно проявилось в период Великого переселения народов. Столкновение миграционных потоков племен из Азии с переселенческой волной из Западной Европы породило своеобразную этническую картину формирования восточного славянства, складывание уникальной славянской цивилизации.

М.С. Грушевский, анализируя миграционные процессы, отмечал: “Движение турецко-финских кочевых орд, составляющих настоящую язву украинского народа, тормоз его экономического и культурного развития, разрушения его колонизации, как ни почетна для украинского населения была эта тысячелетняя борьба с ордами, по большей части невышедшими на запад из черноморских степей и истощившими свои силы и энергию в этой борьбе с украинским народом” [17, с. 19–23].

2.1. КИММЕРИЙЦЫ И СКИФЫ КАК ФАКТОРЫ

СЛАВЯНСКОГО ЭТНОГЕНЕЗА

Наряду с автохтонным славянским населением Северного Причерноморья во II тыс. до н.э. – первой трети I тыс. до н.э., по сообщениям как Геродота, так и других античных историков, обитателями этого региона были и киммерийцы. Данный народ, под несколько измененным названием “гимиррай”, упоминается в Библии, которая повествует: “Вот идет народ из северной страны... держит лук и короткое копье, жесток он... Они не сжалятся! Голос их ревет, как море, скачут на конях, выстроились как один человек... Народ издалека... Народ древний, языка которого ты не знаешь... Колчан его, как открытый гроб, все они люди храбры... Он пожнет твою жатву и хлеб твой, истребит сыновей и дочерей твоих, пожрет овец и коров твоих, пожрет виноград твой и смоковницы твои и разрушит мечом города твои, на которые ты надеешься” [116].

В поэме Гомера “Одиссея” говорится о том, что земля киммерийцев находится на краю обитаемого мира у входа в подземное царство Аида. По сообщениям античных источников, данным археологии и антропологии, это был ираноязычный народ со смуглыми скуластыми лицами, черной гривой густых волос, невысокие, крепкого телосложения. Ко времени Геродота киммерийский период в Северном Причерноморье ушел уже в далекое прошлое. Историческим его следом остались некоторые сообщаемые Геродотом топонимические наименования: названия пролива – Боспор Киммерийский, находящиеся в районе этого пролива Киммерийское укрепление, Киммерийская переправа, поселение Киммерик. Судя по этим названиям, можно заключить, что основным местом поселения киммерийцев были нынешние Керченский и Таманский полуострова.

“Отец истории” Геродот писал о киммерийцах следующее: “И теперь есть в Скифии киммерийские стены, киммерийские переправы, есть и область, называемая Киммерией, есть и так называемый Киммерийский Боспор, а также поселение под названием Киммерик”.

В низовьях Днестра Геродоту показывали курган, в котором, по преданию, были погребены последние киммерийские цари. Эти сведения о жизни киммерийцев в северных причерноморских степях подтверждает знаменитый картограф древности Страбон. С его слов можно узнать, что киммерийцы совершали походы в страны восточного Средиземноморья.

Знали о киммерийцах и на Востоке. Еще в VIII в. до н.э. о них упоминается в ассирийских клинописных текстах под немного измененным именем “гимиррай”.

Можно с уверенностью сказать, что киммерийцы жили на юге Украины еще в эпоху бронзы, занимаясь как скотоводством, так и земледелием. Но к концу II тысячелетия до н.э. они перешли к кочевому скотоводству, которое являлось тогда более прогрессивным видом хозяйствования. Это позволяло им осваивать огромные пастбищные угодья и регулярно совершать набеги на менее воинственных и мобильных соседей.

Немецкий ученый Ф. Ратцэль, анализируя влияние экономических факторов на развитие различных этносов, отмечал: “...первым шагом в этом случае является переход от полной зависимости от произвольных даров природы к сознательному пользованию ими посредством собственной работы, в особенности в земледелии или скотоводстве. Этот переход открывает разом все самые отдаленные перспективы культуры” [10, с. 21].

В XVI–XV вв. до н.э. киммерийцы овладели секретом плавления железа и к концу X в. до н.э. достигли больших успехов в кузнечном деле. Киммерийские кузнецы начали изготавливать крупные предметы из высококачественной стали, значительно опередив многие европейские народы. Воины были вооружены цельнометаллическими мечами и кинжалами, круглыми или фигурными булавами, бронзовыми секирами или боевыми топориками.

Каждый воин имел мощный лук, неуступавший своими боевыми качествами прославленному скифскому. Киммерийцы, как и подобает кочевникам, сражались в конном строю, не признавая доспехов.

П.А. Сорокин акцентирует внимание на том, что каждая из больших культурных систем и суперсистем зиждется на какой-то основной предпосылке, получившей выражение в прасимволе или конечной ценности, который цивилизация порождает, развивает и реализует на протяжении своего жизненного пути во всех основных компонентах или подсистемах [2, с. 47–48]. Подобной высшей ценностью для киммерийцев являлся культ воинской доблести, который имел у них большое значение. На месте захоронения славных воинов ставились каменные стелы с изображением различных предметов, необходимых как в сражении, так и в быту. Воинственные киммерийцы часто совершали опустошительные набеги через Кавказ на города Передней Азии. В воинских могилах появляются золотые украшения из тех мест. Большое значение имеет и то, что в этих походах принимали участие и древние славяне. По этому факту можно судить, что между праславянами, проживающими в то время в лесной зоне Правобережного Днепра, и киммерийцами были если не дружеские отношения, то, во всяком случае, и не открытая вражда [18, с. 87].

В ходе взаимодействия, контактов киммерийцев и праславян происходило их взаимовлияние, обмен культурными и техническими достижениями.

Ф. Ратцель, рассматривая культурологические аспекты этногенеза, акцентировал внимание на том, что “чем глубже взор заглядывает в глубину доисторических или внеисторических народов, тем более встречает он во всех культурных кругах и на всех степенях культуры, в сущности, одну и ту же культуру, которая уже давно, когда еще не существовало условий для развития многочисленных особых культурных центров, передавалось от одного народа к другому по всей земле” [10, с. 5].

Киммерийцы были славными воинами и вызывали ужас у народов Передней Азии, сохраняя при этом могущество в Северном Причерноморье. В ходе вторжения киммерийцев, в рядах которых находились представители славянского этноса, в Переднюю Азию, мобильная армия, состоящая из конных лучников, владеющая незнакомой дотоле правителям Азии массовой конно-стрелковой тактикой, с легкостью одерживала победу за победой, неся разорение на захваченную территорию. Киммерийцы нанесли поражение Урартскому царю Русе I и появились в северных границах Ассирии. Предположительно, ассирийский царь Саргон II погиб в бою с киммерийцами в 705 г. до н.э. За киммерийцами в Переднюю Азию вторглись их преследователи – скифы.

Киммерийцы в основном поддерживали антиассирийскую коалицию. Но победа их продолжалась недолго: ассирийцам удалось отбросить неприятеля. Ассирийский царь Асаргаддон хвастливо сообщал о своих победах над киммерийцами в 679–678 гг. до н.э. Против Ассирии сражались и скифы, но Асаргаддон сделал хитрый ход, выдав свою дочь за скифского царя. Скифы и киммерийцы были втянуты в политические интриги, став орудием в руках правителей Ассирии и Урарту. В 70 гг. VII в. до н.э. киммерийцы вступают в союз с обеими державами. В ассирийских источниках упоминается “начальник киммерийского полка”. А в 676–674 гг. до н.э. в союзе с Урарту степные варвары нападают на Фригию, полностью разорив это государство [98, с. 195–211].

В середине VII в. до н.э. киммерийцы совершают ряд набегов на греческие города на побережье Эгейского моря. Затем вторгаются в Лидию, захватив ее столицу Сарды. Освободиться от киммерийского ига лидийцам удалось только в конце VII в. до н.э. [18, с. 87].

Не вызывает сомнения, что древние славяне, находящиеся в поле взаимодействия с этим воинственным ираноязычным народом, были вовлечены в его военные походы, завоевательные предприятия, приобретая новые военные навыки, выходя на авансцену мировой истории.

В современной археологии термин “киммерийская культура” часто применяется ко многим северочерноморским памятникам, датируемым временем перехода от бронзы к железу. Благодаря этому обобщенно-нивелирующему подходу, он приобрел несколько условный смысл, и пока что трудно выделить из числа этих памятников собственно киммерийские [19, т. II, с. 146].

В рамках этнического взаимодействия славянства и киммерийцев произошла дальнейшая самоидентификация и персонализация славян как этнических субъектов мирового исторического процесса.

Академик Б.А. Рыбаков акцентировал внимание на том, что вплоть до наших дней по берегам рек, впадающих в Днепр, сохранились остатки древних огромных крепостей предскифского времени, в которых славяне со своим имуществом и стадами могли оборониться во время наездов киммерийского “Змея”, так и остатки древних валов, носящих до сих пор примечательное название “Змиевы валы” [12, с. 25]. Не исключено, что былины о “Змее-Горыныче” связаны и с киммерийской страницей славянской истории.

В VIII в. до н.э. пришел конец безраздельному властвованию киммерийцев на юге современной Украины. Из самого сердца Азии пришел народ еще более воинственный и жестокий, и звался он скифы. Киммерийцы отказались от борьбы с грозным врагом и проторенным путем через Кавказ двинулись в Переднюю Азию. Их же “цари” (по всей видимости, главы семейных кланов и племенных объединений) отказались покидать родные степи и в ритуальной битве перебили друг друга, после чего были похоронены в устье Днестра в кургане, о чем говорят предания и сказания. Важнейшими памятниками, оставленными киммерийцами, являются их захоронения. Многие ученые считают данные о ритуальной битве киммерийских царей красивым преданием, но в каждой легенде имеется рациональное ядро, раскрывающее основу в историческом прошлом данного этноса, трансформированное в ходе его развития в некое легендарное начало, но сохранившее свое информационное ядро.

По данным Геродота, киммерийцы были вытеснены из Северного Причерноморья скифами и переселились на южный берег Черного моря, в район Синопа. В настоящее время доминирует гипотеза, что если переселение киммерийцев и имело место в исторической действительности, то, по всей вероятности, не все они покинули Северное Причерноморье, а часть их осталась жить в горном Крыму. В дальнейшем население этих районов Крыма было известно античным авторам под именем тавров. Некоторые ученые считают их потомками киммерийцев [19, т. II, с. 146].

Значительное влияние на этногенез славянства оказали скифы, которые составляли значительную массу современного Геродоту населения Северного Причерноморья, о которых он сообщает целый ряд обстоятельных сведений. По данным Геродота, подтверждаемым и материалами археологии, скифы населяли южную часть Причерноморья: от устья Дуная, Нижнего Буга и Днепра до Азовского моря и Дона.

Под Скифией этот внимательный писатель и путешественник понимал огромное и в известной мере условное пространство в Восточной Европе, которое он определял как квадрат, каждая сторона которого равнялась 20 дням пути (примерно 700 х 700 километров); южная сторона квадрата опиралась на Черное море. Б.А. Рыбаков отмечает, что это пространство было заселено разными племенами, в том числе и славянскими, говорящими на разных языках, ведущими разнопрофильное хозяйство и не подчиняющимися единому царю или какому-либо племени-гегемону. Собственно скифы, давшие условное название всему квадрату, обрисованы Геродотом как степные скотоводы, кочующие в кибитках, чуждые земледелию, не знающие оседлых поселений. Им противопоставлены жители лесостепного Среднего Поднепровья – земледельцы, вывозящие хлеб в Ольвию, празднующие ежегодно весной праздник священного плуга, подаренного людям богом неба [12, с. 27].

В научном обиходе имеется гипотеза, по которой скифская культура раннего железного века (VII–II вв. до н.э.) развилась на основе культуры позднесрубных племен конца бронзового века, которые переместились в Северное Причерноморье из районов Нижнего Поволжья. Таким образом, в легенде нашел отражение действительный факт передвижения предков скифов с востока, из Азии, которая, по античным представлениям, начиналась уже за р. Танаисом (Доном) [20, с. 144].

Не вызывает сомнения, что предки скифов пришли не на пустое место, и их культура не была принесена откуда-то с востока в готовом виде. Она появилась в результате сложного взаимодействия с культурами других местных племен, прежде всего славянских. В Северном Причерноморье скифские ираноязычные племена в основном занимали обширную территорию степей современной Украины. Границы их земель не оставались постоянно неизменными. Одно время на западе они доходили до р. Истра (Дуная). На востоке долгое время границей скифских владений была р.Танаис, за которой начинались владения савроматов. На Кубани жили меотские племена, а в горном Крыму обитали тавры.

Следует иметь в виду, что Скифией в географическом смысле этого слова в древности часто называли на юге Восточной Европы большую территорию, чем та на которой жили собственно скифские племена. Да и сам этнический термин “скиф” иногда применялся для обозначения соседних нескифских племен, имевших иное происхождение и язык, в том числе и славян [20, с.145].

Материальная культура, получившая распространение на упомянутой обширной территории, в различных районах обладала известными местными особенностями, но в целом в ней, безусловно, обнаруживаются черты типологической общности. Эта общность сказывается в типах повсеместно распространенной скифской керамики, в типах оружия, конских наборов и в характере погребального обряда. По образу своей хозяйственной жизни скифы подразделялись на племена оседло-земледельческие и кочевые, скотоводческие.

Однако в этногеографии Скифии есть еще много неясностей, поэтому локализовать отдельные скифские племена можно лишь приблизительно, сопоставляя сообщения античных авторов с данными археологических раскопок. Вблизи Ольвии жили каллипиды или эллино-скифы (миксэлины). Их поселения, в которых действительно ощущается сильное влияние греческой культуры, обнаружены по берегам Бугского лимана. К северо-западу от них обитали алазоны. По-видимому, по обоим берегам вдоль нижнего течения Днепра (Борисфена) жили скифы-земледельцы, а их соседями с востока были скифы-кочевники. Одна из групп скотоводческих скифских племен, занимавшая господствующее положение, носила название “царские скифы” и владела обширной территорией, которая простиралась до реки Танаиса, захватывая, следовательно, и степную часть бассейна Донца (Сиргиса).

Одно время исследователи предполагали, что область расселения собственно скифских ираноязычных племен охватывали не только степи, но и лесостепь Восточной Европы. Население этих территорий объединялось в одно целое главным образом на основании наличия в их материальной культуре однотипного оружия, предметов конской сбруи и вещей, украшенных в так называемом “зверином стиле”. На самом деле некоторые типы металлических вещей не являлись в ту эпоху характерными для какой-либо одной территории. Они изготавливались во многих местах по общим образцам и благодаря обмену проникали к разным племенам, которые этнически ничего общего между собой не имели [20, с. 145].

Отождествить определенные археологические памятники лесостепи с племенами, упоминаемыми Геродотом и другими античными авторами, еще труднее, чем определить территорию расселения собственно скифских племен. У греческих историков и географов об этих землях было в большинстве случаев весьма смутное представление и поэтому сообщения их скудны и не всегда точны.

Мифы, сохранившиеся в русских, белорусских и украинских сказаниях, данные, записанные “отцом истории” Геродотом в V веке до нашей эры, повествуют о трех царствах, и в контексте повествования Геродота содержатся не только данные о скифах, но и включаемых в это собирательное наименование славянах. Перечисляя известные ему земледельческие племена, Геродот прежде всего называет каллипидов и алазонов – ближайших соседей основанной выходцами из Милета на берегу Буго-Днепровского лимана Ольвии; из этого города он в основном вел свои наблюдения.

Обращает на себя внимание, что первое из этих двух племен – каллипидов – Геродот считает возможным назвать и другим именем – “эллино-скифы”, настолько они уже, очевидно, ассимилировались с греческими колонистами. За каллипидами и алазонами в перечне Геродота следуют скифы-пахари, населявшие оба берега Буга и территорию на запад от Нижнего Днепра, и скифы-земледельцы, жившие по течению Днепра на расстоянии 11 дней плавания от устья.

Данные различных научных дисциплин позволяют заключить, что где-то у верховьев Припяти и Днестра жили невры. В правобережной лесостепи Среднего Приднепровья до Южного Буга (Гипаниса) обитали, по-видимому, племена, которые Геродот называет “скифами-пахарями”. Археологические исследования показывают, что это население, в материальной культуре которого чувствуется сильное влияние степной скифской культуры, все же по своему происхождению не может быть связано с собственно скифскими племенами.

Характерно, что корни среднеднепровской правобережной культуры раннего железного века уходят в местные памятники бронзового века (белогрудовская и чернолесская культуры). Возможно, в середине I тысячелетия до н.э. часть местных племен некоторое время входила в политическое объединение скифов [20, с. 145]. Очень близка к правобережной культура раннего железного века в бассейне р. Ворсклы. Эта близость настолько велика, что ее следует рассматривать как результат расселения одной этническй группы.

Геродот и другие авторы сообщают, что севернее скифских земель обитали андрофаги. Очевидно, они жили в бассейне р. Сулы, где на городищах раннего железного века действительно зафиксированы явные следы каннибализма. К востоку от андрофагов и к северу от владений царских скифов, т.е. скорей всего в лесостепной части бассейна Донца жили меланхлены (черноризцы), на среднем Дону обитали будины.

Часть племен Северного Приднепровья, как полагают многие исследователи, являлась предками славян, а часть лесостепных племен, живших в бассейне Днестра, была родственниками фракийцам. Этническая принадлежность остальных находится в процессе определения.

Население, жившее в раннем железном веке в степях по берегам древнего Сиргиса (Донца), оставило небольшое количество памятников. Поэтому представить себе жизнь местных племен в эту эпоху можно лишь в общих чертах, опираясь на письменные источники о скифах вообще и на аналогии в других археологических памятниках [20, с. 146].

Уровень хозяйственной жизни у большинства племен Скифии достиг сравнительно большой высоты. Геродот сообщает, что алазоны сеяли и употребляли в пищу помимо хлеба также лук, чеснок, чечевицу и просо, а скифы-пахари сеяли хлеб не только для собственных нужд, но и на продажу, которая, надо думать, осуществлялась ими при посредничестве греческих купцов. Вспашка земли, как правило, производилась земледельцами при помощи запряженного волами плуга.

В своих трудах Геродот делает важное заключение по отношению к этим “днепровцам-борисфенитам” примечание, говоря о том, что греки их ошибочно причисляют к скифам, тогда как у них есть самоназвание “сколоты”.

Судя по материалам раскопок многочисленных скифских городищ того времени, в частности большого Каменского городища близ Никополя, урожай снимался железными серпами, зерно измельчалось в зернотерках. Обнаруженные во время раскопок кости животных свидетельствуют о разведении жителями городищ крупного и мелкого рогатого скота, лошадей и птицы. Сохранившиеся в городищах остатки землянок и глинобитных построек так же, как и устройство погребальных камер в некоторых больших скифских курганах, позволяют составить некоторое представление о жилищах оседлого населения, но более детальное их устройство неизвестно [19, т. II, с. 147–148].

Таким образом, можно сделать вывод, что, невзирая на значительную динамику тогдашних этнических перемещений, основной массив славянского земледельческого населения в границах лесостепной территории Украины остался неизменным и ему принадлежала зарубинецкая археологическая культура. По мнению П.П. Толочко, этапу античного периода на Украине соответствуют памятники черняховской культуры, которая является, по его заключению, продолжением и развитием зарубинецкой [16, с. 233].

Вышеизложенное позволяет заключить, что под термином “скифы-земледельцы” подразумеваются славянские племена, относимые античными авторами к собирательному названию – скифы. Славянство скифского времени не было единым, и для него нельзя найти какой-либо единый “археологический мундир”. Если лесостепные славянские племена сколотов-днепрян получили много черт скифской культуры, то рядом с ними, в лесной зоне на северной окраине славянской прародины, проживали по соседству с балтами (латышско-литовскими племенами) геродотовские “невры” (милоградская археологическая культура), которые существенно отличались не только от царских скифов, но и от своих южных соседей земледельцев, сохраняя своеобразие славянского этноса в еще более значимой мере [12, с. 27].

Ф. Ратцель, рассматривая основу становления и развития этносов, их культуры, отмечал, что не случайно термин “культура” (возделывание) имеет одинаковый смысл с земледелием. Здесь лежит его этимологический корень, а также и корень того, что мы – в более обширном смысле – называем культурой. Приложение известной суммы сил к клочку земли есть наилучшее, наиболее обещающее начало той независимости от природы, которая в победе духа над нею видит свою цель, ибо в ежегодно повторяющейся работе на одной и той же почве сосредоточивается творчество и закрепляется предание: таким образом, здесь возникают основные условия культуры [10, с. 26]. Из данной особенности проистекает весьма значимая закономерность этнического развития народов, заключающаяся в том, что преобладание начал земледелия у тех или иных народов обуславливает (на определенном этапе развития производительных сил) становление высокоразвитой, устойчивой к инородным влияниям культуры, в ходе ее развития – самобытной цивилизации.

Кочевые народы, обладая повышенной по сравнению с земледельцами воинственностью, динамизмом и мобильностью, во многом определяемых биосферными условиями их обитания (состоянием пастбищ, осадками и т.пр.), зачастую подчиняли земледельческие этносы, однако даже в огне потрясений и преобразований последние сохраняли “обаяние” и своеобразие своей культуры, свои ценности, в конечном счете преобразуя, и культурологически “покоряя” своих завоевателей, порой и ассимилируя их. В конечном итоге культурные ценности тех или иных земледельческих этносов доминировали над насилием захвата и разрушения, над идеологией войны и грабежа, на основе которых зачастую возникали государства и империи кочевых народов.

Отношения между скифами и соседними лесостепными племенами были не всегда мирными. Об этом достаточно убедительно свидетельствуют некоторые факты, приводимые Геродотом. Когда угрожала опасность, как это было в 514 г. до н.э. при нападении персидской армии Дария I, вожди (“цари”) тавров, агафирсов, невров, андрофагов, меланхленов, гелонов, будинов и савроматов собирались на совещание и обсуждали создавшееся положение. Однако далеко не все выступили на помощь скифам. Более того, некоторые из участников межплеменного совещания, видя, что тактика скифов может привести к разорению их земель, грозили скифам вооруженным сопротивлением.

После разгрома войск Дария I международный авторитет скифов повысился, а одновременно с этим должны были усилиться и их притязания к соседним племенам, в частности, к тем, которые показали себя во время войны плохими союзниками. Некоторые соседние племена скифам удалось покорить, а другие упорно отстаивали свою независимость. К числу последних относилось, по-видимому, население, жившее в лесостепной части бассейна Донца и строившее здесь мощные укрепления. В хозяйственной жизни местных племен раннего железного века основную роль играло земледелие. Физико-климатические условия лесостепи благоприятствовали этому. Наряду с оподзоленными здесь были плодородные черноземные почвы. Значительные лесные массивы служили хорошей естественной защитой полей от суховеев и способствовали накоплению влаги в земле.

Уже в раннем железном веке здесь применялась, не подсечная, а переложная система земледелия с обработкой земли плугом. Подсечное земледелие, с применением для подготовки земли под посев только топора и мотыги, вряд ли могло широко распространиться в лесостепи, где лесов не так уж много, а плотность населения, как показывают археологические данные, была весьма велика.

Плуг был уже известен племенам Скифии. Говоря о происхождении скифов, Геродот приводит легенду о священных золотых предметах, которые якобы упали с неба и достались Колаксаиду – младшему из сыновей скифского прародителя Таргитая. Среди них были три предмета, непосредственно связанных с земледелием: плуг, ярмо и топор. Показательно, что наряду с плугом и ярмом – неотъемлемых атрибутах земледелия, упоминается и топор, который при обработке земли вешали на рукоятку плуга и использовали для обрубания корней, которые задевал плуг. Среди золотых вещей, упавших с неба, упоминалась и чаша – атрибут богини жизни и плодородия Гестии – Табити [20, с. 192–194].

Вопрос об этническом языке и происхождении скифов сложен. Геродот с полной определенностью пишет, что все скифы говорили на одном для всех племен языке. Однако у скифов не существовало своей письменности. Поэтому единственным источником сведений об их языке являются произведения античных писателей и надписи античной эпохи. До нашего времени дошли в греческой и латинской транскрипции главным образом названия скифских племен, имена божеств, личные имена, топонимические наименования. Истолкования этих скудных фрагментарных данных вызвало существенные разногласия.

В.П. Петров, анализируя этническое происхождение скифов, выдвигал гипотезу о том, что империя скифов представляла собой разноэтнический конгломерат, верхушечный слой которого составляли именно скифы. При этом он опровергал точку зрения В. Щербакова, считавшего, что скифы – это “восточные азиаты”. В.П. Петров обосновывал тезис об украинском их происхождении: скифы, подчеркивал он, никакие не иранцы. Этногенетически они продукт прежних эпох развития местных туземных племен. В отношении же “царских скифов”, В.П. Петров выдвигал гипотезу их иранизации как следствия длительного пребывания в Иране. Анализируя данную гипотезу В.П. Петрова, академик П.П. Толочко отметил, что “интересный тезис ученого про два социально-хозяйственных массива в границах Скифии нашел подтверждение в ряде работ. Тезис же об их местном, туземном происхождении не нашел научного подтверждения на современном этапе” [16, с. 232].