Российских аграрных реформ XX века

Задачи и уроки изучения

/Российская история 2011 г. № 4 стр. 3-13/.

Россия встретила XX в. как аграрная страна. Крестьянствование было образом жизни большинства населения по крайней мере до середины века. Поэтому аграрный вопрос играл системообразующую роль в российской истории, продолжая оставаться одним из определяющих ее факторов и в XXI в. По мнению А.Н. Медушевского, аграр­ный вопрос формировался именно в Новое время и связан с неспособностью основной массы сельского населения перестроить свое сознание и экономическое поведение в соответствии с быстрым распространением рыночных отношений на сферу сельскохо­зяйственного производства. Соответственно он выступает как новая социально-психо­логическая реальность, возникающая в условиях перехода от традиционного общества к рациональному.

В России аграрная реформа предполагает рост рыночных отношений вместо ло­кальной замкнутости в общинах, переход от самоснабжения и самообеспечения к то­варности, от экстенсивности к интенсивности. Наличие земельного простора издавна определяло элементарное строение хозяйства, ограниченность потребностей населе­ния. Задачи имперской экспансии вызывали подвижность народа, колонизационный стиль освоения земли, а экстенсивное хозяйство не связывало крестьянина с конкрет­ным участком. Отсюда - переделы и переселение как «бегство от культуры».

Государственная власть традиционно смотрела на крестьянство как на тягловое, податное и рекрутское сословие, отбирая у него не только прибавочный, но и необ­ходимый продукт, обрекая на хроническое недоедание и частые голодовки. Низкая производительность труда и тяжесть обложения подавляли хозяйственную инициативу. Отсталость сельского хозяйства объяснялась не мужицкой ленью и неумением, а «неес­тественным отношением внешней политики государства к внутреннему росту народа» (В.О. Ключевский). Эти роковые обстоятельства аграрные реформы всегда стремились преодолеть, но исторически сложившееся постоянное отставание аграрной сферы от потребностей народного хозяйства в целом неизменно сохранялось.

Центральным, базовым противоречием развития российской деревни на протяже­нии всего XX века было противоречие между уравнительными установками общинного (а затем и колхозного) крестьянства, ориентированного на моральную экономику и этику выживания, и механизмами частной собственности и хозяйственной свободы. Конфликт этих ценностей применительно к общинному крестьянству выражен в емкой формуле известного экономиста-аграрника Л.Н. Литошенко: «Крестьянин не только был беден, но и не хотел быть богатым». Отторжение собственности как естественной основы жизни общества присутствовало как явление стойкое, коренящееся в недрах народного бытия и сознания. Крестьянская собственность оказалась юридически не закреплена в культурных традициях и обычаях, в подходах к ведению единоличного хозяйства. На долгое время утвердилось отношение к собственности как к распредели­тельно-потребительскому благу.

Философ Г.П. Федотов писал о функциях государства, которое должно сохранять за собой верховный надзор за хозяйственной жизнью не из доктринерских социалистиче­ских мотивов, а из-за слабости русских производительных сил, предпринимательского класса в прошлом и его разгромом в ходе революции³. Социальная сфера развитого государства должна состоять из трех компонентов - государственного, частного и об­щественного. Для России характерна мощь первого и явная недостаточность развития второго и третьего. В переходной экономике роль государства особая: происходит лом­ка старой и создание новой инфраструктуры через законодательство, администрацию, налоги. При этом должна расти роль государства не только в проведении самих реформ, но и в области компенсации их социальных издержек. Труднее всего реформаторами усваивалась идея о том, что аграрная реформа может быть успешной только в усло­виях действительной гражданской свободы. Не менее очевидны трудности переноса аграрного движения с экономической почвы на правовую. Особенно трудно творить, не подделываясь под массовые настроения, а критически осмысливая народное сознание и нужды.

В исследовании реформирования долгое время преобладал социологический под­ход, но аграрная история междисциплинарна. Современный этап ее изучения харак­теризуется отказом от жестких классовых схем, обращением к исследовательскому наследию отечественных аграрных школ. Это стало возможным благодаря коренному пересмотру оценок аграрного развития в пореформенный (после 1861 г.) и в послере­волюционный периоды. Оценивая степень конкретно-исторической изученности оте­чественных реформ, следует отметить ее неравномерность. А между тем каждый этап реформирования должен быть рассмотрен комплексно. Это касается реформирования начала XX в. - столыпинского и нэповского, коллективизации (как последовательного огосударствления деревни), бюрократических социалистических реформ середины и второй половины столетия, перестройки и рыночных реформ 1990-х гг. Далеко не полностью использованы возможности историко-сравнительных исследований. На фоне колоссального расширения источниковой базы выявился острый дефицит нова­торских методологических разработок. На очереди - изучение «обратной связи» (т.е. крестьянского отклика на реформы), экономической, социальной и нравственной цены реформы, а также альтернатив проведенным реформам.

В России нововведения начинаются обычно не с экономики или технологий, а с институциональной среды. Поскольку все реформы содержат максимальную и ми­нимальную программу, а реформистские замыслы часто изменяются в процессе их реализации, необходимо анализировать механизм принятия хозяйственных решений в ходе реформирования. Назову основные параметры, по которым могут вестись необ­ходимые оценки и сравнения: 1. Цель и содержание реформирования аграрной сферы; 2. Институциональная политика и характер корректировки реформ; 3. Взаимодействие экономических, социальных и правовых аспектов в процессе реформирования; 4. Хо­зяйственные результаты реформирования; 5. Уроки реформ. В данной статье мы обра­тимся к некоторым существенным сторонам институциональной политики, определяв­шей ход аграрного реформирования и главным его урокам в XX в.

В центре аграрного реформирования всегда стояло преобразование земельных отношений. Так, реформа начала XX века, вошедшая в историю как «столыпинская», была призвана завершить начатое крестьянской реформой 1861 г. освобождение кре­стьянина как субъекта экономики с превращением его земли в частно-хозяйственный капитал. В этой связи необходимо подчеркнуть преемственную связь Указа 9 ноября 1906 г. с «Положениями» 19 февраля 1861 г. Сначала произошло освобождение кресть­ян от помещиков, а затем, почти через полвека, началось освобождение крестьян от пут мира, общины. Этому предшествовали отмена подушной подати, ограничение кресть­янских переделов, ликвидация круговой поруки. Указ 9 ноября 1906 г. не содержал ни юридической, ни экономической дискриминации общины, но в целях развития личной инициативы и ответственности стимулировал выделение дворов, решительно порывая с принципом семейной собственности, которую ранее законодательство поддержива­ло. Сам П.А. Столыпин в своей декларации перед II Думой подчеркивал: «Отменяется лишь насильственное прикрепление крестьянина к общине, уничтожается закрепоще­ние личности, несовместимое с понятием о свободе человека и человеческого труда». Он провозглашал «новые начала государственного строя»: «Отечество наше должно превратиться в государство правовое... Правовые нормы должны покоиться на точном, ясно выраженном законе».

Реформа была задумана и реализовывалась как комплексная и многоплановая. Сравнительный анализ таких мероприятий, как единоличное и групповое земле­устройство, переселение, кредитование, условия аренды и найма, и т.д. способствует пониманию ее глубины и системности. В процессе реформ были учтены замечания ученых о необходимости поощрять переселение в Азиатскую Россию не маломощных, а средних по уровню развития хозяйств. В итоге возвращение лишь примерно 1\6части переселившихся можно характеризовать как неоспоримый успех.

Качественные и количественные характеристики реформы показывают, что Сто­лыпин проводил не корпоративную, а институциональную политику, направленную на рост новых хозяйственных форм в процессе органической рыночной трансформации. Премьером двигало понимание причин оскудения обоих классов земледельческих со­словий, уверенность, что нужно другое хозяйство, как помещичье, так и крестьянское. При этом усиленная мобилизация крестьянских наделов и распродажа дворянских име­ний выступали как две стороны одного процесса - естественного разрушения общин­ного, натурального хозяйственного строя. Это движение не было прямолинейным и од­нозначным, но выглядело как выраженная тенденция. Столыпинское законодательство не являлось канцелярской выдумкой, напротив, оно пустило глубокие корни в жизни. Обновление институциональной среды вело к постепенному разрешению аграрно­го кризиса как кризиса натурального хозяйства и связанной с ним перенаселенности деревни. Усилилась интенсификация сельскохозяйственного производства, улучши­лась его технология, росла производительность труда, дифференцировались занятия. Таким образом, власть сделала выбор в пользу эффективной экономики, неотделимой от права частного владения. А оно, в свою очередь, тесно связано с рационализацией хозяйственного поведения, с переходом от сообщества к обществу, от патримониальной системы социального деления к открытой; от сословного деления общества к профес­сионально-экономическим группам, от распределительных механизмов к рыночно-про-изводительным. В итоге был создан слой предприимчивых крестьян в 2.5 млн. семей.

Отмечу компромисс как важнейшую черту реформирования. Он заключался в ус­тупках общинным традициям в правовой сфере, в пересмотре программы в средне­срочном плане, т.е. в ставке на групповое землеустройство на втором этапе при продол­жающемся росте единоличного - хуторов и отрубов, и наконец, в попытках сближения с агрономами и кооператорами в деле помощи трудовым крестьянским хозяйствам. Фактически, за 3-4 года был создан институт русского землеустройства, а агрономи­ческая помощь из узко землеустроительной стала общекрестьянской. Сила реформы заключалась в том, что сочетала радикальные и умеренные идеи, сопровождалась от­казом от жестких схем, учитывала состояние правосознания и менталитета, готовность к переменам различных групп и регионов.

Однако, несмотря на добровольность, реформа не успела выработать механизма саморазвития. Общегражданский подход не сумел утвердиться на месте традиционной системы крестьянского правопорядка и правосознания. Социокультурные и социаль­но-психологические цели реформы оказались наиболее трудно реализуемыми. Они требовали не только продолжительного и целеустремленного администрирования, но и включения механизма саморегуляции общества, освобожденного от опеки и произвола структур архаичного коллективизма в поземельных, гражданско-правовых, бытовых отношениях. Нехваткой времени из-за Первой мировой войны и вызванной ею рево­люции объясняется незавершенный характер преобразования.

Новая экономическая политика как реформа явилась сознательным ограничением сферы внеэкономического принуждения, свойственного эпохе военного коммунизма. Большевистская власть временно и тактически «переформатировала» свою экономиче­скую программу в интересах восстановления народного хозяйства. Задача состояла не в смене методов (т.е. перенесении акцента с распределения на производство), а в «ма­невренном сочетании элементов хозяйства на основе рынка». Со всех партийных три­бун доносилось: «на базе нэпа», «на почве товарно-денежных отношений», «учитывая экономический интерес». В то же время меры по выходу из кризиса предусматривали усиление роли госаппарата в экономике. Институциональная политика базировалась на фундаментальном признании переходности, временности товарно-денежных отно­шений и допуска «эксплуататорских» классов.

Анализируя основные институциональные условия нэпа, следует подчеркнуть, что новая политика вводилась с запозданием, фрагментарно, без твердых правовых гарантий. Государство сохранило в своих руках все решающие командные рычаги. Оно доминировало в производстве, торговле, определяло ценовую, налоговую, кооператив­ную политику. Партийные документы из года в год подчеркивали значение сельско­хозяйственной кооперации как организации, «могущей существовать и развиваться исключительно на началах хозяйственной заинтересованности, доверия и доброволь­ности», но действительность была иной. На практике кооперация рассматривалась как дополнение к заготовительному аппарату государственной промышленности, а потому была поставлена в худшие по сравнению с последней условия. Договорная система так и не вытеснила убыточные обязательные задания кооперации от государства.

Наибольшие успехи аграрной экономики в эти годы были связаны с допущением товарных отношений и функционированием - пусть ограниченным и краткосрочным - положений Земельного кодекса 1922 г. Крестьянин мог, хотя с большими оговорками, реализовать все 3 права собственника - пользования, владения, распоряжения. У него возникла определенная уверенность в стабильности собственного положения. Однако доктринальная заданность определила принципиальную половинчатость нэпа. В са­мом деле: краткосрочная аренда, частные общинные переделы, прогрессивная шка­ла обложения (вместо взимания пропорциональных налогов) и многое другое были такими тормозами развития, которые изначально снижали его привлекательность для крестьян-хозяев. Все это явственно обнаружилось к 1926-1927 гг., когда процесс вос­становления сельского хозяйства исчерпал свои резервы.

Из-за сезонности аграрного производства нарастало усиление диспропорции меж­ду промышленностью и сельским хозяйством: до революции она устранялась наличием больших товарных запасов, а теперь их отсутствие каждой осенью вызывало явления кризисного порядка. Нужны были время и терпение, а главное повседневная кропот­ливая работа по завершению восстановительных процессов и выращиванию твердых предпосылок для модернизации экономики в виде здорового производственного на­копления, нормализации рыночных отношений, приемлемой структуры и уровня цен, налогов и т.д. Однако задачи в области «планового» хозяйственного строительства определяли идеология и политика.

Политика власти была активна, наступательна, стремилась к преодолению диф­ференциации, имущественного неравенства, препятствовала несанкционированной хозяйственной инициативе - всему тому, что являлось реальными двигателями эконо­мики и могло бы прочнее закрепить нэп в хозяйственной структуре и общественном сознании. Индивидуальное землепользование делалось все более бесперспективным и даже опасным. Качество институциональной среды, механизм принятия решений, практика нерационального и затратного хозяйствования закладывали будущие проти­воречия, накапливая предпосылки для последовательного огосударствления и центра­лизованного планирования первых пятилеток.

«Сплошная» коллективизация стала не контрреформой в отношении нэпа, а продол­жением командной экономики 1920-х гг., доведенной до логического конца. Проблема состояла в степени последовательного огосударствления сельского хозяйства. Колхозы - институты, созданные вопреки воле крестьян, — выступали как локализированные общности, не связанные между собой кооперативными отношениями, а подчиненные строгой иерархии. Они явились своеобразными источниками живого труда. Опираясь на собственные ресурсы, они несли всю полноту экономической ответственности за результаты своей хозяйственной деятельности. «Колхоз означал не прогресс, не шаг вперед, а глубокий откат назад даже по сравнению с общиной, которую критиковали за консерватизм, за торможение прогресса, глушение личного интереса, сдерживание роста производительности. Колхоз сделал только одно: создал огромные по площади поля, дал простор технике. Но не человеку».

Коллективизация явилась системной реформой. Она носила не производительный характер, а выступала как метод перераспределения того, что было создано фактиче­ски бесплатным трудом колхозников. Колхозный коллективизм сочетался с системой принудительного труда. Он не был идентичен феодализму ввиду высокой социальной мобильности населения, но элементы феодального землепользования присутствовали в ней в виде наделения колхозников приусадебными участками. Социальная архаика и жесточайшие формы внеэкономического принуждения имели разнообразные прояв­ления. Достаточно перечислить повинности российских колхозников - отработочные, денежные, дорожные, натуральные, подписки на займы и т.д. Отработочная повин­ность, сложившаяся к концу 1930-х гг., состояла в обязательном труде в общественном хозяйстве артели, на лесо- и торфоразработках, участии в строительстве и ремонте дорог и т.д. Натурально-продуктовые повинности, введенные в начале 1930-х гг. в форме обязательных поставок государству отдельных, а в конце 1930-х гг. почти всех основных продуктов, производимых в личном приусадебном хозяйстве, все время уве­личивались и были отменены лишь в 1958 г.

Насильственная коллективизация явилась главным ресурсом форсированной ин­дустриализации. Непомерные объемы заготовок и государственные закупочные цены служили главным орудием перераспределения колхозных доходов в пользу государ­ства. Обязательные государственные заготовки выполняли две функции: обеспечения государственных потребностей в продовольствии и перераспределения большей части доходов колхозников на общегосударственные нужды. Такая система позволяла увели­чивать заготовки и закупки зерна в годы довоенных пятилеток. Если до Первой миро­вой войны удельный вес заготовок составлял 1\4 всего фактического урожая в стране, то в 1940 г. - уже 38%. Такой рост достигался за счет не увеличения продуктивности, а изменения организационных форм. Сложившийся порядок создавал надежную базу получения необходимого минимума продуктов, сельскохозяйственного сырья и люд­ских ресурсов для продолжения индустриализации, роста городов и содержания армии. В итоге баланс стоимостных обменов, неизменно ущербный для колхозов, государ­ственный диктат и фактическое бесправие колхозов не позволили им стать эффектив­ными производителями. В 1930-1970-х гг. производительность колхозного труда росла очень медленно, а сам он расходовался как изобильный, практически бесплатный.

Серьезные сдвиги в развитии колхозного производства и в положении колхозни­ков были связаны в первую очередь с процессом десталинизации в экономической и социальной жизни. В результате была резко сужена сфера внеэкономического принуж­дения и расширен спектр экономических рычагов воздействия. Отмена обязательных поставок колхозами государству по принципу «первой заповеди», переход в 1958 г. к закупке сельскохозяйственных продуктов у колхозов открывали новую страницу в ис­тории хлебозаготовительной политики Советского государства. Последовали ослабле­ние заготовительного гнета, отмена натуральной оплаты за пользование техники МТС колхозами и устранение противоречия между двумя хозяевами на одной земле. Все это отозвалось ростом колхозного производства с середины 1950-х гг., а также в годы семилетки (1959-1965 гг.), несмотря на снижение темпов прироста сельскохозяйствен­ной продукции.

Однако реформистский потенциал 1950-1960-х гг. был задействован частично, поверхностно и затронул лишь внешнюю сторону отношений колхозов с государством, не коснувшись глубинного механизма функционирования государственного социализ­ма в аграрной сфере. Общая направленность социалистических реформ шла по двум линиям: ограничение идущей сверху мелочной регламентации и совершенствование экономических отношений и материального стимулирования на местах. Это было лишь иное сочетание экономических «кнута и пряника», а не отказ от администриро­вания. Велась борьба со следствиями, а не с фундаментальными причинами слабости колхозной системы.

«Вторая коллективизация» была связана с индустриализацией сельского хозяйства в середине 1960-х гг., приведшей к трансформации крестьянства в малоквалифици­рованный сельскохозяйственный пролетариат. В результате произошел качественный сдвиг от преимущественно доиндустриальной крестьянской к маргинальной полукрестьянской -полугородской жизни и культуре. В итоге «и города из нас не получилось, и навсегда утрачено село».

Так на плечах и костях русского крестьянина состоялась социалистическая модер­низация страны и ее превращение во вторую сверхдержаву мира. Советские колхозы явились несущей конструкцией системы государственного социализма в СССР. Прин­ципы и установки государственного социализма на протяжении советской истории действовали по-разному. Они постепенно эволюционировали от грубых, примитивных, откровенно дискриминационно-грабительских по отношению к колхозам, характерных для «сталинского социализма» 1930-х - начала 1950-х гг. к более «щадящим» и ограни­ченным формам и методам эксплуатации городом деревни в последующие десятилетия. Социальные результаты такого развития выражались в неоправданном и недопустимо глубоком разрыве в уровне и темпах социального развития города и села, в огромной доле физического, преимущественно ручного труда, низком уровне благосостояния и дискомфортном быте.

Поэтому целью аграрного реформирования в последнее 15-летие XX в. стал пере­ход к экономике децентрализованных решений и товарно-денежных отношений. Он, как и все реформы в России, был осуществлен сверху. Радикальная реформа аграрно-продовольственного комплекса (АПК) к началу 1990-х гг. выступала как острая нацио­нальная проблема. С огромным опозданием необходимо было приступить к введению более эффективных производственных отношений в продовольственном комплексе, снижению давления АПК на бюджет.

Заключительный этап перестройки был связан с приватизацией земли и реформи­рованием сельскохозяйственных предприятий еще в рамках союзного государства и законов РСФСР 1990-1991 гг. В конце 1991 г. вышел указ Б.Н. Ельцина «О неотлож­ных мерах по осуществлению земельной реформы в РСФСР». Он положил начало радикальной аграрной реформе в постсоветской России, нацеленной на продолжение разгосударствления. Отмечу, что аграрная реформа не тождественна земельной рефор­ме. Последняя выступала как исходный пункт первой и предполагала создание инсти­туциональных условий для эффективного использования земли как основного средства производства.

На первом этапе реформы целью правительства было перераспределение зе­мельного фонда в пользу граждан и создание индивидуальных фермерских хозяйств. Правительственное постановление «О порядке реорганизации колхозов и совхозов» обязывало их преобразоваться в любую стандартную форму ассоциации: товариществ с ограниченной ответственностью (ТОО), акционерных обществ (АО), ассоциации крестьянских хозяйств (АКХ), малых предприятий (МП), смешанных товариществ и др. В течение 1992 г. колхозы и совхозы обязаны были провести реорганизацию и перерегистрацию. Работники колхозов и совхозов, в том числе ушедшие на пенсию, получили право на бесплатный земельный и имущественный пай в общей совместной (долевой) собственности в пределах среднерайонных норм. Эти нормы устанавливали органы местной исполнительной власти. Приватизация сельскохозяйственных земель и иной собственности коллективных хозяйств осуществлялась на основе уравнитель­ного распределения, в рамках которого предусматривалась передача на безвозмездной основе в собственность членам трудовых коллективов, а также работникам социальной сферы села и пенсионерам усредненных земельных долей и имущественных паев. Но­минально собственниками долей стали 12 млн. крестьян и работников совхозов.

В 1992-1993 гг. большинство колхозов и совхозов получили основные фонды и землю в собственность, разделили их на паи между членами коллективов и перереги­стрировались в товарищества или акционерные общества. Практически все сельскохо­зяйственные предприятия получили государственные акты, в которых были указаны площади переданных им земель, в том числе в коллективную (долевую или совмест­ную) собственность. Хотя к актам прилагались списки собственников, администрация хозяйства продолжала пользоваться землей как юридическое лицо. Столь формальное проведение приватизации объяснялось сжатыми сроками, отсутствием информацион­ной работы среди населения, опасением руководителей, что передача земли и имуще­ства членам хозяйств приведет к дроблению предприятий.

В итоге быстрый переход к новой рыночной системе не состоялся. В обстановке на­раставшего социального недовольства правительство вынуждено было изменить свои первоначальные планы и позволить сельскохозяйственным предприятиям сохранять прежние формы. Углубление раскола российского общества шло в условиях тяжелых рыночных реформ и отсутствия политического консенсуса. Основные законодательные нормы 1992-1993 гг. были изданы в условиях противоборства между исполнительной и законодательной ветвями власти. Федеральных законов не было, и регулирование земельных отношений продолжалось на основе указного права. В октябре 1993 г. пре­зидент издал указ «О регулировании земельных отношений и развитии аграрной ре­формы в России». Согласно указу владельцы долей должны были получить официаль­ные документы, удостоверяющие их права на земельные участки, принять решения об их производственном использовании. Открывалась возможность без согласия других участников общей долевой собственности передавать земельную долю по наследству, получать земельные участки в натуре при выходе из хозяйства, вносить их в уставной капитал сельскохозяйственных предприятий, сдавать в аренду, продавать или поку­пать. Земельно-имущественные паи из колхозно-совхозного имущества выделялись с учетом трудового стажа и специальности. Предусматривался добровольный выбор между выходом с паем для ведения единоличного хозяйства, созданием акционерного общества закрытого типа или сдачей в аренду (продажей) пая. Последний вариант был призван защитить права детей и пенсионеров.

Конституция Российской Федерации 1993 г. закрепила многообразие форм соб­ственности на землю. Формально земельный вопрос в России был решен. Частная собственность стала фундаментом всего государственного устройства. Однако для реализации этой нормы нужен был соответствующий правовой механизм, который устанавливал бы условия и порядок пользования землей. В законодательстве отдельных субъектов Российской Федерации право собственности граждан на землю отсутствует. В итоге региональные законы явно противоречат федеральным. Реорганизация колхозов, ставших по закону сельскохозяйственными производственными кооперативами, и сов­хозов, оформившихся как сельскохозяйственные коллективные или государственные пред­приятия, завершилась к началу 1994 г. Свой статус изменили 66% коллективных хозяйств России, а 34% использовали право оставаться колхозами и совхозами, изменив уставы. В колхозах были определены земельные и имущественные паи, введена коллективно-долевая форма собственности.

Институциональная основа реформирования выразились в разгосударствлении соб­ственности и ее приватизации. К концу 1990-х гг. в корне изменилась система землеполь­зования: между пользователями было перераспределено более 130 млн га сельскохозяй­ственных угодий. Примерно 14 млн. га передано фермерам, почти вдвое увеличились площади хозяйств граждан. За 10 лет количество сельхозпредприятий сократилось на 23%, доля хозяйств с государственной собственностью составляла менее 10%. Возник­ла сложная переходная структура земельной собственности: собственниками земель являлись трудовые коллективы бывших колхозов и совхозов, а пользователями, часто бесплатными, выступали сами сельскохозяйственные предприятия: землей владел коллектив согласно списку, а пользовалось ею сельскохозяйственное предприятие как лицо юридическое. Взаимоотношения собственника и пользователя никак юридиче­ски не были урегулированы. В результате собственник дохода от своей собственности не получал, а пользователь мог лишиться земли в любой момент. В отсутствие бес­пристрастного закона о земле, содержащего единые, четкие и однозначные нормы ее рыночного оборота, земельными делами в основном стало заправлять разросшееся и нередко коррумпированное «землеустроительное» и прочее чиновничество. От лица деревни выступал директорский корпус.

Большое значение приобрел территориально-региональный аспект реформирова­ния. Во-первых, обнаружилась разная степень экономической и политической готов­ности регионов участвовать в реформе. Во-вторых, выявилось значение селективного отбора хозяйств при реализации программы. Разработчикам реформ приходилось перестраиваться с учетом изменений как в законодательной базе, так и общей эконо­мической обстановки в стране, от многого отказываться ввиду местных условий про­ведения экспериментов, настроений трудовых коллективов и т.д. Законодательные и исполнительные органы не смогли последовательно провести в жизнь социально-ори­ентированную схему приватизации государственной земельной собственности. «По­стоянное запаздывание с правовым обеспечением, низкий уровень разъяснительной работы среди населения, развитие нелегального земельного рынка - вот факторы, ока­завшие отрицательное влияние на проведение земельной реформы и ее результаты». После принятия Земельного кодекса 2001 г. «найти подлинный консенсус, судя по по­следовавшей реакции в обществе, к сожалению, не удалось. Отношение к документу остается неоднозначным».

Первое десятилетие преобразований в постсоветском селе нельзя назвать успеш­ным. Государство не выполнило своей организаторской роли в становлении и развитии рыночных отношений. В большинстве регионов сельскохозяйственное производство было не рентабельно, независимо от того, велось оно в колхозе или на ферме. Земель­ный рынок принял уродливый характер. Вместо мелких крестьянских акционерных обществ появились агрохолдинги. Но они, как и бывшие колхозы, потребовали госу­дарственной помощи. Системный кризис российского общества и неэффективная со­циальная политика - это фон, на котором протекало реформирование сельского хозяй­ства при явном снижении уровня жизни, - таково общее мнение как защитников, так и критиков реформы. По наблюдениям социологов, на смену неэффективному государ­ственному сектору пришел неэффективный частный сектор. Расширение мелкотовар­ного производства в ущерб крупному свидетельствовало о натурализации хозяйства, развитии примитивных бартерных форм обмена, о снижении технологического уровня развития сельского хозяйства, что делало его архаичным и еще менее конкурентоспо­собным. Уменьшался спрос, росла конкуренция со стороны импортной продукции. Вместо зерна Россия стала ввозить продовольствие. Увеличение объема импорта, по мнению ряда ученых, создавало угрозу продовольственной безопасности страны.

Сложившуюся модель аграрных отношений можно назвать «навязанным компро­миссом». Выясняя, почему «реформа зависла», мы должны иметь в виду, что в 1990-х гг. сельское хозяйство не являлось базовым сектором формирования бюджета. На его долю приходилось 6% валового национального продукта, в нем сосредоточено 13% основных производственных фондов страны, 14% трудовых ресурсов; в нем было за­нято всего 7.3 млн. чел. (вдвое меньше, чем в промышленности). Оно не могло стать двигателем экономических реформ в СССР, что, судя по всему, вполне сознавало руко­водство страны. Несмотря на громогласные декларации, аграрная проблема в качестве общенациональной не была поставлена. Постсоветское аграрное реформирование но­сило вынужденный и спонтанный характер. Государство не могло далее поддерживать неэффективную аграрную сферу. Доля бюджетных инвестиций упала с 21% в 1990 г. до 0.8% в 2001 г. Крестьянские организации были разобщены, а политические партии не имели массовой поддержки. Они оказались не способны успешно отстаивать интересы тружеников перед лицом бюрократии. У институтов гражданского общества не было реального фундамента.

К концу 1990-х гг. выявились незавершенность приватизации и институциональ­ных преобразований, нацеленных на создание эффективных собственников и резкое повышение производительности сельскохозяйственного труда. Специалисты, изучаю­щие переходные процессы, отмечают объективные и труднопреодолимые препятствия на пути реформирования. Ведь находящееся в кризисе государство должно решать од­новременно задачи восстановления и поддержания экономического роста, структур­ной перестройки экономики и улучшения социальной ситуации. Слабость государства проявлялась в постоянных колебаниях экономического курса и в множественности конкурировавших друг с другом центров власти, в отсутствии сложившихся и устой­чиво функционирующих политических институтов, понятных и устоявшихся «правил игры». Слабое государство накладывает отпечаток на характер осуществления прива­тизации, выдвигая на передний план этого процесса решение политических (стабили­зация власти) и фискальных задач, а не задач экономического развития. Государство стоит перед объективной необходимостью проведения реформ и одновременно перед угрозой утраты стабильности. В условиях ослабления государственной власти невоз­можно было принятие непопулярных, но экономически необходимых решений, таких, как реформа ценообразования, налоговая реформа, приватизация. Реформирование не могло опереться на широкую социальную базу или устойчивый социальный консенсус. Оно вынуждено лавировать и прибегать к компромиссам.

Вероятно, в постсоветском аграрном обществе решающую роль сыграли старто­вые условия реформирования и неспособность должным образом профинансировать рыночные реформы. Деревня входила в рыночную экономику «частями» и пребывала на разных ее стадиях, переживая сложные перераспределительные процессы. Однако уже в который раз «крестьянское хозяйство проявило удивительную жизненную силу и способность к таким трансформациям в товарной экономике, которые не изменяют его семейно-трудового базиса и ориентации на семейное потребление как на цель хо­зяйственной деятельности».

Как изжить затянувшуюся «переходность»? Необходимо добиться согласования позиций исполнительной и законодательной властей, федерального центра и регионов по таким ключевым вопросам, как перераспределение земли и реализация прав собст­венности. К концу столетия общество устало от перемен, затосковало по стабильности и порядку. На смену «демократизации» пришла «стабилизация» и консервация режи­ма. Таким образом, заключительная в XX в. аграрная реформа приняла незавершенный характер, и решение извечного аграрного вопроса перешло в третье тысячелетие.

В целом же, все российские аграрные реформы в XX в. были вынужденными. Они часто ускорялись и радикализировались по политическим мотивам, подстегива­лись кризисными ситуациями. А это порождало спешку и хаотичность. Преобладание внешних или сиюминутных задач над органическими и постепенными не позволяло государственной власти последовательно развязывать узел накопившихся проблем, т.е. разложить реформы на ряд составляющих и взаимосвязанных мероприятий. Любое реформаторское действие рождало противодействие, связанное с наличными и вновь возникавшими социокультурными противоречиями. Отсюда - переходность, неустой­чивость и быстротечность процессов и явлений, с которыми каждый раз связывались срывы преобразований.

Отечественный опыт показал, что воссоздание частного права оказывается слож­нейшей задачей, с которой реформы не справлялись в полной мере. Проблема не сво­дится к обеспечению продовольственной безопасности страны. Нужна необходимая мера сочетания открытости и протекционизма. Рост производительности труда и по­вышение доходов сельскохозяйственных производителей возможны лишь при созда­нии равных и взаимовыгодных отношений с другими секторами народного хозяйства. Исключение сельского хозяйства из числа национальных приоритетов в конце XX в. нанесло стране огромный ущерб. Задача ответственной демократической власти состоит в обеспечении твердых правовых норм и проведении их в жизнь. Важно отдавать предпочтение эволюционным, включающим преемственность, постепенным измене­ниям. Проигрывая в скорости преобразований, реформаторы получают широкие воз­можности для адаптации и коррекции в процессе естественного развития институтов. Необходимо, чтобы реформа не свелась к земельной, а стала действительно аграрной, институциональной, сопровождалась улучшением культуры земледелия, интенсифи­кацией, ликвидацией ценового диспаритета. Нельзя допускать институционального вакуума, как случилось с последней аграрной реформой XX в.

Эволюционный характер аграрных преобразований не умаляет роли государствен­ного управления реформами. Напротив, он усиливает значение стратегических целей реформирования. Речь идет о сильном государстве. «Единственной разумной альтерна­тивой фундаментальным социальным кризисам является осуществление радикальных реформ, применяемых по инициативе государства, способного на современном этапе ввести изменения в правовое русло и минимизировать социальные издержки переход­ного периода». Создание точек прорыва достигается, как показывает отечественный и мировой опыт, льготным кредитованием, освобождением от налогов, гарантирован­ными поставками по твердым ценам топлива, удобрений, техники. Нашему крестьян­ству, как и обществу в целом, нужна хозяйственная инициатива и ее прочная правовая защита. Да еще трезвое понимание, что социально-экономические болезни, имеющие глубокие исторические корни, не вылечиваются быстро и частичными реформами. Для успешного реформирования важен деидеологизированный взгляд на экономику. Продуктивен методологический подход, не отрицающий значения коллективизма, но как вторичного, производного от самостоятельной индивидуальной деятельности, основанной на частной собственности. Для преобразования агропромышленного ком­плекса нужен не монопольный, а реально свободный рынок, связанный с освоением современных производственных технологий.

Отечественный и мировой опыт экономических реформ обнаружил неизбежность переходных периодов, продолжительность которых зависит от социально-экономиче­ских условий и глубины реформирования. Экономика аграрного сектора находится в состоянии переходности, когда дореформенные механизмы уже разрушены, а новые еще не созданы. Здесь нужна не шоковая терапия, а стратегия выращивания («доращивания») институтов. Пока новые институты не вырастут, старые не следует лик­видировать, приходится поддерживать естественную эволюцию институтов (бывших колхозов и совхозов).

Поиск новых путей развития крестьянских хозяйств в XX в. сопровождался ярост­ными, непримиримыми спорами. Известный аграрник А.В. Пешехонов писал в начале столетия, что аграрная проблема трудна не только для ума, но и для сердца, поскольку «экономическая проблема так тесно переплеталась с правовой и культурной, денежное хозяйство - с натуральным, крепостные формы - с капиталистическими». В конце XX в. появилась возможность, о которой писал в изгнании философ И.А. Ильин: «Важ­но не то, чтобы не было имущественного неравенства, а то, чтобы в стране не было хозяйственно беспочвенных, бессильных, безработных, бесперспективных людей. Каждый такой человек должен испытываться всеми как национально-хозяйственная рана, вредная и опасная для всего народа. Важно, чтобы у каждого был хозяйственно-отправной пункт; чтобы подъем к благосостоянию не был искусственно затруднен; чтобы полезный и продуктивный труд реально обогащал трудящегося; чтобы масса живо чувствовала поощряющее влияние частной собственности, а также успешность и почетность честного труда».

Сельское хозяйство - это восполнимый и рукотворный, в отличие от сырьевого сектора экономики, ресурс. Сегодня большинство развитых стран испытывают дефи­цит плодородной земли; каждый десятый гектар такой земли в мире приходится на Россию, притом что в стране проживает всего 2.4% населения земли. Выясняется, что земельными ресурсами мы обеспечены не хуже, чем энергетическими: у нас земли сельскохозяйственного назначения составляют 23.6% территории страны. Половина черноземов планеты, многообразие природно-климатических зон позволяют про­изводить самые разнообразные продукты. Уже сейчас Россия имеет шансы выйти в лидеры по производству зерновых и масличных культур. Для этого аграрный проект должен выступить как национальный приоритет; от его реализации зависит, будет ли аграрная сфера базой преобразований или останется зоной застоя, грозящей по­глотить реформаторские усилия. Только освоение современных технологий позволит обеспечить улучшение социальной и экологической обстановки в сельской местности. Недопустимо мириться с состоянием продовольственного кризиса при заброшенно­сти лучших сельскохозяйственных угодий. Еще важнее повышение престижа сель­ского образа жизни и восстановление культурного генофонда общества. Это - зада­чи высокой сложности, и современное реформирование должно найти адекватные способы их решения.