Высшее делание человека

Вопрос: Что представляет собой Иисусова молитва?

Ответ: Познание имени Иисуса Христа.

Вопрос: Что это значит?

Ответ: Познание святости и спасительности этого имени для души человека. Оно раскрывается через благодать, оно познается Духом Святым, изменяя саму природу человека: его дух, душу и тело, очищая от греха его сердце, ум и память.

Вопрос: Как действует Иисусова молитва?

Ответ: Действует Сам Христос, Который благоволил стать Спасителем мира и избрал из всех имен имя Иисус. Оно неразрывно связано с Его личностью. Поэтому, говоря о имени Сына Божия, мы говорим о Его Божественных действиях. В имени Иисуса Христа действует вся Святая Троица. Сын прощает и спасает, Дух освящает, Отец благословляет. Действием Духа Святаго познается Сын, в Сыне открывается Отец.

Вопрос: Что необходимо для Иисусовой молитвы?

Ответ: Вера, что Иисус – твой Спаситель; покаяние, которое дает в сердце место действовать благодати, и надежда, что имя Иисуса Христа, победившего мир[182], победит демона в твоей душе. Для молитвы необходимы труд и терпение. Вера через молитву переходит в надежду, надежда – в любовь. Любовь – вершина; труд и покаяние – основание. Слова Иисусовой молитвы – это камни духовного здания. Когда будет окончена работа, человек не знает, но если он не окончит ее в своей земной жизни, то недостающее восполнит Сам Господь.

Вопрос: Что здесь имеется в виду?

Ответ: Цель молитвы – сочетание сердца с именем Иисуса Христа. Если человек не достиг непрестанной молитвы во время земной жизни, но постоянно прилагал к тому усилия, то Господь даст ему в час смерти молитву, подобную крыльям, на которых душа вознесется к небу.

Вообще же непрестанная, сердечная молитва есть великое сокровище, которое и добывается великим трудом.

Вопрос: Что это за труд?

Ответ: Это не только повторение молитвы, это подчинение ей всей своей жизни. Что бы человек ни делал, он должен делать это так, как если бы готовился к молитве. У одного древнего скульптора спросили, как он достиг такой красоты и совершенства своих изваяний. Скульптор ответил: «Я беру мрамор и отсекаю от него все лишнее». Подобно этому человек, стремящийся к Иисусовой молитве, должен отсечь все лишнее и ненужное, все, что рассеивает ум, загромождает память, расслабляет волю, делает изнеженными и прихотливыми чувства. Если человек не подчинит свою жизнь молитве, то, несмотря на все труды, молитва останется внешней, сердце – раздвоенным, ум – постоянно отступающим от слов молитвы. Тогда может случиться другое: перед смертью восстанут страсти, которые жили в его душе, и потушат молитву, как тушит ветер зажженную свечу, и душа пойдет в вечность, потеряв имя Христа.

Вопрос: Значит, тот, кто не достиг внимательной молитвы, будет оставлен в час смерти?

Ответ: Нужно сказать, что есть два вида рассеянной молитвы. Первый, когда человек старается, но не может овладеть своим вниманием. Ум оставляет слова молитвы и обращается в предметах земных. Восстает целая буря помыслов, которая заглушает слова молитвы, но человек не бросает молитву, снова возвращает силой воли ум к ее словам, заключает его в них, и опять ум вырывается, как зверь из сетей, и вновь человек силой воли возвращает его извне вовнутрь, к тому слову молитвы, которое ум покинул. Здесь борьба. И ради труда, который человек подъемлет, такая молитва спасительна.

Второй вид – это лживая молитва. Человек лжет Богу, он идет по легкому пути, читает или произносит молитву, не заботясь о внимании. Он не понимает, перед Кем стоит, что делает, с Кем беседует; он притворяется, что молится, а затем так привыкает к этому лицемерию, что не замечает его. О такой лживой и ленивой молитве пророк Иеремия сказал: Проклят, кто дело Господне делает небрежно [183]. Проклят – значит «отлучен от Бога». От такой недостойной молитвы, как и от недостойного причащения, человек становится еще дальше от Бога, чем был. Для непрестанной молитвы надо, чтобы чистый ум сочетался с чистым сердцем. Поэтому человек должен остерегаться лжи, которая загрязняет сердце и наполняет ум помыслами, а также злобы, так как со злобным сердцем не может соединиться имя Иисуса Христа.

Вопрос: Что приобретает человек от молитвы в этой жизни?

Ответ: Покой и радость. Грех наполняет душу горечью и постоянным беспокойством. Благодать Божия дает мятущейся душе покой. Внешнее не может дать человеку счастье, если в душе у него зловонная яма. Напротив, молитва, совершающаяся в сердце, убогую хижину превратит в дворец.

Вопрос: Какой самый лучший способ Иисусовой молитвы?

Ответ: Наблюдать за своим сердцем, изгонять помыслы при первом их появлении, как добрые, так и худые, и заключать ум в слова молитвы. Примером этого пусть служит кошка, которая сидит у мышиной норы и следит, и если появится мышь, тотчас бросается на нее. Так ум должен стоять над сердцем и силой гнева убивать помыслы и вселять в сердце молитву. Как на чистой доске легко различаются письмена, так в упраздняющемся от помыслов сердце напечатлевается имя Иисуса Христа. Для тех, кто рассеянно произносит имя Божие, оно кажется чем-то знакомым и привычным, но для молящихся со вниманием оно будет всегда новым и иным, потому что изменяется сам человек и его возможность познания Бога.

Божество безгранично. И вечная жизнь человека – это вечное познание Бога через приближение к Нему, через осияние Божественным светом, который саму душу делает подобной свету.

Вопрос: Если для Иисусовой молитвы необходим отказ от мирской культуры, в том числе философских и других знаний, или максимальное сокращение их, то не покажется ли это людям каким-то прославлением незнания и восхвалением невежества?

Ответ: Вопрос поставлен неверно. Здесь не незнание противопоставляется знанию, а высшее знание, сверхзнание – знанию мирскому. Здесь человек похож на странника, который нашел клад. Как понести его? Человек выбрасывает из своей дорожной сумки все, от чего он может освободиться, чтобы наполнить ее драгоценностями, чтобы иметь возможность унести их с собой. Разве можно сказать, что от этого он становится беднее? Обычно люди, не имеющие представления о духовной жизни, считают, что отказ от мирских знаний должен привести к интеллектуальной пустоте, лености мысли и невежеству. А здесь происходит совсем другое: переход от низшего к высшему, от душевного к духовному, от временного к вечному. Поэтому Иисусова молитва делает человека мудрым, она открывает для него иные знания, которые настолько больше всего, что может приобрести человеческий интеллект, насколько небо больше земли.

Науки этого мира – знания о творении Божием, притом знания условные, переменчивые, шаткие и ненадежные. А молитва – познание Того, Кто сотворил видимые и невидимые миры, перед Кем земля подобна песчинке на берегу моря, перед Кем космос – лишь низшая ступень творения, этой таинственной лестницы, идущей в бесконечную высь. Бог открывает Себя человеку в молитве; Бог озаряет Своим светом человеческую душу; Бог, Которого не может вместить вселенная, нисходит в человеческое сердце. Поэтому святость – это высший гносис, к которому призван человек. Ум философов и ученых, которые хотят усилиями своего разума найти истину, запутывается в узле противоречий, блуждает по лабиринтам, из которых нет выхода, и, отдав себя земному, превращается в горсть земли. Молитва – это присвоение человека высшей жизни и переход от смерти к бессмертию. Философия и наука не делают человека лучше, а молитва изменяет самую природу его, он становится как бы иным существом, как иным становится металл, расплавленный в огне. Поэтому молитва – великий дар Бога человеку, делающий человека подобным Ангелу.

Безумие – не верить в Бога, но еще большее безумие – верить в Него и в то же время относиться к Нему как к второстепенному фактору своей жизни: оставлять для Него лишь какой-то маленький уголок в своем сознании и сердце, отдавать Ему как бы крохи своей жизни, отделять для богообщения только паузы между обычными земными делами. Неверие – это демоническое отрицание духовной очевидности. Полуверие – унижение Божества. В Апокалипсисе есть образ: Христос стучится в запертую дверь, эта дверь – человеческое сердце[184]. Неверующий не открывает ее для Бога, он не слышит или не хочет слышать этого стука. Теплохладные христиане, каких среди нас большинство, отворяют дверь, но дают место Христу не в комнате, а в прихожей, боясь, что присутствие Бога помешает их обычным делам; для них Бог – не источник жизни, не высшая радость их бытия, не вечный свет, озаряющий человеческие души, а, скорее, гарант их благополучия.

Посмотрите на молитву современных христиан, о чем они чаще молятся Богу: о спасении души, о вечной жизни, о возращении благодати, о любви к врагам? Нет, они молятся об успешном завершении дел, об исцелении от болезней, об избавлении от несчастий, а Бог как внутренняя жизнь их сердца им не нужен и непонятен. Только иногда наступает какое-то прозрение, особенно когда умирает любимый ими человек; тогда они вспоминают о вечности, тогда они молятся об упокоении души того, кто перешел грань этого мира, тогда они ощущают непрочность и временность всего земного, понимают, что хватались за тени, которые нельзя удержать в руках, что истинная жизнь – за пределами земного существования. Но это прозрение необычайно быстро исчезает и забывается, как будто вспыхнула искра и тотчас погасла, и опять каменеет сердце и погружается в привычную дремоту.

Сколько раз убеждается человек, что в грехе нет счастья, а только опустошение и горечь! И по большей части эти уроки проходят бесследно, он снова ищет счастья в грязи, от которой его еще недавно мутило и тошнило, снова продает Бога, снова верит диаволу. Наше отношение к Богу можно назвать свинством. Наше отношение к собственному духу нужно назвать непримиримой враждой. Наше отношение к своей душе – постоянной изменой; наше отношение к телу – покорностью господина своему наглому рабу, который властвует в его доме, пьянствует и грабит этот дом, заставляет прислуживать ему.

Кто же мы сами? Кто же это таинственное «я», которое определяет нашу жизнь, которое решает вопрос: с Богом мы или диаволом? Это тот таинственный центр человеческой души, где суммируется вся жизнь человека, но где остается свободной его воля. «Я» – это то, что принимает последнее решение, это образ и подобие Божие, которые неуничтожимы в человеке. Человек одновременно личность и предмет этого мира. Высшая и совершенная Личность – это Бог. В приближении к Богу восстанавливается человеческая личность, человек становится более независимым от внешнего и от внутреннего: от своей наследственности, привычек, прошлой жизни, своих привязанностей. Вне Бога человек из личности перерождается в предмет; он как бы овеществляется, его душа теряет тот центр, который мы назвали свободой; она порабощается и поглощается внешним. В Священном Писании диавол назван «чужим»[185], он чужд душе, но душа без Бога покоряется ему и становится его рабой.

Иисусова молитва проясняет в человеке образ Божий, безмерно увеличивает потенциал его внутренней свободы. Святость – это свойство имени Христа. В человеке святость проявляется как противостояние миру, плоти и демону, похоти плоти, похоти очей и духу гордыни[186]. В Новом Завете написано об огне, который преобразит небо и землю[187]. Иисусова молитва – луч этого огня, преображающего сердце. Грех, живущий в нас, разъединил ум и сердце. Ум живет в мире фантазий и представлений, сердце – в мире страстей. Иисусова молитва, очищая ум и сердце, сближает их друг с другом. Когда ум и сердце соединяются в молитве, начинается преобразование человека – его духа, души и тела.

Червь замуровывает себя в кокон. Там он как бы умирает, превращается в густую бесформенную массу, а затем невидимо в коконе образуется бабочка – крылатое существо, не похожее на червя. Ум, погрузившийся в сердце, подобен этому червю: во тьме, в невидении вещественных образов, в невидении этого мира он преобразуется вместе с сердцем, приближается к тому духовному вéдению, которым обладал Адам до грехопадения. Это состояние святых сравнивали с огнем, который согревает душу, и светом, в котором человек видит мир в его первозданной красоте, тем светом, в котором он созерцает Бога. В этом свете он видит бездну своей души, видит страшные язвы своих грехов, видит демонов, точно червей, ползающих в гниющем трупе. Он видит преддверие ада в своем сердце и в то же время чувствует, что именем Христа связана и пленена эта страшная темная сила, подобно тому как в Апокалипсисе Ангел связывает цепью сатану[188]. Он подобен человеку, который стоит на скале, о которую разбиваются волны бушующего моря; они ударяют о скалу, но не могут достичь его. Эта скала – имя Иисуса Христа, которого страшатся демоны.

Без Иисусовой молитвы человек лишь получает удары от врага, который скрыт от него во тьме, а с ней он может сам наносить удары этой адской силе. Имя Иисуса Христа заставляет ее трепетать. Человек видит, как благодать Божия, подобно искусному врачу, залечивает в его сердце раны так, что не остается даже следов. Но для этого нужны труд и самоотверженность, необходимо почитать молитву главным делом жизни, а остальное – только поделием. Бывали случаи, когда узник в течение многих месяцев, а то и лет перепиливал цепи напильником или обломком железа рыл подкоп под тюремную стену. Он трудился постоянно и неустанно, чтобы встретиться со своими родными и друзьями, чтобы вновь увидеть солнце и небо, чтобы вдохнуть своей грудью чистый воздух, а не смрад тюрьмы, чтобы не быть заживо погребенным в подземелье; и когда обретал свободу, то забывал о своих трудах. Темница и цепи – это наши грехи.

Иисусова молитва сначала так же трудна, как трудно перепиливать цепи или руками рыть землю, разбрасывая ее по полу. Но когда благодать коснется сердца, то оно почувствует, что цепи спали. Иисусова молитва превращается в любовь души к Богу, а в этой любви – истинная жизнь, о которой не ведает мир, истинная радость и свобода. Когда узник просыпался от сна, то знал, что главное для него – перепиливать цепь; здесь выбора не было – или свобода, или смерть. Человек, просыпаясь утром, должен знать не только умом, но и сердцем, что в этот день главное для него – Иисусова молитва, остальные, мирские дела – это фон, на котором она должна протекать. И этому знанию необходимо перейти в решимость воли. Ложась спать, человек должен засыпать с молитвой, просыпаясь ночью, вставать на молитву; если он день посвятит молитве, то она будет навещать его ночью во время сна; если он часть ночи будет молиться, то весь день будет для него другим.

В Евангелии говорится о мудром купце, который продал все свое имение, чтобы купить одну драгоценную жемчужину[189]. И человек должен продать свое мысленное имение – свои мирские знания, свои помыслы, образы земной красоты, свои мечты и грезы – все свое интеллектуальное имение, в котором он привык жить, точно в родовом поместье, все продать, от всего отказаться, чтобы приобрести одну жемчужину, которая дороже всего мира; эта жемчужина – имя Иисуса Христа; жемчужиной этой обретается Небесное Царство.

Вопрос: Что нужно сделать, чтобы молиться внимательно?

Ответ: Отреши свои мысли от обычных житейских дел, затем посвяти несколько минут размышлению как приготовлению к молитве. Вспомни о времени, которое определено нам для нашей земной жизни. Оно бежит, как раскручивающаяся нить, и наступает неизбежный конец: может быть – сегодня, может быть – через месяц, может быть – через десятки лет. Конец неизвестен, но неизбежен. За этот период мы должны подготовиться к вечности, которая не имеет конца. Затем подумай о смерти – итоге нашей жизни, – за которой следует суд, а за ним ад или рай; подумай о Промысле Божием в твоей жизни, который ведет тебя к спасению, а ты постоянно сопротивляешься ему. Затем скажи: «Душа моя, надо спешить, время проходит скоро, остановить или возвратить его невозможно. Надо собрать сокровище, с которым ты отправишься в свой последний путь, это сокровище – имя Иисуса Христа, которое станет в будущем веке для тебя всем: светом, дыханием, пищей, питием и одеждой благодати, в которую облечены святые; оно станет для тебя неисчерпаемым источником жизни. Вложи это имя в свое сердце, как драгоценные камни в сокровищницу». Скажи душе своей: «Все видимое рушится и исчезает, только невидимое вечно. Диавол под тысячами предлогов отнимает время жизни, чтобы твоя душа оказалась в час смерти пустой».

Затем начни молитву. Первое условие: произноси молитву так, как будто говоришь ее первый раз в жизни. Второе: произноси ее так, как будто ты раньше не знал ее, а теперь должен запомнить навечно. Третье: мысленно возвратись к своему детству. Вспомни себя малым ребенком, который только начинал знакомиться с миром: все, окружающее его, казалось ему тайной. Но он чувствовал своей душой в видимом мире присутствие мира невидимого. Молись так, как молился бы малый ребенок. Четвертое: не предпочитай никакое дело молитве, никакие блестящие мысли – имени Иисуса Христа. Если ты станешь глубоко молиться, как сказал один старец, «круто» молиться, то демон начнет отвлекать тебя от молитвы целым фейерверком «блестящих мыслей», но ты предпочти бедность со Христом. Во время молитвы демон будет предлагать тебе различные планы, обещая успех в земных делах. Но ты задай самому себе вопрос: «А каков конец всего этого?». И увидишь, что все на земле рассыпается, как горы песка, что богатство, успех и слава остаются у порога смерти, а чаще оставляют человека еще при жизни, как коварные друзья. Пятое условие молитвы: это послушание, оно освобождает ум от помыслов. Когда человек предоставлен себе, то при решении вопроса один помысл противостоит другому, душа находится в неуверенности и сомнении, а в своем сердце человек не может различить притаившиеся там страсти. Послушание вносит в душу человека мир и высвобождает ее силы для молитвы.

Вопрос: Какие силы души должны быть включены в молитву?

Ответ: Воля, которая удерживает молитву в сознании, ум, который вникает в слова молитвы, чувства, которые согревают молитву и сливают ее с душой. Трем силам души соответствуют три силы духа: воле соответствует внимание; рассудку – внутренний логос и способность проникновения в глубь явлений и предметов, вúдение причин и конечных целей, способность интуитивного познания духовного мира; эмоциям – особое религиозное чувство, как переживание общения с духовным миром, как познание благодати Божией, как внутреннее удостоверение в истине. Духовные способности и силы пробуждаются через молитву. В молитве происходит единение духа и души, их сил и свойств. В молитве тройственность сил духа и души становится единым познанием Бога, образно говоря, единым «локатором», улавливающим Божественный свет. Из трех сил души наименее поражен грехом рассудок: хотя он и бывает пленяем страстями и эмоциями, но по временам возвышается над ними и вступает с ними в борьбу.

В молитве рассудок первенствует, он призывает себе на помощь волю. Воля удерживает слова молитвы перед очами рассудка и собирает рассеявшиеся мысли воедино, как пастух собирает овец, отбившихся от стада. Рассудок как бы высвечивает слова молитвы, и чувство наконец начинает откликаться на них. Молитва становится переживанием человеческого сердца. Иногда сильные жизненные потрясения пробуждают чувства и включают их в молитву. Но обычно нужен труд. Слова молитвы действуют на наше затвердевшее сердце, как струя воды, которая падает на камень и постепенно пробивает его. Были люди, которые сразу же получали дар непрестанной молитвы, но это исключение. Обычно то, что легко приобретается, легко теряется. Поэтому Господь по мудрости и милости Своей не тотчас дает нам дары, чтобы мы вскоре же не потеряли их.

Тот, кто занимается Иисусовой молитвой, со временем начинает чувствовать, что это – высшее делание человека, что обычная речь по сравнению с молитвой груба и пуста, что мирские занятия несут в себе холодную мертвенность, что без молитвы само человеческое бытие ничтожно. Он начинает любить молчание, в котором слышит песнь вечности. Любя людей, он прячется от них, перестает интересоваться делами и новостями мира, чтобы они, проникнув в его сознание, не нарушили молитву, не заглушили ее своим шумом. Он бережет молитву от соприкосновения с миром, как мать бережет младенца от палящего солнца и дыхания зимней бури.

Есть вещи, совершенно не совместимые с молитвой. Это чтение современных журналов и газет; это телевизор, который стал хозяином дома. Дух Святый – это Дух чистоты и целомудрия. Молитва делает сердце человека храмом Божиим, а в этот храм человек впускает, словно приглашенных гостей, убийц и непотребных женщин и наслаждается зловонием греха. Благодать Божия покинет такого человека. В душе, распаленной страстями, в уме, где водворяются образы насилия и разврата, как может пребывать Христос? Поэтому тот, кто не имеет решимости выбросить телевизор из своего дома, никогда не сможет приобрести Иисусову молитву. Это будет не молитва, а сочетания звуков без внутреннего смысла. Такой человек будет похож на хозяина, который провел в свои комнаты канализационные трубы и затем приглашает туда гостей.

Вопрос: Как сохранить свое сердце для молитвы?

Ответ: Спрашивай себя во всех случаях жизни: «Как мой поступок, дело, решение отразятся на молитве?». Когда садишься за трапезу, задавай вопрос: «Сколько мне надо поесть, чтобы не угасить молитву?». Когда вступаешь в беседу, думай: «Как мне надо говорить, чтобы не рассеять молитву?». Когда берешь читать книгу, то пойми для себя: поможет ли она молитве или, наоборот, вытеснит ее из памяти. Так проводи весь день.

Есть притча. Царский сын спросил отца:

– Расскажи мне, как ты научился управлять огромным государством?

Царь ничего не ответил. Но через некоторое время сделал вид, что разгневался на сына за какой-то поступок и приговорил его к казни. Сын бросился к ногам отца, умоляя о пощаде, и клялся, что он невиновен. Тогда царь сказал:

– Хорошо, я испытаю тебя.

Он наполнил чашу доверху водой и сказал:

– Обойди с этой чашей городские стены, а за тобой будет следовать палач: если ты прольешь хоть каплю воды, то он тотчас отрубит тебе голову на том же месте.

Царевич обеими руками взял чашу, взошел на городскую стену и начал медленно обходить город, осторожно ступая по плитам. Долго продолжался этот путь. Наконец к вечеру царевич вернулся во дворец и принес отцу чашу, полную воды: он не пролил ни капли.

Царь спросил:

– Ты видел народ, стоящий около стен?

Царевич ответил:

– Нет.

Царь спросил:

– Ты слышал голоса людей?

Царевич ответил:

– Нет.

Царь спросил:

– Какое небо было сегодня, закрывали ли его облака?

Царевич ответил:

– Не знаю.

Царь спросил:

– Что же ты делал?

Царевич ответил:

– Я не видел и не слышал ничего, я смотрел на чашу, чтобы не пролить воду и остаться живым.

Тогда царь сказал:

– Вот тебе урок, как надо управлять государством: умей сосредотачиваться на каждом деле так, как если бы оно было единственным, забывая обо всем.

Эта притча может послужить уроком того, как надо молиться. Чаша – это наше сердце, вода – благодать, палач, который идет за нами с обнаженным мечом, – смерть, стоящая за спиной каждого человека. Молитва собирает и хранит благодать.

Вопрос: Кто самый коварный и сокровенный враг молитвы?

Ответ: Это наслаждение. Уже древние сказали, что наслаждение делает мудрых безумными.

Вопрос: Как отличить наслаждение от духовной радости?

Ответ: При наслаждении останавливается мысль, ум переходит в какое-то дремотное состояние, душа погружается во тьму, она ощущает некую мутную сладость, как бы идущую снизу к сердцу; она забывает о смерти и о вечности. В наслаждении, как и в страсти, гаснет свет души. Наслаждение – это паралич молитвы. Есть духовная радость, которую иногда также называют наслаждением, но это – совсем иное.

Вопрос: Какой святой может служить для нас примером делателя Иисусовой молитвы?

Ответ: Пресвятая Дева Мария, Которой во Святая святых было открыто имя Иисуса Христа. Это имя, как незаходимая звезда, сияло в Ее сердце. Дева Мария была венцом всех добродетелей. Но особенно просияла Она целомудрием, смирением и любовью. Любовь сделала Ее Дочерью Небесного Отца, чистота – Невестой Духа Святаго, смирение – Матерью Сына Божия. Все эти добродетели – дары благодати. Но в то же время они в значительной степени зависят от воли человека. Иисусова молитва невозможна без стремления к чистоте и смирению, как и без неустанной борьбы с гордыней. Господь сказал: вот на кого Я призрю: на смиренного и сокрушенного духом [190]. Смирение – это тот Синай, на котором Бог является душе. Целомудрие – та купина, которая горит огнем благодати, не сгорая. А духовная любовь – это награда победителю своих страстей, это присутствие Самого Божества в человеческом сердце, это бесконечный конец духовного пути.

Преподобный Максим Кавсокаливи, афонский подвижник, постоянно молился Божией Матери о даровании ему сердечной Иисусовой молитвы и получил ее как дар от Небесной Царицы[191].

Надо молиться и просить о даровании Иисусовой молитвы Архангела Селафаила, который, по учению Церкви, является Ангелом молитвы. Надо просить преподобных отцов, чтобы они научили нас умному деланию, ради которого они оставили мир и удалились в монастыри и пустыни.

Вопрос: Что значит сделаться в молитве подобным ребенку?

Ответ: Это значит отказаться, как мы уже говорили, от земной мудрости и от земных знаний. Как борец, вступая в поединок, сбрасывает с себя одежду, так человек, становясь на молитву, должен знать, как ничтожны и неверны те знания, которыми гордится мир. Перед Божественной мудростью они ничто; это туман, обволакивающий нашу душу, через который с трудом пробиваются лучи солнца. Откажись от знаний ради мудрого незнания, и в этом незнании через молитву ты обретешь высшее знание. Откажись от мерцающего света рассудка, для которого недоступен духовный мир; погрузись во мрак неведения и безмыслия для того, чтобы через молитву в сердце твоем воссиял духовный свет. Представь себя ребенком, ничего не знающим, не смыслящим, а только тянущимся к Богу, верящим Ему хотя бы так, как малое дитя верит своим родителям.

Когда я мысленно обращаюсь к своему раннему детству, которое отпечатлелось в каких-то тайниках сердца, напрягаю свою память, как бы поворачивая реку времени вспять к ее истоку, то вспоминаю, что в предрассветных сумерках моей детской жизни духовный мир был очевиден для меня; я видел то, что окружало меня, в двух планах: один был реальным и земным, а другой – планом таинственным, планом духов. Эти планы как бы пребывали друг в друге. Ребенком я видел мир более объемным, более глубоким; сердце ребенка чувствовало тайну невидимого мира, который в какой-то степени был видим для него. Затем, с возрастом, душа все больше грубела и погружалась в материальность – видимый мир вытеснял мир невидимый. Мирские знания, общение с людьми, просыпающиеся страсти – все это парализовало способность духа смотреть не на видимое, а сквозь видимое.

Ребенок, едва научившийся говорить, по-своему мудрее, чем философ, опутавший себя, словно паук паутиной, собственными рассуждениями, которые тянутся из его рассудка, как нить из паучьего брюха. Ребенок мудрее, потому что он видит мир как тайну. Великое достижение – смирить гордость рассудка, ставшего для людей идолом, и победить страсти, в которых мир видит радость жизни, подняться выше раздвоенности и борьбы мысли, увидеть, что образы земного – это образы праха, и молиться простым сердцем, как дитя. Господь сказал: «Славлю Тебя, Отче, что Ты утаил сие от мудрых мирской мудростью и разумных плотским разумом и открыл то младенцам, которые больше могут вместить познания о Боге в своей простой душе»[192].

Архимандрит Софроний (в схиме – Серафим [Сахаров])[41], автор известной книги о преподобном Силуане Афонском, отмечал тот знаменательный факт, что среди простых, даже неграмотных монахов оказывалось больше тех, кто достигал непрестанной Иисусовой молитвы, чем среди людей, получивших книжное образование. Это потому, что простым неученым монахам было легче приблизиться к состоянию ребенка. Но надо оговориться, что и среди них могут быть гордые умом, подобные нищему, который гордился иголкой, которой пришивал латки к своей одежде.

Гордость – это страсть. Ученость может явиться пищей для страсти, особенно поверхностная ученость и пустые раздутые знания. Но если человек увидит всю ограниченность этих знаний и ничтожность их по сравнению с познанием Бога, то и он, как богатый, продавший свое имение, может быть в сердце своем со Христом. Пример тому – Василий Великий, который получил образование в знаменитой афинской академии, а впоследствии, изучая Священное Писание, отзывался о философии как об игре ума. Надо сказать, что пустынники неодобрительно относились к чтению богословских трудов теми, кто избрал путь безмолвия. Они указывали, что даже такие книги могут рассеять ум и оторвать его от молитвы, а через молитву человек способен глубже познать Бога, чем через книги. Они считали, что для спасения достаточно знать догматы Православия и верить Церкви, а душу посвящать молитве. Поэтому пустынники не входили в разбор богословских вопросов, если не было угрозы ереси.

Книги описывают духовный мир, а молитва человека в этот мир вводит.

Тем, кто занимается молитвой, старцы советовали читать книги преимущественно о молитве.

Войти в свое сердце

В начале ХХ века на Афоне, этом оплоте всемирного Православия, внезапно появилась новая ересь, которая называлась имяславием, или имябожием. Эта ересь вспыхнула, словно пожар, в стенах Пантелеимонова монастыря; значительная часть населявших его монахов примкнула к ней. Говорят, что новое – на самом деле повторение хорошо забытого старого. Можно сказать, что имяславцы имели своих предшественников в лице гностиков, последователей Евномия[193] и каббалистов. Сущность этого учения заключалась в том, что имя Божие отождествлялось с Самим Богом. «Имя Иисус есть Бог» – вот догмат этой странной ереси. Внешнее, профористическое человеческое слово, состоящее из сочетаний и комбинаций звуков, воспринималось имяславцами как Божественный Логос. Это учение, подобно ереси Евномия, не только приводило к логическому отрицанию обрядов и Таинств Церкви, но и ставило под сомнение необходимость самого воплощения Спасителя и Голгофской Жертвы. Если имя Божие есть Бог по существу и природе, то, следовательно, в произнесенном имени уже присутствует Бог во всей Его полноте. В таком случае можно было бы приобщаться не Святыми Дарами, а только именем Иисуса, и вместо Голгофской Жертвы Богу достаточно было бы открыть людям Свое имя.

Эта ересь вызвала богословскую полемику, в которой приняли участие Константинопольский и Антиохийский патриархи, а также специальная комиссия, посланная на Афон. Полемика не принесла ощутимых результатов и кончилась принудительной высылкой имяславцев с Афона. Надо отметить, что позиции имяславцев разделяли некоторые декадентствующие богословы, в том числе отец Павел Флоренский, который взял на себя труд редактирования книги иеромонаха Антония (Булатовича[42]), представляющей собой апологию имяславия. Особенно ярко приверженность Флоренского к магическому платонизму и гностицизму проявилась в его сочинении «О именах»[43].

Следует отметить, что церковные богословы в споре с имяславцами, как это обычно бывает в таких случаях, для того чтобы удержать готовую опрокинуться лодку в равновесии, прижались к другому борту, и она накренилась в противоположную сторону. Ими была проигнорирована специфика имени, его личностный аспект; при этом имя превратилось в наименование, в безликий индекс и номер. Здесь не было ереси, как у имяславцев, но было несоответствие с молитвенным опытом аскетов, упрощение и как бы профанация мистики молитвы. В отличие от названия, наименования, клички и прозвища, имя имеет не случайную, внешнюю, а внутреннюю связь со своим носителем: имя может относиться только к личности и личность отзывается на свое имя. Характерно, что безымянной личности вообще не существует. У всех народов человеку дается имя. В молитве имя дает реальное ощущение присутствия, поэтому имя – самый высший и динамичный из всех символов, кроме того, самый устойчивый и конкретно-реальный. Божественные имена – это как бы концентрация молитвы, это как бы светящиеся центры, пронизывающие лучами всю ткань молитвы. Душа молящегося по пробуждении духа ощущает благодать, струящуюся через Божественные имена; тогда они открываются человеку, как тайна, а человеческое сердце – им. Это реальное, но субъективное переживание бывает настолько сильным и неизгладимым, что некоторые старцы, не обученные богословию, но занимающиеся Иисусовой молитвой, на вопрос об имяславской ереси отвечали, что «истина находится где-то посередине».

Имя Божие – это тайна, скрытая от плотских и душевных людей. Хотя Иисусова молитва невидимо преображает их, но открывается не душе, а «уму» (духу) в своем величии как бы на фоне вечного света. Для таких молитвенников, как святой Иоанн Кронштадтский, Бог являлся в Своем имени, как в неопалимой купине. Речь и слово – это, по сути, не сигнальная, а знаково-символическая система. В молитве мы общаемся через слово как через посредствующий знак. Святые отцы советуют заключать ум в слова молитвы, для того чтобы видеть через эти слова то, что выше слова, и слышать молитвенное молчание, которое глубже слова. То, что относится к символу, переходит на символизируемое, поэтому человек должен относиться с благоговением к каждому слову молитвы. Превращение человеческого слова в игру, шутки, ложь, брань, празднословие наносит молитве трудновосполнимый ущерб: слова ее становятся для молящегося холодными, жесткими и грубыми, похожими на инструмент, покрытый грязью и ржавчиной. Тот, кто хочет учиться науке из наук – молитве, должен взвешивать и обдумывать каждое свое слово. В этом отношении он должен быть похож на скупца, который, прежде чем отдать монету, долго удерживает ее в руке и размышляет.

Для православного монашества характерно учение об Иисусовой молитве; вернее, это заповедь для всех христиан, но монашество было тем садом, где дивные благоухающие цветы этой молитвы цвели особенно пышно. Иисусова молитва называется по-разному: памятью Божией, духовной песнью, любовью Божией, сердечным безмолвием – в зависимости от степени молитвы. Начинается она как память, затем переходит в таинственную песнь, которую дух поет день и ночь Богу, а затем вводит человека в безмолвие и любовь.

Для Иисусовой молитвы нужен труд. Наше сердце от грехов и страстей превратилось в камень. Нужно рыть скалу, чтобы найти источник. Проходят годы, человеку кажется, что труд его бесплоден, что он оставлен Богом, но это не так: в человеке происходит беспрерывное, но незаметное изменение, подобное росту его тела. На каждую Иисусову молитву Бог неслышно отвечает сердцу: «Я с тобой!». Некоторые, прочитав учение отцов об Иисусовой молитве, хотят сразу пережить их состояния, но эти руководства написаны преимущественно для пустынников и аскетов, а наше сердце похоже на грязное болото. Иисусова молитва – ручеек, втекающий в это болото, но сколько времени нужно для того, чтобы его струи вытеснили, вымыли всю грязь и сделали воду прозрачной! К тому же в это болото непрестанно попадают стоки и выбросы наших грехов и страстей – того, что проникает в сердце, особенно через зрение и слух. Постепенно очищаются глубины нашего подсознания, тайники человеческого сердца; иногда благодать касается души, как бы показывая, что ожидает ее впереди, и скрывается снова. Человек переживает то помощь Божию, то богооставленность, то краткие просветы радости, то мучительные периоды бессилия и скорби. Благодать Божия скрывает этот путь от нас самих, чтобы мы не впали в гордыню, и только после пробуждения духа человек познаёт в молитве, как сладок рай и как благ Господь.

Святые отцы советуют вначале произносить Иисусову молитву устно, но негромко, полушепотом, вслух самому себе: громкий голос рассеивает мысли, и только при особенно сильном восстании страстей допустимо громко произносить, как бы кричать молитву, чтобы заглушить змеиную песнь сладострастия и гнева. Иисусову молитву надо произносить в темпе обыкновенной беседы, не слишком быстро, когда ум отключается от слов, и не слишком медленно, когда ум начинает дремать в них. Затем человек по временам переходит к безгласной молитве, стараясь внутренне четко произносить ее слова, причем отцы рекомендуют несколько сдерживать дыхание, то есть делать его поверхностным и редким, это помогает сосредоточению мысли. Мы можем проследить на себе, что концентрация внимания связана с задержкой дыхания. Однако возможна ошибка в следующем: человек, набирая воздух до отказа, делает затем долгие паузы, напрягая все силы, чтобы не выдохнуть его. Некоторым людям, поступавшим так, удавалось иногда мысленно произносить до десяти, даже до пятнадцати молитв после глубокого вдоха, но следствием подобной практики нередко оказывалась болезнь – расширение (эмфизема) легких и гипертония. Отцы советуют противоположное: употреблять при дыхании малое количество воздуха, как пищу во время поста.

Древние подвижники связывали слова Иисусовой молитвы с дыханием. Этот способ употребляют и некоторые современные нам монахи. Жизнь человеческого организма протекает в определенных ритмах, и когда молитва соединяется с этими ритмами, то получает помощь. Это не механический процесс, который умерщвляет дух, а нечто другое, похожее на поддержку дружеской руки, помогающей человеку, идущему по крутой горной тропе.

Человек – уникальный, неповторимый индивидуум, поэтому путь Иисусовой молитвы у каждого неповторим. Молитва – дар Божий, поэтому надо молиться Богу о ниспослании этого дара. Это, быть может, самый лучший и безопасный способ достигнуть молитвы: просить ее у Бога как великой милости. При молитве тело должно находиться в состоянии некоторого напряжения, как бы готовности к действию: при расслаблении тела ум обычно впадает в дремоту, внимание ослабевает, сознание покрывается какой-то мглой – человек говорит молитву, как во сне, не слыша самого себя. Напряжение мышц должно быть направлено к сердцу, живот подтянут, как у солдата в строю. Это напряжение дает определенную опору для молитвы, как правильное дыхание дает опору для голоса. Хорошо при молитве делать поясные и земные поклоны; при этом надо сначала произносить молитву, а потом делать поклон, а не полагать его во время молитвы. Поклоны смиряют человеческую гордыню и делают трезвенной душу. Некоторые считают полезным для внимания во время молитвы сидеть на невысокой скамеечке, прижав подбородок к груди. Однако все это – внешние приемы; сами по себе они полезны, но без них можно обойтись. Они похожи на посох в пути, на который опираются, а затем, когда он становится ненужным, отбрасывают прочь.

Самое главное – духовная сторона молитвы, но, поскольку душа связана с телом, внешнее может как помогать, так и мешать внутреннему. Полагаться на внешнее или же, напротив, совершенно пренебрегать им было бы неразумно и неправильно. Общие советы для занимающихся этой молитвой: не принимать чувственных образов, не стремиться к ощущению благодати и душевным восторгам, смотреть на молитву как на покаянный плач сердца, часто исповедоваться, всю жизнь считать приготовлением к молитве. Все наши дела, слова и мысли – это почва, на которой будут расти или увядать цветы молитвенных состояний.

Во время Иисусовой молитвы внимание должно быть сосредоточено на словах самой молитвы, но само по себе волевое усилие не может быть продолжительным, поэтому во время молитвы человек сознательно или бессознательно ищет того места, где проявится в форме слова молитва. Некоторые, прочитав наставления древних аскетов, ищут так называемого «сердечного места», но сердечное место – это закрытая дверь, которую силой можно сломать, а не открыть. Нужно определенное состояние души и духа, чтобы молитва ожила, проявилась, вошла в глубину сердца, именно не в физическую область сердца, а в его духовную глубину. Если ум, отягощенный и загрязненный помыслами, мы будем усиленно вбивать, как гвоздь молотком, в свое сердце, еще покрытое гнойниками греха и страстей, то результатом этого будет не приобретение духовной молитвы, а неуравновешенность, вспыльчивость, истеричность, быстро меняющееся настроение. Наш ум и сердце разъединены в результате грехопадения, но это является для них в некотором роде предохранением от большего зла; они могут сблизиться и соединиться друг с другом только через покаяние и очищение грехов, а еще вернее, их может соединить благодать. Поэтому сосредотачивать внимание надо не на источнике слова, а на его периферии, медленно и постепенно переходя к центру. Так, некоторые из старцев считают наиболее безопасным сосредотачивать внимание во время Иисусовой молитвы на движении губ, произносящих ее шепотом или безгласно. Этот прием дает возможность бороться с помыслами, не внимать им, почувствовать более четко структуру слова. При долгом упражнении Иисусова молитва сама соединяется с дыханием. Некоторых удовлетворяет этот способ молитвы, и они продолжают молиться так до тех пор, пока не появится сердечная теплота; для других следующим этапом молитвы становится фиксирование внимания в области гортани, где они чувствуют при молитве движение мышц, где как бы рождается слово, выходящее из груди. Продолжая путь, точно от устья к истоку реки, человек ощущает уже, что слово рождается в области сердца, и вниманием опускается к своему сердцу по пути вдыхаемого воздуха, ориентируясь на пульсацию сердца[194]. Здесь он яснее видит зарождение помыслов, и ему становится легче бороться с ними через молитву.

Есть два вида борьбы: первый – не внимать помыслам, а продолжать молиться (так человек затыкает уши, чтобы не слышать брань), а второй – отвергать, как бы отбрасывать и уничтожать помыслы. Один из святых сравнил ум с пауком, который сидит, притаившись неподвижно в паутине, и, как только муха попадает в нее, тотчас убивает свою жертву. Путь в сердце – это восхождение ума по ступеням; но лестница как бы «опрокинута» вниз, и большее погружение в глубину означает большее восхождение. По этой лестнице можно идти только малыми шагами, прыгнуть через ступени – значит сорваться с нее. Здесь внимание не должно переходить в насилие. Каждая ступень открывается сама, сердце постепенно притягивает ум, но сердце в физическом плане и сердечное место – это не одно и то же. Сердечное место похоже на тайную сокровищницу, замурованную в стене, ее открывает Господь как дар благодати человеку; это как бы «внутреннее сердце» в человеческом сердце, и самому войти в него невозможно, как невозможно сорвать с неба звезду. Сердечное место открывается человеку тогда, когда он этого не ожидает. Ожидать – значит чувствовать себя достойным. Бог дает благодать смиренным и молчаливым. Кто нашел это сокровище, тот не будет рассказывать о нем миру, а заградит свои уста молчанием, чтобы духовные воры не похитили его.

Мы говорим о символике слова, но есть еще другой план – мистика слова. У человека, кроме внешнего фонетического слова, существует еще скрытый и неведомый для него внутренний логос. Это способность не души, а духа. В пробужденном духе профористическое, внешнее слово приближается к внутреннему слову, поэтому ложь как раздвоенность, как противоречие между внутренним и внешним языками губительна для духовной жизни; она угашает ее, как вода огонь. Внутренний логос, или, как по-другому его называют, эндотетическое слово, – способность к непосредственному познанию, к прозрению и духовным интуициям – начинает сиять через внешнее слово и делает его мудрым и глубоко проникающим в душу. Поэтому слово молитвенников и аскетов несет в себе необычайную силу, превосходящую разум всех философов.

Наступает момент, когда молитва превращается в зрение. Душа молится в потемках, дух – в свете. Христос рассказал притчу о дивной жемчужине, спрятанной на поле, и о неком человеке, который, узнав о ней, продал все имущество, чтобы купить это место, и, овладев жемчужиной, стал богаче всех[195]. Тот, кто жертвует всем ради Иисусовой молитвы, получает через нее всё, а главное, то, чего он не знал и не мог пожелать. Продать имущество – отказаться от земных привязанностей, от душевных знаний, упростить себя, сконцентрировать свою жизнь в одном, как лучи, проходя через увеличительное стекло, концентрируются в одной точке.

Иисусову молитву нельзя противопоставить другим видам молитвы, например, Псалтири: все они берут начало от одного источника – Духа Святаго. Псалтирь и каноны помогают, особенно вначале, Иисусовой молитве; сразу перейти только к одной Иисусовой молитве так же трудно, как перейти от привычной пищи к хлебу и воде, которыми питаются аскеты. Наш ум по привычке требует разнообразия; даже в поле молитвы лишь постепенно он переходит от широты познания к глубине. Постоянно держать ум в напряжении – это, по слову Антония Великого, то же, что держать все время тетиву лука натянутой. На вопрос, что избрать: Иисусову молитву или Псалтирь, преподобный Варсануфий Великий отвечал: «И одно делать, и другое не оставлять»[196]. Причем постепенно все больше времени и места в душе отдавать для Иисусовой молитвы. Укрепившись в сердце, Иисусова молитва вначале проявляет себя как духовная теплота. Часто, просыпаясь по утрам, человек, к удивлению своему, замечает, что в сердце его идет Иисусова молитва. Сны становятся чистыми и легкими. (Здесь не говорится об особых демонских искушениях, когда диавол приближается во сне к молитвеннику, как к своему врагу, и тот чувствует от этого приближения мертвящий ужас.)

Вторая степень непрестанной Иисусовой молитвы – это особый внутренний свет, который озаряет темные глубины человеческой души. Теплота приносит молитвеннику мир помыслов и покаяние, а духовный свет – радость и вместе с тем ощущение, что он ниже всякой твари, но в то же время не оставлен Богом. Тогда человек понимает, что смирение – истинная жизнь, а превозношение – ложная жизнь и крайняя нищета. Святые отцы не открывают нам дальнейших действий благодати или открывают через иносказания и намеки. Преподобный Исаак Сирин говорит об этом, что лишь немногие перешли на другой берег Иордана[197].

Иисусова молитва – это голос покаяния, а само покаяние подобно нити, протянутой между двумя полюсами – скорбью о грехах и надеждой. Молитва без сознания греховности переходит в горделивое возношение и ложную духовность, а молитва без надежды постепенно угасает, душа приходит в состояние уныния и расслабления. При молитве должно быть такое расположение души: «По грехам своим я достоин ада, но милосердие Божие не препобеждается никакими грехами. Господь простил бы и сатану, если бы тот смог покаяться».

Когда вступаешь в разговоры с мирскими людьми, спроси себя: «Сколько Иисусовых молитв я смог бы произнести за это время? Неужели есть на человеческом языке слова выше и прекраснее, чем «Иисус Христос»? На что я меняю Иисусову молитву?». Тайны Божии открываются молчаливым. Апостол Петр говорит о красоте молчаливого духа и о таинственной звезде, которая восходит в человеческом сердце[198].