Христианка и в то же время язычница

Наша душа по природе своей – христианка, но по страстям своим – язычница. Она невеста Христова, но изнасилованная демоном; она царица, ставшая блудницей. Она образ и подобие Божие, но вместе с тем в ней отразился темный лик сатаны. Она обитательница земли – пылинки, кружащейся в космосе, в космическом вихре, и вместе с тем – поле великой и последней битвы между Богом и падшим архистратигом. Она рабыня мира, обусловленная, ограниченная в своем существовании пространством и временем, и она же решает его конечные судьбы. Она живет в бурлящем потоке времени, но вместе с тем принадлежит вечности. Она забыла о самой себе, зачарованная фантасмагорией земных картин, призраками своего страстного воображения и снами несбыточного счастья, но ничто на земле не удовлетворяет ее, и она чувствует себя здесь странницей. Она сама забыла о себе, но Бог ради нее создал бесчисленные миры; для ее спасения Промысл Божий управляет космосом и историей.

Образно говоря, человеческая душа в руке своей держит руль вселенной. Она создана для богообщения, но чаще всего стремится к общению с демоном. Она частица неба, упавшая в грязь. Она одинокая маска среди шумного, пестрого карнавала. Она или, забыв свое божественное достоинство, отождествляет себя с червем и зарывается в грязь; или, ощущая трагизм своего бытия, безмолвно вопиет: «Для чего мне дана эта жизнь, зачем я попала сюда?».

…Ответь мне, душа моя, кто ты? Если ты от небес, то почему ищешь счастья в грязи? Если ты от земли, то откуда у тебя тоска по небу? Если ты царица, то зачем надела вместо порфиры нищенские лохмотья; если родилась нищей, то почему ищешь богатства, которого не имела? Если ты не знаешь Бога, то почему вдруг среди мирского шума сердце твое внезапно дрогнет от слов молитвы, непонятных тебе, как от звуков песни, слышанной в далеком детстве? Если ты не помнишь о рае, то откуда эти горячие слезы, которые обжигают твое сердце, слезы неведомой любви, более сладкие, чем все наслаждения мира? Кто напечатлел в глубине твоей таинственное имя Бога? Как могла ты забыть о Нем, точно богач, зарывший клад и затем потерявший место, где он сокрыт?

Кто ты? Горный орел с поломанными крыльями или еще не оперившийся птенец, который беспомощно ползает по земле, а вороны каркают, глядя на него с веток деревьев? Почему порой ты кричишь и бьешься во внутренних муках, как зверь, попавший в капкан, грызет железо, желая вырваться на волю и падая в изнеможении?

Будучи подобна бесплотному Ангелу, ты облечена в бренное тело, которое по смерти истлеет в гробу. Как стала ты трупоносицей, душа моя? Почему, видя вокруг картины и призраки смерти, ты отгоняешь, как врага, мысль о неизбежном приходе ее к тебе? Почему ты впилась в эту земную жизнь, как клещ в собачье ухо?

Господь дал тебе все для спасения, но ты как слепец, который несет мешок с золотом и не знает, что в нем. Почему, душа, ты, простая по природе, как луч света, превратилась в клубок неразрешимых противоречий, в узел со спрятанными концами, развязать который сам человек бессилен? Почему, душа моя, уподобилась ты малому, неразумному дитяти, играющему с ядовитой змеей, любуясь ее окраской, или собирающему цветы на поверхности топкого болота?

И отвечает душа: «Я падшая звезда, хранящая память о небе, я любовь Христа; ради меня Он сошел на землю. Господь, сотворив меня, как отблеск Божественного света, вручил мне царский перстень, чтобы я обручилась с Ним; этот перстень – моя свободная воля. Как велика любовь Божия ко мне: я сотворена Его словом, а искуплена Его Кровию, о спасении моем будут радоваться небеса, а о гибели – скорбеть Ангелы, как братья над гробом своей младшей сестры! Больше не спрашивай меня ни о чем: я тайна для себя самой. За гранью слов – область молчания, тайну же мою откроет вечность».

О МОЛИТВЕ

Дыхание жизни

Духовная жизнь во многом – это искусство молитвы. Святые отцы называли молитву дыханием жизни, нервами души, золотым дождем, льющимся в душу человека, неиссякаемым источником благодати, небесным сокровищем, которое человек всегда имеет при себе. Молитва – это ключ, открывающий врата Небесного Иерусалима.

Молитва – это лествица, по которой душа восходит от земли к престолу Божию. Молитва – вечный, нетленный, неугасимый небесный свет, который видит сердце человека.

Молитва – воскресение человеческой души прежде воскресения тела.

Молитва – крылья души; без нее душа в своих помыслах и страстях ползает, как червь, по земле.

Молитва – это озарение бездны нашей души небесным светом.

Молитва – постоянное пребывание с Богом, неоскудевающий родник светлой радости.

Молитва – предчувствие и преддверие рая.

Человек создан для вечности, его истинная родина, его отчий дом – это небо. Здесь, на земле, он – изгнанник и странник. Когда человек забывает о своем предназначении, когда ему кажется, что его жизнь – это только краткий путь от рождения до смерти, от колыбели до могилы, – тогда он становится самым несчастным существом на земле.

Молитва – это воспоминание о потерянном рае, это обращенность души к Богу. Для молитвы нет времени и расстояния. Если на слова молитвы откликнулось сердце, то их услышало все небо. Если слова молитвы излились из глубины души, то они достигли Господа. Мы часто совершаем в молитве роковую ошибку: нам кажется, что мы молимся своими силами, сами по себе, а Бог только отвечает на нашу молитву. Но это не так: мы молимся истинно только тогда, когда благодать Божия молится вместе с нами.

Благодать – это Божественная любовь, Божественная сила, которая спасает человека. Само «напоминание» о молитве, желание молиться – действие благодати.

Человек может принять благодать и может отвергнуть ее, но «заменить» благодать своими человеческими силами – невозможно. Если человек считает, что может молиться за счет одних усилий своей воли, концентрации своих мыслей, возбуждения своих чувств, за счет телесных трудов (поклонов, коленопреклонений), – то, значит, он приписывает молитву своему личному подвигу, своим человеческим способностям, и тогда происходит потеря самой молитвы: или наши силы истощаются и молитва рассыпается, как здание, построенное не на камне, а на песке; или происходит надрыв душевных чувств, и после молитвы человек вместо душевного мира испытывает болезненную раздражительность, как будто у него обнажены нервы; или же, что хуже всего, он погружается в состояние мечтательной восторженности, в гордое самолюбование.

Демон внушает человеку, что он великий подвижник, как будто убаюкивая душу колыбельной песней. Мы должны помнить слова Господа: Без Мене не можете творити ничесоже [177]. А молитва – это высшее творчество духа, перед которым душевное творчество с созданными им шедеврами искусства бледно и ничтожно.

Церковь в начале молитвенного правила постановила читать молитву Духу Святому: без Него молитва будет мертва. Но как нам узнать, где действует благодать, а где – человеческие силы? Ведь наши духовные чувства необучены: и свой восторг, и свое настроение мы можем принять за духовное переживание. Дать место в своем сердце благодати Божией можно, лишь устранив две преграды, которые мешают ей действовать в нас. Первая – страстность, вторая – гордыня.

Молитва без покаянного чувства – это не благоговейная беседа, а дерзкий вызов Богу. Господь свят, а мы грешны, поэтому приблизиться к небесному пламени и не опалиться мы можем только через покаяние. Борьба с гордостью – это постоянное чувство своей немощи и своего бессилия, постоянное ощущение необходимости в помощи благодати. Мы как бы говорим Богу: «Я бессилен, Ты Сам молись во мне, Сам учи меня молиться и Сам прими эту молитву». Тогда человек будет ощущать в молитве нечто иное: не свою силу, а силу Божию. Тогда он поймет, что душа его была прежде бесплодной, мертвой, как раскаленный песок в пустыне. А теперь в этой пустыне отверзлись источники вод. Здесь нельзя даже помыслить, что наша воля отключается от молитвы, – наоборот, наша воля покоряется благодати, хранит благодать в сердце, желает этой благодати, прислушивается к ее безмолвному голосу, отдает ей всю славу, а о себе мыслит как о способной совершать только грехи. Когда человек, обращаясь к Богу, говорит: «Я…», то Бог оставляет его с его маленьким «я». Когда человек в молитве говорит Богу: «Ты…», то Бог восполняет его немощь и скудость Своей силой и пребывает с ним.

Основа молитвы – мысль: «Ты – всё, а я – ничто». Это ее гранитный фундамент. Происходит некое таинственное единение Бога с душой: душа слушает благодать, а благодать слушает душу. Об этом так говорит апостол Павел: Потрудился я, впрочем, не я, а благодать Божия [178].

Если Господь должен быть высшей целью и главным содержанием жизни для верующего человека, то, значит, способность души обращаться к Богу, то есть молитва, должна стать внутренним стержнем, пронизывающим все мысли, слова и дела человека. Если человек живет для вечности, своим земным бытием приуготовляет себя к истинной, вечной, не имеющей конца жизни, то самым важным делом для него должна быть молитва, а все остальное, включая его домашние и общественные обязанности, – служить лишь приготовлением к ней.

Мы чаще всего думаем, что внешние обстоятельства, особенно работа, мешают нашей молитве. Но на самом деле главным препятствием для нее служат наши собственные внутренние противоречия. Как движению крови по артериям и венам мешают склеротические образования, так и молитве препятствуют не занятость и труд, а ложь и лицемерие, леность и сластолюбие, слишком большая привязанность к земной жизни.

Что нужно сделать, чтобы наши обязанности совмещались с исполнением заповеди о непрестанной молитве? (Всегда молитесь, за все благодарите [179], – говорит святой апостол Павел.) Не надо воспринимать свое дело как ярмо, надетое на шею животного, или оброк, который нужно заплатить миру, а затем свободное время отдать молитве. На свою работу надо смотреть как на послушание, данное от Бога, делать ее, как перед лицом Божиим, со всем усердием и добросовестностью, имея притом всегда мысль, что мы служим не людям, а Самому Господу. Если мы будем работать не для того, чтобы, поскорее отделавшись от работы, проводить духовную жизнь, а так, чтобы посредством ее угодить Богу, то сама работа станет стимулом для молитвы, хотя бы она заняла больше времени и потребовала больше усилий и труда, чем раньше. Тогда жизнь, соединившись с молитвой, будет вся пронизана ее светом, тогда наша совесть обретет покой.

Главные силы души – воля, разум и чувства. Волю следует упражнять в том, чтобы принуждать себя подчиняться разуму, а не чувствам, воля должна быть союзником ума, а не эмоций и настроений. Чувства надо обучать, очищая их от страстей и слепой привязанности. В духовной жизни наслаждение – враг ума и сердца, это приманка, которую человек заглатывает, как рыба крючок.

Ум следует упражнять для молитвы:

1) памятью о смерти;

2) возведением его от видимого к невидимому, от вещественного к духовному. Например, любуемся мы красотой природы или человека – подумаем: как же прекрасен должен быть их Создатель, какова же неизреченная красота духовного ангельского мира! Видишь свет солнца – вспомни о духовном свете, просвещающем души людей. Увидел ночное небо – скажи себе: «Как велик Творец этих небесных миров! Сколько тайн сокрыто от человека!».

Любой предмет, любое событие могут служить для ума напоминанием о будущей жизни, о духовном мире; обученный этому ум из всего может извлекать для себя уроки и примеры.

Чтобы не быть порабощенным земным, вещественным и внешним, во всех ситуациях мысленно спрашивай себя: «А что будет дальше, каково завершение всего?». И увидишь, что конец всего земного – прах и тление и только духовное вечно. Уже этим самым мы будем очищать ум от земных образов, возводить душу к Богу, помнить о Его вездеприсутствии, иметь Его в мыслях – то есть иметь молитву. Например, прельщает красота женского лица – спроси себя: а что будет через двадцать или тридцать лет? Морщины избороздят лицо, как шрамы; глаза, которые кажутся драгоценными камнями, превратятся в комочки слизи, зубы выпадут. А что затем? – Смерть. А что будет с этим человеком в гробу через несколько дней? – Лицо потемнеет, начнет опухать, труп будет издавать смрад, а через месяц в могиле – какой-то страшный студень, в котором копошатся черви. Вот земная красота и ее конец.

Если мы приучим себя спрашивать: «Что дальше? что следует за тем?», – то поймем, что все видимое обречено на гибель, что все мирское – неверный друг, который оставит нас, что единственная ценность в этом мире – человеческая душа. Подобные «упражнения» очищают ум и приготовляют его к молитве.

Жизнь не должна быть беспорядочной и хаотичной. Человек не должен хвататься сразу за несколько дел: он утомляется и устает от самой беспорядочности в работе, и тогда в душе его возникают вместо благоговения к Богу чувство уныния, ропот и раздражение на себя и на всех. Ему кажется, что накопившиеся дела превратились в огромную гору, сдвинуть которую с места он не в силах. Поэтому работа, которую человек откладывает или, начав, не доводит до конца, давит на его душу, как неуплаченный долг. Не труд, а внутренняя разбросанность мешает молитве. Надо взять за правило: не делать несколько дел одновременно. Надо спокойно подумать и решить для себя, какое из них самое важное и неотложное, и начать с него, как будто оно – единственное дело, которое необходимо сделать. Надо бороться с рассеянностью и невнимательностью, как с врагами своей души.

Когда человек берется сразу за несколько дел и, не окончив одно, думает о другом, то он вырабатывает в себе то свойство характера, которое можно назвать хронической небрежностью и безволием. Такой человек не сможет сосредоточиться на молитве: совершая молитвенное правило, он будет в то же время обдумывать и решать множество дел. Его молитва перейдет в механическое повторение зазубренных слов, причем мысли будут разбегаться во все стороны, как шарики пролитой ртути. Только закончив одно дело, человек должен приступать к другому.

Теперь о внешней стороне молитвы. Человек состоит из духа, души и тела. Положение и состояние тела для молитвы очень важны. Когда человек расслабляет свое тело, то мысль его становится вялой, она начинает как бы дремать. Когда человек при молитве сидит вразвалку, положив ногу на ногу, или лежит в небрежной позе, то у него исчезает чувство благоговения к молитве, он фамильярно, как бы сквозь зубы говорит с Богом.

Существует два вида языка, два вида самовыражения: через слово и через жест или движение. Поклоны, коленопреклонения – это безгласный язык, где слово заменяется движением. Это вид письма, которое не написано чернилами на бумаге, а отражено и воплощено в самом человеческом теле.

Для духовной жизни огромную важность имеет контроль за тем, что человек говорит: всякое пустое слово – это потеря драгоценной энергии человеческой души, поэтому после долгих и бессодержательных бесед у человека появляется чувство опустошения, утраты. У него пропадает желание молиться, душа наполняется каким-то туманом и тяжестью. Он становится ненавистен самому себе. Это ощущение потери похоже на досаду и горечь игрока, который возвращается домой с пустыми карманами.

Каждое лживое слово – шрам на лице человеческой души, обезображивающий ее рубец. Каждое гнилое и скверное слово – смердящая язва, ибо Господь сказал, что за всякое пустое слово человек даст ответ на Страшном Суде, и тем более – за греховное[180]. Здесь – взаимная связь между душой и словом: сердце рождает помысл, от которого происходит слово, а сказанное слово, как бумеранг, возвращается к человеку; душа становится главной мишенью его собственных слов. То же можно сказать о языке жестов и движений: они могут выражать не только сильные эмоции, но и тонкие движения человеческой души. В походке, телодвижениях, позе человека находит свое выражение целая гамма чувств: радость и горе, высокомерное пренебрежение и тайное пристрастие, любовь и отвращение. С особенной мимической силой выражаются такие страсти, как гнев, страх и блуд. Поэтому человек так же, как за своими словами, должен следить и за движениями своего тела. В позе не меньше, чем в словах, может проявиться распущенность, и она также имеет обратное действие на душу человека. Если человек в состоянии гнева сохранит внешнее спокойствие, не будет сжимать кулаки и стискивать зубы, хмурить брови, нервно шагать по комнате, размахивать руками или каким-нибудь другим образом проявлять свою страсть, то она не получит поддержки со стороны тела и человек быстрее успокоится. Это можно легко проверить на собственном опыте.

Если человек не проявит вольности в движениях или мечтательной расслабленности во время искушения от нечистых помыслов, то они быстро пройдут, как проходит туча по небосклону. Некоторым кажется, что внешнее не имеет значения для духовной жизни, что единственное, нужное для человека, – это отдать Богу свое сердце. Но они не понимают, что тело – не внешняя одежда, а часть нас самих, что между телом и душой существует самая тесная связь, что очищение сердца – это не одно намерение и решимость, это упорный труд, который длится до самой смерти.

Во всяком обучении мы видим переход от легкого к более трудному, от простого к сложному; контроль над своим телом – это условие, необходимое не только для новоначальных, это один из тех краеугольных камней, на которых возводится здание всей нашей духовной жизни.

Церковь включила в богослужение как органичную часть молитвы язык ритуалов и обрядов. Можно сказать, что не только ум человека, но и весь человек как душевно-телесное существо участвует в богослужении. Церковный обряд – это особый символический язык. Даже если человек не может перевести совершающийся обряд на язык слова, то есть объяснить его, но участвует в нем, то он все равно включается в благодатное поле Церкви, как включается лампа в энергетическую сеть, хотя мы, в сущности, не знаем, что такое электричество, а фиксируем только его действие и силу.

Святые отцы запрещали нескромные, беспорядочные, суетливые движения, наполняющие нашу душу нечистыми и нелепыми помыслами. Если суммировать их наставления относительно этого предмета в нескольких словах, то человек должен держаться скромно и просто. Даже наедине с собой или отходя ко сну, он должен помнить, что он не один, а находится в присутствии своего Ангела-хранителя. Святые отцы советуют во время молитвы быть особенно подтянутыми, не переминаться с ноги на ногу, не расслаблять тело. Если человек очень устал, то лучше сесть и некоторое время продолжать молитву сидя.

Что касается поклонов и коленопреклонений, то это выражение нашего богопочитания. Здесь движение и жест как бы дополняют слово, усиливают и углубляют его. Тело при молитве не должно быть ни расслаблено, ни излишне напряжено. Первое ослабляет, как бы усыпляет, а второе утомляет человека. Тело должно быть собрано, должно находиться в состоянии внутренней готовности, какое бывает перед совершением работы, требующей усилия и быстроты, когда человек как бы ощущает свои мышцы, еще не напрягая их.

Человек – единая личность, единая психофизическая монада[181], поэтому в молитву он должен быть включен всем своим духовно-телесным существом.