Условия для развития переноса

Крайне важно, особенно на ранних стадиях терапевти­ческого процесса, чтобы перенос мог проявляться и разви­ваться спонтанно, другими словами, чтобы пациент мог чувствовать себя с нами комфортно, так как первона­чально мы кажемся ему странными и совершенно на него

не похожими. Слишком ранние интерпретации разру­шают качество «как если бы». Например:

Мне вспоминается, как один терапевт работал с молодой женщиной-католичкой, которая вскоре после начала терапии стала его воспринимать как одного из своих любимых, идеализируемых священников. Пытаясь вы­звать и укрепить негативный перенос, терапевт продол­жал убеждать ее в том, что она ошибается. Пациентка смутилась, у нее появилось раздражение (из-за ложной эмпатии), что привело к остановке в развитии ее пе­реноса.

Я посоветовал терапевту, чтобы он сначала позволил пациентке почувствовать себя у него в кабинете «как дома», прежде чем нарушить ее ощущение безопасности, и найти ту идеализированную любовь, о которой она так мечтала. Как иначе она смогла бы осознать все преврат­ности, неудачи и несчастья, которые могли быть связаны с ее несбывшейся любовью?

В своих первых комментариях к феномену переноса Фрейд отмечал: «...когда все сказано и сделано, никого невозможно погубить в его отсутствие или в его образе» (1912а, р. 108). Необходимо, чтоб перенос развился во всей его интенсивности и жизненности. Реакции переноса, которые то возникают, то пропадают, труднее прояснять, опреде­лять, исследовать, и, что всего важнее,— они менее убеди­тельны и для терапевта, и для пациента.

такт

Чувство такта и тонкая эмпатия — дар богов психологии терапевту, так как именно они помогают ему справиться с элементами сопротивления сформировавшегося невро­за переноса. С одной стороны, как отметил Фрейд в своей работе «Воспоминание, повторение и переработка», пере­нос — это одно из проявлений навязчивого повторения, форма отыгрывания воспоминаний, существующая вместо аффективно заряженного вербального воспоминания. В своем блестящем описании данного феномена Фрейд утверждал:

«Бывают случаи, когда пациент не вспоминает о том, что был упрям и отвергал авторитет родителей, а ведет себя соответствующим образом по отношению к врачу. Он не вспоминает, что остановился в своем инфантиль­ном сексуальном исследовании растерянный и беспо­мощный, а пересказывает множество запутанных снови­дений и мыслей, являющихся ему, жалуется, что ему ничего не удается и что судьба преследует его, не давая возможности довести до конца ни одно предприятие. Он не вспоминает, что очень сильно стыдился определен­ных сексуальных проявлений и боялся, что они раскро­ются, а показывает, что стыдится лечения, которому подвергается, и больше всего старается скрыть его» (Freud, 1914, р. 150).

В данных примерах трансферентные установки закры­вают доступ к влечениям и импульсам прошлого. Недо­ступными остаются и страхи, вызывающие и поддержи­вающие подавление. Сбрасывая эти покровы, терапевт делает пациента уязвимым для тревоги, сильной печали о неудачных попытках любви и чрезвычайно трудного признания, что его самые лучшие намерения приводят к неудаче.

Любовь в переносе (особенно в тех случаях, когда терапевт и пациент оказываются разного пола) часто чрезвычайно трудно анализировать с точки зрения сопро­тивления (аспекты «несопротивления» будут обсуждаться в другой главе). Переживание страсти является подлин­ным, аффекты — истинными. Кроме того, в терапевти­ческом процессе возникает такой период, когда анализ этого аффекта становится совершенно бесполезным. В этот период терапия очень напоминает беседу с подрост­ками (мальчиками или девочками), когда им говорят, что их нынешнее «увлечение» — ошибка, и указывают, кого им было бы разумнее выбрать. Сходным образом прежде­временная интерпретация вызывает у пациента испуг и тревогу, а также ощущение обманутости и непонятости. Следствием терапевтического опыта и мудрости явля­ется признание пользы пассивного принятия и спокойно­го пережидания изначального смещения сильных чувств.

В какой-то момент, когда пациент начинает страдать от фрустрации и смутно осознавать свою неспособность справиться с этими сильными страстями, лучше объяснить ему, что с ним происходит. В тех случаях, когда начинается адекватная проработка такого переноса, образ терапевта в глазах пациента может впоследствии совершенно изме­ниться. Одна женщина, которая три года считала меня «героем своего романа», очень мягко и тактично сообщила мне в завершающей фазе терапии, что она ошибалась. Она кратко и чрезвычайно точно перечислила характер­ные особенности моей личности (которые я не стану здесь называть), однако все они мало ее волновали.

Эротизированные переносы, которые быстро разви­ваются на начальной стадии лечения, создавая смутную ауру сексуальности и соблазна, обычно являются призна­ком того, что в будущем развитии невроза переноса ран­ние отношения с матерью окажутся центральной темой. Пациенты с такими переносами не способны строить с терапевтом адекватные и доверительные отношения, кроме таких, где связующей силой является сексуальность. В биографии пациентов обычно существовали ранние детские депривации в сфере материнско-детских отно­шений. Например, такие женщины хотят, чтобы мужчины прежде всего заменяли им мать, и только когда эти жела­ния становятся очевидными в переносе, начинается осо­знание подспудных неудовлетворенных желаний и вле­чений.

сила позитивного переноса

Иногда пациент прекращает лечение, чтобы сохранить позитивный перенос, продолжая держаться за то, что бы­ло достигнуто под его влиянием.

Молодой профессор медицины пришел ко мне в состоя­нии серьезной депрессии во время жестокого кризиса, связанного с разрушением супружеских отношений. Он похудел на 12 килограммов, потерял сон, возмож­ность работать и думать и большую часть дня непрерывно ходил по комнате, испытывая безумную тревогу. У него

стали проявляться признаки паранойи, и он чувствовал, что находится на грани самоубийства. В ходе частых и напряженных сеансов у него быстро развился позитив­ный перенос по отношению ко мне. Все, что я говорил или делал, с его точки зрения, было совершенно правиль­ным. Вместе с тем у него произошла полная компенсация, и он стал продуктивно работать.

Спустя четыре месяца пациент мне сообщил, что нам придется прекратить лечение, которое, по его ощуще­ниям, было чрезвычайно успешным. Он рассказал, что психиатр, к которому он обращался сначала, сообщил адвокату его жены о его «эмоциональных нарушениях», и это заявление пациент рассматривал как крупное преда­тельство. Он боялся, что на суде это обстоятельство может обернуться против него. У него возникла паранойя и страшная ярость, направленная на прежнего психиатра, но по отношению ко мне он ничего подобного не чувст­вовал. Пациент объяснил, что наши встречи могли бы помешать благоприятному протеканию судебного про­цесса, принимая во внимание мерзкий поступок того психиатра. Лучше всего нам было бы закончить лечение, ибо он чувствовал себя очень хорошо.

Мои деликатные расспросы об этом решении вызва­ли у него сильное сопротивление, и я посчитал целе­сообразным позволить ему самому регулировать свою внутреннюю психодинамику, допуская, что он чувствует ее предельные возможности лучше, чем я.

Однако давайте на минуту сделаем паузу и отдадим дань уважения силе поддерживающего, позитивного и непро­анализированного переноса. Много лет назад доктор Карл Абрахам рассказывал о психопате-невротике, которого ему пришлось обследовать, находясь на военной службе во время Первой мировой войны. Не чувствуя ни эмпатии, ни влияния Супер-Эго, этот человек совершил множество преступлений. При этом он следил за тем, чтобы не захо­дить слишком далеко, поэтому его наказание заключалось лишь в увольнении с позором. Спустя несколько лет док­тор Абрахам случайно встретил этого человека в малень­ком немецком городке. Тот был облачен в мантию почет-

ного гражданина этого города и носил медали — награды бургомистра. Несомненно, он пользовался уважением местного общества. Доктор Абрахам вторично познако­мился со своим бывшим пациентом и спросил, что послу­жило источником его успеха в жизни. Оказалось, что вско­ре после войны этот человек познакомился с одной весьма обеспеченной вдовой, имевшей детей, женился на ней и полностью вошел в ее жизнь. С тех пор изменилось все его существование. «А что случится,— поинтересовался доктор Абрахам,— если вы вдруг потеряете свою жену?» «О,— сказал его бывший пациент,— если я когда-нибудь потеряю свою мамочку, то опять окажусь в том же положе­нии, в котором был до встречи с ней!»

СЛОИ ПЕРЕНОСА

Перенос может иметь бесконечное множество самых невероятных проявлений. Иногда умеренный стабильный позитивный перенос не позволяет развиться негативному переносу, порождая более сильные и страстные позитив­ные сексуальные переносы.

Незаурядный молодой человек старался справиться с опустошающим чувством собственной неполноценно­сти, для чего поступил в семинарию и, надеясь повысить самооценку, вел праведную жизнь и занимался благотво­рительностью. Несмотря на все старания и усилия, про­диктованные стремлением защититься от депрессии и заслужить одобрение, все закончилось плохо. Куль­минацией стал краткий психотический эпизод, во время которого он в присутствии священников произнес страстную речь, полную полубредовых толкований еван­гельских заповедей. Покинув семинарию, он обратился за помощью к психотерапевту.

На протяжении нескольких лет в его переносе ощу­щались вежливость, рациональность, благожелатель­ность и подтрунивание над самим собой. При появлении малейших признаков негативного переноса, например чувства ревности по отношению к другим моим паци­ентам или нетерпения к моим минутным опозданиям,

мы тщательно прорабатывали эти немногие эпизоды недовольства. Я предположил, что ему было стыдно обнаружить передо мной свою неудовлетворенность и несчастность, поскольку он боялся, что я начну его игнорировать или, хуже того, найду какой-нибудь веж­ливый способ совсем от него избавиться. После этого его воображение захлестнули фантазии о том, как он отку­сывает мужские пенисы, об изнасиловании своей матери с помощью «пениса-бритвы» (его отец был продавцом ножей). Эти картины перемежались фантазиями о том, как он подвергает меня таким же или другим извращен­ным и деструктивным сексуальным действиям.

Я предоставил ему возможность на протяжении не­скольких недель развивать эти образы и мысли, особенно не интерпретируя их, что привело к появлению новых фантазий. Он стал представлять себя таким, каким он представлял себя в подростковом возрасте: толстым, дряблым, с отвисшими грудями. В детстве отец дергал мо­его пациента за его «маленький пенис» и часто высмеивал его, когда тот проявлял активность и начинал соперни­чать. Пациент стал испытывать ужасный страх, что я бу­ду делать то же самое (в буквальном смысле) на наших сеансах.

Его пугала моя способность выслушивать все то, что он говорит, и он страстно желал, чтобы я его бил так, как это делала его мать, находясь в состоянии раздражения, напря­жения и депрессии. Он чувствовал, что такое поведение приносило ей некоторое облегчение в несчастливом браке с отцом (усложненная форма мазохизма, поскольку он по­беждает отца в борьбе за мать и одновременно излечивает ее от депрессии). Он полагал, что если я стану его бить, то получу такое же облегчение.

После целого года проработки и прояснения этих чувств появился новый сильный позитивный перенос. Этот перенос стал центральным фокусом терапии и ис­точником силы для пациента. Это привело к существен­ной компенсации состояния его Эго и в личной жизни. Я превратился в долгожданного сильного отца, который не только мог осчастливить мать, а значит, сделать ее доступной и для него тоже, но и придать пациенту сил;

отца, который не только не боялся, но и жаждал соперни­чества с ним.

Этот новый позитивный перенос трансформировал пассивные, женственные подростковые переживания в гомосексуально окрашенный положительный перенос. Через него пациент пережил всю любовь, которой так сильно желал и не получал от своего шизоидного отца и которой безрезультатно добивался от священников в семинарии. Прежний жесткий рационализм оказался отчасти шизоидным сопротивлением позитивного пере­носа против яростных негативных чувств и еще более пугающих гомосексуальных влечений. Эта потребность в любящем отце, выражавшаяся в устойчивом позитив­ном переносе, стала главной темой последующей терапев­тической работы.

заключение

Мы сделали первый шаг в определении переноса и демон­страции некоторых его клинических проявлений. Пере­нос бессознательно смещает переживания прошлого в символическое представление о настоящем. В нем могут отражаться факты, проживаемые фантазии или то, ка­кими мы хотим видеть события и обстоятельства. Если говорить о переносе как о навязчивом повторении, то та­кая работа может быть адаптивной или неадаптивной; она позволяет улучшить сознательную память, возвращая в нее вытесненный материал. Иногда эту работу переноса можно использовать, чтобы по-новому справиться с неуда­чами в прошлом. Кроме того, перенос творчески интегри­рует пройденные этапы жизни и ее ключевые моменты с актуальными переживаниями в настоящем.

Проницательный клиницист отдает должное переносу, видя в нем квинтэссенцию биографии пациента, и позволяет ему развиться в такой форме, которая ведет и пациента, и терапевта к клинически значимым событиям и конфлик­там психической жизни. Умение распознавать эти события и конфликты и эмпатический такт — ключевые условия, позволяющие справиться с сопротивлением переноса.

Процессы переноса и невроза переноса настолько многоаспектны, что их присутствие можно заметить во всех без исключения проявлениях психотерапевтиче­ских отношений. Только в ходе продолжительного изуче­ния и объяснения этого процесса появится более реалис­тичное и осмысленное понятие переноса.

глава 3. контрперенос:

как розу мы ни назовем...

перенос и контрперенос до открытия фрейда

Обсуждая проблему сновидений, Фрейд отмечал, что лю­ди, конечно же, видели сны и до появления психоанализа. И феномен переноса на фигуру целителя психологически проницательные люди заметили еще до открытия Фрейда. Регрессивная потребность в воспроизведении прошлого, в изложении своей личной истории через аффект и дейст­вие, чтобы с помощью другого человека овладеть ею в на­стоящем, нашла свое отражение в следующем примере интуитивной психологии, взятом из проповедей учителя и мистика Рабби Нахманна (1771-1810) из Брацлава, или Братиславы (Мак). Рабби Нахманн был одной из тех хасидских «пламенных душ», чья неуемная энергия кон­центрировалась и на земных, и на духовных таинствах.