Разные подходы к мифу

Интерес к мифу в наше время возрождается отчасти потому, что у нас появляется чувство, похожее на то, о котором в XVII веке говорил Блез Паскаль: «Мы - скитальцы, живущие в чужом времени» - или ощущение, в свое время побудившее Шекспира написать: «Распалась связь времен». Или же мы готовы согласить­ся с Рильке, что «не чувствуем себя дома в мире, который сами же построили»⁵.

Возобновление этого интереса началось еще в XIX веке, так как индустриализация и урбанизация отлучили многих людей от их психического наследия. Не все теории мифа признают облас-

⁵ Pascal, Pensees, no. 172, p. 49; Shakespeare, Hamlet, act 1, scene 5, line 189; Rilke, Duino Elegies, no 1, lines 11-12. Я дословно перевел строки Рильке, ибо в данном слу­чае точный смысл важнее поэтического перевода, выполненного В. Микушевичем: «...Нам вовсе не так уж уютно / В мире значений и знаков...». - Прим. переводчика.

Введение

ти его приложения в психологии, но в приведенном ниже обзоре представлен их самый широкий спектр.

АНТИКВАРНОЕ

Этот взгляд на миф признает наше природное любопытство к людям, особенно нашим предкам. Мы не только проявляем свое природное любопытство к другим - мы к тому же стремим­ся лучше познать себя через осознание того, как наши предше­ственники задавали четыре главных вопроса, о которых упоми­налось выше. Мифы, которые они оставляли после себя, пред­ставляют собой архитектуру их впечатлительности. Если по­нимать миф только как антикварный артефакт, можно упустить из виду, в какой мере прошлое расширило наше восприятие пол­ного спектра человеческих возможностей. Т.С. Элиот пришел к выводу, что наше единственное преимущество перед прош­лым вытекает из нашей способности считать его частью настоя­щего⁶. Мы также можем не заметить той глубины вневременной области психики, с которой резонируют мифические образы, где прошлое и настоящее по-прежнему представляют собой единое целое.

СОЦИОЛОГИЧЕСКОЕ

Такое прочтение мифа возникает при взгляде на него как на носителя социальных ценностей группы людей. В данном случае не имеет значения, сразил ли на самом деле дракона Святой Ге­оргий и действительно ли стены Иерихона пали от звука труб. Все дело в ценностях, которые хочет утвердить общество, а так­же в выбранных для этого нормах. Социальные ценности, кото­рые динамически переносит миф, скорее говорят о культурных тенденциях, даже о склонности культуры к самообману, чем о том, как жили люди на самом деле. Тогда при исследовании со­циологического аспекта мифа мы узнаем, как та или иная куль­тура выделяет себя из других культур, используя уникальный способ постановки четырех основных вопросов, общих для всего человечества.

⁶ "Tradition and the Individual Talent", in Hagard Adams, ed., Critical Theory Since Plato, p. 78.

Введение

ИСТОРИЧЕСКОЕ

Историческое понимание мифа подразумевает, что повество­вания о богах и героях представляют собой сухие свидетельства о реальных людях и реальных событиях, несмотря на ту трансфор­мацию, которую претерпели эти исторические факты в алхимичес­кой реторте времени, при устных пересказах и полетах воображе­ния. Когда Генрих Шлиман нашел развалины древней Трои и со­мнительную посмертную маску-слепок Агамемнона, он ничего не добавил к грандиозному видению Гомера, которое само является огромной заслугой, но открытие Шлимана произвело огромное впечатление на людей, убежденных в том, что мифы основывают­ся на конкретных исторических фактах. Но даже если в основу мифа легло конкретное событие, произошедшее в определенном месте и с реальными людьми, в мифе, в силу самой его сути, нет никакого соответствия этого события масштабному свидетельству превращений человеческого духа.

ПРОТОНАУЧНОЕ

Многие люди понимают миф как неправильное считывание человечеством сути природных явлений перед зарождением на­уки. Они забывают о том, что научные мотивы сами по себе явля­ются мифологичными. Например, они считают, что таинство, ко­торое мы называем гравитацией, постижимо просто потому, что мы дали ему название. Они думают, что понятия кварков, кваза­ров и черных дыр несколько более объективны, чем Арес и Афро­дита. Они забывают о том, что ученые вполне осознанно исполь­зуют фантастику, то есть некие модели реальности, которые при необходимости вытесняются более подходящими моделями. Они забывают, что все великие озарения и гипотезы, как и вся субъек­тивная сущность знаний, присущи даже самому «объективному» утверждению.

У всех народов в мифах о сотворении мира мы видим попыт­ки очеловечить явления природы через формирование отношения человека к таинствам. Так, например, в шумерской истории о со­творении мира слияние Муму и Тиамат может напомнить о суще­ствовании когда-то в междуречье плодородных земель, возникших под влиянием рек Тигра и Евфрата. Но видеть в мифе лишь пред­вестника и прародителя науки - значит встать на ложный путь. Мы ничего не можем сказать о том, в какой мере таинства дей-

Введение

ствительно являются таинствами, иначе они не были бы ими; ско­рее они порождаются воображением, субъективным состоянием, которого всегда стремился достичь человек, пытаясь постичь все­ленную.

АНТРОПОЛОГИЧЕСКОЕ

Антропологи изучают истоки и развитие человеческой культуры. В культурной ткани, сформированной любым племен­ным сообществом, в ритуалах и культовых практиках цивилиза­ции можно заметить изначальные пути доступа к таинству. Рас­членение жертвенного животного спустя какое-то время превра­щается в душераздирающий хаос трагедии. Связанные с крово­пролитием и омовением водой ритуалы крещения, посвящения, кровного родства и смерти придают форму и цель переходному состоянию между жизнью и смертью, которое иначе представля­ется совершенно абсурдным. Восстанавливая ритуал и древний миф, мы можем пойти по стопам богов, выявляя изначальные метафоры, позволяющие нам осмыслить, как относились к таин­ству другие люди. Так, например, христианская евхаристия яв­ляется поздней версией древней идеи поедания богов. Посред­ством ритуальных актов даже тело человека становится освящен­ным, насыщенным манной, и он «поглощает» божественную сущность.

ЛИНГВИСТИЧЕСКОЕ

Этимологическое исследование слова, понятия или мифо­логемы часто вызывает инсайт, касающийся фундаментальной метафоры, которая рождается, чтобы выразить невыразимое из­начальное переживание. Например, мы начинаем глубже пони­мать иудейское мифопоэтическое воображение, зная, что этимо­логически имя Адам означает «от земли», а имя Ева означает «живущая». Именно поэтому улучшается наша способность к формированию образного представления, если мы узнаем, что слово трагедия происходит от словосочетания «козлиная песня». Содержание этих фундаментальных метафор, связанное с отно­шением человека к божественному, проясняет наше собственное восприятие.

Введение

ПСИХОЛОГИЧЕСКОЕ

Два века тому назад Иммануил Кант пришел к заключению, что мы никогда не познаем мир или объект в себе, а познаем их лишь в нашем субъективном переживании. Юнг пошел несколько дальше, утверждая, что любое человеческое переживание являет­ся, по существу, психоидным, то есть включает в себя и матери­альную, и психическую составляющие. Точка пересечения всех линий внутреннего и внешнего переживания находится в челове­ческой психике. Более того, мы постоянно проецируем свою пси­хическую жизнь на экран, которым является окружающий нас мир. В причудливой форме чернильной кляксы мы видим очерта­ния крепости, дерева, дьявола или флюгера. В других людях мы находим собственные черты, которые нам нравятся или раздража­ют нас. В своих песнях и рассказах мы воплощаем разные аспек­ты своей внутренней жизни.

Соответственно, многие исследователи мифов видят в них очаровательный тезаурус сценария, драматизирующего процесс психологической жизни. Фрейд и его последователи использова­ли мифы, особенно мифы об Эдипе и Электре, для демонстрации вечных тем, движущих людьми. При таком использовании мифа, которое иногда бывает ошибочным, можно узнать инстинктив­ные влечения и ценностные конфликты отдельной личности, а зачастую и всего сообщества в целом. В таком понимании миф становится проявлением универсальности работы человеческой психики.

АРХЕТИПИЧЕСКОЕ

Такой взгляд на миф появился в результате публикации тру­дов К.-Г. Юнга. Впервые получив должность в клинике Бурхголь-цли в Цюрихе, он много работал с шизофрениками. Юнг не стал отвергать продукты деятельности их психики, находящейся в со­стоянии хаоса, а сосредоточил усилия на понимании их психоло­гического смысла. Он обнаружил, что образное представление, в силу неких причин ставшее искаженным, обладает мифическим ядром, которое имеет большое значение в контексте всей жизни пациента.

Чтобы лучше понять это образное представление, Юнг совер­шил масштабное, трудоемкое исследование, длившееся целую

Введение

жизнь, и получил доступ в сокровищницу образов, которые нака­пливались там на протяжении всей истории. Они попадали туда отовсюду: от восточной мистики до средневековой алхимии, от христианства до первобытных верований. Он обнаружил, что не­которые мотивы пронизывают всю мировую культуру и появля­ются в сновидениях и других психических явлениях, присущих человеческим переживаниям.

Совершенно не ссылаясь на кросскультурное перенесение образов, которое часто просто не происходило (и это можно было доказать), он пришел к выводу, что всем людям присущ одинако­вый процесс психического структурирования материала. Этот процесс уходит корнями в человеческую природу и является та­ким же инстинктивным, как еда и сон. Его явная цель заключает­ся в расширении смысла познаваемого посредством наложения на хаос некоего паттерна. Такие универсальные мотивы он назвал архетипами; этимологически это слово означает «первичный отпе­чаток» или «паттерн», но его можно употреблять не только как существительное, но и как глагол. Психика архетипизирует, то есть структурирует материал повседневной жизни в мотивы, кото­рые придают жизни смысл и форму. Сознание не изобретает эти паттерны - оно воспринимает их так, будто они пришли откуда-то извне, из той области жизни, известность которой странным образом на нас воздействует.

Юнг пришел к выводу, что через этот структурирующий про­цесс проходят все люди и что в этой автономной деятельности души задействованы такие мотивы, как число, объект, процесс и другие, не зависящие от отдельного человека или целой культуры. Конечно, наполнение архетипа индивидуально, но формообразую­щий паттерн безличен и универсален. Под уровнем сознания на­ходится уровень индивидуального бессознательного, в котором содержатся все переживания данного человека. Но ниже этого уровня психики находится коллективное бессознательное; на этом уровне каждый из нас участвует в универсальном переживании, которое мы называем человеческим. Юнг понял, как интерпрети­ровать значительную часть содержания психотических пережива­ний, ибо в этих мотивах можно не только найти универсальные элементы, но и наблюдать протекание психического процесса без временного наслоения местной культуры или индивидуального содержания. Так, например, образы в сновидениях наших совре­менников могут быть порождены культурой XX века, тогда как

Введение

формы, протекание процесса и мотивы сновидения могут соответ­ствовать и более ранним культурам.

Несколько лет назад я вел годовой учебный курс, посвящен­ный мифам, пользуясь четырехтомным исследованием Джозефа Кэмпбелла «Маски бога». Одиннадцать из шестнадцати сессий предшествовали разговору о появлении иудаизма и тринадцать -началу изучения христианства. Слушатели чувствовали себя по­давленными и несколько приниженными, когда выяснилось сле­дующее: еще не приступив к тому, что мы называем западной культурой, они уже ощутили, что вплотную соприкоснулись по­чти со всеми мотивами, которые, как они наивно полагали, были уникальными для нас. Взгляд на архетипические процессы в ис­торическом контексте упрощает их, но вместе с тем соединяет нас с вневременной универсальностью человеческого пережи­вания.

Например, архетип героя может выражаться по-разному. Имена, которые выносят в книжные заголовки (например, Одис­сей или Коперник, Бетховен или Линдберг), стали формальными носителями человеческого вдохновения, но никем не воспетый ге­роизм обыкновенных Джейн и Джо, находящихся в процессе са­моосознания, имеет не меньшую архетипическую основу. Незави­симо от того, проявляется ли архетип героя на индивидуальном или на коллективном уровне, он свидетельствует о существовании универсальной человеческой потребности в расширении пределов возможного.

9. ФЕНОМЕНОЛОГИЧЕСКОЕ

Миф - это форма радикального представления (слово «ради­кальный» происходит от латинского radix - корень). Мы можем рационально мыслить, но мышление - это вторичный, производ­ный процесс. Мы феноменологически переживаем так, словно чувствуем движение тела и души. Все изначальные отношения представляются мифологически (вспомним об ученых, которые ощущали землетрясение так, будто они находились на спине ги­гантского зверя). Люди, получившие первичный опыт, например, состояние влюбленности или присутствие при рождении соб­ственных детей, знают, что обычные понятия уже не помогают понять происходящее. В таких случаях мы чувствуем «спинным мозгом» или «своей кожей».

Введение

Мифы - это драматически воспринимаемые портреты, при­нимающие любую форму и существующие в любой среде; они на­поминают о себе, находясь под областью сознания, хотя сознание стремится постичь переживание, намного превосходящее силу знания, и управлять им.

СИМВОЛИЧЕСКОЕ

Как уже можно понять, миф представляет собой кристалли­зацию основных жизненных переживаний, осуществляемую через разные формы образного представления. Такое представление ле­жит за рамками интеллектуального постижения, но вместе с тем это переживание является осмысленным. Мифические образы по­могают нам приблизиться к таинствам. Миф увлекает нас все больше, удерживая в непосредственной близости от бездонных глубин любви и ненависти, жизни и смерти - там, где существует власть богов и таинств, где все интеллектуальные категории теря­ют свою опору и сползают в царство тишины. Миф - это способ выразить невыразимое.

Паскаль однажды написал: «Молчание этих пустых про­странств пугает меня»⁷. Миф - это путь продолжения разговора, когда наступает трепетная тишина. В теории и системе виден язык разума; в мифе виден воплощенный язык души.

В таком случае чтение мифа является формой индивидуаль­ной и культуральной психотерапии (в переводе с греческого пси­хе - душа, therapeuein - слышать, внимать). Таким образом, неза­висимо от того, происходит ли психотерапия в кабинете аналити­ка или в процессе рефлексивного внимания человека к своей внутренней жизни, - речь идет о возможности «прислушаться к душе». Повторяющиеся мифические мотивы способствуют движе­нию души и на протяжении целых эпох, и в процессе человече­ской жизни.

⁷ Pensees, na 206, р. 61.

Глава 1

Лавка старьевщика