Глава 7. Пока не прервется дыхание

27 ноября 1999 год

Утро в Уилтшире занималось холодное и рассудительное, и Гермиона слышала, как по лесу зашумел порывистый ветер. Трансгрессировав в свою комнату в одной лишь тонкой простыне, обмотанной вокруг тела, она обнаружила, что открыто окно, и поежилась, плотнее укутавшись в ткань. Час спустя она недвижно лежала на своей кровати, не раскрывая глаз. Теплые слезинки скатывались по вискам и противно ползли в уши. Усталость заполонила сознание, а в комнате Драко Гермиона просто не могла расслабиться и погрузиться в желанный сон, просыпаясь и вздрагивая каждые четверть часа, с ужасом представляя себе разъяренное лицо Малфоя-старшего, застань он ее в спальне своего сына в таком виде.

Всю ночь ее лихорадило, бросая то в жар, то в холод, и одновременно с этим ей казалось, будто кто-то другой, всегда живший в ней, смотрел словно бы со стороны и кривился, заставляя тоску протяжно выть, а сердце томиться. Оно вдруг сжалось, когда Гермиона в очередной раз распахнула веки и увидела перед собой его пронзительно серые, будто бы светящиеся глаза. Дыхание ее участилось, а Малфой только крепче прижал ее к себе. Ему словно была необходима ее близость, чувство, возникающее всякий раз, когда он касался ее. Да, теперь он мог делать это беспрепятственно и, понимая, осознавая это, ощущал, как в крови растекается приятное блаженство. Все в этом мире для него, Малфоя, думал он. Все ему покоряется... Даже она.

Драко вдруг склонился к ее губам и невесомо поцеловал. С тех пор, как она появилась в его доме, он постоянно думал о ней; сначала с ненавистью, а потом с вожделением, скрывая его за мнимым равнодушием и жестоким цинизмом. Она, как луна, такая же далекая и неземная, и подумать только, он волнует ее. Наверняка занимает ее мысли... За это ему хотелось вознести ее до небес.

Гермиона даже выгнула спину — так крепко он обнимал ее. Она чувствовала его запах, вкус губ, и все ее сомнения и страх вновь бесследно, словно бы по волшебству, исчезали.

Волшебство... Оно там и кроется — в сердце.

За окном неясной дымкой уже теплился рассвет. Драко поднялся с постели, совершенно не смущаясь своей наготы, и достал из шкафчика пузырек с каким-то снадобьем.

— Контрацептивное зелье, — насмешливо пояснил он тогда, протянув его Гермионе. — Об этом нужно было позаботиться сразу, но я забыл.

Гермиона села в кровати, прижимая к груди простынь, и, нахмурившись, поглядела на зелье. В последнее время ей казалось, что ее организм поддерживается лишь благодаря всем этим снадобьям...

— Я не лгунья, Драко, — вымолвила она вдруг, подняв на него печальные глаза.

— Что? — Малфой недоуменно усмехнулся.

— Я бы никогда не стала применять к тебе заклятия или поить зельем, чтобы... ты... — она не договорила, однако это признание, данное с некоторым трудом, вновь вызвало его довольную усмешку, переходящую в оскал.

— Я знаю, — протянул он, пожав плечами. — Я ведь просто дразнил тебя.

Вздохнув, Гермиона опустила голову и слабо улыбнулась.

— Ясно, — проговорила она и выпила зелье.

Малфой еще недолго наблюдал за ней, прежде чем ухмылка на его лице вдруг померкла.

— Гермиона? — У нее внутри все потеплело от звука ее имени в его устах. — Помнишь... с месяц назад я дал тебе зелье? Я только... хотел убедиться, принимаешь ли ты его.

Гермиона отвела взгляд, пытаясь припомнить, о котором именно зелье идет речь.

— Наверное...

— Мне нужно знать точно!

— Да, все в порядке, — заверила она. — Все снадобья у меня перед носом, я никогда не забываю их принимать.

— Хорошо, — выдавил он, после чего ушел, а она, вновь раздираясь в сомнениях, собрала свою одежду и трансгрессировала к себе в комнату.

Какое-то время спустя Гермиона забылась сном и проснулась лишь от громкого, словно бы призывного, мяуканья Живоглота. Он проворно забрался под одеяло и принялся лапкой теребить ее волосы, больше их запутывая. Гермиона недовольно заворочалась и попыталась спрятаться от кота, укутавшись еще плотнее, но тут вдруг услышала какой-то настойчивый стук. Мгновенно выбравшись из-под теплых одеял, она кинулась к окну и с другой стороны на каменном подоконнике увидела Фоукса.

— Так вот, почему ты будил меня, — улыбнулась Гермиона своему коту, впустив феникса в комнату. Он впорхнул в помещение и, облетев небольшой круг под самым потолком, грациозно приземлился на свою жердочку. В комнате стало ощутимо тепло и светло, и Гермиона почувствовала, как это же приятное чувство разливается и согревает все у нее внутри.

Она оставалась в комнате до тех пор, пока домовики не позвали к обеду; неверной походкой и с бьющимся сердцем она спустилась в гостиную, молясь, чтобы Люциус Малфой находился сейчас в Министерстве. И словно ее молитвы были услышаны, место во главе стола пустовало. Справа от него уже сидел Драко, и ее сердце пропустило удар, когда она увидела его. На щеках выступил легкий румянец, но она скрыла свое смущение и, тихонько проследовав к своему месту, села напротив него.

Малфой не улыбнулся, лишь скривил рот в подобии ухмылки. Он сразу поймал ее взгляд, глаза в глаза — и так пару секунд — отметив, что вид у нее был какой-то растерянный.

Не в силах что-либо вымолвить, Гермиона отстраненно думала о том, что иногда расположение членов семьи за столом указывает на скрытый конфликт. Так у Малфоев Нарцисса занимала место напротив мужа, то есть на довольно большом расстоянии от него... Что могло означать это ее скрытое противоборство? Как случилось, что она умерла, спустя месяц после войны?..

Гермиона вновь мельком глянула на Драко — он сидел и беззастенчиво рассматривал ее. Странно рассматривал. Мысли отчего-то опять вернулись к леди Малфой, они словно бы перестали ее слушаться...

"Вероятно, Чарли, если бы он рос в родной семье, занимал место по правую руку от матери, — думалось ей. — В отличие от Драко, который по обыкновению принимал сторону Люциуса. Ведь он всегда побаивался отца"...

Взгляд Малфоя изменился, и ей вдруг стало тяжело дышать; губы пересохли. Мысли беспорядочно понеслись в голове, выхватывая какие-то обрывки фраз, чувства, эмоции, связанные лишь с одним единственным человеком, сидевшим сейчас напротив.

— Ну и что ты там видишь? — резко спросила Гермиона, разобравшись, в чем дело. Драко применил к ней легилименцию. Вновь. — Убирайся из моей головы! — Совсем некстати задрожали губы.

Малфой нагло усмехнулся и откинулся на спинку стула.

— Еще скажи, что мне это запрещено, — вызывающе протянул он, приподняв бровь.

Гермиона обескуражено уставилась на него.

— Как... как ты вообще можешь это говорить? Конечно, запрещено, — возмущенно и немного растерянно отозвалась она. Руки сжались в кулаки, а дыхание стало неровным. Драко посмотрел словно бы в самую глубь ее глаз, и по телу пробежал холод. Такой его взгляд настораживал, лишал уверенности в себе, и почти в это же мгновение в ее сознании вспыхнули картины прошлой ночи. Он опять это делает: глумится, причиняет боль и — главное — заставляет сожалеть. — Хватит! Перестань!

Поднявшись вдруг со своего места, Малфой вальяжно подошел к ней и очень низко наклонился. Теперь Гермиона увидела вблизи его насмешливые глаза.

— Мне так нравится этот трепет, который обволакивает тебя, когда я рядом, — задумчиво проговорил он и, медленно протянув руку, ласково погладил ее шею, пальцами задерживаясь на участившемся пульсе. — Я хочу знать о тебе все, Гермиона, поэтому применяю магию, чтобы прочесть твои мысли, — голос его упал почти до шепота.

От такой его откровенности сердце вновь пропустило удар.

— Можно ведь... просто задать мне вопрос, и я отвечу. Скажу тебе все, что хочешь знать, — осторожно вымолвила она, заглянув в его глаза, после чего Драко отступил, опустив голову и поглядев на нее исподлобья. Неожиданно даже для самого себя он вдруг подался вперед и завладел ее губами, раскрывая их со знакомой настойчивостью, впитывая жар ее дыхания и наполняя им свое существо. И ни хлопок трансгрессии, ни стук чьих-то приближающихся каблуков не заставили его отстраниться от нее. Лишь громкий окрик, донесшийся словно бы из другого пространства, привлек наконец их внимание.

— Драко?! — В тени каменного свода на пороге гостиной стояла Пэнси Паркинсон. Лицо ее было бесстрастным, но во взгляде читалось неприкрытое осуждение. Конечно, увиденное привело ее в шок и смятение, но, нахмурившись, она лишь поджала губы и вопросительно вскинула бровь.

— Пэнс! — воскликнул Малфой, улыбнувшись так, будто ровным счетом ничего и не произошло. — Не думал, что ты так рано... Присоединишься? — он указал на стол, приглашая с ними пообедать.

— Нет, спасибо, — протянула Паркинсон. Ее глаза сузились, а руки сильнее сжали какой-то конверт, который она держала. Мельком кинув на Гермиону странный взгляд, она прошагала к камину и положила письмо возле посеребренного канделябра с хрустальными подвесками.

— Это для твоего отца, Драко, — пояснила Пэнси, не оборачиваясь. — Мама просила передать, раз уж я собралась навестить Малфой-мэнор.

— Отлично, — Драко пожал плечами и, улыбнувшись, отправил к себе в рот кусочек говядины. Казалось, его совсем не заботило произошедшее, в отличие от Гермионы, которую не покидало чувство неловкости. Она больше не могла находиться в одной комнате с ним и Паркинсон и, отложив столовые приборы, поднялась со стула.

— Собралась куда-то? — тут же требовательно поинтересовался Малфой, вскинув брови.

Гермиона бросила короткий взгляд на Пэнси — та все еще стояла к ним спиной и делала вид, что рассматривает картину, — а затем перевела его на Драко.

— В комнату, — как можно беззаботней кивнула она. — Мне нужно выпустить из клетки Сычика, пусть полетает.

Уже у подножья лестницы, ведущей на второй этаж, Гермиона вдруг замерла, услышав недовольный голос Пэнси.

— И что это значит, Драко Малфой?

— Тише, — холодно осадил он ее...

Гермиона медленно развернулась и тихонько, стараясь не создавать шум, подошла чуть ближе к дверям гостиной.

Далее последовало молчание. Она услышала лишь стук каблуков Пэнси. Вероятно, та приблизилась к Малфою.

— Тебе что, спать больше не с кем? — без всякого смущения, напрямую спросила Паркинсон чуть тише. — Или кончились деньги? Папочка перекрыл доступ? Давно пора, знаешь ли!..

— Заткнись, Пэнс! — поморщившись, отрезал Драко.

— Ну что такого она тебе сделала? Зачем ты с ней связался? Может, уже хватит?..

— Я смотрю, ты никак в подружки к ней заделалась? — язвительно протянул Малфой, вновь перебив ее.

— Не говори глупости.

— Ты тоже!

— Я слишком хорошо тебя знаю, Драко. Наверняка Грейнджер наивно полагает...

— Пэнс, — раздраженно процедил он сквозь зубы. — Расслабься, ладно?

И вновь угрюмой тучей над ними нависло молчание. Гермиона могла лишь догадываться, каким взглядом наградила Пэнси своего друга.

— Она... Возможно, это надолго, ясно? — с каким-то пренебрежением в голосе заговорил Малфой.

— А что, если об этом узнает Люциус?

— Да плевал я на него.

— Когда ты в последний раз выразился подобным образом, почти месяц потом слонялся по лесу, — укоризненно напомнила Паркинсон. — Зачем ты создаешь себе новые проблемы?..

— Она мне нравится, понятно?! — вдруг рявкнул Драко. Сердце Гермионы словно подскочило к горлу; его слова врезались в разум, крепко запечатляясь вне воли, вне сознания.

— Знаешь, — после долгого молчания наконец заявила Паркинсон, — мне все равно!

— Отлично.

— Да.

— Замечательно! — Драко театрально всплеснул руками, откидываясь на спинку стула.

— Ты меня раздражаешь, Драко Малфой.

Гермиона услышала его короткий смешок и, не став больше подслушивать, направилась к себе в комнату. То состояние души, которое переполняло ее сейчас, она боялась назвать счастьем, но какой-то невольный трепет разливался в ее груди, наполняя радостью и энергией. Загадочная улыбка не сходила с лица, даже когда в поместье вернулся Люциус.

В гостиной по-прежнему пребывали Драко и Пэнси, а Гермиона к тому времени перебралась в библиотеку. Там, среди бесценных магических фолиантов, она вдруг обнаружила... христианскую Библию. Как ей было известно, Малфои никогда не верили в сверхъестественную сущность, по религиозным учениям сотворившую вселенную в целом. Так откуда же было взяться этому священному писанию в их личной библиотеке? Ответ не заставил себя ждать:

— Эта книга мистера Малфоя, — услышала она за спиной. Гермиона обернулась и встретилась с остекленевшим взглядом Паркинсон. — Умирала Нарцисса... — вздохнув, Пэнси сделала небольшую паузу, однако нашла в себе силы продолжить, — и он был на грани сумасшествия, отчаянно разыскивая лекарство для нее. Но в час, когда колдомедицина развела руками, он принес это, — она кивком указала на ветхую книгу, — и молился... Читал и молился всю ночь, а на рассвете леди Малфой не стало. — Паркинсон отвернулась и легонько провела пальцами по корешкам книг, громоздящихся на одной из полок.

Дрожащими руками Гермиона отложила Библию обратно и изумленно выдохнула.

— Молился... Никогда бы не подумала, — покачала она головой.

— Ты вообще его не знаешь, — резко бросила Пэнси, посмотрев на нее из-под полуопущенных ресниц, но утаив что-то в глубине взгляда.

— А ты знаешь? — зачем-то спросила Гермиона, приподняв брови.

— Наша семья всегда была в близких отношениях с Малфоями, — пожала плечами та и вновь отвернулась. Гермиона с сомнением отнеслась к истинности ряда ее утверждений, однако ничем это не выказала. Возможно, ей просто не хотелось портить, как ей казалось, наладившиеся отношения.

— Эм... Пэнси? — осторожно позвала она. — Меня мучает один вопрос... Я подумала, раз ты так хорошо осведомлена, может быть, в курсе, что случилось здесь одиннадцать лет назад? Почему Чарли оказался у Барнзов?.. — Гермиона с надеждой заглянула в ее глаза, но увидала в них лишь холодное отчуждение.

— С какой стати я должна тебе рассказывать? — высокомерно вскинула бровь Пэнси, словно отрезвляя и давая пощечину своей надменностью. — Угомонись, Грейнджер. Хватит уже разнюхивать. Да, Драко поделился со мной твоими размышлениями, перед тем, как я вас застукала. Он сказал, ты постоянно думала о Нарциссе. Мой тебе совет — оставь это. Перестань ворошить прошлое этого дома.

Гермиона поджала губы и недовольно отвернулась, сделав вид, что разыскивает какую-то книгу.

— Я смотрю, вы друг с другом делитесь абсолютно всем, — выпалила она. Тень улыбки тронула лицо Пэнси.

— Ревнуешь?

На одно мгновение рука Гермионы замерла, а потом вновь продолжила свой путь вдоль полки, следуя за непроницаемым взглядом.

— Нет, — вздохнула она наконец. — Пэнси, то, что ты видела...

— Меня меньше всего это интересует, Грейнджер, — перебила та, холодно посмотрев в ее сторону. Гермиона медленно обернулась. Пэнси сказала это так, что сомневаться не приходилось. Ей действительно было плевать на нее.

— Зачем ты это делаешь? — Гермиона дотронулась до предплечья Паркинсон, вынуждая обратить на себя внимание. — Почему ведешь себя так, словно и не было ничего? — Странно, она чувствовала лишь искреннее любопытство. Ни обиды, ни отчаяния... Может быть, сердце наконец перестало отзываться на боль, которую ему постоянно причиняли?

— А что было? — Паркинсон возвела глаза к потолку, избегая ее пронзительного взгляда.

— Неужели для тебя ничего не значил вчерашний день? Поход в театр, прогулка по ночным улицам, смех и разговоры?..

Казалось, заявление Гермионы только позабавило Пэнси — она засмеялась, покачав головой.

— Какая же ты наивная... — вздохнула она. — А тебе не приходило в голову, что я так провожу каждый вечер? Бывало и повеселее, поверь... В отличие от тебя, мне нет надобности скрываться от назойливой прессы.

Опустив голову, Гермиона ощутила, как привычная тоска вновь закрадывается в сердце и душу. Наивная, невесело усмехнулась она про себя, почувствовав всю нелепость и бессмысленность своего мнения по поводу вчерашнего дня.

"В отличие от тебя, мне нет надобности скрываться..." — вновь и вновь в ушах звенел ее насмешливый голос.

— Да, Пэнси, — вдруг хрипло вымолвила Гермиона. — Мы с тобой и впрямь очень разные. Взять хотя бы твоих и моих друзей, — превозмогая боль, кривовато усмехнулась она. — Ты со своими почти каждый вечер веселишься, а мои молча ждут, когда я лягу в постель, протягивают руки и тащат меня к себе, подальше от холодного, чужого мне дома, от Малфоев, от назойливой прессы... и от правды.

Пэнси досадливо поглядела на Гермиону, и ее совершенное лицо на мгновение исказилось болью, потеряв свою холодную неподвижность, что сделало его более живым.

— Прости... — вздохнула она, — я знаю, тебе кажется, что Драко поможет отвлечься от всех ужасов, преследующих тебя, но... он не лучшая кандидатура.

Гермиона вдруг выпрямилась и посмотрела куда-то поверх ее головы.

— Пэнси... — шепнула она.

— Нет, выслушай! Я даже представить боюсь, что будет, узнай обо всем Люциус!

— Ты, наверное, хотела сказать "мистер Малфой", — беззлобно усмехнулся кто-то позади нее. — Здравствуй, Пэнси.

Гермиона сглотнула, наблюдая, как вся кровь бросилась в лицо Паркинсон и тут же отхлынула назад. Та стояла и продолжала смотреть на нее, но отчего-то Гермионе казалось, что она вдруг стала невидимой для Пэнси.

— Конечно... мистер Малфой, — выдохнула она наконец, повернувшись к нему лицом. — Здравствуйте.

Люциус вновь обнажил зубы в улыбке.

— Как поживаешь? — поинтересовался он, подходя ближе. Гермиона нервно перелистнула страницу первой попавшейся в руки книги, даже не уловив смысл написанного. Сейчас ее больше заботило, слышал ли Малфой-старший что-либо разоблачающее.

— Неплохо, — с преувеличенным интересом ответила Пэнси, стараясь сгладить возникшую неловкость. — Скорее всего, обстоятельства всех дел мама подробно изложила в письме... — рассказывала она, пока Люциус заинтересованно кивал, выискивая глазами нужный ему фолиант.

Гермиона решила воспользоваться удобным случаем и незаметно исчезнуть из библиотеки, как вдруг внимательный взгляд Люциуса скользнул на ее руки, в которых она сжимала выбранную книгу, а потом переместился на лицо.

— Гермиона? — сузив глаза, обратился он к ней. — Ты опять что-то... задумала? — протянул мистер Малфой. Гермиона обомлела, с трудом поборов желание пуститься бежать как можно дальше от библиотеки и от этого человека.

— О чем вы, мистер Малфой? — непринужденно спросила она, обернувшись.

— Об услышанном, — голос его был мягок, однако в нем отчетливо слышалась потаенная угроза.

— Я... Это не... — Страх и волнение затопили ее сердце, перехватили горло и сделали тяжелыми ноги.

— Не то, о чем вы могли подумать, — с легкой улыбкой перебила ее Пэнси, и Гермиона поразилась, с каким непроницаемым и добродушным выражением лица одновременно она посмотрела на него и как быстро взяла ситуацию под контроль. — Гермиона всего лишь рассказала мне, какой кошмарный наряд собралась надеть на Рождество, когда в Малфой-мэноре соберутся гости, среди которых будут высокопоставленные лица, — протараторила Паркинсон.

Несколько бесконечно долгих секунд ничего не происходило. Губы Люциуса упрямо сомкнулись, а лицо приняло ставшее уже знакомым непроницаемое выражение.

— Остаешься на ужин, Пэнси? — наконец поинтересовался он, отпуская взглядом Гермиону.

— Пожалуй, нет, — вежливо улыбнулась та.

— Что ж... Гермиона, будь добра, проводи Пэнси, — сказал Люциус фальшиво тепло и окинул обеих странным взглядом. Гермиона машинально кивнула, поглядев на Паркинсон, и они вместе проследовали в гостиную, к камину.

— Разблокирован? — мимоходом спросила Пэнси и, дождавшись утвердительного ответа, вошла в него. — Чем спокойнее относишься к своей тайне, тем меньше она кажется таковой, но чем больше боишься разоблачения, тем больше приближаешься к нему, — вполголоса вдруг вымолвила она.

— Спасибо, — только и произнесла опешившая Гермиона. Сердце ее продолжало колотиться точно отбойный молоток.

В который раз Пэнси покачала головой, рассматривая ее укоризненным взглядом.

— Будьте осторожны... И да, не жди его сегодня. Вечером по обыкновению он проводит время... в других местах, — бросила она напоследок и тут же исчезла, объятая языками зеленого пламени.

Да... Она знала это. Знала, на что пошла, и все же некое подобие надежды продолжало теплиться в груди. Однако вечером, поднявшись в свою комнату после ужина, Гермиона отбросила назойливые раздумья и, почти смирившись с мыслью, что реальность существует независимо от нее, направилась в ванную. Она не станет фокусироваться на иллюзиях — Драко Малфой не кто иной, как чистокровный, избалованный молодой аристократ, и правда заключалась в том, что никто не в силах изменить его привычные устои. Но Гермиона ни в чем не могла винить его. Она сама хотела этого и добровольно согласилась быть использованной.

Тем не менее цепочки познания, которыми она обрисовывала реальность — не более чем схемы, дающие довольно слабое представление о том, что творилось в ее сердце. Жить привычным укладом уже не получится — что-то мешало... что-то больно сжималось в груди при виде этого самого избалованного аристократа.

Гермиона почти смирилась и со своей долей — данными ей условиями среды, в которых приходилось существовать. Но как быть теперь, когда в душе поселилось что-то помимо скорби об ушедших друзьях и родных? Когда она болит, пылает огнем, разрываясь в клочья, или сжимается маленьким комочком?.. Как ей теперь со всем этим справиться?

Нестерпимо противные, безудержные слезы подступили к глазам, и Гермиона расплакалась. Совсем как в детстве, будто она снова маленькая девочка, и вот-вот к ней подойдет мама, чтобы утешить.

Но мама не подойдет. Никогда больше...

Невообразимая тоска и горечь от осознания этой мысли затопили ее сердце, и рыдания нахлынули с новой силой.

Гермиона не знала, сколько времени просидела, давясь истерикой. В голове постоянно крутились слова Пэнси: "Не жди его сегодня..."

Никто не придет... — причитала она, пока ее не охватило странное безразличие, после приступа исступления. Какое-то время спустя Гермиона вышла из ванной комнаты, укутавшись в теплый махровый халат, и... замерла — возле ее стола, на котором теснились бесчисленные скляночки с зельями, стоял Драко Малфой и задумчиво рассматривал одно из них.

— Что ты здесь?.. — только и выдавила она, не сумев озвучить вопрос до конца.

Малфой приподнял голову и обратил на нее свой заинтересованный взгляд.

— Как будто мне требовалось приглашение, — многозначительно усмехнулся он, наблюдая, как Гермиона подходит ближе и принимается за лечебные снадобья: по несколько капель от каждого. На ее лице читалось замешательство — то самое чувство, которое он так любил провоцировать в ней, — однако едва заметно проскользнула и тень улыбки, заставив его сфокусировать взгляд на ее губах. И лишь глаза не смеялись — в них застыла боль.

— Я не ждала тебя сегодня, — вздохнув, спокойно вымолвила Гермиона, покончила с последней скляночкой — той самой, которую принес тогда Драко, сославшись на рекомендации колдомедиков; той самой, которую он только что рассматривал, — и заметила его настороженно-внимательный взгляд. Еще какое-то время он был прикован к пузырьку, а затем, словно опомнившись, Малфой перевел глаза на Гермиону.

— Мне уйти? — съязвил он, возвращая себе прежнюю невозмутимость.

— Нет, — отозвалась она на секунду раньше, чем должна была бы. — Останься... Просто, — Гермиона покачала головой, пронзительными и ясными глазами рассматривая его лицо, — я думала, ты ушел. Ты ведь всегда уходил.

— Ты поэтому плакала? — насмешливо вздернув бровь, вдруг поинтересовался Драко.

— Нет.

Конечно, Гермиона слукавила, и вранье ее лежало на поверхности. Он все же был одной из причин ее слез. Главных причин. Но ей совсем не хотелось, чтобы Малфой думал, будто она зависит от него.

— Я передумал, — пожал он плечами наконец. Непринужденности, с которой он это произнес, можно было только позавидовать.

Гермиона едва скрыла свое искреннее удивление во взгляде. Что же он задумал?.. Возможно ли ей довериться ему? Он ведь всегда будет тем, кем является, и стоит ему в определенных кругах обмолвиться о легкомысленности Героини войны, общественность не помедлит втоптать ее в грязь. Некоторые газетчики так же, как и Симус Финниган, уже сейчас считали ее внезапный брак попросту предательством идеалов и ценностей и исписали немало страниц в попытке разоблачения истинной Гермионы Грейнджер. Однако... необъяснимое равнодушие завладело ею в это мгновение.

— Я отдаю отчет в действиях, — вдруг уверенно вымолвила Гермиона, подводя итог своих размышлений. — Я знаю, на что иду, и наши... кхм... отношения...

— Отношения, Грейнджер? — резко перебил ее Драко. — О каких отношениях ты говоришь? — он повернулся, взглянул ей прямо в лицо, и после этого Гермиона уже не смогла сделать очередной вдох. Как бы она ни старалась убедить себя, что готова к подобным разочарованиям, с каждым разом сердце все больнее отзывалось в груди. — Официально ты — жена моего отца, — нахмурившись, продолжал Малфой. — Я не боюсь Люциуса, но ты должна понимать: если кто-нибудь узнает о... нас, возникнет ряд проблем, и в первую очередь пострадаешь ты.

Гермиона вновь подняла на него удивленный взгляд. Ей показалось, или Малфой сейчас действительно сказал то, что сказал?

— Ты обо мне беспокоишься? — изумленно, немного дрожащим от избытка эмоций голосом, уточнила она. — Я ведь по-прежнему грязнокровка, помнишь? — прозвучало почти весело.

— Помню, — безразлично пожал плечами Драко. — Я предупредил тебя, — уклончиво ответил он.

Счастье, боль, изумление, разочарование, тоска и вновь нечто отдаленно напоминающее радость — весь этот водоворот чувств сегодня обрушился на Гермиону. Одно сменялось другим, насыщая ее чем-то знакомым, но, казалось, давно забытым; чем-то необходимым, как ударами сердца наполняющиеся кровью вены...

Жизнью.

Гермиона смотрела на Малфоя долгим внимательным и серьезным взглядом, а потом тихо вымолвила:

— Мне сейчас все равно, — храбро покачала она головой. — Мнение общественности в данный момент не имеет никакого значения.

Драко скривил уголок рта в на редкость неприятной ухмылке, справедливо расценивая ее слова как решение, сравнимое с тем, что она сделала накануне, ночью в его комнате. Он вдруг устроил свою ладонь у нее на талии и медленно скользнул вниз, пробуждая напряжение и чувственность.

Кровь забурлила в ее жилах, и все, что Гермиона в этот момент ощущала, — его близость, вытащившая ее из ада. Само его присутствие заставляло кожу покрываться мурашками, наэлектризовывая ее. Прежде чем Гермиона осознала, что происходит, Драко притянул ее к себе и поцеловал, заглушив все беспокойство и страх. Казалось, вечность прошла между двумя ударами сердца, когда ее затянуло в этот невероятный чувственный миг. Но тут внезапно все кончилось. Малфой тяжело втягивал воздух в легкие, уставившись на нее пылающим взглядом. Он проследил за тем, как она неторопливо развязала пояс своего халата — теплого и махрового; дрожащими руками Гермиона спустила этот самый халат сначала с плеч, а потом и вовсе позволила ему упасть на пол, к ногам. Отбросив всякое смущение, она смело прильнула к его груди и прикрыла глаза, сама не заметив, как руки ее обвились вокруг его шеи.

— Так почему ты плакала?.. — вновь неожиданно спросил Драко, горячо прошептав ей на ухо.

Кровь бросилась ей в лицо.

— Я думала, ты ушел, — вновь повторила она, но на этот раз искренне отвечая на его вопрос. — Отчего-то... стало так невыносимо одиноко... — подняв на него большие, печальные глаза, из последних сил выдохнула Гермиона. Теперь она была полностью обнажена перед ним. Да, она понимала, что он в любой момент мог этим воспользоваться, причинив боль, но решила просто пережить то, что не могла изменить. А именно — свое внезапное желание открыться ему, утешиться... Согревающее душу чувство обретенной защиты побудило ее вновь крепко прижаться к нему, развеивая в его душе последние остатки ядовитой насмешливости, издевательств и сомнений. Ее доверчивость пьянила его.

По спине у Гермионы опять побежали мурашки, когда губы Драко стали нежно касаться ее разгоряченной щеки. В его глазах загорелся огонек — тот самый, который она видела вчера, — но страху не было места в ее сердце, ведь она сама этого хотела. Гермиона почувствовала на губах его дыхание, и веки ее закрылись. Спустя мгновение Малфой настойчиво и требовательно поцеловал ее. Рывкообразными движениями он избавился от сюртука и, обвив ее руками и почти оторвав от пола, притиснул к ближайшей стене. Горячая волна отхлынула от лица Гермионы и сконцентрировалась около ее сердца. Она осторожно прервала поцелуй и молча повернулась спиной к Драко. Жар пробежал по коже, опалив каждую клеточку тела. Впервые в жизни она испытывала зов плоти такой силы.

Напряженные руки Малфоя прижали ее к себе, и спиной она почувствовала его обнаженный торс. Это одновременно возбуждало и изматывало его. Одна рука нашла мягкую округлость ее груди, а другая плавно скользила по ее бедру. Сгорая от нетерпения, он проник в нее. Кровь взыграла, и кончики пальцев при прикосновении к ее коже будто стали теплыми. Малфой ощущал нервную дрожь; напряжение мгновенно снялось, уступая место наслаждению. Тело до этого момента словно ныло... по ней. Гермиона...

Дыхание Драко стало прерывистым. Он приподнял ее бедра, ритмично двигаясь в ней, все глубже и глубже. Ноздри его расширились, Малфой глубоко вздохнул, чтобы уловить ее аромат. Возбуждающий запах пронзил его сердце, и он почувствовал предупреждающую дрожь в напряженных мышцах. Его слишком долго сдерживаемая страсть вышла из-под контроля.

Быстро развернув Гермиону к себе лицом, Драко вновь вошел в нее.

— Восхитительная, — полушепотом прорычал он, словно сам волк.

Гермиона обвила ногами его бедра и набрала в грудь больше воздуха, тем самым теснее прижавшись к его разгоряченному телу. Медленно, упиваясь его неровным дыханием, она заключила Малфоя в свои нежные объятия. Одна только мысль о том, что именно она в это мгновение является причиной его прерывистого, учащенного сердцебиения, его блаженства, заставляла ее трепетать. Вызывая приятные, ни с чем несравнимые ощущения, Гермиона заботливо провела кончиками пальцев по его лицу и невесомо коснулась губами его губ. Какое-то время Драко довольствовался таким поцелуем, но затем его язык проник в ее рот, имитируя полное обладание. Малфой требовательно целовал ее, вкушая, смакуя, словно бы распробывая ее губы, вырывая из ее груди слабый, умоляющий стон. Его темп постепенно ускорился, но в какое-то мгновение он вдруг ослабил хватку своих цепких пальцев на ее бедрах. Он не должен причинять ей боль — она само олицетворение заботы, нежности и женственности. Губами Драко мигрировал к ее подбородку и провел кончиком языка, оставив влажный след на коже, к которой она теперь позволяла прикасаться. Раскрылась для него — подлого, унижающего ее доселе Драко Малфоя.

Усилием воли он сдерживал себя, стремясь доставить ей удовольствие. Он чувствовал — конец уже близок. Малфой застыл внутри Гермионы, нежно покусывая мочку ее уха, а затем, глубоко вдохнув, вновь размашисто и ритмично задвигался в ней.

Судорожно задышав, Гермиона наконец поднялась на волну блаженства, еще сильнее стискивая ногами его бедра, а в следующее мгновение вскрикнула от ощущения, которое пронзило грудь и отдалось в лоне. Она непроизвольно вонзила ногти в спину Драко, когда пульсирующий поток наслаждения накрыл и его.

— Ты... поразительна... — его еле слышный шепот утонул в ее волосах, но Гермиона сумела различить эти два слова, заставивших ее рассыпаться на миллионы мелких трепещущих частичек.

— Я... — Гермиона замолчала и нервно сглотнула. Малфой немного отстранился, опуская ее на пол. — Спасибо... Я думаю... ты тоже, — нерешительно вымолвила она, и губы ее тронула слабая улыбка.

Драко вяло ухмыльнулся и потянул ее на кровать. В комнате было довольно прохладно, и они только сейчас это заметили. Гермиона уютно расположилась в теплых объятиях Драко, накрывшего их пледом, и почти мгновенно заснула, чтобы вновь окунуться в мир своего подсознания, позабытых принципов и осуждающих взглядов друзей, подстерегающих каждую ночь. В мир прошлого. И самым странным среди всего этого казалась ей ее внутренняя перемена. Раньше она могла лишь мечтать о сновидениях, в которых имела бы возможность видеть своих друзей, но не теперь. Неужели, сама того не сознавая, она сумела-таки перелистнуть следующую страницу? Прошлое оставить прошлому. Идти дальше, не оглядываясь назад...

И если да, почему в ее кошмарах друзья расценивали это как предательство?

* * *

Поразительно быстро для Гермионы пролетали дни за последний месяц. Не успевал рассвет вступать в свои права, как стремительное солнце уже оказывалось в зените. Дневной свет то и дело сменялся ночными сумерками, и каждую ночь она проводила в комнате Драко. Раньше — как только Чарли отправился в Хогвартс — ей казалось, что за неделю в особняке она проводила больше месяца, а за месяц становилась старше еще на год; теперь же удивительная перемена ее внутреннего мироощущения сказалась и на физическом здоровье. Колдомедики, навещавшие ее дважды в месяц, в целях профилактики рекомендовали по-прежнему применять все прописанные лечебные снадобья, но все же отметили очевидное улучшение самочувствия молодой миссис Малфой.

Мысли будто встали на свое место и создали новое целое в ее сознании. Поступки и действия обрели смысл. И в какой-то момент Гермиона, казалось, поймала себя на мысли, что понимает абсолютно все законы мироздания и свое место в нем.

Скрывать от Люциуса то, что происходило между ней и Драко, было довольно просто — Малфой-старший не имел привычки интересоваться делами остальных домочадцев, да и в поместье Гермиона видела его лишь за завтраком и порой за ужином. Все остальное время особняк был в их распоряжении. С недавних пор Драко все чаще являлся домой раньше прежнего. Уже к обеду он справлялся со всеми делами в Министерстве и все время до прихода отца проводил с Гермионой. Хотел и получал ее внимание. Ему было словно необходимо, чтобы она сосредоточилась на нем, как он сам зациклился на ней.

Окутанные сладостным ароматом свободы, они гуляли в окрестностях Уилтшира, но чаще всего местом их времяпрепровождения становился лес. Не раз в своем волчьем обличии Малфой затевал игру, разыскивая Гермиону, пока та с колотящимся сердцем пыталась спрятаться от него. И ей неплохо это удавалось, ведь использование трансгрессии никто не отменял. Но, в конце концов, Драко, как любой зверь, ухищрялся выслеживать ее, действуя, полагаясь на инстинкты. Ее аромат, приправленный нотками адреналина, разливающегося в крови, словно звал его. Этот сладкий, только ему одному ведомый запах, будто окутывал лес и манил, благоприятствуя верно следовать за объектом.

Спустя некоторое время, обнаружив наконец желаемое, Малфой прыгнул на Гермиону, сбив ее с ног прямо в низкий сугроб. Кто-то со стороны мог бы подумать, что девушка в большой опасности, и ей требуется помощь, если бы не ее звонкий смех. А через мгновение мохнатые лапы превращались в кисти рук, пытливые пальцы цепко сжимали ее плечи — только его добыча, — губы и язык исследовали шею...

Порой игра затягивалась настолько, что они возвращались в поместье лишь тогда, когда небо едва начинало окрашиваться в бледно-розовые тона, и на горизонте чуть теплился рассвет. Незаметно проникая в комнату Драко — Малфой сам настоял на том, чтобы Гермиона каждый вечер засыпала именно в его комнате, — они временами погружались в сон лишь под утро и оба опрометчиво пропускали завтрак, но Люциусу, казалось, было все равно. Его продолжало безмерно заботить собственное положение в Министерстве, которое — благодаря Гермионе — заметно улучшилось. Некоторых особо важных представителей Визенгамота, как он считал, все же удалось обвести вокруг пальца — этому послужили положительные отклики колдомедиков Мунго, наблюдавших состояние Героини войны, благотворно изменившееся в окружении, как оказалось, и впрямь поменявших привычные устои Малфоев. Однако еще многие волшебники справедливо держались апломбом в отношении Люциуса Малфоя, что немало выводило из себя бывшего приспешника Волдеморта.

В предрассветных сумерках черты ее лица особенно волновали Драко. Ему казалось, никогда раньше — в школе или уже после ее появления в особняке — он не мог толком рассмотреть ее, а сейчас она здесь, рядом с ним, безмятежно спит, доверчиво положив на его шею свою ладонь и даже не догадывается, что с ним делает ее присутствие. Его до странности возбуждало то, что он мог вот так разглядывать Гермиону без ее ведома. Малфой не давал ей спать почти всю ночь. Он просто не мог оторваться от нее. Это было чем-то новым в его жизни. И он не был готов к тому, что это могло кончиться, узнай о них, к примеру, Люциус. На самом деле Драко довольно пренебрежительно относился к возможности их разоблачения собственным отцом. Он, по его справедливому мнению, был слишком занят собственными делами.

Неожиданно Гермиона тревожно вздрогнула, но не проснулась. Это происходило почти каждую ночь, и Малфой мог лишь догадываться, какие кошмары могли ее беспокоить. Вообще, в последнее время ее настроение и самочувствие имели странную, необъяснимую власть над ним, но он продолжал пытаться думать, что все еще презирает ее за то, кем она является. Нет, Драко больше не называл ее грязнокровкой, но искренне верил, что факт ее происхождения до сих пор имел значительное место. Должен был иметь... Если он и не презирал ее, ему следовало бы. Ему также следовало бы более успешно противиться тому влечению, которое он испытывал к ней. Малфой не должен был позволять ей многого, но, к своему собственному разочарованию, он признавал — то, что происходит, в большей степени необходимо ему самому. Гермиона оказалась первой девушкой, которая осталась в его постели на всю ночь, первой, которую он сам просил остаться на последующие, первой, на которую он так смотрел, пока она спала. И все это совершалось лишь по его прихоти, поэтому он не мог винить никого, кроме себя.

Ему было мало один раз поддаться своему ненасытному желанию. Он все еще хотел ее. А сопротивляться теперь — означало бы причинить себе бессмысленную, ненужную боль. Что толку казниться теперь? Дело сделано, и Драко не был готов еще забыть обо всем случившемся.

* * *

20 декабря 1999 год

Утром, в третий по счету понедельник месяца, когда Гермиона появилась в своей комнате, чтобы покормить Живоглота и Сычика (Фоукс на днях вновь улетел), на подоконнике она обнаружила сову — простую сипуху, которая приносила вести от Чарли из Хогвартса. Сердце в ее груди забилось, точно пойманная в силки птица. Так Сычик мечется в клетке, в нетерпении ожидая часа, когда она выпустит его полетать.

Гермиона не приходила в комнату со вчерашнего дня и с ужасом осознала собственную осечку. Возможно, Чарли ожидал ответа более двенадцати часов, чего раньше она никогда не допускала. Бог знает, что он мог подумать... Она была уверена — если письмо к ней пришло еще вчера, он места себе не находил от беспокойства. И где-то в глубине души Гермиона ощутила невероятную нежность — он любит ее, она значит для него то же, что и он для нее, — но едва ли это чувство перекрывало волнение. Быстро распечатав письмо, она внимательно его прочитала.

"Гермиона. — Каждое начиналось простым обращением к ней. Утвердительно. Он редко демонстрировал чувства. — Рождество — наконец-то! Но я не радуюсь этому глупому празднику. Это странно: почему мы, маги, должны верить в тех, кому поклоняется современная церковь, которая даже не подозревает о нашем существовании? Я лишь жду с нетерпением момента, когда вернусь обратно к тебе. Последний раз я видел тебя два месяца назад и знаю о твоем самочувствии лишь из писем. И совершенно точно уверен — ты как обычно не хочешь беспокоить по пустякам. Даже представляю интонацию, с которой ты это произносишь. И смотришь виновато... Знаешь, мне не хватает тебя здесь. — Гермиона поджала губы. Ее карие глаза заблестели от слез. — Светлая душа — это же про тебя. Тебе не место в том логове змей. Так жаль, что мне приходится учиться, но совсем недавно я понял, что только здесь сумею обрести необходимые навыки и дать отпор, защитить тебя. Я провожу много времени в библиотеке, но только в Запретной секции смог бы найти нужные заклятия... Да, я знаю, ты будешь недовольна, но я все равно придумаю, как добраться до нее..."

Гермиона нахмурилась, но потом вдруг вспомнила, что в то же самое время — на первом курсе, перед каникулами, — они с Гарри и Роном раздумывали над тем же самым, и это невольно заставило ее слабо улыбнуться. К тому же у них было одно преимущество — мантия-невидимка. Вряд ли Чарли сумеет добраться до Запретной секции без этой вещицы. Успокоив себя этой мыслью, она вновь погрузилась в чтение. В конце письма Чарли указал точные день и время прибытия в Лондон и, как всегда, пожелал ей беречь себя.

Тяжело вздохнув, Гермиона опустилась на кровать и обреченно уставилась в окно. Как поступить, если сердце разрывается на две части? Пренебречь кем-то? Сделать выбор? Нужно было думать раньше — когда все еще не зашло настолько далеко. Покачав головой, Гермиона быстро смахнула слезинки и, достав необходимые принадлежности, принялась писать ответ Чарли.

— Наконец-то, — недовольно бросил Малфой, когда она возвратилась в его комнату. Он стоял возле окна и неподвижно смотрел на улицу. — Из твоей комнаты пару минут назад вылетела сова... — протянул он, поворачиваясь к ней лицом, и приподнял бровь. — Письмо Чарли?

Драко перехватил ее взгляд, и она примирительно улыбнулась ему, отчего его напряжение немного спало.

— Он возвращается в канун Рождества, — кивнула Гермиона. Она медленно направилась к Драко. Улыбка не сходила с ее лица, потому что было невозможно притворяться безучастной, сохранять невозмутимость, когда она думала о скором возвращении Чарли. И Малфой не мог не замечать этого. Также он не мог избавиться от навязчивого чувства собственничества. Единственный, не привыкший ни с кем делиться и тем более чем-либо жертвовать, ребенок в семье, он наслаждался так называемыми особыми привилегиями, но теперь... В сущности, у него даже не было никаких прав на Гермиону, и — он это прекрасно понимал — с приездом Чарли ему придется отодвинуться на второй план.

Погруженный в свои мысли, Драко не заметил, как Гермиона оказалась совсем рядом. Она остановилась в нерешительности, по-прежнему продолжая улыбаться, и положила свои руки ему на плечи. Завороженный манящим взглядом ее глаз, он затаил дыхание и почувствовал, как учащенно забилось собственное сердце. Малфой обвил руками ее талию так, что ей пришлось приподняться на носочки, но его сосредоточенный взгляд не стал мягче.

— Колючий, — выдохнула Гермиона, губами касаясь его шеи.

— Что ты скажешь ему? — он чуть отодвинулся и взглянул ей в лицо. Гермионе показалось — его глаза горели, хотя внешне Драко был невозмутим. И, конечно же, он имел в виду Чарли.

Ее улыбка потускнела, а в глазах мелькнула грусть.

— Не знаю, — честно ответила она. — Но я что-нибудь придумаю... В конце концов, он желает мне добра.

Малфой возвел глаза к потолку и отошел к изножью кровати, опершись на него.

— Этот мелкий гаденыш может только доставлять хлопоты своим появлением. И началось это с самого момента его рождения! — раздраженно выпалил он.

— Что ты имеешь в виду? — напряженно спросила Гермиона. Она никогда не осмеливалась говорить с ним о Чарли, но сейчас Драко выдвинул слишком жестокое обвинение, и она должна наконец узнать правду. Добраться до сути этой загадочной истории.

Глава опубликована: 18.11.2012