Типологический анализ полемики о романе И.А. Гончарова «Обломов»: статьи Добролюбова Н.А., Писарева Д.И, Дружинина А.В. Проблема Обломова и «обломовщины»

Исследователи статей Добролюбова и Дружинина о Гончарове обратили внимание на близость высказываний противостоящих друг другу критиков о характере таланта писателя. Совпадения в оценке романа Гончарова у критиков-антиподов объясняют вынужденностью эстета Дружинина "посчитаться с запросами эпохи", присущим обоим "большим художественным чутьём", "эстетическим чутьём". Всё это верно, но нельзя упускать из виду ещё один не менее существенный фактор - огромный талант писателя, внушающий критикам определённое к себе отношение. В изучении литературно-критической статьи важно различать среди прочих её особенностей также и следы воздействия творения художника слова на критическую оценку как следствия невидимой обратной связи, устанавливающейся между статьёй и художественным произведением.

Обе статьи, посвящённые разбору романа Гончарова "Обломов", опубликованы в 1859 году, но добролюбовская появилась в "Современнике" раньше, в мае, сразу же после окончания печатания романа в "Отечественных записках", дружининская - в декабрьской книжке "Библиотеки для чтения". Статью Добролюбова Дружинин, конечно же, знал и учёл в своём отзыве, не вступая однако с критиком "Современника" в открытую полемику.

Добролюбов не стал дожидаться журнальных откликов на роман. Он с уверенностью заявил: подобный анализ произведения Гончарова читатель не найдёт в других отзывах. Будут писать с восклицательным знаком о прелестях сцен и характеров ("патетическая критика") проверять, сообразны ли фразы характеру героя и соответствуют ли действующие лица разным эстетическим рецептам ("эстетично-аптекарская критика"), или будут искать погрешности в языке и слоге ("корректурная критика"). И найдутся, конечно, "истые критики", которые упрекнут, что статья в "Современнике" написана "не об Обломове, а только по поводу Обломова". Между тем, подчёркивал Добролюбов, такой разговор "по поводу" особенно важен, и свою критическую задачу он видел в том, чтобы "высказать несколько замечаний и выводов", на которые "необходимо наводит содержание романа Гончарова". В самом названии статьи - "Что такое обломовщина?", - публицистически заострённом, читатель как бы заранее предупреждён: речь пойдёт о некоем общественно значимом явлении, получающем нарицательное имя и объяснение без опоры на собственно художественный рзбор произведения.

И вдруг после такого заявления, характерного для "реальной критики", Добролюбов посвящает несколько первых страниц статьи эстетической характеристике дарования автора "Обломова". Разумеется, это не та "эстетично-аптекарская критика", о которой уже заявлено с иронией как о критике поверхностной, "рецептурной". Добролюбовский анализ направлен на уяснение особенностей дарования романиста. Проницательность наблюдений обезоруживает противников Добролюбова, постоянно упрекавших его в неспособности к эстетическому азбору.

Со времени критических выступлений Белинского по поводу "Обыкновенной истории" Гончарова (1848) талант романиста, полагает Добролюбов, не изменился. В словах о характере таланта Гончарова, цитированных выше, почти буквально повторен вывод Белинского: "У него нет ни любви, ни вражды к создаваемым им лицам, они его не веселят, не сердят, он не даёт никаких нравственных уроков ни им, ни читателю, он как будто думает: кто в беде, тот и в ответе, а моё дело - сторона". Однако Добролюбов более внимательно, чем Белинский, исследует специфику художественных изображений у Гончарова. Он улавливает "изумительную", отличающую писателя от современных прозаиков способность - "во всякий данный момент остановить летучее явление жизни, во всей его полноте и свежести, и держать его перед собою до тех пор, пока оно не сделается полной принадлежностью художника". И далее: "Он не поражается одной стороною предмета, одним моментом события, а вертит предмет со всех сторон, выжидает совершение всех моментов явления и тогда уже приступает к их художественной переработке". Отсюда, замечает критик, и проистекает "большая отчётливость в очертании даже мелочных подробностей и ровная доля внимания ко всем частностям рассказа". Гончаров подробно и с замечательным мастерством описывает всё, что касается Обломова: комнаты, халат, сюртук слуги, даже качество бумаги и чернил в письме старосты. Казалось бы эти детали излишни, они растягивают действие и на первый взгляд не оправданы строгой необходимостью. Однако, по убеждению критика, это должно быть признано не недостатком, а характерной особенностью, "драгоценным свойством, чрезвычайно много помогающим художественности его изображений". Выясняется "законность и естественность" подобной манеры описывать и вести действие. В результате "вы совершенно переноситесь в тот мир, в который ведёт вас автор". Писатель вполне добивается возведения случайного образа "в тип", он умеет придать ему "родовое и постоянное значение".

Необходимость эстетической оценки дарования романиста диктовалась не только демонстрацией возможностей "реальной критики", упрекаемой в пристрастии к социальным проблемам, "утилитаризме". Предваряемая разбор произведения эстетическая оценка получает значение зачина, она задаёт тон, создаёт определённый контекст, в котором и воспринимает читатель характеристику романа в целом. Вне сомнений, столь казалось бы неожиданное для "реального" критика вступление обусловлено влиянием художественной силы романиста. Природа дарования Гончарова, приближающегося, по замечанию Белинского, к "идеалу чистого искусства", обязывала судить о его произведении по законам "чистого искусства".

Дружинин не только не оспорил какие-либо из подобных наблюдений Добролюбова, а напротив, подкрепил их, утверждая художественную значительность нового сочинения Гончарова. "Писатель с высоким поэтическим значением", "один из сильнейших современных русских художников", "художник чистый и независимый, художник по призванию и по всей целости того, что им сделано" - эти характеристики завершаются фразой о том, что "больших споров быть не может", когда речь идёт "об особенностях гончаровского дарования".

Близость критиков в общей характеристике Гончарова-художника не означала сходства в истолковании образа Обломова и "обломовщины". В этих объяснениях бесполезно искать влияния писателя на критиков, которые, как и положено ценителям, высказывали свою собственную точку зрения, совпадающую или расходящуюся с позицией автора романа.

Так, намеренно возражая Гончарову, Добролюбов видит в Обломове своеобразное завершение литературного типа "лишних людей", ведущих свою родословную от Онегина, - "над всеми этими лицами тяготеет одна и та же обломовщина, которая кладёт на них неизгладимую печать бездельничества, дармоедства и совершенной ненужности на свете". Добролюбов вовсе не отрицает положительных качеств Ильи Обломова, он "человек искренний", "чего-то ищущий в своей жизни, о чём-то думающий", "не тупая апатическая натура без стремлений и чувств". Но Обломов привык к ничегонеделанию, "он и вообще жизни не умел осмыслить для себя", он, как и все "лишние", "склонны к идиллическому, бездейственному счастью, которое ничего от них не требует". Гончаров в письме к П.В.Анненкову так отозвался о предложенном Добролюбовым истолковании социальной стороны обломовщины как порождения крепостничества: "Взгляните, пожалуйста, статью Добролюбова об "Обломове"; мне кажется, об обломовщине, то есть о том, что она такое, уже сказать после этого ничего нельзя".

Однако полного согласия между автором произведения и критиком в объяснении Обломова и обломовщины не было. Гончаров в своём отношении к герою не ограничивался одним лишь осуждением. Известно, что слово "обломовщина" произносит в романе и сам Обломов. В конце одиннадцатой главы третьей части происходит следующий диалог Ильи с Ольгой, решившей оставить его:"- Отчего погибло всё, - вдруг, подняв голову, спросила она. - Кто проклял тебя, Илья? Что ты сделал? Ты добр, умён, нежен, благороден... и... гибнешь! Что сгубило тебя? Нет имени этому злу...- Есть, - сказал он чуть слышно.Она вопросительно, полными слёз глазами взглянула на него.- Обломовщина! - прошептал он, потом взял её руку, хотел поцеловать, но не мог, только прижал крепко к губам, и горячие слёзы закапали ей на пальцы. Не поднимая головы, не показывая ей лица, он обернулся и вышел". Автор романа намеренно заставляет своего героя произнести это всё объясняющее слово. Обломов вполне сознаёт происходящее с ним - в этом и заключён глубокий трагизм созданного Гончаровым образа. "Да ты оглянись, где и с кем ты?" - говорит ему Штольц в сцене последней их встречи. "Знаю, чувствую... - отвечает ему Илья. - Ах, Андрей, всё я чувствую, всё понимаю, мне давно совестно жить на свете!". Совершается постоянная борьба между ленивою природою и сознанием человеческого долга. Эту психологическую особенность героя Гончарова тонко подметил Д.И.Писарев (его статья опубликована в октябре 1859 года). Воспитанный в обстановке старорусской барской жизни, ослабляющей физически и нравственно, Илья Ильич в то же время получил образование и "развился настолько, что понял, в чём состоит жизнь, в чём состоят обязанности человека". "Образование, - замечает Писарев, - научило его презирать праздность; но семена, брошенные в его душу природою и первоначальным воспитанием, принесли плоды". Влияние этих двух противоположных направлений - воспитания и образования - привело к умственной и физической вялости, "без стремления выйти из бездействия", и "эта апатия составляет явление общечеловеческое", "везде в ней играет главную роль страшный вопрос: "зачем жить? к чему трудиться?" - вопрос, на который человек часто не может найти себе удовлетворительного ответа" В романе "затронуты и жизненные, современные вопросы настолько, насколько эти вопросы имеют общечеловеческий интерес".

На психологическую, общечеловеческую сторону "обломовщины" указал и Дружинин. И если Добролюбов сочувственные слова Гончарова в адрес Ильи Ильича не мог "признать справедливыми" и критик записал, что "Обломов менее раздражает свежего, молодого, деятельного человека, нежели Печорин и Рудин, но всё-таки он противен в своей ничтожности", то Дружинин, не указывая на "Современник", однако явно возражая Добролюбову, веско сформулировал: "Обломова изучил и узнал целый народ, богатый обломовщиной, - и мало того, что узнал, но полюбил его всем сердцем, потому что невозможно узнать Обломова и не полюбить его глубоко", "сам его творец беспредельно предан Обломову". Вместе с тем, подобно Писареву, критик не считал обломовщину принадлежностью одной России. После переводов романа на иностранные языки "успех его покажет, до какой степени общи и всемирны типы, его наполняющие. По лицу всего света рассеяны многочисленные братья Ильи Ильича, то есть люди, не подготовленные к практической жизни, мирно укрывшиеся от столкновений с нею и не кидающие своей нравственной дремоты за мир волнений, к которым они не способны. Такие люди иногда смешны, иногда вредны, но очень часто симпатичны и даже разумны". Всех их объединяет главное в Обломове: "Он бессилен на добро, но он положительно неспособен к злому делу". Суждения Дружинина, полные глубоко верных подмечаний и умозаключений, направлены на вытравление из слова-понятия "обломовщина" социального содержания, увиденного людьми "с чересчур практическими стремлениями", и они не могут быть приняты безусловно, как, впрочем, и грешащее односторонностью добролюбовское истолкование образа Обломова.

Вводя слово "обломовщина" в роман, Гончаров имел в виду не только социальное его наполнение, на котором останавливается Добролюбов. Писатель, несомненно, "выискивает корни обломовщины и исследует "вечные" проблемы", связанные с соотнесением подлинной личности с обесчеловечивающей средой; "душевная и духовная неподвижность, исключительно растительные интересы, <...> боязнь любви, неверие в человеческое счастье - вот ложь обломовского "сна и застоя", вот важнейшая причина растлевающего воздействия обломовщины в её трактовке Гончаровым. И этот не только социально-бытовой, экономический, но и широкий духовно-нравственный - ведущий - аспект образа обломовщины не следует забывать".

Наивно полагать, будто Добролюбов не понял авторского объяснения "обломовщины". Он намеренно не обостряет свои расхождения с Гончаровым. Начав статью с заявления о "необычайно тонком и глубоком психическом анализе, проникающем весь роман", критик сознательно уходит от необходимости полного разбора произведения с художественно-психологической точки зрения. Содержание романа даёт возможность сделать ряд важнейших для характеристики общественного развития наблюдений - этим и ограничилась "реальная критика".

Нечего и говорить, что сопоставления Обломова с "лишними людьми" не входили в задачу автора романа, и это подчёркнуто Дружининым, противопоставившим рассеянных по всему миру "братьев Ильи Ильича" "братьям-обломовцам" онегинско-печоринского толка. Но для Добролюбова это и был тот разговор "по поводу", который он полагал особенно важным и нужным, коль скоро речь шла о русском общественном самосознании на изломе истории.

В разборе романа Гончарова оба критика, отдавая должное высокому дарованию писателя, несомненно, влиявшему на содержание критических оценок, предложили дополняющие друг друга характеристики, без которых и по сию пору разговор об "Обломов" заранее обречён на неполноту и односторонность.