Еще немного о сотрудниках

Еще один сотрудник прибыл к нам в клинику. Я бы на­звал его Организатором. Он год назад окончил институт и работал в психиатрической больнице, ожидая, когда осво­бодится место в клинике. Оно и освободилось у нас осенью 1969 года. Когда мы все вернулись из отпусков, нашу Ста­рушку вызвали, в отдел кадров.

О Старушке я еще не писал. Это была весьма колорит­ная фигура старой закалки. Вот у нее-то всегда все истории были заполнены. Когда прибыл Профессор, то он и ее за­ставил писать кандидатскую диссертацию. Что-то она на эту тему делала, но, по-моему, у нее были особенности мышления, которые не позволили бы ей никогда написать диссертацию. Она была интуитивистской. Диагнозы ее были безошибочны. Лечение она назначала правильно, но не могла толком объяснить, почему именно этот диагноз она доставила. Помню, у нас умер один больной. В таких слу­чаях мы все собирались и обсуждали, с каким диагнозом направить его на вскрытие. Обычно всем этим процессом руководил Профессор, Вскоре я понял, что в этой проце­дуре лишь соблюдалась видимость демократии. Конечно, мы все высказывались, но диагноз формулировался под диктовку Профессора. Наши мнения и доводы никогда не учитывались. Я заметил, что в психиатрии военное прави­ло субординации «Я начальник— ты дурак, ты началь­ник — я дурак» действует еще жестче, чем на военной служ­бе. Если лечащий врач не согласен в чем-то со своим начальником, окончательный диагноз и метод лечения бу­дет назначен начальником. Кто прав, кто виноват, станет ясно лет через 5, а иногда - через 10. И кто будет помнить, кто прав? Разве только обиженный! И кому что докажешь, В соматической медицине истина достигается быстрее, осо­бенно в хирургии, где становится ясно, кто прав, кто не прав через несколько часов, иногда через несколько минут. Да и в терапии дело измеряется днями. И если начальник каждый раз попадает пальцем в небо, то долго ему в началь­никах не удержаться. В психиатрии можно ничего не знать и все же оставаться на руководящей должности. (Загибает Вечный Принц. Просто ошибки начальника всегда на виду, да и задачи он решает более крупные, по которым его и оцени­вают. — М.Л.)

В конечном итоге, умершему больному поставили диаг­ноз церебрального атеросклероза. Когда все разошлись, Старушка сказала мне, что у больного болезнь Альцгеймера (очень сложное для диагностики и довольно редкое за­болевание, которое многие психиатры не знают и в таких случаях ставят диагноз склероза сосудов головного мозга). Я попросил объяснить мне, почему она такого мнения. Ничего связного она мне не сказала. Но правой оказалась она. Таких случаев было много. Может быть, это ее и погу­било. Очень опасно переспорить начальника. Мы над ней добродушно посмеивались. И правда, она была безвредной. Работала она хорошо.

В 1969 году ей исполнялось 55 лет. Она думала, что в от­деле кадров ее чем-то наградят. Когда она вернулась оттуда, на ней лица не было. Оказывается, ей предложили уволить­ся и написать заявление об увольнении по собственному желанию, что в растерянности она и сделала. Вот такая была «чуткость». В это время было такое поветрие — осво­бождаться от старых сотрудников. Теперь я думаю, что это работа Профессора.