Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Действия персонала. Часть 1Стр 1 из 2Следующая ⇒ Вернемся на БЩУ-4. Попытаемся проследить действия персонала после взрыва реактора. Свидетельствует Юрий Юрьевич Трегуб, начальник смены блока N4 (взято из книги Ю. Щербака "Чернобыль"): " БЩУ дрожал. Но не как при землетрясении. Если посчитать до десяти секунд - раздавался рокот, частота колебаний падала. А мощность их росла. Затем прозвучал удар. Свидетельствует Разим Ильгамович Давлетбаев, зам.начальника турбинного цеха N2 Чернобыль-ской АЭС: " Сильно шатнуло пол и стены, с потолка посыпалась пыль и мелкая крошка, потухло люминесцентное освещение, установилась полутьма, горело только аварийное освещение, затем сразу же раздался глухой удар, сопровождавшийся громоподобными раскатами. Освещение появилось вновь, все находившиеся на БЩУ-4 были на месте, операторы окриками, пересиливая шум, обращались друг к другу, пытаясь выяснить, что же произошло, что случилось. Свидетельствует Сергей Николаевич Газин, старший инженер управления турбиной в смене Юрия Трегуба: " Я работал смену с 16.00 до 24.00 в пятницу, 26-го апреля. И остался на испытаниях в связи с тем, что они не прошли в нашу смену. Испытания такого рода ранее не проводились, и поэтому я для повышения своей квалификации решил остаться еще на смену. Все шло нормально, и в общем-то все испытания были закончены и подошли к последнему этапу. Обороты турбины быстро снижались, что, кстати, более всего меня интересовало как специалиста, и в этот момент произошло два мощнейших толчка, причем последующий был гораздо сильнее предыдущего. Свидетельствует Юрий Юрьевич Бадаев, электрослесарь информационно-вычислительного комплекса "СКАЛА" блока N4 (взято из книги Ю. Щербака "Чернобыль"): " "СКАЛА" - мозг, глаза и уши станции. ЭВМ производит необходимые операции и расчеты и выдает все на блочный щит управления. Если "СКАЛА" останавливается - они как слепые котята. Сразу после взрыва мы абсолютно ничего не почувствовали. Дело в том, что нашей ЭВМ создаются тепличные условия, поддерживается температура 22-25 градусов, постоянно работает нагнетающая вентиляция. Нам удалось запустить машину, удалось прикрыть "шкафы" от воды, которая в это время стала литься с потолка. Машина работала, диагностика шла. Что она регистрировала - трудно было понять. Только тогда мы подумали: что же все-таки произошло? Надо выйти посмотреть. И вот когда мы открыли нашу дверь, мы ничего не увидели, кроме пара, пыли и прочего, прочего... Но в это время отключились "шкафы", контролирующие реактор. Ну, это святая святых, мы должны все сделать, чтобы контроль был. И я должен был подняться на 27-ю отметку, где находятся "шкафы". Отметка - это вроде бы этаж. Я бросился по обычному пути, но попасть на отметку уже нельзя было. Лифт был смят, раздавлен, а на лестнице валялись железобетонные блоки, баки какие-то, а главное - там не было освещения. По-прежнему мы не знали ни масштабов аварии, ничего. Я все-таки хотел туда попасть и даже сбегал за фонарем. Но когда с фонариком я прибежал вторично, понял, что не пробьюсь... Вода лилась с девятого этажа, хорошо лилась. Мы снимали запасные щиты и прикрывали наши ЭВМ, чтобы предохранить, чтоб работала "СКАЛА". Свидетельствует Николай Сергеевич Бондаренко, аппаратчик воздухоразделения на азотно-кислородной станции (взято из книги Ю. Щербака "Чернобыль"): " Двадцать шестого я работал ночью, как раз во время происшествия. Наша азотно-кислородная станция где-то в 200 метрах от четвертого блока. Мы почувствовали подземный толчок, типа небольшого землетрясения, а потом, секунды через 3-4, была вспышка над зданием четвертого блока. Я как раз посредине зала находился в кабине, хотел выйти после этого землетрясения, повернулся, а тут как раз в окно вспышка такая - типа фотовспышки. Через ленточное остекление я все это узрел... Ну а потом мы продолжали спокойно работать, потому что наше оборудование таково, что, даже если блок остановлен, мы все равно должны продукцию давать. Она идет для охлаждения реакторного пространства, и азот жидкий и газообразный постоянно используется. Свидетельствует Александр Юрченко, старший инженер-мастер РЦ-2: " Буквально через пару секунд после первого удара раздался второй взрыв. Это был настолько мощный взрыв, что у меня в кабинете вышибло двери - я был в комнате СИМ-ов. Испугался страшно - не знал даже, что это взорвался реактор - мало ли, думал, война началась. Но только не взрыв реактора. Что особенно кинулось в глаза - бетонные стены энергоблока метровой толщины прогнулись как резиновые. Двери вышибло взрывом. Нарушилось освещение и телефонная связь. Через некоторое время с 3-го блока прошел вызов - просили принести носилки для пострадавшего ". Страшной силы взрыв парализовал всю работу - люди просто не ожидали этого. Свидетельствует Дятлов Анатолий Степанович, зам. Главного инженера по эксплуатации второй очереди Чернобыльской АЭС: " Первая мысль - что-то произошло с деаэраторами. Это большие ёмкости, частично заполненные горячей водой и паром, в помещении над щитом. И хотя там металлический настил, при таком ударе могли появиться трещины, и кипяток хлынет в помещение БЩУ. Скомандовал - всем в резервный пульт управления. Однако всё стихло, и в дальнейшем на БЩУ не было протечек воды или пара, не было возгораний. Команду отменил. У пульта реактора глаза мои полезли на лоб. Стержни СУЗ где-то в промежуточных положениях, вниз не идут при обесточенных муфтах сервоприводов, реактиметр показывает положительную реактивность. Операторы стоят растерянные, полагаю, и у меня был такой же вид. Немедленно послал А. Кудрявцева и В. Проскурякова в центральный зал вместе с операторами опускать стержни вручную. Ребята побежали. Я сразу же понял абсурдность своего распоряжения - раз стержни не идут в зону при обесточенных муфтах, то не пойдут и при вращении вручную. И что показания реактиметра - вовсе не показания. Выскочил в коридор, но ребята уже скрылись. После аварии многократно, практически ежедневно и до сих пор, анализировал свои распоряжения и поступки 26 апреля 1986 года, и лишь это распоряжение было неправильным. Хотелось бы посмотреть на того человека, который бы сохранил ясный ум в такой обстановке. Достаточно и того, что это была моя первая и последняя глупость. Наступило спокойствие, не заторможенность, а именно спокойствие, и явственная мысль - что можно сделать ". Перед тем, как в зал БЩУ-4 "влетит" Вячеслав Бражник (об этом чуть ниже), я упомяну два свидетельства - Юрия Трегуба и Сергея Газина, чтобы Читатель смог оценить масштабы разрушений и условия работы персонала после взрыва. Как Вы помните, Читатель, Григорий Медведев советовал применить САОР для глушения и спасения реактора. А здесь такой ньюанс. Свидетельствует Юрий Юрьевич Трегуб, начальник смены блока N4 (взято из книги Ю. Щербака "Чернобыль"): " Сразу, после взрыва, Столярчук крикнул: "Включите аварийную подпитку деаэраторов!" Поскольку Акимов был занят, все заняты, я выполнил эту команду. Побежал открывать... открыл. К арматуре панелей безопасности - она обесточена. Акимов дает мне команду открыть ручную арматуру системы охлаждения реактора. Я вам говорил, какая у нас арматура... Кричу Газину - он единственный, кто свободен, все на вахте заняты: "Бежим, поможем". Выскочили в коридор, там есть такая пристройка. По лестнице побежали. Там какой-то синий угар... мы на это просто не обращали внимания, потому что понимали, насколько все серьезно... свое задыхание я ни во что не ставил... По лестнице на 27-ю отметку выскочили, язык уже не глотает, нас потом расспрашивали, мы начали потом понимать, что к чему... Примчались. Я был впереди, я эти помещения знал как дважды два. Дверь там деревянная. Только я выхватил дверь - она была, видимо, набухшая - как меня сразу ошпарило паром. Я туда сунулся, чтобы внутрь войти, но но выдержал дальше - там находиться невозможно было. Свидетельствует Сергей Николаевич Газин, старший инженер управления турбиной в смене Юрия Трегуба: " После этого мы определились по технологии, что надо срочно подать воду в реактор. Вместе со мной посмотреть испытания оставался начальник моей смены блока Юрий Трегуб, вместе с ним мы побежали в реакторное отделение, но пройти не смогли, поскольку были остановлены огромным количеством пара и горячего дыма. Мы вернулись обратно и сообщили об увиденном. Затем я помогал своему сменщику, помогал по технологии, поскольку необходимо было сохранить жизнеспособным третий энергоблок. Уходила вода из напорного бассейна, из которого происходит поступление воды в конденсатор турбины, отключились в момент аварии циркуляционные насосы нашего блока, и нужно было восстановить эту схему. После отправки за пределы БЩУ Юрия Трегуба и Сергея Газина, все разговоры и размышления были прерваны. Персонал начал действовать. Причина этого высказана Разимом Давлетбаевым. Свидетельствует Разим Ильгамович Давлетбаев, зам.начальника турбинного цеха N2 Чернобыль-ской АЭС: " В этот момент на БЩУ-4 вбежал машинист паровой турбины (МПТ) Вячеслав Бражник (умер от лучевой болезни в 6-й клинической больнице в мае 1986 г.) и громко крикнул: "В машзале пожар, вызывайте пожарную машину", и тут же без дальнейших объяснений убежал обратно в машзал. За ним побежал я и сразу же у входа в машзал увидел свисающие куски железобетона и обрывки металлоконструкций. Держась ближе к стене, я вышел на площадку отметки +12,0 ТГ-8 ". Вслед за Давлетбаевым в машинный зал выбежал Дятлов, он увидит картину происходящего в машинном зале - картина просто ужасала. Давлетбаев продолжает: " Вот что я увидел. Кровля над турбиной N 7, а также по ряду "Б" над питательной системой, над шкафами электрических сборок арматуры ТГ-7, над помещением старшего машиниста была местами проломлена и обрушена. Часть ферм свисала, одна из них на моих глазах упала на цилиндр низкого давления ТГ-7, Откуда-то сверху доносился шум истечения пара, хотя в проломы кровли не было видно ни пара, ни дыма, ни огня, а видны были ясные светящиеся звезды в ночном небе. Внутри машинного зала на различных отметках возникли завалы, состоящие из разрушенных металлоконструкций, обрывков кровельного покрытия и железобетона. Из-под завалов шел дым. Наиболее крупный завал образовался на цилиндрах и по бортам седьмой турбины. В окнах машзала по ряду "А" выбило много окон, стекла высыпались на проходы отм. +12; 0.0. Потолочное освещение в ячейке ТГ-7 не горело. Из раскрытого от повреждения фланца на всасывающем трубопроводе питательного насоса 4ПН-2 била мощная струя горячей воды и пара, доходящая до стены конденсатоочистки. Сквозь клубы пара были видны сильные всполохи огня на площадке питательных насосов отм. +5.0, причем красные цвета перемежались с фиолетовыми. Что там горело, я рассмотреть не смог, приблизиться близко к струе было невозможно -- обдавало горячим паром. От всех завалов, в том числе от маслосистемы смазки и регулирования, от цилиндра высокого давления, от частично заваленного главного маслоблока вверх шел дым. Других открытых крупных очагов пожара на отм, +12 не было, однако, судя по задымлению, что-то горело на пластикате по ряду "Б" отм,.+ 12 ТГ-7 и по-прежнему сильно беспокоило горение на отм. +5.0 питательной системы. В машзале на отм. +12 в этот момент никого не было, возможно, все были на нижних отметках ". Прерывая Давлетбаева, скажу, что несмотря на описанный ужас, персонал не испугался, и рискуя своим здоровьем, принялся ликвидировать аварийную ситуацию: " Несмотря на крайнюю тяжесть создавшейся ситуации, она вписывалась в рамки тех аварий, которые потенциально могли возникнуть в машинных залах АЭС, Действия персонала по принятию самых необходимых мер были расписаны в противоаварийных инструкциях турбинного цеха, отрабатывались регулярно в противоаварийных тренировках и поэтому авария в машинном зале не застала нас врасплох ". А вслед за зам.начальника турбинного цеха N2, в машинный зал вошел Анатолий Дятлов. Впоследствии он вспоминал: " В коридоре пыль, дым. Я вернулся на БЩУ и приказал включить вентиляторы дымоудаления. А сам через другой выход пошёл в машинный зал. Ещё два человека были не найдены. Они тоже оба находились возле реактора. Вблизи центрального зала 4-го энергоблока ещё оставались люди. Среди них - операторы центрального зала блока N4 - Анатолий Кургуз и Олег Генрих. Они провели обход центрального зала, и сидели в своем рабочем помещении, чтобы получить от своего руководителя, начальника реакторного цеха, Валерия Перевозченко, задание на всю смену. За несколько минут до взрыва, Олег Генрих решил немного поспать, сославшись на устлость. Анатолий Кургуз сел за рабочий стол и сделал запись в оперативном журнале. Его отделяли от центрального зала три открытые двери. Когда взорвался атомный реактор, высокорадиоактивный пар с топливом хлынул в помещение, где сидел Кургуз. Он тут же пал ниц, и закрыл дверь в помещении, где спал Олег Генрих. Когда дым и пар быстро развеялся (крышу центрального зала ведь снесло взрывом), оба оператора начали выходить. Перед тем как покинуть помещение реакторного цеха, операторы задраили бронированные двери ЦЗ. По пути к блочному щиту управления, на двенадцатой отметке к Генриху и Кургузу присоединились операторы газового контура Симеконов и Симоненко. В их сопровождении они направились на БЩУ-4. Кургузу было очень плохо. Он истекал кровью. Ему трудно было помогать. Кожа под одеждой тоже вздулась пузырями. Любое прикосновение причиняло пострадавшему нестерпимую боль. Откуда он еще брал силы идти своими ногами. Генриха обожгло меньше -- спасла глухая комнатенка. Но оба получили дозу радиации по шестьсот рентген... Обоих ребят подхватят работники энергоблока, и они будут тут же доставлены скорой помощью прибывшим на смену фельдшеру Александру Скачку врачом-педиатром Валерием Белоконем... Свидетельствует Дятлов Анатолий Степанович,зам. Главного инженера по эксплуатации второй очереди Чернобыльской АЭС: " Валерий Перевозченко вернулся на щит управления после неудачной попытки пройти в баллонную, где находятся задвижки, подсоединяющие подачу воды в первый контур от насосов. Вход в помещение завален, пройти нельзя. Встретил операторов газового контура И. Симоненко и В. Семикопова и операторов центрального зала О. Генриха и А. Кургуза. Толя Кургуз был страшно обожжён, кожа лица и рук свисает клочьями. Что под одеждой - не видно. Сказал им быстро идти в медпункт, куда уже должна прийти машина скорой помощи ". Скорую помощь уже вызвали, и на место аварии выехал фельдшер Александр Скачок. Он заберет первого пострадавшего и... второго - Владимира Шашенка... Свидетельствует Николай Феодосьевич Горбаченко-- дежурного службы дозиметрии в смене Акимова: " В момент и после взрыва я находился в помещении щита дозиметрии. Тряхнуло несколько раз со страшной силой. Я подумал -- все, крышка. Но смотрю -- живой, стою на ногах. Со мной на щите дозиметрии был еще один товарищ, мой помощник Пшеничников, совсем молодой парень. Я открыл дверь в коридор деаэраторной этажерки, оттуда клубы белой пыли и пара. Пахнет характерным запахом пара. Еще вспышки разрядов. Короткие замыкания. Панели четвертого блока на щите дозиметрии сразу погасли. Никаких показаний. Что творится на блоке, какая радиационная обстановка -- не знаю. На панелях третьего блока (у нас объединенный щит на очередь) -- сработала аварийная сигнализация. Все приборы пошли на зашкал. Я нажал тумблер "БЩУ", но коммутатор обесточился. Связи с Акимовым нет. По городскому телефону доложил начальнику смены службы дозиметрии Самойленко, который находился на щите КРБ (контроля радиационной безопасности) первой очереди. Тот перезвонил руководству службы радиационной безопасности: Красножону и Каплуну. Попытался определить радиационную обстановку у себя в помещении и в коридоре, за дверью... Имелся только радиометр "ДРГЗ" на тысячу микрорентген в секунду. Показал зашкал. Был у меня еще один прибор со шкалой на 1000 рентген в час, но при включении он, как назло, сгорел. Другого не было. Тогда я прошел на блочный щит управления и доложил Акимову ситуацию. Везде зашкал на 1000 микрорентген в секунду. Стало быть, где-то около четырех рентген в час. Если так, то работать можно около пяти часов. Конечно, из условий аварийной ситуации. Акимов сказал, чтобы я прошел по блоку и определил дозиметрическую обстановку. Я поднимался до плюс двадцать седьмой отметки по лестнично-лифтовому блоку, но дальше не пошел. Прибор всюду зашкаливал. Пришел Петя Паламарчук, и мы с ним пошли в шестьсот четвертое помещение искать Володю Шашенка... ". Петр Паламарчук и дозиметрист Николай Горбаченко, с трудом преодолевая завалы и разломы на двадцать четвертой отметке реакторного блока, проникли наконец в киповское помещение, где в момент взрыва находился Владимир Шашенок. Паламарчук и Горбаченко нашли товарища в разломе шестьсот четвертого помещения, придавленного упавшей балкой, сильно обожженного паром и горячей водой. Потом, в медсанчасти, выяснилось, что у него перелом позвоночника, сломаны ребра, а сейчас... надо было спасать... В момент взрыва, когда давление в контуре росло со скоростью 15 атмосфер в секунду, в этом помещении разорвало трубы и датчики, оттуда пошли радиоактивные пар и перегретая вода, упало что-то сверху, и Шашенок потерял сознание. Вся поверхность кожи получила глубокий тепловой и радиационный ожоги. Ребята освободили товарища из-под завала. Паламарчук, стараясь не причинить ему новых страданий, взвалил его на спину с помощью Горбаченко и, с трудом пробираясь через завалы бетона и труб, вынес Шашенка на десятую отметку. Оттуда, чередуясь с Горбаченко, по коридору деаэраторной этажерки, примерно четыреста пятьдесят метров, -- к здравпункту на АБК (административно-бытовой корпус) первого блока. Здравпункт оказался заколоченным на гвоздь. Вызвали "скорую" Через десять минут приехал фельдшер Саша Скачок, и Шашенка увезли в медсанчасть. Потом приехал на своей "скорой" педиатр Белоконь и дежурил здесь до утра, пока его самого не увезли в медсанчасть... Паламарчук и Горбаченко, вынося товарища, тоже сильно облучились и вскоре были отправлены в медсанчасть. Горбаченко до того успел еще обойти блок, замеряя гамма-фон, облазил машзал, сделал обход блока снаружи. Но все это было фактически впустую. Имевшимся прибором со шкалой измерений всего на 3,6 рентгена он не мог замерить те радиационные поля, которые были на самом деле. Свидетельствует Дятлов Анатолий Степанович,зам. Главного инженера по эксплуатации второй очереди Чернобыльской АЭС: " Петро Паламарчук, здоровенный мужчина, внёс и усадил в кресло инженера наладочного предприятия Володю Шашенка. Он наблюдал в помещении на двадцать четвёртой отметке за нештатными приборами, и его обварило водой и паром. Сейчас Володя сидел в кресле и лишь незначительно перемещал глаза, ни крика, ни стона. Видимо боль превысила все мыслимые границы и отключила сознание. Перед этим я видел в коридоре носилки, подсказал где их взять и нести его в медпункт. П. Паламарчук и Н. Горбаченко унесли. Владимир Шашенок к утру умер, оказалось, это жертва вторая. П. Паламарчук, разыскивая Шашенка, получил большую дозу, и когда нёс, намокла одежда на спине. Вода радиоактивная, и даже через пять лет ожоговые раны на спине у него не полностью закрылись ". Владимир Шашенок, с повреждениями, был отправлен прибывшим на АЭС автомобилем скорой помощи. На срочный вызов приехал фельдшер Александр Скачок. Шашенка доставили в припятскую медсанчасть МСЧ-126, куда потом через несколько часов, будут доставлять облученных с АЭС. От перелома позвоночника и многочисленных ожогов Владимир Шашенок умер в 6:00, 26-го апреля, 1986-го года. В тот же день он был похоронен на деревенском кладбище, в 1988 году его прах перезахоронят на Митинском кладбище в Москве. Свидетельствует Дятлов Анатолий Степанович,зам. Главного инженера по эксплуатации второй очереди Чернобыльской АЭС: " С дозиметристом Самойленко замерили обстановку на БЩУ. Прибор у него был на 1 000 мкР/с или 3,6 Р/ч. В левой и средней частях щита прибор показывал 500-800 мкР/с, в правой - зашкал. Поскольку близкого источника излучений там я не предполагал, то в правой части посчитал не более 5 Р/ч. Другого выхода у меня не было. Замерили мощность дозы на резервном пульте управления. Ну, там зашкал, переход туда отпал сам собой.А. Акимову сказал отправить на третий БЩУ оператора реактора Л. Топтунова и оператора турбины И. Киршенбаума. Сделать полезного они ничего не могли, а обстановка здесь крайне неблагоприятная. На щите остались Акимов и Столярчук... ...Подошёл работник Харьковского турбинного завода А.Ф. Кабанов с двумя своими товарищами. Я сказал им, чтобы уходили с блока. А. Кабанов начал мне говорить, что остаётся в машинном зале лаборатория по измерению вибрации. Это была хорошая лаборатория производства ФРГ, одновременно измеряла вибрацию всех подшипников, и компьютер выдавал хорошие наглядные распечатки. Жалко было Кабанову её терять. И здесь, единственный раз 26 апреля, я повысил голос, заругался на него: "Пропади она пропадом эта машина, уходите с блока немедленно". Начальнику смены станции Б. Рогожкину Акимов сообщил, и тот, согласно инструкции, оповестил Москву, Киев. Станционные работники оповещаются автоматически по записи на магнитофонной ленте согласно категории аварии - в данном случае была объявлена Общая авария, наиболее тяжёлая. Как прошло оповещение начальства - описано, уже к утру начали появляться из Киева и Москвы. Со станционным оповещением где-то произошёл сбой магнитофона и телефонистка дополнительно обзвонила по списку ". Но Владимир Шашенок был второй жертвой Чернобыльской аварии. Первого погибшего до сих пор не удалось найти... Им был Валерий Ходемчук. Свидетельствует Дятлов Анатолий Степановичзам. Главного инженера по эксплуатации второй очереди Чернобыльской АЭС: " Начальник смены В. Перевозченко сказал, что нет оператора ГЦН Валерия Ходемчука и двух операторов центрального зала. Коротко приказал: "Искать!"". Было ясно, что Ходемчук мог пострадать после случившегося, подобно Шашенку. Но никто ещё не знал, что взрыв реактора в одно мгновенье забрал с собой жизнь оператора ГЦН - Валерия Ходемчука, первой жертвы Чернобыля. Свидетельствует Александр Юрченко, старший инженер-мастер РЦ-2: " Я выбежал в коридор, там встретил Виктора Дегтяренко. Еле узнал его, он был обожжен паром. Я узнал его только по голосу. Его самого трясло - в шоке был человек, но он сказал, что у ГЦН остался оператор Ходемчук и Геннадий Русановский. Там я увидел Русановского, он был в шоке, показывал на провал и говорил - "Там Валера Ходемчук!" ГЦНы куда-то рухнули. Кинулся его искать. Левая половина КМПЦ была почти целая. Помещений правой половины КМПЦ почти не существовало... А над головой - над головой небо со звездами, и отсветы пламени пожара ". Рискуя жизнью и собственным здоровьем, Валерий Перевозченко, принялся искать своего друга, своего товарища, своего подчиненного. Завал был просто огромен - взрывом снесло с опор два барабан-сепаратора, каждый - по 130 тонн весом. Под ними, сорванными с мест, и нашел свой последний покой Валерий Ходемчук... Валерий Перевозченко получил большую дозу радиационного поражения - потому как рядом вскрытый реактор извергал миллионы кюри радиоактивности. Разрушенные топливные кассеты и топливные сборки валялись повсюду, излучая 15 000 ренген в час. Для человека предельная доза - 600 ренген в час. Выше - и смерть просто неминуема. Свидетельствует Дятлов Анатолий Степановичзам. Главного инженера по эксплуатации второй очереди Чернобыльской АЭС: " На щите В. Перевозченко сказал, что операторы центрального зала нашлись, нет В. Ходемчука. Операторы никуда не терялись. Когда Перевозченко мне говорил раньше об их отсутствии, то фамилии не называл, а про Кургуза и Генриха я бы сказал ему. Пошли втроём, взяли ещё С. Ювченко и дозиметриста. Прибор, как и прежде на 1 000 мкР/с, где показывал, где зашкаливал. У входа в зал ГЦН провалено перекрытие. Дозиметриста отпустили - бесполезен со своим прибором. Саша Ювченко и я остались у провала, а В. Перевозченко по консоли полез к помещению операторов, где, хоть и с малой вероятностью, мог находиться Валерий Ходемчук. Поиски Ходемчука не увенчались успехом, завал был просто огромен. Как выяснится - тело Ходемчука найти не удастся... даже спустя несколько дней после аварии. ...За два года до аварии, в "верха" пойдет докладная от КГБ СССР. " Специально сообщение УКГБ по г. Киеву и Киевской области в 6-е управление КГБ СССР о выявленных недостатках в проектировании и строительстве 3-го и 4-го энергоблоков Чернобыльской АЭС. От 17-го марта 1984-го года. По данным специалистов, на третьем энергоблоке Чернобыльской АЭС на отметках по высоте 35,5 м, 39,0 м, 43,0 м в плитах перекрытий имеются трещины,отмечено смещение ригелей, плит перекрытий, навесных железобетонных икерамзитовых панелей. С учетом того, что ригеля являются несущими конструкциями, на которыепередается нагрузка от плит перекрытий и установленного на них технологического оборудования, в том числе барабанов-сепа-раторов, создавшееся положение представляет также опасность для главного корпуса 3-го энерго-блока. Назначенная ведомственная комиссия из числа специалистов ЧАЭС и группы рабочего проектирования НИИ "Гидропроект" отметила, что действительнопроисходит процесс разрушения ригелей, сколы за-щитного слоя достиглиглубины до 5 мм, высотой до 200 мм на всем своем протяжении. В отдельных местах выявлено выпадение защитного слоя ригелей глубиной до50 мм, площадью 400 x 400 мм. Смещение стеновых железобетонных икерамзитовых панелей от оси достигает 30 мм. Наблюде-ния, проводимыечленами комиссии, показывают, что за последние 2-3 месяца происходитдальнейшее сползание плит перекрытий с ригелей. Предварительный анализ позволяет считать, что основной причиной этого является значительный перегрев стен барабанов-сепараторов из-за неэффективной работы теплоизоляции, которая разруша-ется под воздействием высокихтемператур и постоянного радиоактивного излучения. В настоящее время наповерхностях стен железобетонных конструкций в помещениях барабанов-сепараторов зафик-сирована температура около 160RС, при которой бетон теряет свои свойства, хотя по проекту НИИ "Гидропроект" им. С.Я.Жука (г. Москва) температура на поверхности стен, защищенных теплоизоляцией, недолжна превышать 90RС. С целью предотвращения разрушения перекрытий и их обрушения администрацией ЧАЭС по согласова-нию с институтом "Гидропроект" принятымеры по усилению несущих конструкций, однако это, по данным специалистов, не решает возникшей проблемы. По их мнению, аналогичная ситуация складывается и на 4-м энергоблокеЧАЭС. Учитывая вышеизложенное, для проведения тщательного обследованияна 3-м и 4-м энергоблоках, счи-тали бы необходимым через Минэнерго СССРсоздать компетентную комиссию из числа специалистов для перепроверкиуказанных фактов и определения истинных причин разрушения несущих иограждаю-щих конструкций. Докладываем на Ваше решение. Начальник Управления КГБ УССР генерал-лейтенант (М.З.Бандуристый) На документе резолюция: " т. Гибадулов Н.Г., т. Лисовенко В.В. Срочно ин- формировать Минэнерго (через КГБ СССР). Быхов 2. 22.03.84". Это было за два года до аварии... Глупо было бы говорить, мол, персонал думал о том, что взорвался не реактор а "гремучая" водородная смесь в 110-кубовом баке СУЗ (как об этом живовещает Григорий Медведев). Свидетельствует Дятлов Анатолий Степанович: " При обходе блоков снаружи начала прорисовываться картина, понял - реактор загинул. Представлял себе так: разорвались технологические каналы, в результате чего в реакторном пространстве поднялось давление и оторвало верхнюю двухтысячетонную конструкцию, пар устремился в зал и разрушил здание, верхняя конструкция после этого "села" на место. Что её подбросило, и она стала на ребро - до этого я не додумался, да дела это не меняло. И ещё одно воспоминание Дятлова. " Игорь Симоненко сказал, что здание реакторного цеха разрушено. Быстро прошёл ещё несколько метров по коридору на десятой отметке, выглянул из окна и увидел... точнее не увидел, её не было - стены здания. По всей высоте от семидесятой до двенадцатой отметки стена обрушилась. Что ещё - в темноте не видно. Дальше по коридору, вниз по лестнице и из здания наружу. Медленно иду вокруг здания реакторов четвёртого, затем третьего блоков. Смотрю вверх. Есть на что посмотреть, но, как говорится, глаза бы мои не глядели... на такое зрелище. Несмотря на ночь и плохое освещение, видно достаточно. Кровли и двух стен цеха как не бывало. В помещениях через проёмы отсутствующих стен видны местами потоки воды, вспышки коротких замыканий на электрооборудовании, несколько очагов огня. Помещение газобаллонной разрушено, баллоны стоят наперекосяк. Ни о каком доступе к задвижкам речи быть не может, прав В. Перевозченко. На кровле третьего блока и химцеха несколько очагов, пока ещё небольших. Видимо, возгорание происходило от крупных фрагментов топлива, выброшенных взрывом из активной зоны. Может и от графита, хотя при мощности 200 МВт графит имел температуру не больше 350 RС и, пролетев по воздуху, должен был охладиться. Но диспергированное топливо могло внедриться в графит и тогда он разогревался после вылета из зоны. Правда, это сомнительно. Я не видел на земле светящихся кусков графита. И несветящихся не видел, хотя ещё раз позднее обходил по улице оба блока. Но вниз я не смотрел, крупных кусков под ноги не попалось, так что не споткнулся ни разу. Нужно отдать должное начальнику смены блока N 3 Юрию Эдуардовичу Багдасарову, у которого на БЩУ в момент аварии на соседнем блоке оказались и респираторы "лепесток", и таблетки йодистого калия. Как только ухудшилась радиационная обстановка, он всем подчиненным приказал надеть респираторы и принять таблетки йодистого калия. Когда он понял, что всю воду из баков чистого конденсата и с химводоочистки переключили на аварийный блок, тут же принял меры к аварийной остановке и расхолаживанию реактора. К утру Багдасаров сам остановил третий блок и перевел реактор в режим расхолаживания, подпитывая контур циркуляции водой из бассейна-барбатера. Действовал мужественно и в высшей степени профессионально, предотвратив расплавление активной зоны третьего реактора в свою смену... Дятлов продолжает: "Теперь занялись основной полезной работой, которую выполнил оперативный персонал четвёртого блока с риском для жизни и здоровья. Из-за многочисленных повреждений трубопроводов и конструкций зданий постоянно происходили короткие замыкания в электрических цепях - источник возникновения пожаров. Когда шёл с третьего блока, встретил заместителя начальника электроцеха А.Г. Лелеченко. Взял его с собой. Теперь свёл Лелеченко и Акимова и приказал отключить механизмы и разобрать электросхемы с тем, чтобы обесточить максимальное количество кабелей и электросхем. Придя на щит управления четвёртого блока, приказал А. Акимову остановить запущенные после взрыва насосы, поскольку воду от них в реактор подать не удастся из-за разрушения арматурного узла, и незачем это делать по прошествии получаса после взрыва. Всё, что могло произойти в отсутствие охлаждения, уже произошло. В дальнейшем мы никаких мер к этому не принимали ". Пока Акимов занимался исполнением данной команды, Анатолий Дятлов и Юрий Трегуб вместе покинули БЩУ, чтобы осмотреть центральный зал внешне. " А. Акимов приступил к исполнению. А я вновь вышел на улицу - очаги огня на крыше ещё не были погашены, поэтому на третьем блоке приказал глушить реактор и расхолаживать с аварийной скоростью. Присутствующий на щите третьего блока Б. Рогожкин сказал, чтобы я согласовал обстановку с В.П. Брюхановым, на что я ответил: "Глуши, пока обстановка более или менее нормальная". Ну, конечно, никакая она была не нормальная и на третьем блоке, просто технологически ещё ничего не мешало работе. Свидетельствует Юрий Юрьевич Трегуб, начальник смены блока N4 (взято из книги Ю. Щербака "Чернобыль"): " Я подошел к Дятлову и еще раз на этот момент ему указал. Он говорит: "Пошли". В это время на АЭС уже приехало начальство. Первым, после 2-х часов ночи, на АЭС приехал Виктор Брюханов, директор АЭС. О действиях Брюханова и всего остального начальства я далее выделю отдельную главку далее. Персонал готовил к запуску аварийные насосы. Но силы немного сдавали - радиация уже начинала испепелять этих людей изнутри. Кого испепелит быстро, а кто-то будет и после катастрофы будет долго мучаться... Свидетельствует Дятлов Анатолий Степанович,зам. Главного инженера по эксплуатации второй очереди Чернобыльской АЭС: " Меня позвали к телефону. В.П. Брюханов. Не помню, о чём говорили, кажется, и не говорили, он сказал: "Приди в штаб гражданской обороны". Забрал с собой три диаграммных ленты: две с записью мощности реактора и по давлению в первом контуре. Помылся под душем, согласно правилам, сначала прохладной водой, уж потом горячей. - Пойдём. Пока персонал 4-го энергоблока Чернобыльской АЭС, рискуя жизнью, искал, спасал своих, и попутно пытался оценить масштабы аварии, работники машинного зала уже поняли - в огне брода нет. И начали бороться с тем, что было в машинном зале. Свидетельствует Разим Ильгамович Давлетбаев, зам.начальника турбинного цеха N2 Черно-быльской АЭС: " Несмотря на крайнюю тяжесть создавшейся ситуации, она вписывалась в рамки тех аварий, которые потенциально могли возникнуть в машинных залах АЭС, Действия персонала по принятию самых необходимых мер были расписаны в противоаварийных инструкциях турбинного цеха, отрабатывались регулярно в противоаварийных тренировках и поэтому авария в машинном зале не застала нас врасплох. Забежав обратно на БЩУ-4, я дал распоряжение Киршенбауму переносным ключом, висящим на панели, открыть задвижки аварийного слива масла из главного маслобака ТГ-7 в специальную подземную емкость. Убедившись в выполнении этой операции на моих глазах (операция эта неординарная, ответственная, но в данный момент необходимая), выбежал обратно в машинный зал. Время событий не указываю, так как чувство времени было потеряно -- ночь пролетела как пять минут. Последовательность событий в основном соблюдена, но какие-то незначительные перестановки их по порядку следования возможны, так как практически все четыре часа после взрыва был на бегу, и все делалось в спешке. Date: 2016-05-14; view: 652; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА... |