Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Авдотьинские подземелья 3 page





Сестра Марина, действительно, уже звенела ключами, когда я, запыхавшись от бега, передала ей матушкино благословение. Дивным ароматом повеяло из распахнутой двери кельи. Здесь жил когда-то, приезжая в Пюхтицы, святой Иоанн Кронштадтский. Я прикладывалась, прося прощения, мысленно, за свои грехи, к его фелони и епитрахили, источавшим этот тонкий аромат... А четки святого Преподобного Серафима Саровского имели уже свой, другой, тоже нежнейший, запах. Третьим, абсолютно несхожим с двумя предыдущими, благоуханием дохнуло от схимнического облачения святого Серафима Вырицкого...

Как же я теперь благодарю Господа за дни, проведенные в Пюхтице! Как радовалась я своему особому послушанию! Ну, в самом деле, другие-то послушники — кто яблоки, кто грибы целыми днями чистят, кто в трапезных, кто в гостиницах помогает — а мне такая честь великая оказана, такое дело доверено! Я вместе с несколькими еще приезжими мету и мою Собор, чищу квасом и мелом лампады, подсвечники, протираю стекла икон!

Дни заполнены этой приятной работой, сопровождающейся постоянной негромкой молитвой кого-то из нас, «послушающихся». Дни начинаются и кончаются длинными монастырскими службами. Времени на уединение, на мысли какие-то — совсем нет! Если вдруг выдается на отдых минут 20-30 за день, то мы спешим сбегать к чудотворному источнику и три раза окунуться с головой в ледяную воду.

«Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа! Аминь!» — Бухаемся мы по очереди с шумом и плеском в эту животворную, самой Матерью Божией освященную воду. Темные большие рыбины удивленно уходят под деревянный настил купальни, а ласточки под крышей, наоборот, абсолютно игнорируют наши взвизги и всплески. Продолжают кормить своих деловито-настырных детей вываливающих желтые трепещущие ротики из гнезда так, что постоянно хочется протянуть мокрую руку и заправить их обратно...

Каждый день я знакомилась с кем-то из сестер, поражаясь их доброте и приветливости, а главное — уму, образованности и, очень-очень часто, — красоте и молодости. Я спросила у красавицы Поли, почему, откуда в монастыре так много «супермоделей».

— А ведь у Господа нашего Иисуса Христа должны быть самые-самые красивые невесты! А как же? Что же тут удивительного?

Но было во всех пюхтицких сестричках что-то совсем-совсем необычное, необъяснимо притягательное, таинственно влекущее и располагающее к откровенному простосердечному общению. Сначала я подумала, что это равенство, или скорее даже — превосходство их уровня общей культуры. Ведь те, с кем мне удалось поговорить, были врачами, искусствоведами, переводчиками, философами — кандидатами и докторами наук... Потом, познакомившись с матушками, которые не умели ни писать, ни считать, а читали только по церковно-славянски, я поняла, что образованность — шелуха, что дело тут — в чем-то другом...

— Любовь! Любовь к людям, друг к другу, к тебе и ко мне, ко всем живущим и к чистым, и к самым грешным и разнесчастным, — ответила на мой глупый вопрос Ангелина. — Мы в миру такой любви не встречаем и потому-то даже здесь не можем понять!..

+ + +

Рассказали мне матушки одну историю... Прихворнул кто-то, из в миру живущих, родственников одной из монахинь. Ну, она со своей сестрой близкой, по благословению матушки и поехала — то ли в Саратов, то ли в Пензу — навестить болящего. Живут сестры в отведенной им комнатке, больного выхаживают, по хозяйству помогают. А за стеной, в проходной гостиной, круглосуточно почти разрывается и сверкает голыми ляжками и наглыми рожами политиков — телевизор «Сони». День орет и мелькает, второй, пятый, десятый... Ну, не выдержало монашеское сердце искушения такого непрерывного! Не выдержало! Проходя в очередной раз мимо демонического этого отверзения, одна из сестер возьми, да и осени крестным знамением «голубой экран»! Очередной гомосексуал на нем исказился, хрюкнул и погас... Только дымок из пластикового черного короба вонюче заструился! Вызванные телемастера, как ни искали сгоревший или испорченный блок — ничего сломавшегося не обнаружили! Вся «прозвоненная» электроника была в абсолютном порядке и настрое, а вот заставить работать новенький «Сони» не удалось уже никогда.

Таких вот, чудесных, трогательных и смешных историй услышала я в Пюхтице немало.

Монахи вообще — не плаксы и не зануды, а наоборот — оптимисты и даже юмористы! Юмор тут, правда, совсем особый, непривычный слегка: четырнадцатилетнюю, чересчур серьезную, неулыбчивую и медлительную сестричку, один батюшка, иеромонах, зовет «Панихида»! И он же, неожиданно обнаружив закряхтевшего в пеленках, крохотного Николая — сыночка одной из питерских паломниц, оставленного ею спать на стуле в трапезной — произносит задумчиво-бесстрастно:

— Чтой-то, монашки младенцев всюду поразбрасывали... Панихида, это твой?

«Панихида», не смутившись, не улыбнувшись даже шутке, спокойно и медленно, как в рапиде, забирает попискивающий сверток и уносит из трапезной, бережно прижимая младенца, как куклу. Ни на шутника батюшку, ни на нас, дружно хмыкнувших в свои тарелки, она глаз своих синих под мохнатыми ресницами не поднимает.

Удивительный этот юморист-иеромонах! Благословляя, роняет в сложенные мои ладони яблочко из широкого рукава рясы и так умеет подбодрить и утешить, что на исповеди к нему я иду всегда с предвкушением какого-то тепла, света, тихой радости. Почти счастья.

...У самой древней и ласковой старицы, живущей уже в богадельне, — юбилей. Мы приходим поздравить ее и рассматриваем маленькие желтые фотокарточки на стене, над кроватью: «Алеша с котеночком, Алеша с ягненочком», — поясняет она, вытирая крохотной прозрачной ручкой свои чистые и умилительные слезки. Таким был в детстве здесь, в Пюхтице, наш нынешний Патриарх Алексий II...

Трапезницы вручают матушке торт! Самый настоящий, высокий, сдобный торт с огромными разноцветными розами крема! Это в Успенский-то пост?! Привычно прочитывая мои мысли, одна из сестер поясняет, как глупенькой:

— Тесто постное мы на пиве с медом печем, какао-масло чуть добавляем. Ну а крем — кокосовые или соевые сливки взбитые с малиновым, лимонным или смородиновым — по цвету — сиропом! Кушайте, угощайтесь, не оскоромитесь, матушка!

Сестры все делают сами: пашут, косят, растят урожай, ухаживают за скотиной, даже ремонтируют, все, что надо — от крыш домов до обувки. Чистят окрестные леса, вырубая сухостой, пилят и рубят дрова, складывая полешки в высоченные — этажа на два — особые деревянные стога. Сами сестры реставрируют и пишут иконы. А какие дивные золотошвейные облачения и митры делают они в своих мастерских! Сколько тут великих мастериц, истинных, больших талантов! Никогда в жизни не видела я прежде, чтобы люди работали так радостно, самозабвенно, с таким усердием, прилежанием, так добросовестно и творчески...

— А как же мы проживем, если трудиться не станем? Нас кормить некому! Как поработаешь, так и полопаешь! — говорит Поля. А я замечаю, что «послушается» она, видимо, с тяжелой простудой.

— Да здесь, в храме, в работе, да молитве все быстрей заживет! Что я в келье-то валяться буду? Искушение одно!

Незабываемо прекрасным и торжественным был праздник Преображения Господня. Но Ангелина и другие паломники, все, как один, твердили мне: «Это что! Вот посмотришь, как они свой главный праздник, свой престол-то Успение, празднуют! Вот уже порадуемся!»

И — правда! Народу съехалось столько, что спали гости везде — в каморочках крепостной стены и башнях, во всех кельях на раскладушках и даже на полу, в гараже, на скотном, в мастерских и подсобных помещениях, к причастию я двигалась в такой плотной толпе, в таком людском водовороте, что никогда, казалось, не приближусь к Чаше. Толпа, однако, не была хаотичной, а движение людей как-то управлялось, организовывалось, упорядочивалось... Спокойным, радостным, размеренным был и Крестный Ход к источнику. Матушка благословила и под иконой Успенской Чудотворной паломникам пройтись — это издревле на Руси почитаемый обычай...

Праздничная трапеза запомнилась таким количеством вкуснейших «намоленных» яств, что попробовать все, кажется, так и не удалось — переела! А как сестры пели молитвы, псалмы, собственного сочинения духовные песни! Мне кто-то шепнул на ухо, что регент пюхтицкого хора — профессиональный композитор и дирижер, матушка, преподававшая раньше в Ленинградской консерватории. Так не хотелось уходить из храма-трапезной! Вообще, не хотелось покидать монастырь. Но надо было уже собираться, ведь завтра с утра — наш автобус в Питер...

Я вытащила из-под железной кровати свою дорожную сумку, засунутую туда в день приезда, открыла ее и обомлела! Здесь все это время пролежали, оказывается, нетронутыми два блока, из Москвы припасенных, сигарет!!! Я ничего не могла понять! Иногда, очень редко, украдкой, выбиралась же я все-таки, куда-нибудь, подальше от монастырских стен, чтобы затянуться привычным дымком, а потом долго жевать яблоко, карамель «холодок», с отвращением и стыдом обнюхивать свою одежду и, с осознанием гадости и греха, шмыгнуть, низко склонив голову, — в чистоту, аромат, святость... Что же я курила?!..

Из глубокого кармана юбки на пол кельи вытряхнулась помятая пачка с оставшимися в ней двумя, размокшими от святой воды, сигаретами... Это, оказывается, была та самая пачка, с которой я в монастырь приехала! Получается, что я, выкуривающая обычно, в среднем, пачку в день, за три почти недели в монастыре выкурила всего сигарет 10-15... Но как же это я совершенно незаметно для себя и безо всяких напрягов и переживаний фактически, бросила курить???

— А просто сестры молились! — сказала, входя в келью попрощаться Поленька. — И не курите больше, если сможете. Постарайтесь...

Если бы ты знал, как тяжело, как невыразимо грустно и страшно возвращаться из монастыря в мир! Все вокруг кажется отвратительно грязным, шумным, враждебным и вонючим... Люди толкаются, безобразно и грубо орут друг на друга, фальшиво и громко хохочут, сверкают злобными глазами на непромытых и хмурых лицах... И этот едкий удушливый смрад отовсюду, ото всех...

+ + +

...Из-под обломков рухнувшей ныне, а когда-то громадной империи Советского кинематографа, неожиданно вынырнула моя давнишняя подруга-режиссер научно-популярного кино. Я слышала, что в последние годы она, как и многие мои коллеги, с трудом сводит концы с концами, перебивается лишь тем, что сдает московскую квартиру, а сама живет за городом, без телефона... И вдруг звонок! И голос — бодрый, радостный, веселый!

В Союзе Кинематографистов идет обмен наших членских билетов. Мы встречаемся с подругой и я, что называется, — ползу по стенке вниз: она одета, и обута, и причесана, как «новая русская», как женщина с большим достатком! На все мои вопросы и расспросы, откуда, мол, богатство, и что за клад, а может быть, и принц из сказки — загадочные, многозначительные улыбки и щедрое: «Сама увидишь!» Любопытство и зароненная намеками надежда на такую же удачу — выпрыгивали из меня. Я с нетерпением ждала «показа».

Когда мы с тобой в последний раз праздновали годовщину создания ложи в «Пенте-Ренессанс»? Кажется, в 1997 году... «Ренессанс» ничуть не изменился! Тот же пандус с подъезжающими «Мерседесами» и «Ауди», те же ослепительные вращающиеся двери, живые деревья в кадках. Джентльмены с кейсами и сотовыми телефонами, благоухающие дорогой косметикой, разодетые дамы...

В дверях нас проверяли, как на спецконтроле в Шереметьево. На пригласительном билете, врученном мне подругой, значилось «Общество поддержки малого бизнеса». «Общество» выглядело весьма солидно и внушительно.

Вот загремела ритмичная резвая музыка, все поднялись. Бешено, азартно зааплодировали... И началось!

Бодро выбегающие на сцену и хватающие друг у друга микрофон персонажи обоего пола поочередно излагали нам тактику быстрого и надежного обогащения. Рисовались графики и схемы, раскрывающие принцип добычи огромных денег, — помесячно и понедельно! И все, конечно, не в рублях, а в баксах! И все так четко, так понятно, так просто! А музыка грохочет и подбадривает! А люди вокруг такие благожелательные, улыбчивые, вежливые! Весело, заразительно, убедительно! Завлекательно... Длилось это действо целый день! Я завелась! Я решила во что бы то ни стало стать «надежным партнером» этого «Общества». Тем более, что рядом со мной сидела наглядная агитация в виде моей похорошевшей, повеселевшей, нарядной и довольной подруги! Я уже заполнила какие-то анкеты, я уже что-то подписала и что-то обязалась! У меня возникла всего лишь одна маленькая, но казавшаяся очень решаемой проблема — не было с собой долларов... Их у меня и дома не было, но можно ведь занять, потом отдать... Я мчалась домой, как на крыльях, я лихорадочно перебирала в голове друзей, знакомых...

Безумный жар моей горячки остановил ледяной голос в телефонной трубке. Саша, выслушав простой и надежный план моего скорого и сказочного обогащения, задал мне всего один вопрос:

— Представь, что я дал уже тебе деньги, ты их внесла, ты привела с собой двоих друзей, или троих даже, и среди них меня. Представь, что все нашли, в свою очередь, двоих друзей с деньгами, а я вот — не нашел! я внес свои кровные, а двоих друзей найти не смог. Не нашел, не уговорил не сумел! Ну кем ты будешь чувствовать себя передо мною?..

Я почувствовала себя жуткой дурой, а, кроме того — безответственной и бессовестной дрянью! Все гипнотическое помрачение моей бедной головы, замороченной и этими презентабельными господами, и музыкой, и аплодисментами, и «крутой» подругой, враз слетело, и я слушала Сашу уже обречено и растерянно:

— «Пирамида» — это одна из разновидностей «лохотрона». «Везет» лишь тем, кто оказался, как твоя подруга, в самом начале, на вершине. Все пирамиды рано или поздно разрушаются, их вечное существование невозможно по тем же математическим законам, по которым невозможен «Перпетуум мобиле»...

Я позвонила подруге и попросила прощения за то, что подвела, за то, что не получился из меня «надежный партнер». Я мысленно прошу прощения у тех, кто создавал пирамиду и организовывал это шоу для обработки таких лохов, как я. С меня же взяли обязательство «не разглашать». Впрочем, пирамид-то в Москве, говорят — аналогичных — сотни, имен я не называю, а «места действия» они предусмотрительно меняют.

Прошло время. Прошла Казанская. Я снова слетала в Африку. Я пережила смерть и похороны руководителя мастерской, в которой работаю много лет, давнишнего и близкого друга, коллегу, великого режиссера и — без кавычек — Великого Мастера... Но почему же из моей головы все никак не выветривается образ пирамиды? Как-то он уж очень символичен, многозначен...

Заметил? Слово «ты» мелькает все реже и реже. Жизнь все дальше и дальше относит нас друг от друга. У меня свое большое горе, свои маленькие радости, свои события, свои встречи, свои старые и новые друзья. О тебе и о твоей жизни я знаю теперь мало и почти не думаю. Ты звонишь иногда, ты приезжаешь. Ты даже помог мне поменять старенькую «ракушку» для машины на новый «пенал». Ты даже съездил со мной на дачу и зашел в Тихвинский — к батюшке. Как изменилась твоя пластика: когда ты подходил к нему, тебя словно карежило!

Ты так давно не был здесь, у Тихвинской! А храм-то преобразился! Какие дивные и светлые иконы пишет батюшка! Во всем блеске и красоте возродился его молитвами и его руками воздвигнутый главный иконостас. На дьяконских вратах — Борис и Глеб — первые Святые Мученики на Руси... Конечно, это только мне, наверное, мерещится. Ты не находишь, что прекрасный, молодой, такой русский лик святого Глеба напоминает чем-то, неуловимо — родное лицо навеки ушедшего нашего мальчика?. Нет, нет, я знаю — так бывает! Наверняка, мне, только мне, так кажется!

Сверкает новое паникадило: купили все-таки! Господь помог! А вот коврики — домотканые, вязанные крючком, сшитые из лоскутков, вышитые розами — все те же... Деревенский дизайн, избушка-стиль. И рушники на всех иконах — с цветами, петушками, голубками и лебедушками — любовно вышиваются, стираются до блеска и крахмалятся до хруста изработанными уже старушечьими ручками. В храме тепло, хотя протоплена только с утра маленькая голландка в северном приделе. От этой печки, от ковриков, от валеночков — в храме и пахнет-то, как в чистой горнице: уютом, домом, деревней, зимой.

Мы — все трое — сидим на одной лавочке, и батюшка рассказывает про Афон. Но ты, похоже, не слушаешь. Тебя мучает вот эта моя рукопись, ты просишь батюшку снять свое благословение, запретить мне писать, поскольку — «Я — Великий Мастер России! За мной — люди! Они могут пострадать! Я не читал, но я чувствую, что там может быть написано! Мы имеем право не разглашать информацию, касающуюся нас лично! Мы не хотим, чтобы о нас знали! Писать о нас — это не по-христиански, не по православному! Мы требуем смирения и кротости!..»

Я молчу. Я слушаю. Это забавно: мы поменялись ролями — теперь все больше, активней и агрессивней говоришь ты. Изменился ты. После рукопожатия Гардера? Батюшка тоже слушает до тех пор, пока ты не переходишь на крик, излагая в храме «требования»...

— А она что же, донос пишет? Там адреса, телефоны, фамилии? Места работы, должности, звания?..

— Это не важно! Все наши фамилии известны спецслужбам, и этого мы не боимся! Мы не желаем, чтобы о нас узнали все, кому не надо, все подряд! Если, например, со мной что-то случится в организации, то как же я буду дальше?!! (Это означает: куда же я денусь, если меня свергнут с трона?! Да, вознесли тебя, скромного ассистента кафедры, вознесли твою нехристианскую гордыню на трон. Подняли, как язычники возносят бесов, называя их богами).

— Надо подумать, — говорит батюшка, и, обращаясь уже ко мне, продолжает, — с именами-то осторожней, действительно...

В машине ты продолжал ругать меня за книжку, ты обличал и поучал. Я молчала... Я поняла, наконец, почему все время крутится у меня в голове эта дурацкая пирамида!

Можно, конечно, выписать подряд все варианты образных ассоциаций, подобно тому, как это делают в качестве режиссерских упражнений мои студенты. Итак, пирамида — древнейший символ «универсального знания» — знания тайного, оккультного, запретного, влекущего, соблазняющего — бесовского... А треугольник «сияющей дельты» — не одна ли из граней пирамиды? Я-то теперь, побывав ТАМ, точно знаю, чье это «око» на ней так пристально и лукаво следит за вашей «братской» мышиной возней.

Мы с тобой выстроили пирамиду ничуть не более благородную, чем «МММ»! Мы были теми везунчиками на вершине, которые охмуряют лохов, расширяющих своими взносами и «копировочными» аплодисментами — основание. Да, я казалась себе честной, поскольку ездила во Францию, Америку и Португалию не на членские взносы твоих «братьев». Деньги были собственные, или «пригласителей», или Жана... Но не существование ли самой пирамиды, самой «организации» из двух сотен замороченных нашими «идеальными», «духовными» прелестями «братьев» давало нам возможность шляться в вечерних туалетах по великосветским приемам?

Но все эти ассоциации — пустяк, по сравнению с тем главным смыслом, который прорезался, наконец-то, как зуб мудрости, из болезненно мучившего меня образа пирамиды.

Ужасная неприятность, когда люди теряют в «лохотронах» деньги! И все же это — фарс. Горько и страшно проиграть в «пирамиду» — жизнь... Я проиграла! Я заигралась... Но как бы не были тяжелы мои кресты и скорби, я все же понимаю, что это еще не трагедия!

Жуткая, чудовищно жестокая, невыносимо, непереносимо рвущая сердце, но драма... Не трагедия все-таки, а драма! Ведь меня же кто-то вывел... Зачем? Чтобы дать шанс? Свою растерзанную жизнь мне вряд ли удастся поправить, но есть надежда поправить душу.

Настоящая и непоправимая трагедия может случиться с тобой и твоими «братьями». Вы все еще играете! Вы все еще не понимаете, что ставка в этом дьявольском «лохотроне» — не имущество, и даже не жизнь, — а душа! Стоит ли вечности трон «Великого Мастера»? Даже, если к нему присовокупляются ласки моей крестницы и «братская любовь» других игроков... Стоит ли?

Тебе уже шестой десяток... Глеб ушел из жизни в 28 неожиданно и мгновенно... И сестричка Саша... Кто знает, сколько нам еще оставлено на покаяние? Только Бог... А ведь в народе говорят, что Он «долго ждет, да больно бьет»... Нет, конечно, милость и терпение Господа безграничны! Я верю в это! Я молюсь только, чтобы дал Он тебе еще какой-то срок... Разбойник ведь уже на кресте покаялся и первым вошел в Рай! Даже разбойник... Правда, — на кресте!

+ + +

Кто пригласил тебя в Святую Землю на католическое рождество, на этот их «милениум»? Великая ложа Израиля? Как страшно! Что-то зловещее есть в посещении Святых мест по этому поводу и в составе масонской делегации...

Печать Великой ложи Израиля.

Может быть, мне тогда только померещилось? Да нет, профессиональная цепкость восприятия экрана вряд ли могла меня подвести. Я отчетливо различила знакомые лица многих «великих», первых людей всемирного Ордена в коротеньком среднем плане беглого новостного репортажа из Вифлеема... Причем, странно как-то они стояли! Уж не в масонской ли цепи? Кощунством грандиозного масштаба прозвучало и сообщение о том, что «первый президент России» награжден Орденом Гроба Господня.

Смотрела я на этих «великих» и думала: можно ли «гармонизировать» и «совершенствовать» себя без исповеди? Я не знаю. Я не знаю пока, как мне научиться по-настоящему исповедываться. Ты можешь представить себе, что Сам Спаситель незримо присутствует у аналоя... Ты умеешь не батюшке, а Ему, Ему до конца вычитать и вытряхивать все закоулки своей жизни, своих мыслей... Я — стараюсь, пытаюсь, но мой духовный опыт так ничтожен! Я учусь.

Вы не молитесь своему архитектору-геометру. Зачем? Он ведь и так вам помогает! Помощь его, сатанинская, — очевидна. Как лихо и беззаботно уродуете вы жизни и души — свои и всех, кто с вами соприкасается! Доволен рогатый уже тем, что вы отказались от исповеди или исповедуетесь лукаво. Достаточно ему и того, что вы повторяете интеллигентскую ерунду: главное, чтобы Бог в душе был... Лукавому хватает и «абстрактной веры», и формальной молитвы!

Мне рассказывали про неопубликованные записки Мотовилова. Серафим Саровский, оказывается, говорил: тогда у нас снова будет Православное Царство, когда отбиты будут три масонских нашествия, прославлен в лике святых последний царь и преданы земле сатанинские «мощи» (кадавра, как я понимаю). Нашествия же были — от Петра до Екатерины, со времен Николая I до думских лож. А сейчас — третье. И скоро ему конец...

Однажды ты позвонил испуганный, растерянный, злой и сказал, что тебя... переизбрали! На место твое, то есть на место «Великого Мастера», давно, непреклонно и уверенно пёр один олигарх. Однофамилец и, как он утверждает, потомок знаменитого масона «новиковской эпохи». (Если это и так, то это тот самый случай, когда в «русском аристократе» явственно видна еврейская бабушка). Сын бывшего начальника информационного управления КГБ, он был несколько месяцев министром топливно-энергетического комплекса в правительстве Гайдара. В свое время в парижской ложе «Астрея» ему отказали в приеме; теперь, в России, он наверстывает упущенное.

До меня лишь изредка долетали какие-то обрывки жутких инсинуаций и неправдоподобно грязных историй, которые противоборствующие стороны громоздили одна против другой.

...Потом оказалось, что ты еще готов побороться. И ты «всем им еще покажешь». Противники твои звонили мне и рассказывали, что ты-то сам, по их мнению, давно бы сдался без боя, но стоящие за твоей спиной бывшие комсомольцы хотят иметь «Великую ложу России» управляемой и потому им нужен ты. Только ты. (Что ни говори, работать «интеллигентной приманкой» тебе удается.) А впрочем... Это ведь все со слов «врагов» я повторяю. А те «братья», которые сохранили верность тебе и боролись вместе с «пиарщиками» против бунтовщиков уверяли меня, что именно поднявшие восстание и требующие твоей отставки — совершают гнусные предательства, покупают голоса: кому из братьев просто так дали, кому — книжечку проспонсировали, кому — сына устроили лечить от наркозависимости.

В погоне за «электоратом» ты стал судорожно расширять «пирамиду», создавая все новые и новые «ателье». Во Владивосток летал, в Архангельск. Свой родной Ярославль не пожалел — и там ложу открыл. (Хотя она, по сути дела, и фиктивная. Состоит в основном из московских же твоих «братьев»).

Неужели тебе не надоела такая скучная и пошлая жизнь? Неужели ни о чем не говорят эти бесконечные масонские скандалы? Вот очередной — во Франции. На этот раз «полетели» наши старинные знакомцы — Клод Шарбонье, Ив Тристурнель — т.е. «великий мастер», «великий секретарь» и другие «великие» французы. Коррупция! Обрати внимание: наверняка в тени остался Нат Гранштайн... Ну, еще бы! Через этого скромного «обрядоначальника», как я понимаю, идет координация между американскими и европейскими ложами.

«Кровавым воскресеньем» называешь ты 9 января 2000 года. Решался вопрос о твоем переизбрании. В замкнутом помещении десятки мужиков находились двенадцать часов! Потом многие жены звонили мне и говорили одно и то же: мужья вернулись какие-то удивительно вонючие, хоть в ванне их отмачивай. Не просто прокурены. Не просто потны... В этой концентрации запаха чудится что-то бесовское.

Ты остался! Ты победил. Первый залп взбунтовавшейся ложи «Аврора» в цель не попал. При голосовании перевес был в твою сторону, перевес в один-единственный голос. Принадлежал он срочно вызванному тобой из Питера мужу моей двоюродной сестры — Виктору. Ко мне Витя не зашел, не позвонил даже, а вот так просто: приехал утром, спас твой трон и вечером уехал.

Я была удивлена — Витя, наш Витя, такой домашний, ласковый, доброжелательный Витя! Даже не позвонил!

С 25 января студенты мои — на каникулах, а 6 февраля — Ксения Петербуржская...

Питерская моя двоюродная сестра, верующая только в радости земные и собственное умение жить, была так добра ко мне, так заботлива! Совсем недавно ведь — 3 января — годовщина смерти моего мальчика... Сестра и на Смоленское кладбище со мной поехала и даже, кажется, свечечку Ксенюшке поставила.

А с Виктором мы спорили, спорили почти до ссоры. Я плакала, а он кричал, обижался. Витя повторял как попка пошлые эти заезженные слоганы — «Бог един», «Российское масонство — чисто, бескорыстно, духовно»... И все в это же стиле, знакомом, тошнотворно-постылом, с твоими, то есть, бывшими нашими интонациями.

Мы ругались до самого моего выхода на вокзал. На прощанье я что-то сказала о том, что о душе пора бы уже подумать... И Витя, который всегда провожал меня до вагона, Витя, которого знал даже мой оператор, потому что Витя приезжал на вокзал и таскал вместе со всеми «киношную лохмату», даже тогда, когда я бывала в Питере на съемках, — не пошел меня провожать. В первый и, как оказалось, в последний раз в жизни. Прощальная его фраза, которую я слышала уже спиной, была такая: «Вот только не надо шантажировать меня, не надо! Ничего я не боюсь, ничего! И не пугай меня внезапной смертью!»

Это было 8 февраля. Спаситель твоего трона погиб ровно через полгода, 8 августа. День в день... Странное совпадение! Странное и трагическое. Сестра моя помнила о том, что Витя не раз говорил о кресте, простом деревянном кресте на могилке, о православных похоронах, о попе с кадилом у гроба. Все так и было. Так, как хотел Витя...

Но откуда, откуда узнали в храме кладбищенском про Витино масонство? Ну, как ты думаешь? Не мог же никто сказать об этом. Никто! Но почему же Витю отпевали не в храме, а прямо между могил? И почему, почему отпевал Витю не обычный «белый» батюшка, а схимник, в строгом и скорбном своем облачении? И почему он ждал нас, именно нас с тобой, ты помнишь? И, благословляя, крестил твою голову как-то особенно и со слезами... Совпадения?

+ + +

...С детства я не люблю свой день рождения. Не люблю и знаю почему. В школьные годы это был всегда какой-то суетный, безумный и неудачный день: пионерские линейки, речевки, маршировки, барабанный бой и визг горнов. День рождения пионерской организации! Занятий в школе нет, все куда-то разбегутся после этих стадионов или экскурсий и ко мне в гости собираются не те, не так, не тогда... Нервотрепка, слезы, обиды...

Став старше, я совсем разлюбила поздравления и подарки по поводу старения. Застолье, хмельные комплименты... Есть что-то странное в том, что надо самой себе устраивать праздник, накрывать стол и звать гостей, чтобы они порасхвалили, поуговаривали, что ты, мол, еще ничего пока... А потом и вовсе узнала я, что день рождения у меня — общий с царем-страстотерпцем Николаем II, что тот тоже не любил тот день. По церковному календарю, 19 Мая — память Иова Многострадального... Чаще всего именно на этот день выпадают неизбежные майские заморозки, когда цветет черемуха, распускается дуб, а белые лепестки садов уже опадают и лежат как снег на фоне сумрачного, невеселого неба.

А тут такой подарок ко дню рождения! Я окончательно бросила курить. Курила на протяжении тридцати пяти лет, курила «Беломор», то есть крепчайший и самый дешевый табак — экономила. После твоего ухода и смерти Глеба курила особенно много: практически постоянно. Даже ночью я просыпалась покурить. Только в Пюхтицах задумалась о том, что курение — совершенно несовместимо с моими религиозными убеждениями. Но как бросить? Где взять такую силу воли? Это казалось совершенно нереальным безнадежным...

Так до сих пор я и не поняла, что же в конечном итоге помогло мне-то ли письмо от старицы пюхтицкой, привезенное Ангелиной, в котором выражалась уверенность в моей победе над этим бесом, то ли пластыри антиникотиновые, которые дал наш психотерапевт... Письмо от старицы пришло давно, задолго до начала моей «битвы с бесом». А инструкция к пластырям требовала немедленного отказа от курения, целого ряда каких-то дополнительных лекарств и процедур — словом, я этой инструкции не выполняла. Бросала я как-то очень медленно, постепенно, на протяжении всего Великого Поста, даже дольше. И вообще, я как будто бы совсем никаких усилий и не прикладывала... Само оно как-то... «бросилось»... Просто выкуривалось в день все меньше, меньше и меньше... А со своего дня рождения, т.е. с 19 мая, я просто совсем уже ни одной сигареты не выкурила... Ни одной! Может быть, маленькое, но чудо.

Date: 2016-05-14; view: 321; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.006 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию