Глава 2. Психологический подход

Пациент: «Да, доктор, я страдал от этого раньше».

Доктор: «Вы тогда лечились?»

Пациент: «Да, у доктора X.»

Доктор: «И что он вам прописал?»

Пациент: «Он давал мне маленькие белые таблетки…»

Интересно, существует ли врач, который ни разу в жизни не получал подобного смутного ответа, расспрашивая о подробностях предшествующего лечения. «Маленькие белые таблетки» не означают ничего, они могут представлять сотни совершенно разных лекарств, это маскирующее выражение.

Мы часто сталкиваемся с маскирующими выражениями, которые не имеют точной привязки и маскируют смысл, вместо того, чтобы его прояснять. Говоря о неврозе, люди могут иметь в виду тревогу, раздражение, сексуальное напряжение, смущение и т.д.

«Мышление» – это одно из наиболее общих маскирующих слов, охватывающее такие разнородные умственные процессы как планирование, воспоминание, воображение, внутренний диалог и т.д.

Пытаясь понять друг друга, мы должны избегать маскирующих выражений и использовать вместо них слова, выражающие точный смысл того, что мы хотим сообщить. Вместо «я думал о своем детстве», «я думал, мы разминулись», «я думал об этом случае» мы должны говорить яснее: «я вспоминал свое детство», «я боялся (представлял себе), что мы разминулись», «я пересматривал этот случай». Такой язык ближе к реальности, гораздо более точно выражает, какой именно тип мыслительного процесса имеется в виду.

Использование слов в такой степени включено в процесс мышления, что мы чувствуем искушение определить мышление как внутреннюю или молчаливую речь.

Это подразумевало бы, что мышление всегда осуществляется в словах; но, скажем, шахматист использует в мышлении слова в гораздо меньшей степени, чем представление комбинации фигур.

Другими словами, внутренняя речь – это только одна из форм мышления, хотя и наиболее распространенная.

Можно развести противоположности: громкая и внутренняя речь. Их преддифференцированное состояние можно наблюдать у детей и аборигенов в форме бормотания и шепота; возврат к этому состоянию может произойти у престарелых или душевнобольных, а также у людей в состоянии сильного возбуждения.

Другие аспекты мышления можно найти в противоположности полагания и предполагания. Мышление есть «способ, посредством которого» мы не только предвосхищаем будущее, но также возвращаемся в прошлое (воспоминание), строим картины самих себя (фантазирование) и играем во все виды интеллектуальных игр на шахматной доске логики (философствование).

Мышление есть действие в гомеопатических дозах; средство экономии энергии и времени. Когда нам нужна пара ботинок, мы сбережем массу времени, планируя, воображая или представляя заранее, какие именно ботинки нам нужны и где мы их, скорее всего, обнаружим. Короче – мы предвосхищаем действие.

Сохраненная таким образом энергия развивается дальше: мы вливаем различные сенсорные переживания в «объекты», обозначаем их и оперируем этими словами-символами, как если бы они были самими объектами. Здесь мы не можем вдаваться в детали высших форм мышления – категориального (иногда называемого «абстрактным») мышления. Категориальное мышление – это классификация различных связанных объектов и абстракций, облегчающая человеку существование в окружающем мире и управление им. Потеря категориального мышления означает ограничение ориентации и действия (К. Гольдштейн).

Мы встречаемся здесь с другим применением закона перехода количества в качество. Путем снижения интенсивности, но при сохранении первоначального побуждения, действие превращается в мышление. В этом случае мы должны быть способны отыскать нулевую точку, то состояние, в котором еще не разделены мышление и действие. Эксперименты Кёлера с обезьянами показывают существование такой точки (Intelligenzprüfungen an Anthropoiden, 1917). Один эксперимент точно показывает ситуацию, где мышление и действие еще не дифференцированы должным образом. В дальнейшем это послужит введением к дискуссии о психологии «поля».

Одна из обезьян пытается достать плод, лежащий на земле вне пределов досягаемости. В ее распоряжении имеется ряд полых бамбуковых палок, которые можно вставлять друг в друга. Сначала обезьяна тщетно пытается достать плод одной палкой. Затем она пробует все другие палки, но обнаруживает, что они недостаточно длинные. Наконец она, видимо, мысленно представляет более длинную палку; путем экспериментирования ей удается составить две палки вместе и достать-таки плод.

Легко понять, что обезьяна сделала орудие. Комбинация из двух палок сама по себе еще не орудие: она становится им только в данной конкретной ситуации, будучи использована этой конкретной обезьяной. Составная палка не является орудием (вещью с «соответствующими функциями») для собаки, и даже для обезьяны, если плод находится в клетке. Она будет орудием только в конкретном «поле», только если ситуация в целом это определяет.

Концепция «поля» прямо противоположна традиционной науке, которая всегда рассматривала реальность как конгломерат отдельных частей, как мир, составленный из бесчисленного количества кусочков и кусков.

Даже наше сознание согласно этой концепции состоит из большого числа отдельных элементов. Эта теория называется ассоциативной психологией и основывается на предположении, чтов сознании одна идея привязана к другой как бы веревкой, и что одна идея вслед за другой всплывет на поверхность, если потянуть за веревку.

Фактически ассоциации являются частицами мышления, искусственно изолированными от более общих пунктов, которые можно назвать сферами, ситуациями, контекстами, категориями и т.п. Ассоциации никоим образом не оказываются просто сцепленными друг с другом. Напротив, здесь скорее участвуют более сложные мыслительные операции.

сли, например, я ассоциирую «блюдце» с «чашкой», я вызываю картину или категорию посуды. Поэтому я выбрал блюдце. Ассоциация «чая» с «чашкой» означает завершение неполной ситуации: в этом случае наполнение чашки, возможно, указывает на то, что я испытываю жажду. С «черным» я бы ассоциировал «белый», если бы меня интересовали цвета, и «смерть», если бы я рассматривал черный как часть траурного контекста.

Трудно избежать впечатления, что ассоциации имеют нечто странное и искусственное в своем строении. Каламбуры, например, основаны на внешнем акустическом сходстве, весьма далеком от фактического содержания: это применение слов, изолированных от их связей.

Фрейд использовал ассоциативную психологию и несмотря на эту помеху совершил поразительные открытия, интуитивно видя ряд «гештальтов» за ассоциациями. Ценность ассоциаций заключена не в них самих по себе, а в существовании специфических сфер, частью которых они являются. Ассоциативный эксперимент Юнга служит средством «взрыхления» эмоционально заряженного контекста, например, смущением или озадаченностью. Открытия Фрейда включают «целостности», такие как Суперэго и Бессознательное, и «текучие, навешенные содержания» – комплексы, паттерны повторения, сны. Но хотя Фрейд и порвал с чисто изоляционистской точкой зрения, он не учел универсальности сфер и распознавал главным образом их патологическое значение. Если бы не Фрейд, ассоциативную психологию следовало бы сдать в отдел древностей какого-нибудь музея науки.

Место ассоциативной психологии заняла гештальт психология, которую разрабатывали главным образом В.Кёлер и М.Вертгеймер. Они считали, что существует единое первичное образование, которое они назвали «гештальт» (формирование фигуры), а изолированные куски и кусочки являются вторичными образованиями. Вертгеймер так сформулировал гештальттеорию: «Существует целое, поведение которого не определяется отдельными элементами, но процессы в частях сами определяются внутренней природой целого. Гештальттеория надеется определить природу таких целостностей». Так как слово «гештальт» имеет специальное научное значение, для которого не существует соответствующего английского слова, широко используется немецкое выражение. Р.Тоулесс (в книге Стаута «Учебник психологии». Лондон, 1938) предлагает заменить привычный термин гештальтпсихология более подходящим психологическая теория поля, основанным на «теории относительности».

Используя собственную пишущую машинку, я продемонстрирую два простых примера того, как идентичные «вещи» принимают различное значение в зависимости от гештальта, в который они включены.

Вертикальные ряды состоят из номеров один, два, три, два, один; и два, один, ноль, один, два; но никто не станет читать горизонтальные строки как «би-три-нес» и «ноль-кно». Будет ли знак 3 или 0 обозначать буквы или цифры, определяется его контекстом, гештальтом, в который он включен. Категория букв и категория цифр в данном случае частично перекрываются, знаки идентичны по форме, в то время как по значению они различны.

Легко понять, что произносимое слово есть гештальт, единство звуков. Только если гештальт неясен – когда, например, мы не расслышали имени человека по телефону – мы просим проверить слово, разделить его на отдельные буквы. Данное правило применимо также к напечатанному слову. Ошибки при чтении ясно демонстрируют отношения между прочитанным и напечатанным гештальтом.

Белый объект на темном (сером или черном) фоне кажется белым, хотя тот же самый объект на зеленом фоне может показаться красным, а на красном фоне – зеленым и т.д.

Другой пример гештальта – музыкальная тема. Если перевести мелодию в другую тональность, каждая нота в отдельности меняется, а «целое» остается тем же самым.

Набор шахматных фигур в коробке не способен надолго удержать чье-либо внимание, так как он состоит из 32 независимых фигур. Но те же фигуры в игре, их взаимозависимость и постоянно меняющаяся ситуация буквально зачаровывают игроков. В коробке шахматы представляют изоляционистскую точку зрения, на шахматном поле – «целостную» концепцию.

Термин холизм (όλος– целое) был введен Ф.М.Смутсом

(Холизм и эволюция, 1926) для выражения позиции, представляющей мир состоящим per se не только из атомов, но также из структур, имеющих значение, отличное от суммы их частей. Изменение позиции единственной фигуры в шахматной партии может вызвать весь спектр последствий, от проигрыша до выигрыша.

Разница между изоляционистской и холистической точкой зрения примерно такая же, как между веснушчатой и загорелой кожей.

Поскольку изучение гештальт-психологии подразумевает обширные научные знания и детальную экспериментальную работу, широкому кругу заинтересованных можно порекомендовать внимательное изучение книги Смутса, в которой обоснована важность понимания целостности не только в биологии, но и во многих других областях науки. Лично я согласен с тем, что «структурный холизм» можно рассматривать как специфическое выражение ¶. Я приветствую различие между целым и частями целого (холлоидами): если армия есть агрессивно-защитная целостность, то батальоны, эскадроны и т.д. будут частями целого; если человеческая личность есть целостность, то комплексы и паттерны повторения будут частями целого. Однако здесь присутствует опасность обожествления концепции Смутса, и я не склонен следовать ему в том, что я бы назвал идеалистическим или даже теологическим Холизмом.

Удерживая во внимании контекст, или поле, или целое, в которые встроен феномен, мы избегаем непонимания, которое, как результат изоляционистской точки зрения, может случаться в науке даже чаще, чем в обыденной жизни. Обычно очень сложно определить слово таким образом, чтобы читатель или слушатель понял его значение. Одно и то же слово может принадлежать к разным областям или контекстам, и может иметь другое значение в каждом контексте.

Мы видели это на примере знаков 3 и 0 и маскирующих слов типа «думать». Предложение, речь или письмо, вырванные из контекста, могут представлять полностью искаженный смысл.

Мы также имеем в виду, что мышление в противоположностях хорошо применимо только в своей особой сфере или контексте, также как определения зависят от конкретных ситуаций. Это проиллюстрировано на следующей схеме и поможет нам глубже проникнуть в проблему дифференциации. На схеме представлено несколько употреблений слова «актер» в сравнении с его противоположностями.

Первые три колонки не требуют пояснений. Для разъяснения примеров предразличия, более трудных для понимания, предлагается несколько пояснительных замечаний.

1. Всем известно, что Чарли Чаплин был и главным актером, и режиссером своих фильмов. В балагане разница между директором и его служащими может быть не очень значительной, а в бродвейском театре она настолько велика, что директор может даже не знать некоторых своих актеров.

2. Я имею в виду ту сцену, где актер, играющий Гамлета, сам смотрит представление. В любом диалоге происходит изменение функций: говорящий человек, исполнитель в следующий момент становится слушателем, или зрителем. Более дифференцированной, разделенной является ситуация, когда человек репетирует перед зеркалом, прежде чем выступить публично или встретиться с кем-то, на кого он хочет произвести впечатление. К этой сфере принадлежат и патологические феномены самосознания. Происходит разделение, дифференциация на исполнителя и зрителя: существует определенный конфликт между пребыванием на сцене и наблюдением из зала.

3. Во многих театрах (например, в греческом, японском, шекспировском) актерами были исключительно мужчины.

4. Случай Шекспира широко известен. Если бы он не преуспел как автор, он, возможно, стал бы исключительным актером.

5. Профессиональный актер – это результат развития сценического искусства. Убедительный пример состояния предразличия мы видим в шутах из «Сна в летнюю ночь».

6. Когда ребенок играет роль льва, он и есть лев, и он может быть настолько увлечен своей игрой, что будет злиться, если его называют мальчиком.

Так, зная «поле», контекст, мы можем определить противоположности, и наоборот, зная противоположности, мы можем определить специфичное для них поле. Подобная взаимосвязь окажется весьма полезной в подходе к структуре и поведению организма в его окружении.