Ценитель литературы и искусства

Для организации предпосылок диссидентского движения необходимо было, хотя бы и на пустом месте и под надуманными предлогами, создать противостояние между "линией партии", представленной на самом деле идеологами – пятой колонной Запада, – и творческой интеллигенцией. На этот подвиг "подвигнули" выдающегося ценителя литературы и искусства Н. С. Хрущева. Его первые речи в период "оттепели" на приемах советских писателей и творческой интеллигенции в ЦК КПСС в мае 1957 г. /2/ содержали еще весьма общие положения:

"Мы хотим консолидации, сплочения всех сил литературы и искусства на принципиальной основе, а не за счет уступок и отступлений от принципов марксизма – ленинизма… Весь вопрос в том, с каких позиций и во имя чего ведется критика. Мы вскрываем и критикуем недостатки для того, чтобы устранить их как помеху на нашем пути, чтобы еще более укрепить наш советский строй, позиции коммунистической партии, обеспечить новые успехи и более быстрое движение вперед".

Но в целом он единственно осудил Маргариту Алигер и "клеветническое сочинение" Дудинцева "Не хлебом единым".

В полной мере талант Хрущева как ценителя литературы и искусства развернулся в начале 60-х. Наглядная картина происходившего представлена в воспоминаниях и записях известного художника Бориса Жутовского /3/, который, как и Эрнст Неизвестный, подвергся высокой партийной критике.

"В силу обстоятельств или по таинственной предназначенности я на короткое время оказался действующим лицом одной из кампаний властей против искусства…".

После выставки в Манеже были организованы встречи правительства с творческой интеллигенцией.

"… Из прочитанного ниже вы, читатель, поймете, сколько энергии, невежества, ярости выплеснулось на головы участников этих встреч. Но сперва как я туда попал. По сценарию необходимо было заполучить работы "негодных художников" в залы, где предполагалось это проводить, дабы воочию продемонстрировать "бесплодность формалистических исканий и попытки стирания идеологических граней". Сказано – сделано. Телефон мой надрывался от звонков с просьбами, а потом и требованиями привезти работы. И именно те, которые вызвали "справедливую критику" и были предметом "внимания и разговора" главы государства со мной на выставке в Манеже. А таких работ было четыре, и разговоров столько же. Мне же этого совсем не хотелось".

Но пришлось, и Жутовский попадает на просмотр, где демонстрировались его картины. Оценку выставке дает Хрущев.

"Н. С. ХРУЩЕВ. С писателями положение хорошее, но надо чистить. Вам это делать!… Вот это – скульптура? (Указывая на работы Эрнста.) Я их спросил, не педерасты ли вы? Педерастами бывают в 10 лет, а вам сколько? (Видно, он перепутал педерастов с онанистами).

Я политик, а не художник. Посмотрите на автопортрет Б. Жутовского. Если вырезать в фанере дыру и приложить к этим портретам, я думаю, что 95 процентов сидящих здесь не ошибутся, какая часть тела будет в дыре на картине Жутовского. В вас, Б. Жутовский, была искра божия, вы ее закапываете – это формализм… Кто дал вам право так презирать народ?…

Неизвестный смотрит свысока. Он – медиум. Он создал, а мы думаем – что это? Хочется плюнуть, т. Неизвестный. Я сказал Шелепину: где они медь берут?…

Вот позвал Шостакович, три джаза – живот болит. А я хлопаю. Малодушие. Когда джаз- колики. Может, это и старорежимно, я люблю Ойстраха. Постоим за старину, чтобы не поддаваться упадничеству… Что делать с Неизвестным и Жутовским? Если не понимают- уезжайте. Поддерживать это направление не будем. С Кеннеди мы пошли на компромисс, внутри государства этого быть не может…".

На следующей встрече в свердловском зале Кремля (март 1963 г.) происходит следующий диалог:

"А. ВОЗНЕСЕНСКИЙ. Как и мой учитель Маяковский, я не член партии…

Немедленно в разговор включился на глазах распалявшийся Н. С. Хрущев.

Н. С. ХРУЩЕВ. Не афишируйте. Предатель. Посредник. Наших врагов. Ты не член моей партии, господин Вознесенский! Ты не на партийной позиции. Для таких самый жестокий мороз… Обожди еще, мы тебя научим. Ишь ты какой Пастернак… Получайте паспорт и езжайте к чертовой бабушке. К чертовой бабушке!

Зал неистовствовал. А. Вознесенский не договорил, ушел с трибуны".

Во всей этой истории, рассказанной Б. Жутовским /3/, обращает на себя внимание полная бессмысленность обвинений, их резкость, нарочито обидный характер. При всем при том критикуемые деятели искусства и писатели не нанесли никакого ущерба или урона советской власти. Видна скрытая цель – показать, что советская власть против искусства (также как она была против науки в начале 50-х).

В июне 1963 г. состоялся Пленум ЦК. С докладом выступал секретарь ЦК по идеологическим вопросам Л. Ф. Ильичев. Он четко выделил главное оружие противника /4/.

"Искусство втянуто в водоворот идейных битв, оно находится на "баррикадах сердец и душ". Здесь не может быть перемирия и примирения, идейных уступок и компромиссов. Наши идейные противники включают в свой арсенал такое оружие, как формализм, абстракционизм, декадентство, хотят засорить наше поле идеологическими сорняками, чьи семена выведены идейными селекционерами капитализма".

В это время в печати развернулась ожесточенная кампания против художников – абстракционистов. По тону печати создавалось полное впечатление, что именно здесь таится главная идеологическая угроза. Все мероприятия проводились под знаменем утверждения ленинских принципов. В докладе Ильичева говорилось /4/:

"Позиция нашей партии по идейно-художественным вопросам известна, она обоснована в трудах нашего учителя и вождя Владимира Ильича Ленина, изложена в Программе КПСС, конкретизирована и развита в замечательных выступлениях Н. С. Хрущева. Партия проводила и будет проводить ленинскую линию-бороться за партийность и народность, за идейность и высокую художественность. Никакой почвы под собой не. имеют опасения, что критика формалистических" абстракционистских тенденций в искусстве может будто бы привести к творческому застою, к возрождению методов руководства искусством периода культа личности и т, д. Во всей нашей жизни восстановлены ленинские нормы, ленинские принципы руководства, в том числе в руководстве литературой и искусством. (Аплодисменты).

Надо отказаться от какой-либо предвзятости, помнить, что борьба идет не против людей, а за людей, против плохих идей. (Аплодисменты).

В то же время тем, кто рассчитывает, что борьба с идейными шатаниями и извращениями – "временная" кампания, которая скоро пройдет, что "все забудется", пока же можно отсидеться и отмолчаться, мы говорим: не выйдет. Дело идет о серьезных вещах, партия ведет не кампанию, а последовательную борьбу за утверждение ленинских принципов во всех областях художественного творчества. И ни один честный советский художник не может сегодня выступить в роли этакого "стороннего наблюдателя", замыкаться в себе, а тем более упорствовать в своих ошибках и заблуждениях, искать сочувствия, апеллировать к отсталым и антиобщественным элементам".

Эта позиция была высказана и в решении Пленума /5/:

"Пленум горячо одобряет идеи и положения, сформулированные в выступлениях товарища Н. С. Хрущева на встречах с творческими работниками, выражающие ленинский курс нашей партии в области литературы и искусства, забот партии об их дальнейшем расцвете. Поддерживая все истинно ценное, отражающее стремления художника, раскрыть и в ярких образах запечатлеть грандиозные свершения эпохи строительства коммунизма, величие подвигов советского человека, партия будет и впредь вести бескомпромиссную борьбу против любых идейных шатаний проповеди мирного сосуществования идеологий, против формалистического трюкачества, серости и ремесленничества в художественном творчестве, за партийность и народность советского искусства – искусства социалистического реализма".

Определенное представление о механизмах организации идеологических кампаний того времени дает статья Ф. Бурлацкого /6/, который длительное время работал в центральном аппарате партии и неоднократно сопровождал Н. С. Хрущева в его поездках за границу. Эти механизмы сводились к манипулированию поступками Хрущева. Говоря в частности о его отношениях с интеллигенцией, Бурлацкий пишет:

"Тут он нередко оказывался игрушкой небескорыстных советчиков, а то и скрытых противников, готовивших его падение. Хорошо помню, что посещение им художественной. выставки в Манеже было спровоцировано специально подготовленной справкой. В ней мало говорилось о проблемах искусства, зато цитировались подлинные, или придуманные высказывайся литераторов, художников о Хрущеве, где его называли "Иваном-дураком на троне", "кукурузником", "болтуном". Заведенный до предела, Хрущев и отправился в Манеж, чтобы устроить разнос художникам. Таким же приемом тайные противники Хрущева втравили его в историю с Б. Пастернаком, добились через него отстранения с поста президента АН СССР А. Несмеянова в угоду Лысенко, рассорили с многими представителями литературы, искусства, науки".

Главное завоевание в психологической войне против СССР во времена Хрущева – внедрение в сознание людей идеологического штампа порочности и преступности пути, пройденного СССР под руководством И. В. Сталина.

"Да Хрущев – "Иван – дурак на троне", "кукурузник", "болтун", но зато он спас всех от тирана, злодея, поработителя людей – Сталина" /3/.

Б. Жутовский, отмечая в статье /3/ "жуткие встречи с людьми искусства", говорит о Хрущеве: "Цезарь был не из худших, а может быть из лучших Ну а главное из главных – кол в могилу усатого убийцы" (имея в виду Сталина).

Но время и объективная обстановка брали свое. Постепенно все более явным становилось неприятие Хрущева как лидера СССР и руководителя международного коммунистического движения. Его манеры и действия вызывали отторжение. Ф. Бурлацкий пишет /6/:

"Хрущев вообще был большой любитель поговорить и даже поболтать. Неоднократно мне приходилось присутствовать при его встречах с зарубежными лидерами, во время которых он буквально не давал никому вымолвить слова. Воспоминания, шутки, политические замечания, зарисовки относительно тех или иных деятелей, нередко проницательные и острые, анекдоты, подчас довольно вульгарные,- все это создавало, как говорят сейчас, имидж человека непосредственного, живого, раскованного, не очень серьезно и ответственно относящегося к своему слову. Прошло почти тридцать лет, и до сих пор приходится слышать о его неловкой шутке в США: "У нас с вами только один спор – по земельному вопросу, кто кого закопает". Точно так же и в Китае до сих пор вспоминают, как он, разбушевавшись в одной из бесед с представителями Китая, кричал о том, что направит "гроб с телом Сталина прямо в Пекин…".

Много шума наделало и выступление Н. С. Хрущева в ООН, где он стучал снятым с ноги ботинком. В своих воспоминаниях крупнейший советский хирург академик Петровский писал /7/:

"Хрущев и раньше имел взрывной, непредсказуемый характер. А под влиянием фимиама, который ему курили (кстати, те же люди, которые потом отстранили его от власти), стал фактически неуправляем.

Помню, по какому-то торжественному случаю я должен был выступать в Кремлевском Дворце съездов на многотысячном собрании. Волнуясь, рассказывал о достижениях в области хирургии, об успехах по пересадке почки. Говорил и о наших нуждах.

Вдруг Никита Сергеевич меня перебивает: "Вот здесь наш известный хирург Борис Васильевич рассказывает о пересадке почки. Хорошо было бы, если бы он пересадил голову Мао Цзэ-дуну!". Меня как кипятком ошпарило. В зале сидят делегации всех, как тогда говорили, социалистических стран. Вижу – демонстративно направились к выходу делегации Китая, Вьетнама, Северной Кореи. После короткой паузы я продолжил выступление. На следующий день газеты опубликовали отчеты о собрании, но из стенограммы выступлений эти слова Хрущева, естественно, исчезли".

В 1964 г. когда в обществе стало проявляться прямое возмущение деятельностью Хрущева, несмотря на его заслуги перед манипулировавшей им пятой колонной идеологов, возникает необходимость его мирной отставки. Именно руками Хрущева было положено начало новому витку психологической войны. Но упустив время, доведя ситуацию до непредсказуемого взрыва можно было потерять теневую власть. Заговор против Хрущева возглавляют идеологи. Вот как пишет об этом Авторханов /1/:

"Заговор этот возглавил Суслов. Он же сделал на Пленуме ЦК 14 октября 1964 г. обвинительный доклад против Хрущева. Если он при этом не занял пост первого секретаря, предложил Брежневу, то это было вполне в его духе. Суслов – безличная личность, созданная для действий за кулисами. Любой из членов ЦК мог представлять высшую власть, но не каждый мог ее осуществлять Суслов ее осуществлял, сам оставаясь за кулисами, не вызывая ненависти врагов и зависти соперников. Тем успешнее он действовал".

Отметим, что и по сути прямой выход идеологов во власть был преждевременным. Оптимальным вариантом в рассматриваемый период стали закулисные действия. Именно они дали пятой колонне наибольшие возможности по подрыву СССР и обеспечили маскировку.