ТЕМА 6. Культурная «Оттепель»

Литература «оттепели» не пережила своего времени, даже в лучших своих произведениях, таких, как роман В. Дудинцева «Не хлебом единым», рассказы Д. Гранина «Собственное мнение» и А. Яшина «Рычаги», поэма С. Кирсанова «Семь дней недели». Писатель в те годы, по выражению Б. Слуцкого, был учителем в школе для взрослых, а современный читатель эту школу уже за­кончил. Художественные произведения тех лет, которые оказа­лись в центре читательских споров и нападок официальной кри­тики, сейчас интересны как документы эпохи, своеобразный ба­рометр общественных настроений. В художественной форме ставились проблемы, жизненно важные для общества, многие из которых нельзя было обсуждать открыто из-за идеологических за­претов. Эти вопросы поднимались на читательских конференци­ях и при обсуждении новых произведений литературы в писатель­ских организациях. «За» или «против» в таких литературных дис­куссиях означало гораздо больше, чем понравились или нет тот или иной рассказ или повесть. Это было выражением обществен­ной позиции.

Переломные моменты жизни общества дают импульс развитию оперативных жанров. Как в первые годы горбачевской перестрой­ки, так и в начале хрущевской «оттепели» на первый план вышел очерк, занявший едва ли не ведущее место в литературном процес­се. Можно сказать, что литература этого периода началась с пуб­ликации в 1953 г. очерков В. Овечкина «Районные будни», в кото­рых поднималась проблема методов руководства сельским хозяй­ством. В отличие от «лакировочной» литературы предшествующих лет, Овечкин пытался в меру своего понимания и цензурных ог­раничений рассказать о реальном положении дел в деревне. За «Районными буднями» последовали очерки на деревенские темы В. Тендрякова и Е. Дороша, Г. Троепольского и С. Залыгина, А. Яшина и других писателей.

Публикация романа В. Дудинцева «Не хлебом единым» в «Но­вом мире» в 1956 г. выходила за рамки событий литературной жизни. Номера журнала, где публиковался роман о судьбе изобретателя-одиночки, который ведет неравную борьбу с бю­рократами, были нарасхват. По словам одного из читателей, «Не хлебом единым» переболела вся читающая Россия. Писатель подводил читателя к мысли о бюрократии как о новой мощной силе, господствующей в советском обществе. Имена персонажей книги становились нарицательными для обозначения бюрокра­тов-перерожденцев.

Если роман Дудинцева можно считать манифестом демократи­ческого лагеря общественных сил, то такую же роль для кон­серваторов сыграл роман В. Кочетова «Братья Ершовы» (1958), от­кровенно направленный против интеллигенции. Все положитель­ные герои романа были рабочими, а отрицательные — интелли­гентами. Некоторые персонажи были узнаваемы — в карикатур­ном виде автор изобразил известных писателей, а иллюстрации подчеркивали сходство персонажей с их прототипами.

Поводом для дискуссий стали рассказы Д. Гранина «Собствен­ное мнение» и А.Яшина «Рычаги» (1956), посвященные пробле­мам нравственных деформаций в обществе, в котором господству­ет лицемерие.

В творческих поисках в литературе и искусстве главным стало стремление показать жизнь такой, какая она есть, без парадности и шумихи, без надуманного героизма, т. е. жизнь обыкновенных людей с их повседневными заботами, огорчениями и радостями. На смену сильным, не знающим сомнений, всегда побеждаю­щим героям пришли обычные люди. Как сказал В. Аксенов о первой повести А. Гладилина «Хроника времен Виктора Подгурского» («Юность», 1956, № 9), «влюбленный неудачник впервые потеснил плечом розовощеких роботов комсомольского энтузи­азма». Это происходило и в поэзии, и в кино, и в театре, и в живописи.

Большой популярностью пользовалась поэзия. Поэтические сборники молодых Евг. Евтушенко, Р. Рождественского, А. Возне­сенского раскупались мгновенно. Характерной приметой времени стали поэтические вечера, которые проводились в школах, вузах, НИИ, музеях.

В годы «оттепели» все более заметной становится бесцензурная литература. Получил распространение самиздат, куда попадали как произведения советских авторов, по тем или иным причинам отвергнутые издательствами, так и русских эмигрантов, про­заические и поэтические сборники начала века, Часто это происходило без участия авторов, а иногда против их желания. Так, к большому огорчению Твардовского, с 1954 г. по Москве в руко­писи ходила его поэма «Теркин на том свете».

С 1958 г. немало беспокойства для властей доставляли поэтиче­ские чтения у памятника Маяковскому в Москве — «на Маяке». Они возникли стихийно и стали характерной приметой времени. Состав участников был пестрым: молодые талантливые поэты и графоманы, приверженцы «чистого» искусства и те, кто увлекался политикой. В этой среде распространялись рукописные альманахи собственных произведений, стихи эмигрантских и репрессиро­ванных поэтов. В начале 60-х гг. встречи «на Маяке» были пре­кращены.

По мере изменения идеологического климата в стране началась реабилитация жертв сталинских репрессий. К началу 60-х гг. толь­ко по Союзу писателей было реабилитировано 617 человек, из них 304 посмертно. Главлит пересмотрел списки произведений, запре­щенных по политическим мотивам или принадлежавших репрес­сированным авторам. Из 30 тыс. названий книг, хранившихся в спецхранах библиотек, около 18 тыс. были переданы в открытое пользование, еще 8 тыс. были списаны как устаревшие (агитаци­онно-массовая литература, популярные брошюры, учебно-мето­дические разработки). Главлитовский список запрещенных авто­ров сократился с 3310 до 675 имен. Это была первая ревизия спец­фондов со времени их создания в 1922 г.

Произведения авторов, творчество которых долгие годы замал­чивалось, вновь стали издаваться. Появились публикации стихо­творений М. Цветаевой, Б. Пастернака, Н. Коржавина, Я. Смелякова, произведений И. Бунина. Осуществлялись постановки пьес Н. Эрдмана (была восстановлена мейерхольдовская постановка «Мандата»), М. Зощенко («Парусиновый портфель»). Но утвер­дившиеся в литературоведении и искусствоведении оценки пере­сматривались медленно, так как это подрывало устоявшуюся иерархию деятелей советской культуры.

Художественные произведения и мемуарная литература по­степенно расширяли узкие рамки официально разрешенной прав­ды, вынося на общественное обсуждение ранее закрытые темы. Крупным общественно-литературным событием стала публика­ция повести А. Солженицына «Один день Ивана Денисовича», в которой была поднята тема сталинских лагерей («Новый мир», 1962, № 11).

Период «оттепели» стал ренессансом отечественной кинема­тографии. Пришло новое поколение режиссеров, имевшее за пле­чами фронтовой опыт. Выпуск фильмов стал быстро расти, что было особенно заметно на фоне «малокартинья» предшествующих лет. Киноискусство стало ориентироваться на реальную жизнь. Возрождалась серьезная некомплиментарная критика, профессио­нальные обсуждения кинолент. Постепенно вырабатывалась но­вая эстетика «оттепельного» кинематографа, внешне сходная с итальянским неореализмом, хотя многие режиссеры отрицали это

влияние.

Поворот к человеку в кино начался с фильма В. Пудовкина «Возвращение Василия Бортникова» (1954), посвященного драме разрушенной войной семьи, и И. Хейфица «Большая семья» (1954), в котором рассказывалась история рабочей семьи. За ними последовали кинофильмы, на долгие годы завоевавшие популяр­ность зрителей: «Дело Румянцева» (И. Хейфиц, 1956), «Дело было в Пенькове» (С. Ростоцкий, 1958), «Простая история» (Ю. Егоров, 1960), «Девчата» (Ю. Чулюкин, 1962), «Живет такой парень» (В. Шукшин, 1962), «Девять дней одного года» (М. Ромм, 1962), «Я шагаю по Москве» (Г. Данелия, 1964) и многие другие. Глав­ными героями картин все чаще становились обычные люди со своими недостатками и простыми житейскими заботами. Харак­терные образы тех лет создали такие актеры, как Н. Рыбников, А. Баталов, Н. Румянцева, Н. Мордюкова, В. Шукшин. Кино «от­тепели» утверждало новые ценности — право человека на собст­венный выбор, терпимость к человеческим ошибкам и слабостям. Возрождался жанр комедии, процветавший в 30-е гг. и практи­чески утраченный после войны. Триумфальный успех имели «Карнавальная ночь» (Э. Рязанов, 1956), «Солдат Иван Бровкин» (И.Лукинский, 1955).

Выдающихся успехов достигла отечественная кинематогра­фия в фильмах на военную тему, таких, как «Летят журавли» (М. Калатозов, 1957), «Баллада о солдате» (Г. Чухрай, 1959), «Судь­ба человека» (С. Бондарчук, 1959), «Иваново детство» (А. Тарков­ский, 1962).

Многие киноленты, получившие впоследствии признание кри­тиков и зрителей, с трудом проходили через цензурные барьеры. Нелегко складывалась судьба первого фильма Чухрая «Сорок пер­вый», снятого в 1956 г. по рассказу Б. Лавренева, о любви девуш­ки-красноармейки и белогвардейского поручика. Работа М. Швей­цера «Тугой узел» (1956) дошла до зрителя лишь в 1989 г. В 1956 г. автор смонтировал значительно измененный вариант фильма, который под другим названием — «Саша вступает в жизнь» — был выпущен на экраны. «Идейная ущербность» этой картины, по мнению официальной критики, заключалась в неправильном показе образов коммунистов-руководителей.

Особую настороженность вызывала тема отношений между по­колениями. Даже естественные конфликты между родителями и детьми в фильмах «А если это любовь?» и «Без страха и упрека» расценивались критиками из Отдела культуры ЦК партии как на­думанные, невозможные в советском обществе. Сложной ока­залась судьба картины «Застава Ильича» режиссера М. Хуциева, где тема отношений между поколениями была одной из централь­ных. Упреки в адрес этого кинофильма высказал Хрущев во время встречи с интеллигенцией, и это было равносильно окончательно­му приговору. Авторов обвинили в клевете на советскую действи­тельность и разжигании противоречий между поколениями. Ху­циеву пришлось переделать фильм, и в 1965 г. он был выпущен на экраны под названием «Мне двадцать лет».

В середине 50-х гг. началось возрождение театра. Это было свя­зано с появлением новых драматических произведений и теат­ральных коллективов. Одной из первых театральных постановок «оттепели» стал спектакль Л. Зорина «Гости», поставленный в Московском театре имени М. Н. Ермоловой в 1954 г. В нем под­нималась острая для того времени проблема ответственности за деформации революционных идеалов в годы сталинщины. Моло­дые герои обличали приспособленцев-родителей и находили ду­ховную связь с теми, кто, несмотря на репрессии, сохранил вер­ность идеалам революции.

Появились пьесы, где главными героями были выведены реабилитированные коммунисты: Г. Березко — «Возмездие» (ре­петировалась в МХАТе), А. Штейн — «Гостиница «Астория» (Московский театр имени Вл. Маяковского), Н. Погодин — «Вер­ность». В этих драмах проводилась мысль о том, что в годы культа личности Сталина выживали приспособленцы, а лучшие люди гибли.

Самым ярким событием театральной жизни 50-х гг. было от­крытие в Москве нового театра — «Современник» (1957). Впервые за послевоенные годы театр был создан не сверху, по приказу из Министерства культуры, а снизу, как творческий коллектив еди­номышленников. Программа «современников», выпускников мхатовской школы, творческим лидером которых был О. Ефремов, вдохновлялась общими идеями «оттепели». Заявив о себе премьерным спектаклем «Вечно живые» по пьесе В. Розова, театр возвращал на сцену героя, в жизнь которого тяжелым испытанием вторглась война. Знаменитая трилогия — «Декабристы», «Народо­вольцы», «Большевики», поставленная в театре «Современник», — отразила характерную для того времени веру в революционные идеалы. Революционная тема не исчерпала себя до конца «оттепе­ли». Не случайно другой театр — Московский театр драмы и коме­дии на Таганке, созданный Ю. П. Любимовым уже на ее закате, в 1964 г., — поставил спектакль, пользовавшийся неизменным ус­пехом у зрителей, — «Десять дней, которые потрясли мир» по кни­ге Джона Рида.

Когда театр обратился к реальным проблемам, волновавшим общество, полупустые залы сменились аншлагами. Как никогда велика была его социальная роль. Зрители шли в театр не столько развлечься, сколько подумать и посопереживать. В условиях мно­гоступенчатого контроля над репертуаром творческая свобода театральных коллективов была предельно ограничена. Некоторые спектакли запрещались на стадии репетиций, как это было в «Сов­ременнике» с «Матросской тишиной» А. Галича и пьесой «Олень и шалашовка» А. Солженицына. Другие, как, например, «Теркин на том свете», поставленный по поэме А. Твардовского в Театре Сатиры, снимались из репертуара после премьеры.

Озабоченность партийных идеологов вызывала «утрата четких партийных позиций в изображении советской действительности». Имелись в виду спектакли и фильмы о повседневной жизни обык­новенных людей, в которых не находилось места для казенного оптимизма. Больше всего критиковались пьесы А. Володина и фильмы по его сценариям, в которых действовали «безвольные не­устроенные люди», «не было волевых характеров, преобразующих жизнь», отсутствовали «жизненные перспективы», Это не поме­шало популярности володинских драм и кинофильмов среди ин­теллигенции.

Помимо профессионального театра, значительное место в культурной жизни периода «оттепели» занимали самодеятельные коллективы. Именно в те годы возник и быстро завоевал попу­лярность среди молодежи КВН, телевизионные соревнования студенческих команд в остроумии, находчивости и талантах. От­крылся студенческий театр МГУ под руководством М. Розовско­го, где начинали свою творческую деятельность многие признанные впоследствии авторы и актеры — Г. Горин, А. Арканов, А. Демидова и др.

Изменения в изобразительном искусстве стали заметны сразу после смерти Сталина. В связи с подготовкой к Всесоюзному съез­ду художников в Московском союзе художников начались дискус­сии. В журнале «Искусство» развернулась критика порочных мето­дов руководства искусством со стороны Академии художеств. Осуждался помпезный стиль в живописи и скульптуре, порочная практика «откликаться на события», «бригадный метод». Это со­впало с борьбой с украшательством и помпезностью в архитектуре, начавшейся в 1954 г. со Всесоюзного совещания строителей и ар­хитекторов. Были «реабилитированы» импрессионисты, хотя и с оговорками. Их работы вернулись из запасников музеев в залы. Стали обсуждаться проблемы формирования культурной среды обитания. Обилие скульптурных изображений девушек с веслом, пионеров с барабаном и портретов вождей при отсутствии под­линных образцов искусства не могло не сказаться на эстетических вкусах большинства населения, особенно в провинции.

Со второй половины 50-х гг. художественная жизнь разделяется на два направления — официальное и неофициальное. На боль­ших официальных выставках продолжали господствовать извест­ные художники старшего поколения, преобладала привычная те­матика и стилистика. Небольшие, часто однодневные выставки, проводимые в домах культуры, клубах, НИИ, свидетельствовали о появлении новых имен в искусстве. Они вызывали большой ин­терес и бурные споры в среде интеллигенции. Такой была выстав­ка работ молодых московских художников Б. Биргера, П. Никонова, Н. Андронова, Э. Неизвестного, А. Васнецова и других в ЦДЛ (Центральный Дом литераторов) 22 октября 1959 г.

Важным событием в становлении нового живописного языка стала выставка «девяти» на Беговой (Москва) в начале 1961 г. (ядро участников было тем же, что и в ЦДЛ). В ходе ее обсуждения четко определилось противостояние руководства Союза и молодых ху­дожников. Мэтры обвиняли молодежь в групповщине, в том, что она противопоставляет себя всему советскому искусству и «скатывается к абстракционизму». Обвинения звучали неубеди­тельно. Фактически, как справедливо говорили во время обсуж­дения участники выставки — П. Никонов, Э. Неизвестный и Н. Андронов, — в своем творчестве они продолжали традиции со­ветской живописи, но только не сталинского периода, а 20-х гг.

Помимо творческого наследия 20-х гг., большое влияние на формирование альтернативного направления в искусстве оказало знакомство молодых живописцев с современными художествен­ными процессами на Западе. Революционным событием в куль­турной жизни Москвы и Ленинграда стала первая в СССР выставка крупного современного западного художника — П. Пи­кассо. Как вспоминал живописец В. Немухин, ошеломляющее впечатление на него и его друзей произвела выставка современно­го искусства, проведенная в Москве в рамках Международного фестиваля молодежи и студентов в 1957 г. Художественные отделы национальных выставок США (1959) и Франции (1960) также да­вали возможность увидеть работы современных авторов. Большое внимание публики привлек показ произведений изобразительного искусства социалистических стран, проходивший в Москве с де­кабря 1958 по март 1959 г. Особенно много споров вызвал поль­ский отдел, где были представлены работы, далекие от канонов

соцреализма.

Круг посетителей выставок альтернативного искусства был до­вольно узок. Ограниченный доступ и отсутствие информации о них только подогревали интерес публики. Однако массовый зритель, воспитанный на традициях русских передвижников и мастеров социалистического реализма, не только не воспринимал новые веяния в искусстве, но был настроен агрессивно по отноше­нию к ним.

Отношение власти к новым направлениям в изобразительном искусстве изменилось после посещения Н. С. Хрущевым и други­ми партийно-государственными руководителями выставки в Манеже 1 декабря 1962 г., посвященной 30-летию Московского отделения Союза художников. Наряду с работами художников старшего поколения на ней были представлены произведения Э. Неизвестного, В. Янкилевского, а также живописцев студии Э. Белютина и др. Непривычные, далекие от казенного оптимизма работы вызвали гнев Хрущева. Как и в сталинские годы, мнение партийного лидера сыграло решающую роль в определении при­оритетов художественной политики. После скандала в Манеже на­чались гонения на «абстракционистов», официальные выставки для них были закрыты.

Конец легальному существованию «нереалистических направ­лений» положил Второй съезд советских художников, состояв­шийся в апреле 1963 г. Его главной темой стала борьба с буржуаз­ной идеологией б творческих организациях страны. В решениях съезда говорилось, что «все советские художники обязаны вести наступательную борьбу против любых проявлений формачизма, абстракционизма, несовместимых с принципами искусства со­циалистического реализма».