Русские роботы». Ошибка идентификации

1. Робот не может причинить вред человеку или своим бездействием допустить, чтобы человеку был причинён вред.

2. Робот должен повиноваться всем приказам, которые отдает человек, кроме тех случаев, когда эти приказы противоречат Первому Закону.

3. Робот должен заботиться о своей безопасности в той мере, в какой это не противоречит Первому и Второму Законам.

Айзек Азимов. Законы робототехники

Максу было хорошо. Монитор мигнул на прощание, ближайшие две недели ему предстоит только одно занятие – собирать своим огромным экраном пыль. Дверь – на ключ, на электронный ключ, и опечатать старинной восковой печатью. Для верности.

Макс решил не заезжать домой, сразу – в аэропорт, чтобы через пару часов спуститься на землю в аэропорту Дюссельдорфа, сесть в такси – обязательный белый «мерседес», проехать каких‑нибудь девять‑десять километров и оказаться в маленьком немецком городке Хильден. Потом сидеть в плетеном кресле на веранде и пить белое охлажденное вино, пока хозяин семейной гостиницы готовит его номер. Две недели безмятежности.

Макс долго выбирал место. Нелучший сервис и никаких достопримечательностей. Все перевешивало другое – в Хильдене не было ни одного робота. Местный муниципалитет так решил. Макс должен оказаться там срочно.

Настройка на безмятежность оказалась настолько сильной, что Макс не сразу взял трубку. Как‑то он уже решил для себя, что две недели пройдут без этого. С уже совершенно отчаянного надцатого гудка Макс все‑таки ответил. Уже нажимая на прием, понимал – зря.

– Макс, пообщаешься с Олегом? – Нежный щебет Виктории в переводе на общечеловеческий означал – товарищ следователь, ваш отпуск накрылся.

– Пообщаюсь, – безнадежно согласился Макс – можно подумать, он мог отказаться от этого разговора. Если понадобится, Олег, а точнее – Олег Николаевич, с равным успехом достанет его и на самом необитаемом из всех необитаемых островов, и в самом обитаемом из всех городов.

– Макс, тебе не надоели пробки? – Начальство пыталось шутить. Плохо. Значит, что‑то действительно серьезное.

– Открылась вакансия в дорожной полиции?

– Нет. Просто хотел предложить тебе прокатиться на вертолете. Заскочишь к нашему клиенту, и в отпуск. Даже не придется билеты сдавать.

– Все так плохо?

Олег Николаевич молчал, шуршал бумагами, сейчас сформулирует:

– Клиент – Управление скоростного транспорта. ЧП на строительстве новой ветки метро. Проблема с роботами серии H2.

– Это которые с повышенной радиоактивной защитой? Что они вообще там делают?

– Макс, мне неинтересно, что делает клиент с роботами, так же как ему неинтересно, что я делаю с деньгами, которые он мне платит. Я доступен? Либо там случилось что‑то действительно серьезное – или у господина Павлова паранойя. В любом случае нужно проверить. Если все не так серьезно, как я думаю, передашь кому‑нибудь из отдела, но сначала доложишь мне. Все ясно?

Ясно было одно: если начальство требовало личного доклада, то все еще хуже, чем кажется с первого взгляда.

– Если так получится, что я не успею на свой самолет… Мне бы еще пару дней к отпуску…

– Получишь неделю.

Неделю? Так легко? Макс совсем расстроился. Последний раз, когда начальство обещало ему что‑то с такой же легкостью, дело кончилось двумя пулевыми ранениями и месяцем госпиталя.

Начальство уже повесило трубку, Макс задрал голову. Где‑то там наверху, на вертолетной площадке самой высокой башни города – штаб‑квартиры корпорации «Русские роботы», – его уже ждет пилот и новое дело. И никаких пробок.

Вертолет – это правильно. Чтобы пройти в Управление скоростного транспорта снизу вверх, то есть с уровня пешеходов и машин на уровень правления, – нужен час. Проверка паспорта, отпечатки пальцев, сканирование сетчатки глаза, обыск… после этого можно смело сесть в очередь ждущих, пока бюро пропусков примет решение, стоит ли допускать гостя дальше. Сверху вниз – проверка состояла в том, что Максу достался сопровождающий в мундире стального цвета. Управление скоростного транспорта все раскрашено в этот серый с металлическим отливом. Вероятно, в честь цвета отполированных рельс.

Не найдя у посетителя пропуска, робот‑страж принял боевую стойку, Макс мог бы перевести охранника в режим лояльности, просто показав свою карточку сотрудника корпорации «Русские роботы». Уровень допуска следователя позволял ему в случае необходимости становиться абсолютным хозяином любого робота, выпущенного корпорацией… Но Макс подождал, пока робота деактивирует сопровождающий. Не стоит светить все козыри.

Улыбка секретаря, быстрая, чтобы не заставлять шефа – господина Павлова – ждать, две двери в одном проеме, чтобы не дай бог в приемной не услышали, что происходит внутри. Хозяин кабинета заговорил, только когда обе снова закрылись.

Гоподину Павлову было тяжело. Его безупречный костюм, его перстень с бриллиантом, его лицо без единой морщины – все кричало: проблемы могут быть у кого угодно, только не у него. Кто‑то обманул господина Павлова – проблемы приходят без спроса и по команде не исчезают.

– Вы Макс Полонский?

Вероятно, в этом кабинете не принято здороваться и предлагать сесть. Ну так что же он за следователь, если стул найти не сможет? Макс выбрал стул так, чтобы устроиться лицом к Павлову и боком к дверям.

– Он самый. Спасибо, что вы решили лично меня принять, но в этом нет необходимости. Мне нужен старший по участку, все материалы по сбою и все люди, которые были в контакте с роботами. Еще – отдельное помещение, где я буду их допрашивать, а еще лучше – и роботов, и людей, и материалы доставить к нам. Уверяю, у себя мы разберемся со всем очень быстро.

– Это невозможно.

– Что?

Макс переспросил, еще не сообразив, что именно услышал.

– Невозможно, чтобы расследование проводилось у вас. Это вопрос секретности. А то, что я вас встретил… Я привык, чтобы всё работало так, как тому положено. Тем более, если за эту работу заплачено много, а за ваших роботов я заплатил достаточно, – Павлову стало еще тяжелее, казалось, еще чуть‑чуть – и он расплачется.

В этих стенах с бесшумным кондиционером, антикварной мебелью и бесконечным иконостасом из грамот и дипломов – говорить не хотелось, только слушать и решать проблему выбора – все‑таки коньяк или отличный, но все же абсолютно безалкогольный кофе.

Павлов беспомощно посмотрел в сторону коммуникатора, без секретаря он чувствовал себя не уютно. С секретарем пришлось бы молчать. Никогда не знаешь, кто еще платит твоему сотруднику.

Неловко встал, продвинулся в сторону безразмерного шкафа, кряхтя, согнулся, чтобы найти правильные бокалы. Угрюмо посмотрел на пыль, победившую на полке, вспомнил о лимоне… и потянулся к коммуникатору. Придется немного помолчать.

Макс занимался роботами уже пять лет. С того самого момента, когда «Русские роботы» выкупили его контракт у полицейского управления Санкт‑Петербурга. Роботы сбегали, роботы сходили с ума, нарушали Три Закона робототехники по отдельности и все скопом… делали всё то, что никак не должны были делать, и каждый раз, когда специалисты дружно отказывались что‑либо понимать, приезжал следователь управления собственной безопасности корпорации «Русские роботы» Макс Полонский.

Макс сильно отличался от остальных пятнадцати миллиардов ныне живущих. Он единственный чаще встречал робота неисправного, нежели робота обычного, выходящего из строя в среднем лет через пятьдесят после изготовления, и чаще всего по глупости хозяев.

Сегодняшний день мало отличался от предыдущих. Разве что на этот раз никого не убили.

Коньяк положено принимать внутрь со сладким. В других странах. Секретарь была местной, но быстрой и аккуратной – лимон нарезан, посыпан сахаром и выборочно наколот на пластмассовые шпажки – пейте, гости дорогие. Двери снова закрылись. Обе. Павлов заговорил:

– Вы получите всё, что возможно, но само расследование проведете здесь. То есть до конца расследования вы не сможете покинуть отведенное вам помещение и воспользоваться связью…

– А после расследования вы меня в цемент закатаете?

Павлов юмора не понял. Глядя в его влажные удивленные глаза, Макс гадал – он удивлен тем, что я раскусил его план, или тем, что такая здравая мысль не пришла в его голову самостоятельно?

– Господин управляющий, – Макс пытался смягчить, – я знаю, для чего заказывают роботов серии H2. Я так понимаю, копали туннель, наткнулись на радиоактивные отходы… Так рано или поздно все равно об этом узнают, и ездить на метро от этого не перестанут. К чему эта секретность?

Макс не любил электронику. И роботов не любил особенно. То есть дома, конечно, имелся экземпляр, корпорация сотрудникам предоставила, и было бы глупо отказаться. На этом личная роботизация следователя корпорации «Русские Роботы» заканчивалась.

Макс писал в блокноте карандашом. Привык к поднятым бровям и к незаданному вопросу. Ему так было удобно. Так же как удобно в старом плаще, в джинсах и клетчатой рубахе. Темные круглые очки завершали его особые приметы. Если однажды утром Макс оденется иначе, ему придется доказывать, что он – это он.

Пока в блокнот было записывать нечего. Очень хотелось попрощаться с господином Павловым, который, кажется, сросся с бокалом. Уже пустым.

– Все‑таки, что стряслось с серией H2?

– Скажем так… – Павлову все же удалось отделить стекло от губ, – выборочный отказ выполнять приказы оператора.

– Вы хотите сказать, что они не выполняют Второй Закон?

– Выполняют. Просто… не всегда. В конце концов, они работают в экстремальных условиях. И не только эти ваши новые. Там у нас работают еще из серии H1, просто у них сбои значительно реже, может, команда оператора была нечеткой…

Инструкции корпорации «Русские роботы» в случае установления факта нарушения любого из Трех Законов была проста. Роботы должны быть немедленно деактивированы. Позитронный мозг изъят и передан в лабораторию корпорации для установления причин сбоя. В случае невозможности изъятия – мозг должен быть уничтожен.

Все было просто за исключением того, что этот самый факт нарушения должен установить человек компетентный, а не сотрудник господина Павлова.

– Что‑то мне подсказывает, если бы все дело было в отдельных сбоях, меня бы здесь не было. Угадал?

– Все должно работать так, как тому положено быть…

– Что дали результаты плановых проверок?

Павлов не удержался, коньяк неумолимо требовал сигар. Как же трудно работать, когда всегда под рукой – ящик сигар и бутылка коньяка.

– Все тесты пройдены со стопроцентным коэффициентом надежности.

– Тестирование проходило в Управлении?

– Естественно, тут. У нас созданы все условия, наши робототехники ежегодно проходят переподготовку в вашей компании…

– А никому не пришло в голову, что тестировать нужно на месте сбоя? В тех же условиях? Это, наверное, слишком трудно для ваших спецов?

Ничто так не раздражало Макса, как глупость. Три четверти случаев, с которыми ему приходилось иметь дело, существовали только потому, что представления о человеческом интеллекте – старательно культивируемый миф. Вероятно, чтобы собакам не пришло в голову объявить себя венцом творения. Чем дольше жил следователь Макс Полонский, тем сильнее он убеждался в простой и печальной истине: большая часть человечества глупа, причем глупа внезапно. Этим люди отличались от роботов. У этих IQ стабилен от схода с конвейера до кончины под плитой пресса.

– Простите меня за настойчивость. Что случилось на самом деле?

Павлов не торопился отвечать. Павлов разочаровался. Ему хотелось, чтобы этот человек как можно быстрее исчез из его кабинета. Без вопросов, без требований. Павлов вообще не понимал, почему к нему приехал детектив, он ждал ремонтника. Вероятно, он что‑то не то сказал Олегу. Все от нервов, а теперь выкручиваться.

– Макс, вы не против, если я вас буду называть просто Макс?

– Меня все так называют.

– Замечательно. Вы правы, есть еще существенная деталь…

Павлов вышел из‑за стола, плавно, по широкой дуге обошел стол, с грацией и неспешностью океанского лайнера, меняющего курс. Павлов наклонился к Максу и тяжело задышал в ухо:

– Вы понимаете, прежде чем роботы попали на тестирование, их пришлось довольно долго проводить через дезактивацию. Вы меня понимаете?

– Стандартная процедура?

– Нет. Полный комплекс. Как на рудниках. В тех условиях, в которых они работают, их тестировать невозможно. Слишком сильное облучение. Но дело не в этом. Как вы помните, у нас две партии роботов. Новые работают в активной зоне, а старые – в зоне с радиационным фоном значительно более низким. Все началось где‑то через неделю после последнего тестирования. Сначала сбои. Но то, что произошло потом… Мы были вынуждены отключить все изделия. Старая партия не просто перестала выполнять приказы, роботы полностью прекратили работу и набросились на роботов новой партии. Я думал, что такое возможно только в фильмах.

– Драка между роботами?

– Скорее избиение. Новые почти не отвечали.

– Как долго это продолжалось?

– Несколько минут. Я приказал отключить всех, и теперь мы простаиваем, поверьте, это обходится Управлению очень дорого – включить их я не могу, а чтобы спуститься туда, нужна группа добровольцев‑смертников из федеральной тюрьмы.

– Костюмы не спасают?

– Спасают, только в них еще и работать надо. Никогда не пробовали работать со стокилограммовым грузом на плечах, при температуре внутри костюма около сорока градусов и почти ничего не видя сквозь запотевшее стекло?

Павлов закончил свой маневр и снова угнездился в кресле. Мрачно посмотрел на бутылку. Наполовину опорожненная бутылка не вдохновляла начальника Управления, потянувшись, он достал еще одну такую же. Увиденное – понравилось ему куда больше.

– Макс, вы должны провести расследование на основании тех материалов, которые предоставлю вам я, вы должны это сделать, не выходя из того кабинета, в который вас отведут. Либо вы решите проблему и дадите нам рекомендации, либо не решите, и мне придется просто потребовать от вашей компании две вещи – замену ваших изделий и эвакуацию толпы железных придурков из зоны жесткой радиации. И я не знаю, что вам обойдется дороже.

Как выражается ваш шеф – я доступен?

Павлов был доступен. При всем размахе поставок «Русских роботов» отказ от партии новейших машин довольно серьезно ударил бы по карману корпорации. Но это еще можно пережить, а вот история о драке между роботами может просто смести «Русских роботов» с рынка. Если Макс не поймет, в чем тут дело, надо будет смело просить не отпуск, а выходное пособие, пока у компании есть хоть какие‑то деньги.

– Последний вопрос. Вот та штука у вас в углу – это то, что я подумал?

– И что вы подумали?

– Такие выпускали больше десяти лет назад. ПДК – пульт дистанционного контроля, сейчас такими уже не пользуются…

– Все верно. Купил по случаю. У меня большая коллекция антикварной техники, еще не успел перевезти к остальным экспонатам. У меня есть даже экземпляр РР‑1. Абсолютно исправен.

– Трудно даже представить, сколько он стоит.

– Он бесценен. Справьтесь с заданием, и я вам устрою экскурсию.

Макс слышал о коллекции Павлова, только ПДК был чем угодно, но не экспонатом. Директор Управления скоростного транспорта пультом пользовался. Вероятно, все из тех же побуждений – чтобы сделать хорошо то, на что не способны подчиненные. Это было не то, что нормально, это было часто. Мало кто в принципе понимал, что надо быть профессионалом для того, чтобы управлять роботами. Это проще, чем управлять людьми, но свои нюансы имеются. Макса смущало другое. Он примерно знал, сколько стоят H2. Дешевле было обойти зараженный радиацией участок, чем покупать и содержать такие дорогие устройства. H2 окупали себя на Луне. Там они добывали баббл. Смешное такое слово, означает элемент с атомным числом четыреста. Тяжеленький такой минерал. Десяти граммов баббла достаточно, чтобы такой город, как Петербург, ближайшую пятилетку не задумывался об энергии. На все хватит, еще и торговать можно.

Все, что было связано с бабблом, – государственная монополия. Добыча, транспорт, продажа, использование, причем это как раз тот случай, когда государство ведет себя предельно жестко к тем, кто пытается эту самую монополию нарушить.

Около года назад банда Резчика, человека, разыскиваемого десятком стран больше двадцати лет, попыталась ограбить северо‑западный склад с бабблом. Это было последнее дело Резчика. Полиция даже не пыталась вступить в переговоры. Когда база банды была вычислена, её просто взорвали. Может, кто и выжил, только пока не выбрался из заброшенного бомбоубежища, заваленного тоннами породы.

Но это все – баббл. Зачем H2 нужны здесь? Урановая Голконда под десятимиллионным городом?

* * *

Кабинет, в который отвели Макса, не внушал оптимизма. Довольно странно, что такой кабинет в принципе существовал. Стул, стол, компьютер и двадцать метров голого пространства. Без окон. Дверь с электронным замком и робот‑страж в коридоре. Видел Макс камеры, которые были куда больше похожи на кабинет. Оптимизм должна была поддерживать кнопка внутренней связи.

То, что Павлову не нужно никакое расследование, – можно даже не гадать. Павлову нужны новые роботы или снова работающие старые. Быстро. Любое расследование медленнее простой замены.

Заводская гарантия в силе, и, если Макс не сможет доказать, что отказ оборудования произошел по вине людей Павлова, «Русским роботам» придется удовлетворить требования.

Формально следователь Полонский сможет сослаться на то, что ему не дали провести расследование, указать с десяток причин и напоследок ударить себя пяткой в грудь.

По факту, Павлов просто шантажировал корпорацию возможным скандалом. При любом исходе руководству «Русских роботов» захочется чьей‑то крови. Что‑то подсказывало Максу, что кровь будет его – четвертой группы с положительным резусом. Обидно.

Материалы Максу дал странный человечек ростом под метр пятьдесят, какой‑то весь кривенький, отчаянно шепелявящий и припадающий при ходьбе на правую ногу. Павлов его не то что представил, походя окликнул – Игорек. Без должности, без отчества. Было Игорьку прилично за сорок, а может, и за пятьдесят, его то ли плащ, то ли халат, похоже, был ровесником хозяина. В одном из карманов этой древней вещи утонул телефон Макса. Все ради режима секретности.

Это был плохой вопрос, и Макс не задал его вслух: как Павлов будет обеспечивать секретность, когда Макс выйдет из Управления? Очень не хотелось услышать ответ, потому что Полонский знал несколько вариантов, и ни один его не радовал.

Работы на новой ветке метро начались два года назад, и все шло хорошо, пока метростроевцы не дошли до Пискаревки. Вот уже полгода рабочие не могли продвинуться ни на метр дальше. Пять месяцев назад Управление скоростного транспорта закупило партию уцененных, в силу своего возраста, роботов серии H1 и, как следовало из отчетов, признало их работу удовлетворительной. Вероятно, именно в силу этого отчета еще через месяц были куплены роботы серии H2.

Несколько снимков и схем скорее удивляли, чем информировали, – участок работ мало напоминал строительство туннеля. Макс не считал себя специалистом по прокладыванию подземных коммуникаций, но ему представлялось, что прокладка новой ветки должна выглядеть иначе – какие‑нибудь большие машины, в крайнем случае, много маленьких, много грязи – в общем, все то, что должно быть, если кто‑то копает огромную яму. Все тяжелое оборудование с участка убрали, и работали там дюжина роботов H2 и десяток H1. Как ни присматривался Макс, он не увидел ни одной лопаты. То, что делали роботы, они делали вручную. H2 работали в пределах будущей станции, рассредоточившись по всей её площади. Роботы старой серии чем‑то занимались в туннеле, подходящем к станции. Других роботов на участке не было.

Довольно странная методика для прокладки подземных трасс. Может, Павлову нужны не роботы, а правильные капли и рубаха с такими особенными длинными рукавами, которые при использовании по назначению делают любого самого большого начальника всего лишь тихим пациентом.

Что можно вытащить из этой информации, кроме того, что две группы роботов, созданных для работы в условиях повышенной радиации, что‑то делали, практически не пересекаясь друг с другом, пока одна группа не решила напасть на другую? Только то, что на ветке есть источник радиации, и то, что Управление скоростного транспорта что‑то с ним делает.

Макс не успел додумать. Он дошел до записи инцидента. Если верить Павлову, получалась почти непротиворечивая картинка – роботы, начавшие с систематического нарушения Второго Закона, перешли к боевым действиям. Макс несколько раз пересмотрел картинку боя. Впечатляло. Было бы лучше, если бы H2 сопротивлялись. Было бы нормально, если бы кто‑то дал команду. Записи говорили об обратном. Команда поступила от одного из роботов H2. Само по себе довольно странно – роботы не общаются друг с другом. В любом случае, что такого мог сообщить H2, чтобы H1 набросились? Если бы речь шла о людях, можно было хотя бы что‑то предположить… Один робот обозвал другого старой жестянкой?

Будь Макс робопсихологом, он бы начал с другого. С роботов. Макс привык начинать с людей. Чтобы с роботами было что‑то не так, с ними надо что‑то не то делать. Чтобы робот нарушил Второй Закон, нужно очень сильно постараться, и при этом надо быть либо дико везучим человеком, либо профессионалом высшей пробы, которых на страну найдется человек пять, и каждый из них работает в той же конторе, что и Макс.

На всякий случай Макс проверил и это. Специалистов по роботам в Управлении скоростного транспорта не было. Операторы не в счет.

Проверил отчеты по другим роботам той же партии. Ничего не то что похожего, вообще – ноль. Вряд ли на лунных рудниках более щадящие условия. Роботы линии H по определению были сверхнадежными. Хотя на Луне нет людей. Вот и сбоев нет.

Макс занялся тем, чего, вероятно, не ожидали ни Павлов, ни начальство Макса. Следователь решил порыться в досье на шефа Управления скоростного строительства.

Компьютер, который находился в его распоряжении, был, естественно, не подключен к Сети и вполне мог конкурировать за звание самого бесполезного. Недолго. Ровно до тех пор, пока Макс не обнаружил логотип «РР» на корпусе. Дальше было просто – связь с Сетью отключена не с помощью рубильника, а всего лишь посредством пароля. У следователя корпорации «Русские роботы» на этот случай были свои методы, по счастью, Игорек не отобрал его карту допуска. Компьютер перегрузился, и вдруг оказалось, что не такой уж он и бесполезный.

Сначала – отчет Олегу Николаевичу.

Теперь – покопаем, что у нас там есть на Павлова?

Павлов Герман Игоревич. Вся свежая информация в Сети готовилась в одном месте – в его пресс‑службе. Так было не всегда. Кто‑то старательно почистил контент, и сделал он это приблизительно в тот период, когда Павлов купил первую партию роботов с защитой от радиации.

Макс знал только одну контору, которая может довести Сеть до стерильного состояния. И его поисковые запросы сейчас тоже должны там фиксироваться. Срочно уходим из Сети и сосредотачиваемся на записи инцидента.

У всего в этом мире существует причинно‑следственная связь. А если её нет, значит, её просто не нашли. Предоставленная запись начиналась ровно с того момента, как завязалась драка, и заканчивалась в ту секунду, когда роботов вырубило. Доступ у Макса был высокий, но никакой доступ не поможет найти то, чего просто нет. Вероятно, неотредактированный вариант записи Павлов хранил у себя в столе, где‑нибудь между сигарами и коньяком.

Макс восстановил слепоглухонемость компа. По большому счету, он остался в том же месте, в каком оказался, как только вошел в кабинет. В конце концов – почему бы не попросить помощи у тех, кто должен её оказывать?

Игореша в сопровождении двух роботов‑стражей явился со скоростью, которая могла быть ему доступна, только если он стоял за дверью и ждал, когда же Макс его позовет.

Услышав, что Максу нужна не часть записи, а запись целиком, исчез с той же скоростью. Посоветоваться. Теперь придется ждать решения мудрого Павлова. Осторожного Павлова. Павлова, который держит у себя в кабинете пульт дистанционного контроля.

Через час Макс окончательно уверился, что если ответ и будет, то прозвучит он примерно так: «Расшифровать запись невозможно». Или вариант проще и короче – «это секретно». При других обстоятельствах Макс бы привлек кого‑то еще из своей службы. На этот раз все придется делать самому. Макс снова нажал на кнопку вызова.

На этот раз Игореша появился так, будто стоял не у самых дверей, а метрах в пяти от них. Вероятно, ему пришлось себя заставлять войти. Не хотел слышать вопрос, на который у него нет ответа. Макс решил не мучить маленького человека – это был не вопрос, это был точный удар ребром ладони в шею чуть ниже уха. Бить было неудобно, противники, на которых Макс тренировался, были выше и потому удобнее. Кроме того, бить надо было так, чтобы стоящие за совсем не широкой спиной роботы не успели защитить своего босса.

Следователь придержал Игорешу и почти бережно уложил на пол, не забыв вытащить свой коммуникатор. Роботы‑стражи дернулись, но тут же затихли. Напасть сами они не могли – Первый Закон не разрешал, а помешать Максу они уже не успели. Скорее всего, тот, кто их программировал, ввел нехитрый алгоритм, согласно которому Максу опасно находиться где‑либо, кроме этого кабинета. Придется алгоритм подправить, карта доступа «РР» превратила роботов в памятники самим себе. Еще несколько минут Макс потратил на то, чтобы удалить запись нападения на Игорешу.

* * *

Наступает день, и каждая крупная компания начинает любить себя все больше и больше. Нанятые музыканты сочиняют гимн, художники рисуют герб, появляется форма с аксельбантами, шевронами и фуражки с разноцветными околышами, появляются бесконечные льготы для себя. Если конкуренты вовремя не заставят компанию вспомнить о бизнесе, она медленно, но верно превратится в собственную сферу услуг. Управление скоростного транспорта было монополистом. С рождения. Внутри него делалось куда больше, чем снаружи. Поэтому сейчас Макс ехал на строящийся участок, так и не выйдя за пределы Управления. Маленький вагончик подземки с мягкими откидывающимися сиденьями нес его по одному из скрытых радиусов внутреннего метро. Наконец‑то до Макса дошел смысл слов о быстром и удобном виде транспорта. Ни очередей, ни пробок – идеально. Долгие годы он просто ездил не на том метро. Вероятно, и летал не на тех самолетах. Перебирая в голове все, что он еще делал неправильно, Макс дошел до оптимистичной мысли, что стрелял он из правильного оружия, встречался с правильными женщинами и пил правильные сорокаградусные напитки.

От станции до участка надо было все же пройти. К своему удивлению, Макс обнаружил не цепь роботов‑стражей, а людей обычных, слегка подпорченных ношением оружия и выполнением приказов, то есть очень похожих на него.

Здесь его карта допуска не поможет. Вообще. И как‑то пробиваться сквозь этот кордон с голыми руками – тоже не хотелось. Если бы рядом оказались партнеры из полицейского управления – все было бы проще. Сейчас накачанные сотрудники службы охраны смирно лежали бы на гранитном полу и молча надеялись, что это все, что нужно сделать, чтобы не разозлить полицейских.

Макс отступил к ближайшему роботу. Мало кто помнит, что робот – это все‑таки в первую очередь обычный компьютер, а потом уже все остальное. Карта доступа с легкостью превратила робота в его далекого предка, что Максу и требовалось, сейчас он нужен только для того, чтобы войти в Сеть.

После того как Макс закончил свои нехитрые манипуляции, осталось просто подождать и стараться не бросаться в глаза. Подсобка, где хранились чистящие средства и запчасти от техники того же профиля, пришлась очень кстати. Было бы совсем хорошо, если бы кто‑то не пытался взобраться по штанине. Макс терпел. Обычно между сигналом о повышении радиоактивного фона и объявлением тревоги проходит не больше двух‑трех минут.

Он, выждав все десять, осторожно выскользнул из подсобки, с ненавистью стряхнул с ноги манипулятор робота‑уборщика, давным‑давно снятого с производства. Между Максом и станцией оставался лишь одинокий робот‑страж, проблем с которым не предвиделось.

* * *

Радиационная тревога хороша тем, что всем хочется быть далеко и никому близко. Никакого героизма. Проблемы у Макса могут начаться только при возвращении. Зону радиоактивного заражения в центре большого города оцепят быстро и надежно, чтобы без шансов.

До станции Макс добрался быстро, неработающие эскалаторы – не помогают, но и не мешают, несколько роботов‑стражей вели себя ровно настолько агрессивно, насколько и можно было ожидать, эта линия обороны предназначена не столько для защиты, сколько для спасения тех, кто по неведению попал в это место. Там, где работали роботы серии «Н», появляться стоило только любителям особо экстремальных методов самоубийства и некоторым полоумным по долгу службы.

Даже у последних инстинкт самосохранения до конца не выключается, Макс знал: где‑то здесь должен быть спецбункер на случай как раз таких историй. В бункере – запас еды, воды и костюмы радиационной защиты. Если только Павлов окончательно не сошел с ума. Макс не успел обдумать вариант отсутствия бункера – бункер был. Правда, практически пустой, но два костюма защиты в нем имелись. У него появилось большое желание надеть оба, но эта возможность была не предусмотрена конструкцией.

От бункера ему пришлось пройти всего двадцать метров до огромной переборки, за которой начиналась зона работы роботов серии «Н». Еще можно было остановиться. И Максу хотелось. Очень. Совсем без волос он себе не нравился. А ведь в случае чего, это будет явно не худшее.

Дверь шлюза бесшумно откатилась в сторону, если бы у Полонского был хвост, его бы прищемили, так как в своё исходное положение дверь вернулась со скоростью ножа гильотины. Вторая дверь вела себя менее агрессивно, зато ожил индикатор радиации, вмонтированный в рукав костюма. У Макса было пять минут до того момента, когда костюм врубит автоматический вызов бригады медиков. А ведь он еще и шагу не ступил.

Никакие радиоактивные отходы не могли дать такой фон. Даже если бы здесь залегали урановые руды – такой радиации не было бы. Что бы Макс ни обнаружил, это что‑то сильнее любых претензий Павлова. Теперь кабинет и компьютер без выхода в Сеть не казались странными. Странно, что Павлов вообще кого‑то вызывал.

Кажется, Макс уже догадывался, что он увидит. Такие небольшие конусы, боеголовки называются, вероятно, много, вероятно, с ними все плохо, иначе откуда радиация. И что со всем этим делает Павлов? Готовится снести с лица земли Санкт‑Петербург, а заодно и большую часть Северо‑Запада России? Если Макс ничего не путал в досье господина Павлова, тот приехал в Питер из Риги, неужто так тут не понравилось?

Идти было недалеко, идти было трудно. И дело не в костюме – тяжелом и неудобном, проблема была в другом. Воздух. Даже если бы в туннеле не было радиации – здесь бы все равно не захотелось дышать. Желтая взвесь, кажется, мешала не только видеть, куда идешь, но и реально тормозила движения. Когда Макс наконец‑то добрался до роботов, уже было не странно, что они замерли, изображая скульптурную композицию. Кстати, смотрелось ничего – существуют произведения искусства куда омерзительнее.

Индикатор поменял цвет от зеленого к оранжевому и запищал – по его подсчетам Полонскому оставалось безопасно существовать здесь не больше минуты, впрочем, главное он увидел. И не только увидел. Простое и естественное движение – поднять с пола и спрятать в карман – в скафандре далось трудно. Но Макс с ним справился. Осталось всего ничего – выбраться отсюда.

* * *

Он никогда не думал, что будет радоваться своему шефу и его кабинету. Пожалуй, даже аэропорт Дюссельдорфа сейчас был не так мил. В аэропорту Макса могли убить так же легко и свободно, как и почти в любом другом месте. В Кремль так запросто не попадешь, штаб‑квартира ФСБ дня открытых дверей не планировала, а вот в кабинет Олега Николаевича его милостиво пустила Виктория. Можно еще пройтись по старым знакомым в полиции, только те, кому он доверял, не занимали постов, которые могли бы защитить. По крайней мере надолго.

Макс наслаждался кофе и микроскопическим печеньем, которым снабжала шефа Виктория. Печенье по форме больше всего напоминало кусочки тростникового сахара, а по вкусу было похоже на что‑то, что съедается быстрее, чем распробуешь. У Макса была своя теория, откуда Виктория берет эти печенюшки. Если бы их можно было купить, если бы кто‑то их производил фабричными методами… то у этого кого‑то были бы все шансы сильно потеснить с рынка наркодилеров. Так как этого не происходило, Макс считал, что, скорее всего, Виктория пекла их сама. Баловала Олега Николаевича, а заодно и его гостей.

Хороший кофе, вкусное печенье. А шеф все не идет. Макс бы дорого дал, чтобы быть уверенным в том, что Олег Николаевич сейчас не получает инструкции о том, что именно сделать со следователем внутренней безопасности Максимом Леонидовичем Полонским.

Павлов не мог действовать один, то, что обнаружил Макс, требовало не просто партнеров, а кого‑нибудь на самом высоком уровне возможностей. Кого‑нибудь, кто мог бы с легкостью преодолевать границы и таможни. Максу очень не хотелось перебирать кандидатов, но глава корпорации «Русские роботы» стоял в этом списке очень близко к началу. А если понадобится произвести некую деликатную операцию, то поручат её Олегу Николаевичу. Тому и ходить никуда не понадобится, просто убраться в кабинете, и дело с концом.

– Еще кофе, мальчики? – Шеф вошел в кабинет, а вслед за ним и Виктория. Мальчики промолчали, и свое место на столе занял поднос, на котором ожидали своей участи лед, лимон и виски. Макс решил, что виски – это хороший знак. Ему захотелось, чтобы это был хороший знак, тем более что и виски оказалось пятнадцатилетним.

– А можно и мне виски…

– Не побрезгуешь, значит, выпить с начальством. Спасибо. Что с Павловым у тебя?

Виктория решила остаться, вероятно, ей тоже было интересно, каким именно образом облажался Макс. Вот это уже на хороший знак не тянуло. Олег недовольно басил:

– Полгорода на ушах, радиационная тревога, сам господин Павлов срочно вылетел в Москву, и я уже устал пытаться придумать ответ на его вопрос – почему Максим Полонский сбежал из Управления скоростного транспорта… Виски хорош?

– Да.

– Знаешь, на какую сумму они выставили нам счет?

– Это как‑то связано с виски?

Ответила Виктория. Макс не заметил, когда у неё в тонких пальцах оказался бокал недешевого напитка.

– Макс, если мы заплатим им столько, сколько они хотят, то перейдем от напитков с выдержкой на проточную воду. Знаешь, такая, открываешь кран – оттуда бежит, хлоркой пахнет…

Неожиданно Максу полегчало. Деньги его не пугали никогда. Ни те, которые должны ему, ни те, которые должен он сам… Мало того, он как‑то разом успокоился.

– Олег, Виктория, у меня есть ответ на все вопросы, но только в том случае, если вы уверены, что, даже если кто‑то решит нам хорошенько врезать – мы отобьемся.

– Врезать?

Шеф потянулся за пачкой сигарет, покосился на дверь, обернулся к Виктории, что‑то такое читалось в его взгляде, как будто уже был случай, когда им хотели врезать, и случай этот хорошо кончился не для тех, кто нападал. Иначе отчего так улыбается Виктория?

– Отобьемся. Мало не покажется. Ты рассказывай, Макс…

– Я покажу…

Металлический кубик, ребро – пять сантиметров. Если бы Макс был чуть глупее, он бы попробовал его продать. Если бы Макс был тем, кто он есть, и чуть больше любил деньги, он все равно попытался бы его продать. Полонскому повезло, он попал в ситуацию, когда быть не жадным – выгодно.

– Если это то, что я думаю…

– Да.

Олегу Николаевичу приходилось видеть такие контейнеры. Внутри за стенками из обедненного урана находилась крупинка баббла. Появление такого контейнера в центре Петербурга, в его кабинете было событием чуть менее вероятным, нежели визит Деда Мороза с просьбой о поставке комплекта роботов‑оленей.

– Не фонит?

– Пока нет.

– Может, все‑таки расскажешь?

– Легко.

– В кабинете у Павлова стоит ПДК – пульт дистанционного контроля. Универсальная модель, покупал не у нас, но само по себе это не преступление. Тут надо понимать, что Павлов – человек, который любит все делать сам. Поэтому, если пульт у него есть, он им пользуется точно. То, что роботы взбесились из‑за него, стало понятно сразу, другой вопрос, как бы Павлов ни любил все делать сам, почему именно эти роботы, именно этот участок? И откуда радиация в центре Питера? И потом, очень трудно заставить одних роботов напасть на других, не приказав им.

Чтобы разобраться, надо было просто попасть на место, где все произошло. Павлов жаловался, что роботы начали драку… Я сам, пересматривая запись, никак не мог понять, в чем проблема, пока не оказался на месте конфликта. То, что казалось дракой, на самом деле было совершенно другим. Никто ни на кого не нападал.

Уже потом оказалось, что надо просто посмотреть внимательно на запись, но не в движении, а по кадрам, тогда видно, что модели H1 не нападают, а пытаются оттащить модели H2.

Так ведут себя роботы, получившие приказ о спасении персонала. Только приказа не было. И персонала не было. Что же произошло?

Все решилось бы проще, если бы Павлов отдал всю запись. Но он дал только фрагмент, и это тоже непонятно. Почему? Что такое могло происходить в зоне, чего Павлов не хотел показывать.

Ларчик открывался просто. Банда Резчика.

Те самые ребята, которые решили, что они могут ограбить северо‑западные склады баббла. Банду уничтожили в заброшенном бункере, их просто взорвали. Не уцелел никто, да никто и не мог уцелеть при подрыве такого количества взрывчатки в замкнутом пространстве, членов банды просто по стенкам размазало. Баббл обнаружили бы уже тогда, но взрыв был уж очень силен, бункер засыпало породой, да еще так хорошо, что радиация не добралась до поверхности. Никому в голову не пришло, что банда Резчика совершила не попытку ограбления, а ограбление. Они все‑таки добрались до баббла.

Я сказал, что никому в голову не пришло. Пришло, и этот кто‑то предложил Павлову сделку. Почему бы не проложить ветку метро так, чтобы достать бункер. Вот откуда радиация. Вот почему собственно никаких работ по прокладке ветки там не проводилось. Павлов сделал то, о чем его просили, и скорее всего очень скоро стал бы либо очень богатым, либо очень мертвым человеком, если бы правильно обращался с роботами.

Контейнеры с бабблом из‑за взрыва разгерметизировались, и пришлось покупать два десятка роботов высшей защиты, чтобы снова собрать и запаковать баббл.

H2 работали в эпицентре – собирали баббл, очищали, паковали и передавали в зону работы H1, которые уже занимались окончательной обработкой – укладкой в контейнеры и транспортировкой.

– Транспортировкой?

– А как я оттуда выбрался? Павлов умудрился соорудить небольшую ветку до Мурино, а там – железнодорожный узел, вези куда хочешь, что хочешь…

– Ну да, у него ведь Управление скоростного транспорта…

Интонация Виктории Максу не нравилась. Ей было весело. Такое особенное веселье, когда намечается драка, и ты точно знаешь, что бока намнут не тебе.

– Я боюсь, у него не только Управление. Я пытался поковыряться в досье Павлова, вся информация дозирована, да и за пределами Управления кто‑то должен здорово ему помогать.

– Всегда кто‑то должен помогать. Макс, просто это не проблема, это возможность, я доступен?

Кажется, впервые сказанное Олегом было действительно труднодоступно. Максу оставалось только надеяться, что начальство так спокойно неспроста. Виктория вышла из кабинета, чтобы вернуться с еще одной порцией печенья, вероятно, это была награда Максу, примерно так себя чувствуют лошади в цирке, только что выполнившие трюк, – сахарок получен, но почему улыбается дрессировщик – непонятно.

– А что с роботами, товарищ следователь? – Виктория подвинула блюдце поближе к Полонскому.

– Дело в том, что там не видно ничего.

– То есть?

– Ошибка идентификации. Роботы вообще похожи на людей. А в некоторых случаях они становятся похожи очень сильно. Например, когда не видно ничего. Я там был. Если бы я не знал, кто передо мной, я бы не отличил человека в защитном комбинезоне от робота. Но главное не это. Дело в том, что Павлов – не оператор, то есть, как управлять роботами, знает, но только в теории, в какой‑то момент он начал вести себя с роботами так же, как и с подчиненными. Он начальник, причем хороший, поэтому он не просто приказывал, он начал делегировать полномочия. В результате H2 отдавали приказы роботам серии «H1». Для Павлова это нормально, раз более новые роботы дороже, значит, они главнее. А вот для роботов – это нештатная ситуация.

Так все и случилось. Неграмотное управление, оптические помехи – все сошлось. Сначала были сбои – просто потому, что Павлов вмешивался в процесс, и роботы элементарно не могли выстроить приоритет команд, а потом добавился оптический фактор. В результате работ в туннеле образовалась взвесь, которая и так мешала роботам идентифицировать друг друга. Когда пришла очередная команда от робота к роботу, более старое поколение сделало неверный вывод. Ошибка идентификации – тот, кто приказывает, – человек. А человек не может находиться в любом защитном костюме в этом месте больше четырех‑пяти минут. И они попытались их спасти. Там не было драки. Одни роботы пытались вытащить других из радиоактивной зоны. Вот и все.

Печенье кончилось. Как всегда, незаметно. Говорить было больше не о чем, дальше должны были начать работу большие парни.

– Максим Полонский, это плохой конец истории.

Вероятно, настроение шефа тесно связано с наличием сладкого на столе, печенье кончилось – настроение тоже.

– Что теперь с этим всем делать, Макс? Позвонить в ФСБ? Нас потом не один месяц будут трясти, а продажи наши упадут, потому что доказать покупателю, что робот, который принял другого робота за человека, – безопасен и надежен – невозможно.

– Не звонить?

– Звонить. Только делать это надо правильно. Макс, наступает великий момент. Это должен сделать глава компании. Ты сделал почти невозможное, ты нашел проблему, с которой может справиться только она.

Кажется, теперь Макс понял, почему Виктория веселилась. Ей давно хотелось кому‑то намять бока, и вот теперь представился случай.

* * *

В Хильдене хорошо. Десять километров от Дюссельдорфа, десять тысяч населения и ни одного робота. Три недели отпуска – Олег не обманул. Главная новость, которую обсуждают местные, – события в Петербурге. По всем каналам показывают роботов модели «H2», благодаря которым удалось найти клад – schatz – так это пишется на немецком. Почти сто граммов баббла, упакованного в контейнеры из обедненного урана. Интервью давали два человека. Господин Павлов и Виктория – председатель правления компании «Русские роботы». Как и обещал Олег, она решила проблему.

Казна получила баббл, «Русские роботы» – рекламу и клиента, который никуда не денется, а господин Павлов – выстиранную репутацию. На свое счастье, он не успел передать партнерам ни одного контейнера. Роботы очень вовремя «сошли с ума».

В Сети Макс нашел еще кое‑что прошедшее почти незаметно. Десять высших офицеров ФСБ, подавших в отставку. Вероятно, если бы одновременно столько непростых людей пустили себе пулю в висок, это было бы плохо принято широкой общественностью, а так… Правда, что‑то подсказывало Максу, пенсия этих офицеров будет проходить в хорошо охраняемом месте, с короткими прогулками по одному и тому же дворику с высокими стенами и колючей проволокой.

Только одна вещь омрачала отпуск. Жители Хильдена оказались слишком впечатлительными. Роботы, нашедшие клад, – это стоит того, чтобы немного подправить местные законы. Теперь и эта земля открыта для железных недочеловеков. Первые экземпляры должны появиться в Хильдене где‑то через месяц. От корпорации «Русские роботы». Виктория будет довольна.

Цыпки

Ей было двенадцать, было лето и пляж у Петропавловки, когда её кожа впервые покрылась уродливыми красными пятнами. В этот день весь пляж любовался небывалым – что‑то огромное заплыло в реку из залива – то ли кит, то ли дельфин. Огромный плоский хвост раз за разом вспарывал сталь Невы, и отдыхающие пугали себя до восторга предположениями о том, что за зверь заблудился в городских водах. Мама уже раз в пятый пыталась вытащить её из воды, пугала синими губами, скорым прорастанием жабр и грозила позвать папу. Маргарита привычно делала вид, что не слышала, пока не увидела свои руки.

Было стыдно, было страшно, было странно. Пятна размерами с монетку вели наступление, они высаживались на плечи и спускались по локтям до самых кистей, закрепились на стопе, поднялись по ногам, забрались на живот и остановились лишь на самых подступах к стратегически важному объекту – лицу. Мама промокала Риту огромным махровым полотенцем, боясь вытирать. Младший брат Алешка серьезно осмотрел сыпь и важно произнес – «цыпки».

Через два дня пятна почти исчезли, чтобы появиться снова после ванны. Еще через полгода, десяток наступлений и отступлений «цыпок», Маргарита получила диагноз – аллергия на воду. Аллергии не было у её брата, не было у родителей и вообще в роду. Не было в роду больше и таких огромных странных глаз, в таких глазах не нужно отражаться морю, море там уже живет.

К своим двадцати годам Маргарита не просто окончила школу и благополучно преодолела три курса филфака, она стала большим, просто‑таки огромным специалистом по влажным салфеткам и очищающим жидкостям – всему, что было не водой и могло её заменять.

И её страшно тянуло на берег, на границу суши.

После пар в университете, всегда пешком по набережной, гладя гранит, мечтая о том, чтобы прикоснуться к темной влаге, спуститься по ступеням, шаг за шагом все меньше принадлежа воздуху и отдаваясь воде… Нева тяжело перекатывала свои волны, оставаясь недоступной и желанной.

На южных берегах все было иначе – там светлые волны не затягивали, шумели не страшно, и тоски непременно быть с ними – не было. Немного тянуло, не всерьез.

Так же не всерьез она познакомилась с Пашей. К нему тянуло, но тоже совсем немного. Маргарита влюбилась в него позже, случайно. На лекции как‑то особенно упал свет, и она увидела светлый хохолок, совсем такой же, как у её младшего братика, отчаянные глаза. И поверила, поверила этим глазам, заметив усталость в уголках, – все видел, все знаю, попробуй – удиви. Наверное, просто засмотрелась. Наверное, есть критическая масса секунд, смотришь слишком долго, влюбляешься – насовсем.

Это была не первая влюбленность насовсем. Маргарита не знала так ли это у всех, или это еще одна её болезнь – фильмам она верила мало, книги говорили не обо всем – она никого не забывала. Она продолжала любить, пусть отношения скукожились до: он – «с 8 Марта!», она – «с 23‑им» – так брат остается братом, даже если уезжает в экспедицию на Северный полюс, да так там и остается жить. Для Маргариты любовь отличалась географией. Паша был рядом, другие – далеко.

Паша стал первым, кто увидел её цыпки. При всем её мастерстве, оттачиваемом годами, совсем без воды она не могла. Этот вечер был безнадежно испорчен душем. Паша не зло посмеялся и его хохолок впервые не напомнил ей вихры брата. Он тоже сказал «цыпки». Только совсем по‑другому.

На следующий день Маргарита вооружилась длинным рукавами, высоким воротником и классическими джинсами – от талии до пола. На обозрении – только пальцы и лицо. Не впервой. Цыпки в последнее время исчезали все труднее, не за день, не за два. Маргарите было важно уложиться в неделю. К Пашиному дню рождения.

Паша по знаку был Козерогом. Если бы не прогресс, рожденные под этим знаком в Петербурге выживали бы с большим трудом и долго не жили. Слишком холодно и сыро, слишком беспросветно, уже так давно зима, но до весны все еще тянуть и тянуть.

У Козерога Паши были деньги, поэтому‑день рождения решили праздновать в аквапарке. Пластмассовый пляж, море – трущееся о стыки кафельных плиток, бесцветное, мертвое. Из застекленного лета можно через огромное окно выглянуть на залив, застывший белым, можно было прикоснуться к стеклу, чувствуя спиной тепло, и смотреть на холод.

От этого смешения зимы и лета Маргарите стало страшно. Чтобы не бояться – шампанское, чтобы просто уже до отчаяния забыть о зиме – купальник, скрывающий лишь секрет того, как он до сих пор держится, чтобы смотреть на все хотя бы немного сверху вниз – каблуки. Пятки, оторвавшись от земли, выгнули все тело на нужный градус уверенности и красоты.

Паша вдруг стал королем. Только что сидел обычный парень, с хорошо накачанными бицепсами и, как это чаще всего бывает, плохо накачанным прессом и вдруг стал королем. Его королевство было обозначено тем, что Маргарита – выйдя из раздевалки, подошла к нему. Подружки и друзья стали всего лишь свитой, свитой стал бы любой – сегодня Маргарита была не просто хороша – царственно великолепна, как только может быть женщина, которая влюблена, красива, мало того, остается красивой даже тогда, когда ничто её не скрывает.

Паша как раз заканчивал признаваться в любви к своим одноклассникам, одногруппникам – всем, кому повезло оказываться с ним в одном месте в одно время… Он всё еще сюсюкал, когда Маргарита оказалась рядом. Впереди микрофон – сзади бассейн. Паше было легко сделать то, что он хотел. Невозможно удержаться на каблуках, когда ты стоишь в сантиметре от воды на скользкой плитке, а дружеская рука тебя вдруг толкает в бассейн. Маргарита окунулась с головой впервые за восемь лет. Рука Паши, облегчавшая подъем по хлипкой лесенке – не значила ничего. Значило его в микрофон брошенное: «А сейчас мы посмотрим на специальный аттракцион для моих друзей – Цыпки Маргариты».

Аттракцион пользовался успехом. Аттракцион никак не мог скрыться, просто потому, что дверь раздевалки оказалась закрытой. Уже ничего не понимающая Маргарита смогла лишь разрыдаться, броситься с кулаками на Пашу и отскочить от него, как мячик от стенки, просто в силу того, что он был раза в три тяжелее. Ей повезло – нет, не спрятаться – затаиться в подсобке рядом с кухней.

Когда слезы высохли, аквапарк уже опустел. Двери в раздевалку были открыты, а искусственное тепло давно отключено. Лед за окном треснул, будто скорлупа, выпустившая птенца.

Пластмассовые стулья не годились. Маргарита притащила из кухни огромную железную сковородку. Она постаралась насладиться моментом – не так часто удается разбить что‑то огромное. Окно метра три в высоту и два в ширину – должно манить любого.

Ей пришлось бросать сковороду три раза, прежде чем по стеклу побежали трещины. Зато на четвертый раз окно капитулировало, усеяв осколками пол.

Маргарита сняла туфли. Ей было их жаль – классика – тонкий каблук, острый носок. Взобралась на раму и прыгнула. Если бы не трещина во льду, она бы не решилась, но эта новорожденная тьма была так соблазнительна. Маргарита боялась одного – задеть лед.

Никто не видел, никто не сможет рассказать, как она прыгнула, как вошла в воду без всплеска, как её обожгло январской водой Финского залива. Маргарита чувствовала, как покрывается цыпками, чувствовала, хотя уже горели легкие без воздуха, и уже хотелось вынырнуть, только не понять, где дно, а где лед. Что‑то огромное поднялось со дна и подхватило Маргариту, понесло от берега – туда, где льда не бывает в любую зиму, где глубина способна скрыть что угодно.

В честь красного диплома Паша улетел на Бали. Он хотел стать серфером. Желание кончилось после первого заплыва. Паша испугался, но на берегу было достаточно хорошо, чтобы не жалеть о волне. Он все‑таки сумел сделать правильную фотографию, которую потом можно будет показать каждому, кто спросит.

Он оказался в море еще раз, на этот раз на Яхте. Когда океан изменил сам себе, Паша остался один на мостике, хотя вся компания спустилась в салон. На какую‑то секунду Паше показалось, что он идет по Балтике – вода потемнела, от неё шел холод, поменялся даже запах, все моря пахнут по‑разному, океан вдруг дыхнул на него корюшкой… Тогда он и увидел. Паша уже хотел поворачивать, когда огромный плоский хвост взбил волну прямо по курсу. Паша подумал, что фотография кита – это даже круче, чем серфинг.

Они довольно быстро дошли до места, где видели кита. Камера прыгала в руке, а кит все не всплывал. Наконец он услышал всплеск. Ему пришлось бежать на корму, палец уже нажал на кнопку «rec», но камеру он так и не поднял. Он видел её глаза. Он видел её – девушку, которая пропала больше двух лет назад. Маргарита плыла за яхтой. Цыпки за два года превратились в тонкую серебристую чешую, теперь они не казались уродливыми, эти глаза требовали этого серебра.

Маргарита слегка наклонила палубу, ненамного, ровно на столько, чтобы Паша не удержался и плюхнулся в воду. Маргарита не просто изменилась, теперь она весила около четырех тонн и выросла до семи метров. Она могла бы утопить яхту, но ей нужен был только он.

Маргарита медленно опускалась вместе с Пашей на глубину. Теперь она знала, любить навсегда могут только русалки. Она по‑прежнему его любила, и только здесь, на дне, он останется с ней навсегда. Со временем к нему присоединятся другие. Те, кого она до сих пор любит. Рано или поздно каждый погружается в воду.