Южный Крест

Глава, в которой вынесены два приговора, а судья подбирает наказание сообразно преступлению.

Ни на утреннем, ни на дневном заседании Те Рау Тауфаре в свидетели не вызвали. Он наблюдал за отправлением правосудия с последнего ряда, прислонившись к стене, с мрачным, хмурым видом. Когда судья Кемп объявил заключительный перерыв и распорядился, чтобы всех свидетелей, выступавших на сегодняшнем процессе, взяли под стражу, Тауфаре вышел из здания вместе с толпой. Снаружи он увидел бронированную повозку, в которой преступников должны были доставить обратно в тюрьму, и подошел поздороваться с дежурным сержантом, ожидающим тут же.

– Здрасть, мистер Тауфаре, – поприветствовал его сержант.

– Здрасте.

– Как там ваш приятель Стейнз поживает? Все томится в ожидании?

– Да, – кивнул Тауфаре.

– Я сунулся было внутрь, да ничего толком не расслышал. Развлекаловка что надо, верно?

– Очень, – подтвердил Тауфаре.

– А знатно начальнику Шепарду нынче по рукам надавали, что?

– Да.

– Эх, жаль, я не видел, – посетовал сержант.

В это самое мгновение открылась задняя дверь здания суда и в проеме возник пристав.

– Дрейк! – прикрикнул он.

– Да, сэр, – вытянулся в струнку сержант.

– Судья распорядился, чтобы Фрэнсиса Карвера доставили в Сивью, – объявил пристав. – Особый приказ. Отвези его на холм и тут же возвращайся обратно.

Дрейк кинулся открывать двери повозки:

– Только Карвера?

– Только Карвера, – подтвердил пристав. – Да смотри не опоздай к вынесению приговора. Едешь прямиком в Сивью – и тут же назад.

– Будет исполнено.

– Не мешкай там – вот он идет.

Фрэнсиса Карвера со скованными за спиной руками вывели во двор и впихнули в повозку. Забравшись внутрь, Дрейк снял с пояса вторую пару наручников и присоединил кандалы на запястьях Карвера к кольцу, вделанному в стену за сиденьем возницы.

– Ну все, эта штука никуда не денется, – весело заявил он, побряцав кольцом в подтверждение своих слов. – Между вами и миром, мистер Карвер, железо толщиной в дюйм! О-го-го! И чего ж вы такого натворили, что вас со всеми прочими не оставили? Когда я последний раз в зал заглядывал, вы свидетелем выступали на этой чертовой трибуне; минуты не прошло, а вы уж в наручниках!

Карвер не отозвался ни словом.

– В твоем распоряжении час, – напомнил пристав и вернулся внутрь.

Дрейк выпрыгнул из повозки и закрыл двери.

– Хей, мистер Тауфаре, – позвал он, задвигая запор, – как насчет прокатиться вверх по холму и назад? Как раз к приговору успеете.

Тауфаре замялся.

– Что скажете? – не унимался сержант. – Роскошный денек для прогулки, а по дороге вниз разгонимся с ветерком!

Но Тауфаре все еще колебался. И не сводил глаз с запора на дверцах.

– Ну что?

– Нет, – наконец выговорил Тауфаре.

– Как знаете, – пожал плечами Дрейк.

Он вскарабкался на сиденье возницы, взял в руки поводья и хлестнул лошадей; повозка с грохотом покатилась прочь.

* * *

– Мистер Эмери Стейнз, вы признаете себя виновным в том, что сфальсифицировали отчеты по золотому руднику «Аврора» с целью уклониться от уплаты дивидендов, причитающихся мистеру Фрэнсису Карверу в размере пятидесяти процентов от чистой прибыли за год, а также от выплаты премии Джону Лун Цю в неуказанном размере. Вы признаете себя виновным в присвоении значительного количества самородного золота, добытого Джоном Лун Цю на «Авроре» и с тех пор оцененного в сумму четыре тысячи девяносто шесть фунтов. Вы не отрицаете, что украли это золото с «Авроры» и закопали в долине Арахуры с целью его сокрытия. Также вы признаете себя виновным в невыполнении своих обязанностей и утверждаете, что в течение последних двух месяцев пребывали недееспособным вследствие чрезмерного и продолжительного употребления опиума.

Судья отложил в сторону записи и скрестил руки:

– Ваш защитник, мистер Стейнз, сегодня прекрасно справился со своей задачей, представив мистера Карвера в крайне неприглядном свете. Однако, невзирая на его выступление, факт остается фактом: повод нарушить закон не является разрешением нарушить закон. Ваше низкое мнение о мистере Карвере не дает вам права решать, чего он заслуживает и чего не заслуживает… Вы не были очевидцем нападения на мисс Уэдерелл, как, по-видимому, не был и никто другой; потому вы не можете утверждать доподлинно, действительно ли мистер Карвер повинен в этом нападении и вообще имело ли оно место. Безусловно, гибель ребенка – это трагедия, а обстоятельства не в силах умерить горе, но, вынося приговор по вашему делу, мистер Стейнз, мы должны абстрагироваться от трагичности сего события и рассматривать его лишь как провокацию (косвенную провокацию, должен отметить) к совершению вами заранее обдуманных и преднамеренных преступлений, как то: хищение и подлог, в качестве ответной меры. Да, у вас был повод не любить мистера Карвера, не терпеть мистера Карвера и даже презирать его; но, сдается мне, я не погрешу против очевидности, если скажу, что вам следовало довести свое недовольство до сведения хокитикской полиции и тем самым избавить всех нас от многих хлопот… То, что вы признали себя виновным, делает вам честь. Также не могу не отметить, что сегодня вы отвечали на все вопросы суда с должной учтивостью и смирением. Все это наводит на мысль об искреннем раскаянии и уважении к закону. Тем не менее обвинения, против вас выдвинутые, свидетельствуют об эгоистичном пренебрежении контрактными обязательствами, о характере вздорном и своенравном и о неисполнении долга не только по отношению к вашим участкам и приискам, но и по отношению к вашим ближним. Ваше низкое мнение о мистере Карвере, сколь бы оно ни было оправданно, подтолкнуло вас к попытке осуществить самосуд, причем неоднократно и во многих отношениях. В свете этого я нахожу, что вам пойдет весьма на пользу на время отложить в сторону ваши высокие принципы и поучиться ставить себя на место другого… Мистер Карвер являлся акционером «Авроры» на протяжении девяти месяцев. Он исполнил свои договорные обязательства по отношению к вам, а вы дурно его вознаградили. Эмери Стейнз, я приговариваю вас к девяти месяцам принудительных работ.

Стейнз не изменился в лице.

– Да, сэр.

Судья повернулся к Анне.

– Мисс Анна Уэдерелл, – промолвил он, – вы не признали себя виновной ни по одному из выдвинутых против вас обвинений, а в цивилизованном суде мы придерживаемся того принципа, что человек невиновен до тех пор, пока вина его не доказана. Я вполне отдаю себе отчет, что нелицеприятные предположения мистера Мади в отношении начальника тюрьмы Шепарда – это предположения, и не более; тем не менее суд принял их к сведению и, вероятно, воспользуется ими в будущем, в ходе расследования по делу начальника тюрьмы Шепарда и прочих. Между тем для подтверждения вашей вины доказательств явно недостаточно. Вы оправданы по всем статьям. С этой самой минуты вы освобождаетесь из тюрьмы. Надеюсь, что отныне и впредь вы не свернете с пути трезвости, целомудрия и прочих добродетелей цивилизованного общества; само собою разумеется, мне бы крайне не хотелось вновь увидеть вас в этом зале на скамье подсудимых, менее всего – по обвинению в нарушении общественного порядка. Я понятно изъясняюсь?

– Да, сэр.

– Превосходно. – Судья повернулся к скамье адвокатов. – Итак… – очень серьезно начал он, но договорить не успел: с улицы донеслись крики, оглушительный грохот, пронзительное ржание перепуганных лошадей, а затем раздался глухой стук в дверь здания суда, как если бы кто-то ударился об нее всем телом. – Что происходит? – нахмурился судья.

Мади уже вскочил на ноги; он услышал громкие голоса на крыльце, топот и гвалт.

– Кто-нибудь, откройте дверь! – приказал судья. – Посмотрите, что там.

Дверь распахнулась.

– Сержант Дрейк! – воскликнул судья. – В чем дело?

Сержант обвел зал блуждающим взглядом.

– Это Карвер! – воскликнул он.

– Что с ним такое?

– Он мертв!

– Что?!

– Где-то по дороге к Сивью… кто-то, должно быть, проник внутрь… а я ничего не заметил. Я ж лошадьми правил. Открываю двери, чтобы его выгрузить, а он там… мертвый!

Мади стремительно развернулся, опасаясь, что миссис Карвер упала в обморок, – но нет, ничуть не бывало. Побледнев как полотно, она неотрывно смотрела на Дрейка. Мади быстро оглядел знакомые лица вокруг нее. Все свидетели в течение перерыва оставались под стражей, включая и тех, кто давал показания утром; никто из них не покидал здания суда. Тут были и Шепард, и Лодербек, и Фрост, и Левенталь, и Клинч, и Мэннеринг, и Цю, и Нильссен, и Притчард, и Балфур, и Гаскуан, и Девлин. Кого же не хватает?

– Он там, снаружи! – вскричал Дрейк, взмахнув рукой. – Его тело… я сразу вернулся… не смог… не было…

– Он покончил с собой? – громко вопросил судья, перекрывая общий гвалт.

– Вряд ли, – возразил Дрейк. Голос его сорвался на всхлип: – Вряд ли!

Толпа хлынула мимо него к дверям, люди спешили протиснуться наружу.

– Сержант Дрейк! – заорал судья. – Как, ради всего святого, умер Фрэнсис Карвер?

Дрейка уже поглотило людское море. Донесся только голос:

– Кто-то размозжил ему голову!

– Кто? – багровея, взревел судья. – Кто это сделал?

– Говорю же: не знаю!

С улицы долетел пронзительный вопль, затем все разом загомонили, зал суда опустел. Последние несколько человек едва не застряли в дверном проеме; миссис Карвер, зажав рот ладонями, глядела им вслед.

Сожжение [77]