Материнская привязанность и ее нарушение

Известно, что первое чувство, которое проявляется в жизни живого существа, — любовь к матери, и полно­ценное развитие ребенка может осуществляться только в контакте с матерью.

В первые месяцы жизни младенца между ним и мате­рью существует особое состояние взаимности и неразделенности, которое называется нормальной симбиотической связью, то есть особой эмоциональной связью в диаде «мать—ребенок». Эту связь также обозначают термином «кинестетическая эмпатия», который описывает возникающую между матерью и младенцем общность чувств, а также глубинные ощущения и восприятия на эмоциональном уровне физиологического единства, существовавшего во время беременности.

Возникновение симбиотической связи биологически детерминировано, и она, видимо, носит защитный характер, что обеспечивает восприимчивость матери к по­требностям своего ребенка, она воспринимает его чувства как свои собственные. Хорошая мать почти всегда зна­ет что именно хочет сказать ее ребенок, когда плачет, и здесь не нужно вербальное или другое конкретное зна­ковое выражение коммуникативного послания.

Способность матери адекватно реагировать на потреб­ности младенца благодаря симбиотической связи, мож­но обозначить словом отзывчивость. Отзывчивость ха­рактеризуется межличностной чувствительностью, эмпатическим осознанием, предсказуемостью, неназойливостью, эмоциональной доступностью, способностью быстро и гибко эмоционально реагировать.

У большинства детей со стойкой привязанностью к матери отмечаются теплые и нежные взаимоотношения. Такие дети более любознательны, социально независи­мы и компетентны, чем их ровесники в возрасте 2-5 лет.

Следовательно, ребенок отвечает на истинную любовь и заботу матери ответной любовью. При этом дети, кото­рых любят, лучше развиваются.

Определенный глубинный стиль отношения матери к Ребенку, если он был в периоде младенчества, никуда не исчезает и в младшем, среднем и старшем дошкольном возрасте. Вероятно, тот же стиль навязывания своего ибо отсутствие отзывчивости к нуждам ребенка продел­ает существовать в отношениях матери и ребенка и после младенчества — в дошкольном, младшем школьном подростковом возрасте и в юности, меняются лишь его внешние проявления.

Привязанность к матери и зависимость от нее — раз­ные вещи. Слово «зависимость» обозначает функцио­нальную связь, а «привязанность» — форму поведения. В то время как зависимость ребенка от матери при рож­дении максимальна и уменьшается по мере наступления зрелости, привязанность при рождении отсутствует и выявляется позднее, становясь все более сильной.

Поведение привязанности не исчезает по мере взрос­ления, а сохраняется на протяжении всей жизни. Оста­ются прежние или появляются новые люди, в отноше­ниях с которыми имеется близость и общение. И если результаты такого поведения в основном те же самые, то средства их достижения постепенно становятся все бо­лее многообразными.

Согласно теории привязанности, у детей с наличием надежной уверенной привязанности хорошо развиты со­циальные навыки, они доверяют другим людям. Для «ненадежно привязанных детей» характерна несговор­чивость, сопротивление контролю, импульсивность, эмо­циональная вспыльчивость и проявление физической агрессии, следовательно, разрушение эмоциональной привязанности между родителями и детьми ведет к раз­витию агрессивности у детей. Отцы часто сами демонст­рируют модели агрессивного поведения. Матери агрес­сивных детей не требовательные к своим детям, часто равнодушны к их социальной успешности. Создается впечатление, что, прибегая к агрессивному поведению, дети борются за свое выживание, а, вырастая, своим девиантным поведением мстят этому миру, и в первую очередь своим родителям, за то, что их не принимали, не любили, не заботились об их внутреннем мире, поскольку в своей жизни они больше встречали осуждение, чем понимание и участие.

В качестве примера можно привести наблюдение Я Боулби (2003), который в процессе детального изуче­ния 44 детей с нарушением поведения и склонностью к воровству описал так называемый безэмоциональный ха­рактер и установил, что по разным причинам большин­ство из этих детей потеряли мать в самом раннем детстве и не имели никакой постоянной замещающей привязан­ности.

Необходимость проявления эмоциональной теплоты, как ни странно, признается далеко не всеми. Часто даже любящие матери полагают, что детей надо держать в строгости, чтобы они не избаловались, росли самостоя­тельными. Такие матери стараются не брать младенцев на руки, кормить строго по часам, не подходить, когда они плачут. Последствия подобного воспитания печаль­ны: когда детям исполняется 7-8 лет, они часто оказы­ваются клиентами психологических и медицинских кон­сультаций с жалобами на эмоциональное расстройство. А все дело в том, что на первом году жизни ребенок нуж­дается не в принципиальном отношении матери, не в соб­ственной самостоятельности, а в постоянном, неуклон­ном, безусловном проявлении материнского тепла, любви, ласки (Р. К. Мухамедрахимов, 1999).

Обобщенный портрет личности, формирующийся у Ребенка, с рождения оказывающегося в условиях материнской депривации, можно представить таким образом: интеллектуальное отставание, неумение вступать в зна­чимые отношения с другими людьми, вялость эмоцио­нальных реакций, агрессивность, неуверенность в себе. По мнению ряда исследователей, этот тип личности отличается от типа личности человека, лишенного мате­ринской заботы не с рождения, а позже, когда тесная эмоциональная связь уже возникла. В таких случаях разрыв с матерью начинается с тяжелейшего эмоцио­нального переживания ребенка (Л. М. Шипицына и др., 1997).

Уже полугодовалый младенец в первые месяцы раз­луки плачет, требуя мать, ищет кого-нибудь, кто мог бы ее заменить. Второй месяц разлуки характеризуется воз­никновением реакции избегания: если кто-нибудь под­ходит к ребенку, он начинает кричать. Третий месяц зна­менуется тем, что ребенок начинает избегать всяких контактов с миром, у него развивается апатия и аутизм (замкнутость в себе). Так ведут себя дети, не только от­данные в детский дом, но и оказавшиеся в больницах, санаториях, других подобных учреждениях. Обычно пос­ле возвращения в семью последствия депривации посте­пенно проходят, однако в ряде специальных исследова­ний было установлено, что в случае разлуки с матерью длительностью свыше 5-6 месяцев изменения оказыва­ются необратимыми (Р. К. Мухамедрахимов, 1999).

В отличие от ребенка, с рождения оказавшегося без материнской заботы, развитие личности ребенка, имев­шего мать, но в какой-то момент лишившегося ее, идет по так называемому невротическому типу, когда на пе­редний план выступают разного рода защитные механиз­мы. Дети, разлученные с матерью, приспосабливаются новым условиям жизни, часто как бы забывают мать и же начинают относиться к ней негативно: не хотят уз­навать, ломают полученные от нее игрушки (И. В. Дуб­ровина, 1999).

Подобные невротические реакции ярко проявляются в рисунках покинутых детей. Литовский психолог Г.Т. Хоментаускас (1989), анализирующий рисунки семилет­них детей, живших в семьях, а потом отданных в интер­нат, считает, что первое, с чем должен справиться ребе­нок в подобной ситуации разлуки, это назойливые мысли, что он обманут, что он никому не нужен, нелю­бим, что он оставлен всеми — совсем один в этом мире. Такие мысли провоцируют реакции протеста и последу­ющее, практически полностью подавленное, настроение. В этот период ребенок высказывает либо недоумение, либо сильное недоверие ко взрослым: «Все они такие. Они могут обмануть и оставить в любой момент». Дети замыкаются в себе, не делятся своими переживаниями со взрослыми — они как бы переваривают обиду в себе. Если в этот момент попросить ребенка сделать рису­нок семьи, то он всякими способами будет отказывать­ся, неосознанно пытаясь избежать травмирующего пере­живания. Ребенок придумывает самые разнообразные защитные вопросы: «А зачем?», «А что такое семья?» или просто отговаривается: «Я не умею рисовать людей». Даже тогда, когда он приступает к выполнению задания, то долго сидит молча, смотрит по сторонам и, в отличие от ребенка с хорошими эмоциональными отношениями в семье, начинает изображать неодушевленные предме­ты. Для детей в такой ситуации характерно достаточно типичное детальное изображение дома, солнца, туч и отсутствие членов семьи. На первый взгляд кажется па­радоксальным, что в рисунках детей, оторванных от се­мьи, отсутствуют ее члены. Их нет не потому, что ребе­нок о них не помнит или они для него незначимы. Члены семьи, точнее воспоминания о них, связаны с негатив­ными эмоциональными переживаниями — чувствами «покинутости», «нелюбимости», и ребенок избегает та­кой темы. Наряду с этим дети утрачивают доверие к са­мым близким ранее людям, да и к другим взрослым тоже. Они не чувствуют себя в безопасности, им неуютно в ок­ружающем мире.

Г.Т. Хоментаускас (1989) рассматривает возможные пути преодоления ребенком сложившейся ситуации, ее внутренней переработки. Он видит два таких пути. Ре­бенок расценивает отделение от семьи как наказание за то, что он плохой, в результате он теряет самоуважение, начинает испытывать постоянное чувство вины, что и становится основной характеристикой его личности. Это первый путь. Второй — признание того, что во всем ви­новата семья, родители. Внутреннее состояние такого ребенка — это смесь злости, обиды и любви к родителям, что ведет к субъективному разрыву с семьей, повыше­нию агрессивности ребенка.

Согласно А. Адлеру, в идеале мать проявляет истин­ную любовь к своему ребенку — любовь, сосредоточен­ную на его благополучии, а не на собственном материнс­ком тщеславии. Эта здоровая любовь проистекает из настоящей заботы о людях и дает возможность матери воспитывать у своего ребенка социальный интерес. Ее нежность к мужу, к другим детям и людям в целом служит ролевой моделью для ребенка, который усваивается благодаря этому образцу понимание, что в мире существуют и другие значимые люди, а не только члены семьи. Если же она предпочитает исключительно своего мужа, избегает детей и общества, ее дети будут чувствовать себя нежеланными и обманутыми, и потенциальные возможности проявления их социального интереса оста­нутся нереализованными. Любое поведение, укрепляю­щее в детях чувство, что ими пренебрегают и не любят, приводит их к потере самостоятельности и неспособнос­ти к сотрудничеству.

Следовательно, с одной стороны, научные исследова­ния подтверждают устойчивость многих психических черт и свойств личности, формирующихся в раннем дет­стве, под влиянием отношений ребенка с родителями, особенно с матерью. С другой стороны, доказано, что это влияние нельзя считать фатальным, что личность раз­вивается и меняется на протяжении всей жизни, под воз­действием множества разных людей и обстоятельств. Люди, воспитанные в патриархальном духе и убежден­ные в том, что формирование личности осуществляется в основном и даже исключительно в первые пять лет жизни, обычно не сомневаются во всемогуществе роди­телей, приписывая все трудности и недостатки воспита­ния, главным образом, некомпетентности или небреж­ности родителей. Однако дело обстоит гораздо сложнее. Как утверждает И. С. Кон (1989), во-первых, родитель­ское отношение к детям органически связано с общими ориентациями культуры и собственным прошлым опытом родителей; ни то ни другое нельзя изменить «по мановению волшебной палочки»; во-вторых, при всей их значимости, родители никогда не были и не будут единственными и всемогущими вершителями судеб своих детей. На детей оказывает влияние множество других, на первый взгляд, посторонних факторов.

Ребенок, лишенный родительской любви, имеет мень­ше шансов на высокое самоуважение, теплые и дружеские отношения с другими людьми, устойчивый положитель­ный образ «Я» (И. С. Кон, 1989). Недоброжелательность или невнимание со стороны родителей вызывают враждеб­ность у детей. Эта враждебность может проявляться как явно, по отношению к самим родителям, так и скрытно.

Даже ежедневные коррекционные занятия с детьми в раннем возрасте не способствуют установлению близких эмоциональных отношений и формированию у ребенка привязанности (Р. Ж. Мухамедрахимов, 1999).

Попыт­ки улучшения развития детей за счет кратковременных педагогических воздействий не проявились положитель­но в их социально-эмоциональной сфере, что подчеркивает невозможность реализации возможностей детей вне постоянного непрерывающегося общения с отзывчивым и эмоционально доступным близким человеком.