Искусственный интеллект 1 page

Рис. 1. Основные направления исследований в когнитивной психологии

ем или чувствуем вкус), почти всегда есть часть сложного паттерна, состоящего из сенсорных стимулов. Так, когда полицей­ский говорит водителю "проехать через железнодорожный переезд мимо озера... рядом со старой фабрикой", его слова описывают сложные объекты (переезд, озеро, старая фабрика). В какой-то момент полицейский описывает плакат и пред­полагает при этом, что водитель грамот­ный. Но задумаемся над проблемой чте­ния. Чтение — это сложное волевое усилие, при котором от читающего тре­буется построить осмысленный образ из набора линий и кривых, которые сами по себе не имеют смысла. Организуя эти стимулы так, чтобы получились буквы и слова, читающий может затем извлечь из своей памяти значение. Весь этот процесс, выполняемый ежедневно миллиардами людей, занимает долю секунды, и он про­сто поразителен, если учесть, сколько в нем участвует нейроанатомических и когнитивных систем.

Внимание

Полицейский и водитель сталкиваются с несметным количеством признаков окру­жения. Если бы водитель уделял внимание им всем (или почти всем), он точно никогда бы не добрался до хозяйственного магазина. Хотя люди — это существа, собирающие ин­формацию, очевидно, что при нормальных условиях мы очень тщательно отбираем ко­личество и вид информации, которую стоит принимать в расчет. Наша способность к переработке информации очевидно ограни­чена на двух уровнях — сенсорном и когни­тивном. Если нам одновременно навязыва­ют слишком много сенсорных признаков, у нас может возникнуть "перегрузка"; и если мы пытаемся обработать слишком много событий в памяти, тоже возникает перегруз­ка. Последствием этого может оказаться сбой в работе.

В нашем примере полицейский, инту­итивно понимая, что если он перегрузит

систему, то пострадает результат, игнори­рует множество тех признаков, которые водитель конечно бы заметил. И если ил­люстрация, приведенная рядом с текстом диалога, является точной репрезентацией когнитивной карты водителя, то последний действительно безнадежно запутался.

Память

Мог бы полицейский описать дорогу, не пользуясь памятью? Конечно нет; и в отношении памяти это даже более верно, чем в отношении восприятия. И в дей­ствительности память и восприятие ра­ботают вместе. В нашем примере ответ полицейского явился результатом рабо­ты двух типов памяти. Первый тип па­мяти удерживает информацию ограничен­ное время — достаточно долго, чтобы поддержать разговор. Эта система памя­ти хранит информацию в течение корот­кого периода — пока ее не заменит но­вая. Весь разговор занял бы около 120 секунд и маловероятно, чтобы все его детали навсегда сохранились и у полицей­ского, и у водителя. Однако, эти детали хранились в памяти достаточно долго для того, чтобы они оба сохраняли последо­вательность элементов, составляющих диалог¹, и некоторая часть этой информации могла отложиться у них в постоянной памяти. Этот первый этап па­мяти называется кратковременной памя­тью (КВП), а в нашем случае это особый ее вид, называемый рабочей памятью.

С другой стороны, значительная часть содержания ответов полицейского получе­на из его долговременной памяти (ДВП). Наиболее очевидная часть здесь — знание им языка. Он не называет озеро лимонным деревом, место выставок — автопокрышкой, а улицу — баскетболом; он извлекает сло­ва из своей ДВП и использует их более ме­нее правильно. Есть и другие признаки, указывающие на то, что ДВП участвовала в его описании: "...помните, у них была выставка Экспо-84?". Он смог за долю се-

¹ Так, например, полицейский какое-то время должен был помнить, что водитель ищет "Плати-Пакуй", что он знает, где находится выставка, и даже (как минимум до окончания своего вопроса "В каком мотеле Вы остановились?") то, что водитель остановился в мотеле. Аналогично, водитель какое-то время должен помнить, что есть два магазина "Плати-Пакуй" (хотя бы для того, чтобы ответить, что ему нужен тот, где продается сантехника); что полицейский спросил его, знает ли он, где была выставка Экспо; что ему надо проехать мимо старой мельницы и т.п.

кунды воспроизвести информацию о собы­тии, происшедшем несколько лет назад. Эта информация не поступала из непосред­ственного перцептивного опыта; она храни­лась в ДВП вместе с огромным количе­ством других фактов.

Значит, информация, которой владеет полицейский, получена им из восприятия, КВП и ДВП. Кроме того, мы можем сде­лать вывод, что он был мыслящим челове­ком, поскольку вся эта информация была им представлена в виде некоторой схемы, которая "имела смысл".

Воображение

Для того, чтобы ответить на вопрос, полицейский построил мысленный образ окружения. Этот мысленный образ имел форму когнитивной карты: т.е. своего рода мысленной репрезентации для множества зданий, улиц, дорожных знаков, светофо­ров и т.п. Он был способен извлечь из этой когнитивной карты значимые признаки, расположить их в осмысленной последо­вательности и преобразовать эти образы в языковую информацию, которая позволи­ла бы водителю построить сходную когни­тивную карту. Затем эта повторно выст­роенная когнитивная карта дала бы водителю вразумительную картину горо­да, которая могла бы потом быть преобра­зована в акт вождения автомобиля по оп­ределенному маршруту. <...>

Язык

Чтобы правильно ответить на вопрос, полицейскому нужны были обширные зна­ния языка. Это подразумевает знание пра­вильных названий для ориентиров и, что тоже важно, знание синтаксиса языка — т.е. правил расположения слов и связей между ними. Здесь важно признать, что приведенные словесные последовательнос­ти могут не удовлетворить педантичного профессора филологии, но вместе с тем они передают некоторое сообщение. Почти в каждом предложении присутствуют суще­ственные грамматические правила. Поли­цейский не сказал: "них ну это хозяйствен­ном в у"; он сказал: "Ну, это у них в хозяйственном", — и мы все можем по­нять, что имеется в виду. Кроме построе­ния грамматически правильных предло-

жений и подбора соответствующих слов из своего лексикона, полицейский должен был координировать сложные моторные реакции, необходимые для произнесения своего сообщения.

Психология развития

Это еще одна область когнитивной пси­хологии, которая весьма интенсивно изу­чалась. Недавно опубликованные теории и эксперименты по когнитивной психоло­гии развития значительно расширили наше понимание того, как развиваются когнитивные структуры. В нашем случае мы можем только заключить, что говоря­щих объединяет такой опыт развития, ко­торый позволяет им (более или менее) понимать друг друга. <...>

Мышление и формирование понятий

На протяжении всего нашего эпизода полицейский и водитель проявляют спо­собность к мышлению и формированию понятий. Когда полицейского спросили, как попасть в "Плати-Пакуй", он ответил после некоторых промежуточных шагов; вопрос полицейского "Вы знаете, где цирк?" показывает, что если бы водитель знал этот ориентир, то его легко можно было бы на­править в "Плати-Пакуй". Но раз он не знал, полицейский выработал еще один план ответа на вопрос. Кроме того, поли­цейский очевидно был сбит с толку, когда водитель сказал ему, что в мотеле "Уни­верситетский" замечательная библиотека. Мотели и библиотеки — это обычно не­совместимые категории, и полицейский, который так же, как и вы, знал об этом, мог бы спросить: "Что же это за мотель та­кой!". Наконец, употребление им некото­рых слов (таких как "железнодорожный переезд", "старая фабрика", "железная ог­рада") свидетельствует, что у него были сформированы понятия, близкие к тем, которыми располагал водитель.

Человеческий интеллект

И полицейский, и водитель имели не­которые предположения об интеллекте друг друга. Эти предположения включали — но не ограничивались этим — способность

понимать обычный язык, следовать инст­рукциям, преобразовывать вербальные опи­сания в действия и вести себя соответствен­но законам своей культуры. <...>

Искусственный интеллект

В нашем примере нет непосредствен­ной связи с компьютерными науками; од­нако специальная сфера компьютерных наук, именуемая "Искусственный интел­лект" (ИИ) и нацеленная на моделирова­ние познавательных процессов человека, оказала огромное влияние на развитие когнитивной науки — особенно с тех пор, как для компьютерных программ искус­ственного интеллекта потребовались зна­ния о том, как мы обрабатываем инфор­мацию. Соответствующая и весьма захватывающая тема <...> затрагивает вопрос о том, может ли "совершенный ро­бот" имитировать человеческое поведение. Вообразим, например, эдакого сверхробо­та, овладевшего всеми способностями че­ловека, связанными с восприятием, памя­тью, мышлением и языком. Как бы он ответил на вопрос водителя? Если бы ро­бот был идентичен человеку, то и ответы его были бы идентичны, но представьте себе трудности разработки программы, которая бы ошиблась — так же, как это сделал полицейский ("вы поворачиваете налево"),— и затем, заметив эту ошибку, исправила бы ее ("нет, направо"). <...>

Представления современной

КОГНИТИВНОЙ ПСИХОЛОГИИ

Возрождение когнитивной психологии

<...> Начиная с конца 50-х гг. инте­ресы ученых снова сосредоточились на внимании, памяти, распознавании образов, образах, семантической организации, язы­ковых процессах, мышлении и других "ког­нитивных" темах, однажды сочтенных под давлением бихевиоризма неинтересными для экспериментальной психологии. По мере того как психологи все более повора­чивались лицом к когнитивной психоло­гии, организовывались новые журналы и научные группы, и когнитивная психоло­гия еще более упрочивала свои позиции,

становилось ясно, что эта отрасль психо­логии сильно отличается от той, что была в моде в 30-х и 40-х годах. Среди важней­ших факторов, обусловивших эту неоког­нитивную революцию, были такие:

"Неудача" бихевиоризма. Бихевиориз­му, который вообще изучал внешние реак­ции на стимулы, не удалось объяснить раз­нообразие человеческого поведения. Стало, таким образом, очевидным, что внутрен­ние мысленные процессы, косвенно связан­ные с непосредственными стимулами, вли­яют на поведение. Некоторые полагали, что эти внутренние процессы можно опреде­лить и включить их в общую теорию ког­нитивной психологии.

Возникновение теории связи. Теория связи спровоцировала проведение экспе­риментов по обнаружению сигналов, вни­манию, кибернетике и теории информации — т.е. в областях, существенных для ког­нитивной психологии.

Современная лингвистика. В круг воп­росов, связанных с познанием, были вклю­чены новые подходы к языку и граммати­ческим структурам.

Изучение памяти. Исследования по вербальному научению и семантической организации создали крепкую основу для теорий памяти, что привело к развитию моделей систем памяти и появлению про­веряемых моделей других когнитивных процессов.

Компьютерная наука и другие техно­логические достижения. Компьютерная наука и особенно один из ее разделов — искусственный интеллект (ИИ) — заста­вили пересмотреть основные постулаты, касающиеся обработки и хранения инфор­мации в памяти, а также научения языку. Новые устройства для экспериментов зна­чительно расширили возможности иссле­дователей.

От ранних концепций репрезентации знаний и до новейших исследований счи­талось, что знания в значительной степе­ни опираются на сенсорные входные сиг­налы. Эта тема дошла к нам еще от греческих философов и через ученых эпо­хи ренессанса — к современным когни­тивным психологам. Но идентичны ли внутренние репрезентации мира его фи­зическим свойствам? Все больше свиде­тельств того, что многие внутренние реп­резентации реальности — это не то же

самое, что сама внешняя реальность — т.е. они не изоморфны. Работа Толмена с ла­бораторными животными заставляет предположить, что информация, получен­ная от органов чувств, хранится в виде абстрактных репрезентаций.

Несколько более аналитичный подход к теме когнитивных карт и внутренних реп­резентаций избрали Норман и Румельхарт (1975). В одном из экспериментов они по­просили жителей общежития при коллед­же нарисовать план своего жилья сверху. Как и ожидалось, студенты смогли иденти­фицировать рельефные черты архитектур­ных деталей — расположение комнат, ос­новных удобств и приспособлений. Но были также упущения и просто ошибки. Многие изобразили балкон вровень с наружной сто­роной здания, хотя на самом деле он выс­тупал из нее. Из ошибок, обнаруженных в схеме здания, мы можем многое узнать о внутреннем представлении информации у человека. Норман и Румельхарт пришли к такому выводу:

"Репрезентация информации в памяти не является точным воспроизведением ре­альной жизни; на самом деле это сочета­ние информации, умозаключений и рекон­струкций на основе знаний о зданиях и мире вообще. Важно отметить, что когда студентам указывали на ошибку, они все очень удивлялись тому, что сами нарисо­вали".

На этих примерах мы познакомились с важным принципом когнитивной психо­логии. Наиболее очевидно то, что наши представления о мире не обязательно иден­тичны его действительной сущности. Ко­нечно, репрезентация информации связа­на с теми стимулами, которые получает наш сенсорный аппарат, но она также подвер­гается значительным изменениям. Эти изменения, или модификации, очевидно связаны с нашим прошлым опытом¹, ре­зультатом которого явилась богатая и сложная сеть наших знаний. Таким обра-

зом, поступающая информация абстраги­руется (и до некоторой степени искажает­ся) и хранится затем в системе памяти человека. Такой взгляд отнюдь не отрица­ет, что некоторые сенсорные события не­посредственно аналогичны своим внутрен­ним репрезентациям, но предполагает, что сенсорные стимулы могут при хранении подвергаться (и часто это так и есть) абст­рагированию и модификации, являющих­ся функцией богатого и сложно пере­плетенного знания, структурированного ранее. <...>

Проблема того, как знания представле­ны в уме человека, относится к наиболее важным в когнитивной психологии. В этом разделе мы обсуждаем некоторые вопросы, непосредственно связанные с ней. Из множества уже приведенных примеров и еще большего их количества, ожидаю­щего нас впереди, ясно следует, что наша внутренняя репрезентация реальности имеет некоторое сходство с реальностью внешней, но когда мы абстрагируем и пре­образуем информацию, мы делаем это в свете нашего предшествующего опыта.

Концептуальные науки² и когнитивная психология

В этой книге часто будут употреблять­ся два понятия — о когнитивной модели и о концептуальной науке. Они связаны меж­ду собой, но различаются в том смысле, что "концептуальная наука" — это очень общее понятие, тогда как термин "когнитивная модель" обозначает отдельный класс кон­цептуальной науки. При наблюдении за объектами и событиями — как в экспери­менте, где те и другие контролируются, так и в естественных условиях — ученые раз­рабатывают различные понятия с целью:

• организовать наблюдения;

• придать этим наблюдениям смысл;

• связать между собой отдельные мо­менты, вытекающие из этих наблюдений;

'Ряд теоретиков придерживаются мнения, что некоторые структуры — например, языковые — являются универсальными и врожденными.

² У Солсо концептуальная наука — это наука, предметом которой являются понятия и теорети­ческие построения, а не физическая природа, как в естественных науках. Понятие концептуальной науки уже, чем понятие гуманитарной науки, к которой относятся психология, философия, социо­логия, история и т.д. Ближе всего концептуальная наука соответствует нашему термину "методо­логия науки", науковедение.

• развивать гипотезы;

• предсказывать события, которые еще не наблюдались;

• поддерживать связь с другими уче­ными.

Когнитивные модели — это особая разновидность научных концепций, и они имеют те же задачи. Определяются они обычно по-разному, но мы определим ког­нитивную модель как метафору, основан­ную на наблюдениях и выводах, сделан­ных из этих наблюдений, и описывающих, как обнаруживается, хранится и исполь­зуется информация¹.

Ученый может подобрать удобную ме­тафору, чтобы возможно элегантнее выст­роить свои понятия. Но другой исследо­ватель может доказать, что данная модель неверна и потребовать пересмотреть ее или вообще от нее отказаться. Иногда модель может оказаться настолько полез­ной в качестве рабочей схемы, что даже будучи несовершенной она находит свою поддержку. Например, хотя в когнитив­ной психологии постулируются два вы­шеописанных вида памяти — кратковре­менная и долговременная — есть неко­торые свидетельства <...>, что такая дихотомия неверно представляет реаль­ную систему памяти. Тем не менее, эта метафора весьма полезна при анализе когнитивных процессов. Когда какая-ни­будь модель теряет свою актуальность в качестве аналитического или описатель­ного средства, от нее просто отказыва­ются. <...>

Возникновение новых понятий в про­цессе наблюдений или проведения экспе­риментов — это один из показателей разви­тия науки. Ученый не изменяет природу — ну разве что в ограниченном смысле,— но наблюдение за природой изменяет пред­ставления ученого о ней. А наши представ­ления о природе, в свою очередь, направля­ют наши наблюдения! Когнитивные модели, так же как и другие модели концептуаль­ной науки, есть следствие наблюдений, но в определенной степени они же — опреде-

ляющий фактор наблюдений. Этот вопрос связан с уже упоминавшейся проблемой: в каком виде наблюдатель репрезентиру­ет знания. Как мы убедились, есть много случаев, когда информация во внутренней репрезентации не соответствует точно внешней реальности. Наши внутренние репрезентации перцептов могут искажать реальность. "Научный метод" и точные инструменты — это один из способов под­вергнуть внешнюю реальность более точ­ному рассмотрению. На самом деле не прекращаются попытки представить на­блюдаемое в природе в виде таких когни­тивных построений, которые были бы точными репрезентациями природы и од­новременно совместимы со здравым смыс­лом и пониманием наблюдателя <...>.

Логику концептуальной науки мож­но проиллюстрировать на примере разви­тия естественных наук. Общепризнанно, что материя состоит из элементов, суще­ствующих независимо от непосредствен­ного их наблюдения человеком. Однако, то, как эти элементы классифицируются, оказывает огромное влияние на то, как ученые воспринимают физический мир. В одной из классификаций "элементы" мира разделены на категории "земля", "воздух", "огонь" и "вода". Когда эта ар­хаичная алхимическая систематика усту­пила дорогу более критическому взгляду, были "обнаружены" такие элементы, как кислород, углерод, водород, натрий и зо­лото, и тогда стало возможным изучать свойства элементов при их соединении друг с другом. Были открыты сотни раз­личных законов, касающихся свойств со­единений из этих элементов. Так как элементы очевидно вступали в соединения упорядоченно, возникла идея, что элемен­ты можно было бы расположить по опре­деленной схеме, которая придала бы смысл разрозненным законам атомарной химии. Русский ученый Дмитрий Мен­делеев взял набор карточек и написал на них названия и атомные веса всех извес­тных тогда элементов — по одному на

¹ Некоторые философы утверждают, что концептуальная наука и когнитивные модели предсказуе­мы на том основании, что природа структурирована и роль ученого состоит именно в том, чтобы обнаружить "самую глубокую" структуру. Я бы не подписался под таким утверждением. Природа — включая познавательную природу человека — объективно существует. Концептуальная наука строит­ся человеком и для человека. Построенные учеными понятия и модели — суть метафоры, отражаю­щие "реальную" природу вселенной и являющиеся исключительно человеческими творениями. Они есть продукт мысли, который может отражать реальность.

каждой. Располагая эти карточки так и сяк снова и снова, он наконец получил осмысленную схему, известную сегодня как периодическая таблица элементов.

То, что он сделал — это подходящий пример того, как естественная, природная информация структурируется мыслью че­ловека, так что она одновременно точно изображает природу и поддается понима­нию. Важно, однако, помнить, что перио­дическое расположение элементов имело много интерпретаций. Интерпретация Менделеева была не единственной из возможных; возможно, она не была даже лучшей; в ней даже могло не быть есте­ственного расположения элементов, но предложенный Менделеевым вариант по­мог понять часть физического мира и был очевидно совместим с "реальной" при­родой.

Концептуальная когнитивная психоло­гия имеет много общего с задачей, кото­рую решал Менделеев. "Сырому" наблю­дению за тем, как приобретаются, хранятся и используются знания, не хватает фор­мальной структуры. Когнитивные науки, так же как и естественные, нуждаются в схемах, которые были бы интеллектуаль­но совместимы и научно достоверны одно­временно.

Когнитивные модели

Как мы уже говорили, концептуальные науки, включая когнитивную психологию, имеют метафорический характер. Моде­ли явлений природы, в частности, когни­тивные модели,— это служебные абстрак­тные идеи, полученные из умозаключений, основанных на наблюдениях. Строение элементов может быть представлено в виде периодической таблицы, как это сделал Менделеев, но важно не забывать, что эта классификационная схема является мета­форой. И утверждение, что концептуаль­ная наука является метафорической, нис­колько не уменьшает ее полезность. Действительно, одна из задач построения моделей — это лучше постичь наблюдае­мое. А концептуальная наука нужна для другого: она задает исследователю некую схему, в рамках которой можно испыты­вать конкретные гипотезы и которая по­зволяет ему предсказывать события на основе этой модели. Периодическая таб-

лица очень изящно удовлетворяла обеим этим задачам. Исходя из расположения элементов в ней, ученые могли точно пред­сказывать химические законы соединения и замещения, вместо того, чтобы проводить бесконечные и беспорядочные эксперимен­ты с химическими реакциями. Более того, стало возможным предсказывать еще не открытые элементы и их свойства при полном отсутствии физических доказа­тельств их существования. И если вы за­нимаетесь когнитивными моделями, не за­бывайте аналогию с моделью Менделеева, поскольку когнитивные модели, как и мо­дели в естественных науках, основаны на логике умозаключений и полезны для по­нимания когнитивной психологии.

Короче говоря, модели основываются на выводах, сделанных из наблюдений. Их задача — обеспечить умопостигаемую реп­резентацию характера наблюдаемого и помочь сделать предсказания при разви­тии гипотез. Теперь рассмотрим несколь­ко моделей, используемых в когнитивной психологии.

Начнем обсуждение когнитивных мо­делей с довольно грубой версии, делившей все когнитивные процессы на три части: обнаружение стимулов, хранение и преоб­разование стимулов и выработку ответных реакций:

Обнаружение_ стимулов

Хранение

• преобразованных

стимулов

Выработка

ответных

реакций

Эта суховатая модель, близкая упоми­навшейся ранее S—R модели, часто исполь­зовалась в том или ином виде в прежних представлениях о психических процессах. И хотя она отражает основные этапы раз­вития когнитивной психологии, но в ней так мало подробностей, что она едва ли способна обогатить наше "понимание" ког­нитивных процессов. Она также не спо­собна породить какие-либо новые гипоте­зы или предсказывать поведение. Эта примитивная модель аналогична древним представлениям о вселенной как состоя­щей из земли, воды, огня и воздуха. Подоб­ная система действительно представляет один из возможных взглядов на когнитив­ные явления, но она неверно передает их сложность.

Одна из первых и наиболее часто упо­минаемых когнитивных моделей касает-

ся памяти. В 1890 году Джеймс расши­рил понятие памяти, разделив ее на "пер­вичную" и "вторичную" память. Он пред­полагал, что первичная память имеет дело с происшедшими событиями, а вторичная память — с постоянными, "неразрушимы­ми" следами опыта.

Позднее, в 1965 году Во и Норман пред­ложили новую версию этой же модели и оказалось, что она во многом приемлема. Она понятна, она может служить источни­ком гипотез и предсказаний,— но она так­же слишком упрощена. Можно ли с ее помощью описать все процессы человечес­кой памяти? Едва ли; и развитие более сложных моделей было неизбежно. <...> В нее была добавлена новая система хра­нения и несколько новых путей информа­ции. Но даже эта модель является непол­ной и требует расширения.

За последнее десятилетие построение когнитивных моделей стало излюбленным времяпрепровождением психологов, и не-

которые из их творении поистине велико­лепны. Обычно проблема излишне простых моделей решается добавлением еще одно­го "блока", еще одного информационного пути, еще одной системы хранения, еще одного элемента, который стоит проверить и проанализировать. Подобные творческие усилия выглядят вполне оправданными в свете того, что мы сейчас знаем о богат­стве когнитивной системы человека.

Теперь вы можете сделать вывод, что изобретение моделей в когнитивной пси­хологии вышло из-под контроля подобно ученику волшебника. Это не совсем верно, ибо это настолько обширная задача — т.е. анализ того, как информация обнаружи­вается, представляется, преобразуется в знания, и как эти знания используются,— что как бы мы ни ограничивали наши концептуальные метафоры упрощенными моделями, нам все равно не удастся исчер­пывающим образом разъяснить всю слож­ную сферу когнитивной психологии <...>.

Э.Дюркгейм

[СОЦИАЛЬНАЯ ОБУСЛОВЛЕННОСТЬ ПСИХИЧЕСКОЙ ЖИЗНИ ЧЕЛОВЕКА]¹

Вместе с обществами видоизменяются и индивиды вследствие изменений, проис­ходящих в числе социальных единиц и в их отношениях.

Во-первых, они все более освобождают­ся от гнета организма. Животное находит­ся почти исключительно в зависимости от физической среды; его биологическое стро­ение предопределяет его существование. Человек, наоборот, зависит от социальных причин. Конечно, животные также образу­ют общества; но, так как они весьма малы, то коллективная жизнь в них очень проста; она в то же время и неподвижна, так как равновесие таких малых обществ непремен­но устойчиво. По двум этим причинам она легко закрепляется в организме; она не только имеет в нем свои корни, но цели­ком воплощается в нем, так что теряет свои собственные черты. Она функционирует благодаря системе инстинктов, рефлексов, не отличающихся, по существу, от тех, ко­торые обеспечивают функционирование органической жизни. Они содержат, прав­да, ту особенность, что приспособляют ин­дивида к социальной среде, а не к физичес­кой; их причины — явления совместной жизни. Однако они по своей природе те же, что в известных случаях без предваритель­ного воспитания вызывают движения, необ­ходимые для полета и ходьбы. Совсем иное видим мы у человека, потому что образуе-

мые им общества обширнее; даже самые малые из известных человеческих обществ превосходят по величине большинство об­ществ животных. Будучи более сложными, они также более изменчивы, и благодаря обеим этим причинам социальная жизнь в человечестве не закрепляется в биологи­ческой форме. Даже там, где она наиболее проста, она сохраняет свою специфичность. Постоянно существуют верования и обычаи, которые являются общими для людей, не будучи начертанными в их тканях. Но эта черта проявляется резче по мере прираще­ния социального вещества и плотности. Чем больше ассоциировавшихся лиц и чем сильнее они воздействуют друг на дру­га, тем более также продукт этих воздей­ствий выходит из пределов организма. Че­ловек, таким образом, оказывается во власти причин sui generis, относительная доля которых в устройстве человеческой природы становится все значительней.

Более того, влияние этого фактора уве­личивается не только относительно, но и абсолютно. Та же причина, которая уве­личивает значение коллективной среды, влияет на органическую среду так, что делает ее более доступной действию со­циальных причин и подчиняет ее им. Так как больше индивидов живут вместе, то общая жизнь богаче и разнообразнее; но, чтобы это разнообразие было возможно, необходима меньшая определенность орга­нического типа, с тем чтобы он был в состоянии разветвляться. Мы видели, в самом деле, что стремления и способнос­ти, передаваемые по наследству, становят­ся все более общими и неопределенными, и следовательно, не подверженными при­нятию формы инстинктов. Таким обра­зом, происходит явление, как раз обрат­ное тому, которое наблюдается в начале эволюции. У животных организм асси­милирует социальные факты и, лишая их особой природы, превращает в факты био­логические. Социальная жизнь материа-лизируется. В человечестве, наоборот (осо­бенно в высших обществах), социальные причины замещают органические. Орга­низм спиритуализируется.

Вследствие этого изменения формы за­висимости индивид преобразуется. Так как

' Дюркгейж Э. О разделении общественного труда // О разделении общественного труда. Метод социологии. М.: Наука, 1991. С. 322—327.