Кровообращение и дыхание 3 page

¹ Сравни преимущественно труды Ф. Крюгера, особенно tiber psychische Ganzheit в журнале "Neue Psychol. Stud.", В. 1, 1926. К этому совсем краткое резюме: Н. Volkelt. Uber die Forschungsrichtung des Psychologischen Institute der Universitat Leipzig,Erfurt,K. Stenger,1925.

² cm. Volkelt H. Primitive Komplexqualitaten in Kinderzeichnungen. Bericht ub. d. VIII. Leipziger Kongress d. exper. Psychol., Jena, 1924, а также Успехи детской экспериментальной психологии (первая часть настоящего перевода).

³ Некоторые формулировки на этих страницах явились в результате совместной работы с Л. Гоффман.

ствие впечатления от оптического объек­та состоит в первую очередь отнюдь не в оптически воспринятых качествах данных предметов, а преимущественно в таких особенностях, которые играют главную роль при тактильно-моторном взаимо­противопоставлении (Auseinandersetzung) ребенка с объектами. Таким образом наи­большее влияние должно быть отнесено за счет качеств предмета, могущих быть воспринятыми тактильно-моторным пу­тем, и за счет тактильно-моторных воз­действий самого предмета на ребенка, осо­бенно же за счет реактивных и активных ответных проявлений самого ребенка. Все эти перекрестные воздействия значитель­но и во многих отношениях превосходят оптическое, они даже часто сильно ото­двигают оптическое на задний план в пользу других, преимущественно тактиль­но-моторных сторон переживания, отли­чающихся, как правило, очень сильно акцентуированной эмоциональной аффек­тивной и волютивной окраской.

Таким образом становится ясным, что детское графическое изображение этих переживаний, имеющих своим основным моментом, как правило, неоптически-пред­метное, отнюдь не заключается в непос­редственной передаче или в копии изо­лированно-оптического. Графически вы­ражая эти свои переживания, ребенок часто стремится уловить каким бы то ни было образом преимущественно неопти­ческое. Для нас, взрослых, в общем пре­валирующее значение имеют оптические свойства и задачи оптического изображе­ния при графической передаче предмета <...>. Однако, основываясь на этом, мы отнюдь не должны отыскивать преимуще­ственно оптического осознавания предме­та в графическом изображении его ре­бенком. Напротив того, способы выраже­ния, имеющие место в детской графике, носят значительно более опосредствован­ный характер. Они являются посредни­ком между нами и тем чрезвычайно многим и разнообразным, что не может быть передано непосредственно оптичес­ким путем уже по одному тому, что оно само содержит очень многое, часто почти исключительно неоптическое. До сих пор эту опосредствованную функцию выраже­ния в детском рисунке мы обозначали просто словом "символическая". Скоро

мы однако убедимся и притом яснее, чем это было уже намечено в последних из­ложениях, что термин "символический" крайне недостаточен для выражения опи­санного своеобразия графического выра­жения в раннем детстве.

Наилучшими примерами примитивно­го выражения такого взаимопротивопостав­ления ребенка и объекта может служить изображение углов, например, у ромба, тре­угольника или у куба, или передача острия конуса. Заостренность всех этих форм пе­редается на ранних ступенях развития по­всюду в виде своеобразного выражения ди­намики углов и заострений и того, главным образом, тактильно-моторного взаимного противопоставления, которое существует между ними и ребенком, а вовсе не в виде копирующего срисовывания соответствую­щих линий или поверхностей, образующих данный угол или заострение. Как графи­ческое выражение острия мы здесь встре­чаем один или даже несколько лучей, ост­рые наросты, вздутые, колючие выступы или, очень часто, одну основательную точ­ку, помещенную в направлении действия острия <...>.

Во всех этих случаях находит свое вы­ражение не только то фигурное или про­странственное, что присуще углу или ос­трию, но и взаимодействие между углом или острием, с одной стороны, и рукой ре­бенка, с другой. Часто даже подчеркива­ется почти исключительно это взаимодей­ствие, причем перевес находится на стороне то одних, то других черт соответ­ствующего переживания, объединенного в один тесный комплекс.

Или, например, фигура, состоящая из квадратной решетки, охотно передается в виде конгломерата маленьких квадратов или кружков, которые должны выражать наличие дырок в фигуре и даже самый момент проникания через эти дырки <...>.

Или при передаче круглых предметов в детском решении обычно участвует то, что эти предметы могут кататься, и что есть возможность их постижения кругом со всех сторон <...>.

Короче говоря, всякий раз, тем или иным способом, привлекается для учас­тия в графическом изображении то жиз­ненное, деятельное, нередко многосторон­нее взаимопротивопоставление, которое имеет место между ребенком и объектом

и нередко играет почти исключительную, решающую роль в этом деле.

Опыты, недавно произведенные нами над учениками деревенской школы для взрослых (Fortbildungsschuler) и над не­сколькими "простыми людьми" более стар­шего возраста, жителями захолустного про­винциального городка, показали нам, насколько глубоко коренятся в человечес­кой натуре вышеуказанные примитивнос­ти, характеризующие стиль ребенка в пе­риод раннего детства. Этим испытуемым мы предлагали для рисования те же объек­ты, которые до того были даны и детям, и, как правило, их рисунки отличались от работ маленьких детей большой склонно­стью к перспективе. Однако наряду с этим, нередко в виде странного смешения стилей, повсюду выступали весьма примитивные черты, уже знакомые нам из работ малень­ких детей. Например, мы находим в этих рисунках вышеуказанное стремление пере­давать вещи не с одной единой точки зре­ния, создающейся при их рассмотрении с оп­ределенного места, а так, чтобы дать выражение самой сущности вещей. Так в некоторых рисунках, изображающих куб,

мы находим характерное соединение раз­личной окраски или разнообразных отме­ток, расположенных на различных его сто­ронах, т. е. таких основных свойств, которые, будучи присущи различным ча­стям куба, не могут быть восприняты при рассмотрении вещи с одной стороны. Или даже мы встречаемся с соединением в одно комплексное, относительно гештальтиро-ванное примитивное целое таких свойств объекта, которые сами по себе расположе­ны друг рядом с другом в совершенно рас­члененном виде. Так, например, к нашему удивлению мы здесь снова натолкнулись на слияние круглости и удлиненности цилин­дра в один характерный овал, т. е. на то, что мы так часто наблюдали у детей дошколь­ного возраста. Совершенно очевидно, что преподавание рисования в народной шко­ле зачастую прививает лишь побеги, кото­рые очень быстро снова отмирают.

Своеобразие этого естественного при­митивного стиля выступает, как и следо­вало ожидать, еще с большей силой, когда усложняются условия восприятия подле­жащих передаче объектов, например, со­кращается время экспозиции.

К.Роджерс

ПОЛНОЦЕННО

ФУНКЦИОНИРУЮЩИЙ

ЧЕЛОВЕК¹

В основном мои взгляды на значение понятия "хорошая жизнь" основаны на опыте работы с людьми в очень близких, интимных отношениях, называемых пси­хотерапией. Таким образом, мои взгляды основаны на опыте или чувствах, в проти­воположность, например, научному или философскому основанию. Наблюдая за людьми с расстройствами и проблемами, жаждущими добиться хорошей жизни, я составил себе представление о том, что они под этим подразумевают.

Мне следовало бы с самого начала по­яснить, что мой опыт получен благодаря выгодной позиции определенного направ­ления в психотерапии, которое развивалось в течение многих лет. Вполне возможно, что все виды психотерапии в чем-то основ­ном схожи между собой, но, поскольку сей­час я уверен в этом менее, чем раньше, я хотел бы, чтобы вам было ясно, что мой психотерапевтический опыт развивался в русле направления, которое мне кажется наиболее эффективным. Это — психотера­пия, "центрированная на клиенте".

Разрешите мне попытаться кратко опи­сать, как выглядела бы эта психотерапия, если бы она была оптимальной во всех от­ношениях. Я чувствую, что больше всего узнал о хорошей жизни из опыта психоте­рапии, в процессе которой происходило много изменений. Если бы психотерапия была во всех отношениях оптимальной (как

интенсивная, так и экстенсивная), терапист был бы способен войти в интенсивные субъективные личностные отношения с клиентом, относясь к нему не как ученый к объекту изучения, не как врач к пациен­ту, а как человек к человеку. Тогда тера­пист почувствовал бы, что его клиент — безусловно, человек с различными досто­инствами, обладающий высокой ценностью независимо от его положения, поведения или чувств. Это также значило бы, что терапист искренен, не прячется за фаса­дом защит и встречает клиента, выказы­вая чувства, которые он испытывает на органическом уровне. Это значило бы, что терапист может разрешить себе понять клиента; что никакие внутренние барье­ры не мешают ему чувствовать то, что чув­ствует клиент в каждый момент их отно­шений; и что он может выразить клиенту какую-то часть своего эмпатического по­нимания. Это значит, что тераписту было бы удобно полностью войти в эти отноше­ния, не зная когнитивно, куда они ведут; и что он доволен, что создал атмосферу, ко­торая дает возможность клиенту с наиболь­шей свободой стать самим собой.

Для клиента оптимальная психотера­пия значила бы исследование все более не­знакомых, странных и опасных чувств в себе; исследование, которое только потому и возможно, что клиент начинает посте­пенно понимать, что его принимают без всяких условий. Поэтому он знакомится с такими элементами своего опыта, осозна­ние которых в прошлом отрицалось, так как они были слишком угрожающими и разрушающими структуру его "Я". В этих отношениях он обнаруживает, что пережи­вает во всей полноте, до конца эти чувства так, что на данный момент он и есть его страх или гнев, нежность или сила. И ког­да он живет этими различными по интен­сивности и разнообразными чувствами, он обнаруживает, что он чувствует свое "Я", что он и есть все эти чувства. Он видит, что его поведение конструктивно изменя­ется в соответствии с его новым прочув­ствованным "Я". Он подходит к осозна­нию, что ему больше не нужно бояться того, что может содержаться в опыте, и он мо­жет свободно приветствовать его как часть изменяющегося и развивающегося "Я".

¹ Роджерс К. Взгляд на психотерапию. Становление человека. М.: Прогресс, 1994. С. 234—247.

Это маленький набросок того, к чему близко подходит центрированная на кли­енте психотерапия, если она оптимальная. Я представляю ее здесь просто в качестве контекста, в котором сформировались мои представления о хорошей жизни.

Наблюдение с отрицательным выводом

Когда я старался жить, понимая опыт своих клиентов, я постепенно пришел к од­ному отрицательному выводу о хорошей жизни. Мне кажется, что хорошая жизнь — это не застывшее состояние. По моему мнению, она не является состоянием добро­детели, довольства, нирваны или счастья. Это — не условия, к которым человек при­спосабливается, в которых он реализуется или актуализируется. Используя психоло­гические термины, можно сказать, что это не состояние уменьшения влечения, умень­шения напряженности и не гомеостаз¹.

Мне кажется, что при использовании этих терминов подразумевалось, что когда достигнуто одно или несколько из этих со­стояний, то и цель жизни достигнута. Ко­нечно, для многих людей счастье или при­способленность — синонимы хорошей жизни. Даже ученые в области обществен­ных наук часто говорили, что цель процес­са жизни — уменьшение напряженности, достижение гомеостаза, или равновесия.

Поэтому я с удивлением и с некото­рым беспокойством понял, что мой лич­ный опыт не подтверждает ни одно из этих положений. Если я сосредоточусь на опы­те некоторых индивидов, достигших наи­высшей степени продвижения во время пси­хотерапевтических отношений и в после­дующие годы, кажется, показавших действительный прогресс на пути к хоро­шей жизни, то, по-моему, их состояние нельзя точно описать ни одним из выше­приведенных терминов, относящихся к ста­тичности существования. Я думаю, они сочли бы себя оскорбленными, если бы их захотели описать таким словом, как "при­способленные"; и они считали бы непра­вильным описывать себя как "счастливых", "довольных" или даже "актуализующих-ся". Хорошо зная их, я посчитал бы невер-

ным сказать, что у них уменьшена напря­женность побуждений или что они нахо­дятся в состоянии гомеостаза. Поэтому мне приходится спрашивать себя, можно ли обобщить их случаи, есть ли какое-нибудь определение хорошей жизни, соответству­ющее жизненным фактам, которые я на­блюдал. Я считаю, что дать ответ совсем не просто, и мои дальнейшие утверждения весьма гипотетичны.

Наблюдение с положительным выводом

Если попытаться вкратце изложить описание этого понятия, я полагаю, это све­дется примерно к следующему:

Хорошая жизнь — это процесс, а не состояние бытия.

Это — направление, а не конечный пункт. Это направление выбрано всем орга­низмом при психологической свободе дви­гаться куда угодно.

Это организмически выбранное направ­ление имеет определенные общие качества, проявляющиеся у большого числа разных и единственных в своем роде людей.

Таким образом, я могу объединить эти утверждения в определении, которое по крайней мере может служить основой для рассмотрения и обсуждения. Хорошая жизнь с точки зрения моего опыта — это процесс движения по пути, выбранному че­ловеческим организмом, когда он внутрен­не свободен развиваться в любом направ­лении, причем качества этого направления имеют определенную всеобщность.

Характеристики процесса

Разрешите мне определить характер­ные качества этого процесса движения, качества, возникающие в психотерапии у каждого клиента.

Возрастающая открытость опыту

Во-первых, этот процесс связан с возра­стающей открытостью опыту. Эта фраза приобретает для меня все больший смысл. Открытость диаметрально противополож­на защите. Защитная реакция, описанная

¹ Гомеостаз — подвижное равновесное состояние какой-либо системы, сохраняемое путем ее противодействия нарушающим это равновесие внешним или внутренним факторам.

мною в прошлом, — это ответ организма на опыт, который воспринимается или бу­дет воспринят как угрожающий, как не соответствующий существующему у инди­вида представлению о самом себе или о себе в отношениях с миром. Этот угрожа­ющий опыт на время перестает быть тако­вым, так как он или искажается при осоз­нании, или отрицается, или не допускается в сознание. Можно сказать, что я на са­мом деле не могу правильно понять все свои переживания, чувства и реакции, ко­торые существенно расходятся с моими представлениями о себе. Во время психо­терапии клиент все время обнаруживает, что он переживает такие чувства и отно­шения, какие до этого не был способен осоз­нать, которыми не был способен "владеть" как частью своего "Я".

Однако, если бы человек мог быть пол­ностью открыт своему опыту, каждый сти­мул, идущий от организма или от внеш­него мира, передавался бы свободно через нервную систему, без малейшего искаже­ния каким-либо защитным механизмом. Не было бы необходимости в механизме "подсознания", с помощью которого орга­низм заранее бывает предупрежден о лю­бом опыте, угрожающем личности. На­оборот, независимо от того, воздействовал ли стимул окружающего мира на чув­ствительные нервы своим очертанием, формой, цветом или звуком, или это след памяти прошлого опыта, или — висцераль­ное ощущение страха, удовольствия или отвращения, — человек будет "жить" этим опытом, который будет полностью доступен осознанию.

Таким образом, оказывается, что од­ним из аспектов процесса, который я называю "хорошая жизнь", является дви­жение от полюса защитных реакций к полюсу открытости своему опыту. Чело­век все в большей мере становится спо­собным слышать себя, переживать то, что в нем происходит. Он более открыт сво­им чувствам страха, упадка духа, боли. Он также более открыт своим чувствам смелости, нежности и благоговения. Он свободно может жить своими субъектив­ными чувствами так, как они в нем су­ществуют, и он также свободен осознавать эти чувства. Он способен в большей мере жить опытом своего организма, а не зак­рывать его от осознания.

Возрастает стремление жить настоящим

Второе качество процесса, который мне представляется как хорошая жизнь, свя­зано со все большим стремлением жить полнокровной жизнью в каждый ее мо­мент. Эту мысль легко истолковать непра­вильно; она пока еще неясна мне самому. Однако разрешите мне попытаться объяс­нить, что я имею в виду.

Я думаю, если бы человек был полнос­тью открыт новому опыту и у него не было бы защитных реакций, каждый момент его жизни был бы новым. Сложное сочетание внутренних и внешних стимулов, существу­ющее именно в этот момент, никогда не су­ществовало ранее в такой форме. Следова­тельно, этот человек подумал бы: "То, каким я буду в следующий момент, и то, что я сделаю, вырастает из этого момента и не может быть предсказано заранее ни мной, ни другими". Мы нередко встречали кли­ентов, выражающих именно такие чувства.

Чтобы выразить текучесть, присущую этой жизни, можно сказать, что скорее "Я" и личность возникают из опыта, чем опыт толкуется и искажается, чтобы соответ­ствовать представленной заранее структу­ре "Я". Это значит, что вы скорее участ­ник и наблюдатель протекающих процессов организмического опыта, чем тот, кто осу­ществляет над ними контроль,

Жить настоящим моментом означает отсутствие неподвижности, строгой орга­низации, наложения структуры на опыт. Вместо этого имеется максимум адапта­ции, обнаружение структуры в опыте, те­кущая, изменяющаяся организация "Я" и личности.

Именно это стремление жить настоя­щим моментом, мне кажется, явно проявля­ется в людях, вовлеченных в процесс хоро­шей жизни. Можно почти с уверенностью сказать, что это — ее наиболее существен­ное качество. Оно связано с обнаружением структуры опыта в процессе жизни в этом опыте. С другой стороны, большинство из нас почти всегда привносят заранее сформи­ровавшуюся структуру и оценку в наш опыт и, не замечая этого, искажают опыт и втискивают его в нужные рамки, чтобы он соответствовал предвзятым идеям. При этом они раздражаются, что из-за текуче-

сти опыта прилаживание его к нашим за­ботливо сконструированным рамкам ста­новится совершенно неуправляемым. Ког­да я вижу, что клиенты приближаются к хорошей, зрелой жизни, для меня одно из ее качеств состоит в том, что их ум открыт тому, что происходит сейчас, и в этом на­стоящем процессе они обнаруживают лю­бую структуру, которая, оказывается, ему присуща.

Возрастающее доверие к своему организму

Еще одна характеристика человека, живущего в процессе хорошей жизни, — все увеличивающееся доверие к своему организму как средству достижения наи­лучшего поведения в каждой ситуации в настоящем.

Решая, что предпринять в какой-нибудь ситуации, многие люди опираются на прин­ципы, на правила поведения, установлен­ные какой-то группой или учреждением, на суждения других (начиная с жены и друзей и кончая Эмилией Поуст¹) или на то, как они вели себя в подобной ситуации в прошлом. Однако, когда я наблюдаю за клиентами, чей жизненный опыт так мно­гому научил меня, я обнаруживаю, что они могут больше доверять своей цельной орга-низмической реакции на новые ситуации. Это происходит потому, что, будучи откры­ты своему опыту, они все больше обнару­живают, что, если делают то, что "чувству­ется правильным", это оказывается надежным ориентиром поведения, прино­сящего им истинное удовлетворение.

Когда я старался понять причину это­го, то обнаружил, что рассуждаю следую­щим образом. Человек, полностью откры­тый своему опыту, имел бы доступ ко всем факторам, имеющимся в его распоряжении в данной ситуации: социальным требова­ниям, его собственным сложным и, веро­ятно, противоречивым потребностям: вос­поминаниям о подобных ситуациях в прошлом, восприятию неповторимых ка­честв данной ситуации и т. д. На основе всего этого он и строил бы свое поведение. Конечно, эти сведения были бы очень слож­ными. Но он мог бы разрешить своему це-

лостному организму с участием сознания рассмотреть каждый стимул, потребность и требование, его относительную напря­женность и важность. Из этого сложного взвешивания и уравновешивания он мог бы вывести те действия, которые в наи­большей степени удовлетворяли бы все его нужды в данной ситуации. Такого челове­ка можно по аналогии сравнить с гигантс­кой вычислительной электронной маши­ной. Поскольку он открыт своему опыту, в машину вводятся все данные чувственных впечатлений, памяти, предшествующего общения, состояния висцеральных и внут­ренних органов. Машина вбирает в себя все эти многочисленные данные о напря­жениях и силах и быстро вычисляет, как действовать, чтобы в результате был полу­чен наиболее экономичный вектор удов­летворения потребностей в этой конкрет­ной ситуации. Это — поведение нашего гипотетического человека.

У большинства из нас есть недостатки, которые приводят к ошибкам в этом про­цессе. Они состоят во включении инфор­мации, которая не принадлежит данной конкретной ситуации, или в исключении информации, которая ей принадлежит. Возникают ошибочные варианты поведе­ния, когда в вычисления вводятся воспо­минания и предшествующие знания, как будто они и есть эта реальность, а не про­сто воспоминания и знания. Ошибка мо­жет произойти также и тогда, когда в со­знание не допускаются определенные пугающие переживания, следовательно, они не входят в вычисления или вводятся в машину в искаженном виде. Но наш ги­потетический человек считал бы свой орга­низм вполне достойным доверия, потому что все доступные данные были бы исполь­зованы и представлены скорее в правиль­ном, нежели в искаженном виде. Отсюда его поведение, возможно, было бы более близким к тому, чтобы удовлетворить его нужды увеличить возможности, установить связи с другими и т. д.

В этом взвешивании, уравновешивании и вычислениях его организм ни в коей мере не был бы непогрешимым. Исходя из доступных данных, он всегда давал бы наи­лучший из возможных ответов, но иногда

¹ Эмилия Поуст — в то время известный в США автор книги о хороших манерах в хорошем обществе. — Прим. перев.

эти данные отсутствовали бы. Однако вследствие открытости опыту любые ошиб­ки, любое неудовлетворительное поведение были бы вскоре исправлены. Вычисления находились бы всегда в процессе коррек­тировки, потому что они постоянно прове­рялись бы в поведении.

Возможно, вам не понравится моя ана­логия с ЭВМ. Разрешите мне опять обра­титься к опыту тех клиентов, которых я знал. Когда они становятся более откры­тыми своему опыту, то обнаруживают, что могут больше доверять своим реакциям. Если они чувствуют, что хотят выразить свой гнев, то делают это и обнаруживают, что это вовсе не так уж страшно, потому что они в той же мере осознают и другие свои желания — выразить привязанность, связь и отношение к другим людям. Они удивлены, что могут интуитивно решить, как вести себя в сложных и беспокойных человеческих отношениях. И только пос­ле этого они осознают, как надежны были их внутренние реакции, приведшие к пра­вильному поведению.

Процесс более полноценного функционирования

Я хотел бы представить более последо­вательную картину хорошей жизни, вое­дино соединив три нити, описывающие этот процесс. Получается, что психически сво­бодный человек все более совершенно вы­полняет свое назначение. Он становится все более способным к полнокровной жиз­ни в каждом из всех своих чувств и реак­ций. Он все более использует все свои орга­нические механизмы, чтобы как можно правильнее чувствовать конкретную ситу­ацию внутри и вне его. Он использует всю находящуюся в его сознании информацию, какой только может снабдить его нервная система, понимая при этом, что весь его цельный организм может быть — и часто является — мудрее, чем его сознание. Он в большей мере способен дать возможность всему своему свободному, сложно функци­онирующему организму выбрать из мно­жества возможных именно тот вариант поведения, который действительно будет более удовлетворять его в настоящий мо­мент. Он больше способен поверить своему организму в его функционировании не потому, что он безошибочен, а потому, что

он может быть полностью открытым для последствий его действий и сможет испра­вить их, если они его не удовлетворят.

Он будет более способен переживать все свои чувства, менее бояться любого из них, он сможет сам просеивать факты, будучи более открытым сведениям из всех источ­ников. Он полностью вовлечен в процесс бытия и "становления самим собой" и поэтому обнаруживает, что действительно и реально социализируется. Он более пол­но живет настоящим моментом и узнает, что это самый правильный способ суще­ствования. Он становится более полно фун­кционирующим организмом и более со­вершенно функционирующим человеком, так как полностью осознает себя, и это осоз­нание пронизывает его переживания с на­чала и до конца.

Некоторые вовлеченные вопросы

Любое представление о том, что состав­ляет хорошую жизнь, имеет отношение ко многим вопросам. Представленная здесь моя точка зрения не является исключени­ем. Я надеюсь, что скрытые в ней след­ствия послужат пищей для размышлений. Есть два или три вопроса, которые я хотел бы обсудить.

Новая перспектива соотношения свободы и необходимости

Связь с первым скрытым следствием может не сразу бросаться в глаза. Оно ка­сается старой проблемы "свободы воли". Разрешите мне попытаться показать, как в новом свете мне представляется эта про­блема.

В течение некоторого времени меня приводил в недоумение существующий в психотерапии парадокс между свободой и детерминизмом. Одними из наиболее дей­ственных субъективных переживаний кли­ента в психотерапевтических отношениях являются те, в которых он чувствует власть открытого выбора. Он свободен — стать самим собой или спрятаться за фасадом, двигаться вперед или назад, вести себя как пагубный разрушитель себя и других или делать себя и других более сильными — в буквальном смысле слова он свободен жить или умереть, в обоих — психологическом

и физиологическом — смыслах этих слов. Однако, как только я вхожу в область пси­хотерапии с объективными исследователь­скими методами, я, как и многие другие ученые, связываю себя полным детерми­низмом. С этой точки зрения каждое чув­ство и действие клиента детерминировано тем, что ему предшествовало. Такой вещи, как свобода, не может быть. Эта дилемма, которую я стараюсь описать, существует и в других областях — просто я ее обозна­чил более четко, и от этого она не стано­вится менее неразрешимой.

Однако эту дилемму можно увидеть в новой перспективе, если рассмотреть ее в рамках данного мной определения полно­ценно функционирующего человека. Мож­но сказать, что в наиболее благоприятных условиях психотерапии человек по праву переживает наиболее полную и абсолют­ную свободу. Он желает или выбирает та­кое направление действий, которое явля­ется самым экономным вектором по отношению ко всем внутренним и вне­шним стимулам, потому что это именно то поведение, которое будет наиболее глу­боко его удовлетворять. Но это то же самое направление действий, про которое можно сказать, что с другой, удобной точки зрения оно определяется всеми фак­торами наличной ситуации. Давайте про­тивопоставим это картине действий че­ловека с защитными реакциями. Он хочет или выбирает определенное направление действий, но обнаруживает, что не может вести себя согласно своему выбору. Он де­терминирован факторами конкретной си­туации, но эти факторы включают его защитные реакции, его отрицание или искажение значимых данных. Поэтому он уверен, что его поведение будет не полно­стью удовлетворять его. Его поведение детерминировано, но он не свободен сде­лать эффективный выбор. С другой сто­роны, полноценно функционирующий че­ловек не только переживает, но и использует абсолютную свободу, когда спонтанно, свободно и добровольно выби­рает и желает то, что абсолютно детерми-нированно.

Я не настолько наивен, чтобы предпо­ложить, что это полностью решает пробле­му субъективного и объективного, свобо­ды и необходимости. Тем не менее это имеет для меня значение, потому что чем больше

человек живет хорошей жизнью, тем боль­ше он чувствует свободу выбора и тем больше его выборы эффективно воплоща­ются в его поведении.

Творчество как элемент хорошей жизни

Мне кажется, совершенно ясно, что человек, вовлеченный в направляющий процесс, который я назвал "хорошей жиз­нью", — это творческий человек. С его вос­приимчивой открытостью миру, с его верой в свои способности формировать новые от­ношения с окружающими он будет таким человеком, у которого появятся продукты творчества и творческая жизнь. Он не обя­зательно будет "приспособлен" к своей культуре, но почти обязательно не будет конформистом. Но в любое время и в лю­бой культуре он будет жить созидая, в гармонии со своей культурой, которая не­обходима для сбалансированного удовлет­ворения его нужд. Иногда, в некоторых си­туациях, он мог бы быть очень несчастным, но все равно продолжал бы двигаться к тому, чтобы стать самим собой, и вести себя так, чтобы максимально удовлетворить свои самые глубокие потребности.