Глава 16. Я слышал от своих сослуживцев о хандре, и всегда благодарил бога, что не способен почувствовать нечто с таким неблагозвучным названием

Я слышал от своих сослуживцев о хандре, и всегда благодарил бога, что не способен почувствовать нечто с таким неблагозвучным названием. Но последние несколько часов моего рабочего дня нельзя было назвать иначе. Декстер - Блестящий Резак, Декстер - Князь Тьмы, Декстер Сильный и Жестокий, и совершенно Бесчувственный - впал в хандру. Это, конечно, было неприятно, но исходя из природы хандры, у меня просто не было сил как-то действовать. Я сел к столу и раскидал скрепки. Как бы мне хотелось точно так же выкинуть из памяти картинки: Дебора падает, моя нога врезается в голову Донцевича, нож поднимается, пила опускается…

Хандра… Это же глупо и нелепо!

Ладно, технически можно сказать, что Донцевич невиновен.

Я чуток облажался. Большое дело! Никто не совершенен, так почему я не могу ошибиться? Мог ли я представить себе, что когда-нибудь мне станет плохо от того, что я прикончил невиновного?

Нелепость! И вообще, что такое невиновность? Донцевич развлекался с трупами, из-за него туристическая индустрия города потеряла миллионы долларов. В Майами найдется немало людей желающих пристукнуть его, просто чтобы остановить кровопролитие.

Единственная проблема - они это не я.

Я, конечно не лучший. Я никогда не обманывал себя, будто во мне есть человечность, и уж никогда не уверял себя, что все мои действия правильны только потому что все мои товарищи по игре такие же, как я. По правде говоря, я уверен что мир без меня стал бы намного лучше. Но имейте в виду, я никогда не спешил таким образом его улучшить. Мне хотелось бы пожить подольше, ведь тут одно из двух - либо ты сдохнешь и на этом все кончится, либо обалдеешь от удивления. Ни один вариант мне не подходит.

Так что я не питал никаких иллюзий насчет своей пользы для этого мира.

Я сделал то, что сделал и не нужны мне никакие благодарности. Но всегда, начиная с самого первого раза, я делал это, следуя правилам, которые создал Святой Гарри - мой почти идеальный приемный отец. В этот же раз я нарушил правила и по какой-то неясной мне причине, это вызывало ощущение, что я должен быть пойман и наказан. И мне никак не удавалось убедить себя, что это здоровое ощущение.

Вот так я боролся со своей хандрой пока не пришло время уходить с работы, так что в больницу я поехал будучи не в духе. И даже езда в час пик не подняла мне настроение. Казалось, что все ехали без обычной истинной смертоносной ярости. Какая-то женщина подрезала меня, выбросила недоеденный апельсин в мое ветровое стекло, мужик в фургоне пытался меня обогнать. Но все они делали это как-то механически, не вкладывая в свои действия души.

Когда я вошел к Деборе в палату, Чацкий спал на стуле и храпел так, что стекла дребезжали в окнах. Я посидел рядом с Деборой, наблюдая, как под закрытыми веками подрагивали её глаза. Я подумал, что раз она вошла в фазу быстрого сна, значит ей уже легче. Еще задумался над тем, что же она подумает о моей маленькой ошибке, когда проснется. Учитывая её настрой перед нападением, вряд ли она проникнется пониманием даже для такого незначительного промаха. В конце концов, она вышла, так же как и я, из под властной Тени Гарри, и если в свое время она с трудом выдерживала мои игры одобренные Гарри, то она никогда не смирится с тем, что выходит за рамки его правил.

Деб может и не узнать никогда о том, что я сделал. Это не сложно, учитывая, что до последнего времени я вообще всё скрывал. Но это почему-то меня не успокоило. В конце концов, в этот раз я все затеял ради неё, и я впервые делал это из благородного порыва, что закончилось так плохо. Моя сестричка заставила поглупеть Тёмного Пассажира.

Тут Деб легонько повела рукой, и открыла глаза.

Дебора медленно разлепила губы, и я мог бы поклясться, что меня она узнала. Когда я наклонился над ней, она взглянула на меня, и тут же снова закрыла глаза.

Потихоньку она поправлялась, должна была! Возможно на это уйдут не дни, а недели, но рано или поздно она встанет с этой страшной железной кровати и вернется к своей работе, станет снова сама собой. И когда это случится… что она решит насчет меня?

Не знаю. Но у меня нехорошее предчувствие, что нам обоим придётся несладко. Как я понял, мы оба ещё находимся под воздействием воспитания Гарри и абсолютно уверен, что знаю, как бы отреагировал бы он.

Он сказал бы, что это неправильно, потому что это, насколько я помню, не то чему он меня учил.

Обычно Гарри был счастлив, возвращаясь домой с работы. Не думаю, что он был счастлив на самом деле, но всегда именно так выглядел, и это был первый урок: надевай маску соответственно ситуации. Казалось бы - несложно и очевидно, однако для подрастающего монстра, только узнающего, насколько он отличается от других, это был жизненно-важный урок.

Помню, как просидел целый день на огромном баньяне, растущем у нас во дворе, потому что, откровенно говоря, это то, чем занимались соседские детишки, уже давно вышедшие из возраста когда лазают по деревьям. На этих деревьях с их широкими горизонтальными ветками, было удобно сидеть, и еще они служили прекрасной площадкой для постройки штабов для всех подростков.

Так что я сидел в одиночестве в тот день, надеясь, что окружающие примут меня за своего. Я как раз был в том возрасте, когда все начинает изменяться, и заметил, что я меняюсь совсем в другую сторону. Начнем с того, что мне, в отличие от других мальчишек, совсем не интересно было подглядывать под юбку к Бобби Гелбер, когда она лезла на дерево. А еще…

Когда Темный Пассажир начал нашептывать мне разные дурные мысли, я понял, что он был во мне всегда, просто до сих пор молчал. Но когда мои сверстники начинали предавать из рук в руки журнал Хастлер, мне снились совсем другие картинки, может из журнала Ежемесячник Вивисектора. Поначалу эти образы меня конечно напугали, они становились все более и более реалистичными, неизбежными, желанными, и наконец, необходимыми. Но был и другой голос, довольно громкий, который говорил мне, что все это плохо, что это сумасшествие, и что это очень опасно. И пока эти два голоса боролись внутри, мне оставалось только мечтать, также как и другим моим человеческим сверстникам.

И вот одним прекрасным вечером две армии моих шептунов столкнулись, когда я понял что собака Гилберов, Бадди, не дает спать моей маме своим нескончаемым лаем. Это нехорошо. Мама умирала от неизлечимой, загадочной болезни под названием лимфома, и ей нужно спать. И мне пришло в голову, а что если я помогу маме спокойно спать? Это же хорошо для неё. Так два голоса внутри меня пришли к согласию: один с некоторой неохотой, зато второй, тот что темнее, с такой готовностью, что у меня голова закружилась.

Так что вечно гавкающий пес Бадди стал первым у Декстера. Конечно же это было неуклюже, и гораздо неопрятнее, чем я планировал, но как же, о боже, как же это было приятно и как мне нужно!

В последующие месяцы было ещё несколько незначительных экспериментов: все в разное время, товарищи по игре подбирались более тщательно, так как даже в моих залитых кровью мозгах, проскальзывала мысль, что если в округе пропадут все животные, то это вызовет много вопросов. Была одна дворняжка, еще была велосипедная поездка в другой район - вот так потихоньку юный Люк Даркуокер учился быть счастливым. А так как я испытывал нежную привязанность к своим первым экспериментам, то хоронил останки рядом, под кустами на нашем заднем дворе.

Теперь конечно же я знаю и умею всё гораздо лучше. Но в то время всё казалось таким безобидным и прекрасным! Я просто хотел время от времени заглядывать под те кусты и предаваться таким приятным воспоминаниям. Это и стало моей первой ошибкой.

В тот жаркий день я сидел на баньяне и наблюдал, как Гарри паркуется у дома, выходит и замирает у машины. На лице его была надета рабочая маска-выражение, на которой написано: "Я много чего повидал, и большинство из этого мне не нравится". Он довольно долго стоял с закрытыми глазами и ничего не делал, просто глубоко дышал.

Когда он открыл глаза, на лице его уже было другое, домашнее выражение: "Я дома и мне хорошо". Он сделал шаг в сторону двери, а я спрыгнул с дерева и пошел к нему.

- Декстер, как дела в школе? - спросил он.

По правде говоря, день прошел как обычно, но даже тогда я знал, как надо отвечать правильно:

- Нормально. Мы проходим коммунизм.

Он кивнул.

- Это нужно знать. Столица России?.

- Москва. Когда-то был Санкт-Петербург, - с готовностью отчеканил я.

- Правда? А почему они поменяли города?

Я пожал плечами.

- Теперь они атеисты. У них ничего не может иметь название Санкт, потому что нет святых.

Положив руку мне на плечо, мы вместе двинулись к дому.

- Не очень это весело.

- А ты, хм, боролся с коммунистами? - спросил я, побоявшись сказать "убивал". - В морской пехоте?

Гарри кивнул.

- Да. Коммунизм угрожает нашему образу жизни. Так что с этим надо бороться.

Мы стояли возле входной двери, и он мягко подтолкнул меня внутрь, к запаху свежесваренного кофе, который Дорис, моя приёмная мать, всегда готовила перед приходом Гарри с работы. Она ещё была не столь больна и могла двигаться, чтобы ждать его на кухне.

Они, как обычно, последовали ежедневному ритуалу тихих, размеренных разговоров за чашкой кофе, и все это напоминало идеальную картину Нормана Роквелла, которую я бы вскоре позабыл, если бы не то, что случилось вечером того же дня.

Дорис уже спала. Она вынуждена была ложиться спать всё раньше и раньше, так как её рак становился всё хуже, и поэтому ей требовалось все больше болеутоляющих. Мы с Деборой и Гарри как обычно сидели у телевизора - смотрели какой-то ситком. Их полно идет в это время и все можно объединить под названием Веселая семейка или Парень-Весельчак. Основная цель всех этих шоу показать, что какими бы ни были разными, в сущности мы все слеплены из одного теста.

Я всё ждал хоть намек на что-нибудь похожее на меня, однако ни Фредди Принз, ни Рэдд Фокс ничего даже подобного не выдавали. Но всем остальным, похоже, шоу нравилось. Дебора хохотала где надо и не надо, Гарри сидел с довольной улыбкой на лице, я же старался изо всех сил не выделяться на фоне всеобщего веселья.

Но в самый кульминационный момент, как раз когда нам разъясняли, какие же мы одинаковые и на радостях все обнимались, в дверь позвонили. Гарри чуть нахмурился, но встал и пошел к двери, одним глазом всё же следя за шоу. А так как я догадался, в чем оно закончится и не особенно был тронут этими придуманными объятиями, я наблюдал за Гарри. Он включил на улице свет, заглянул в глазок и открыл дверь.

- Гас! Входи, - удивленно воскликнул он.

Гас Ригби был его старым сослуживцем. Они были шаферами друг у друга на свадьбах, а Гарри даже стал крестным отцом дочери Гаса, Бетси. После развода Гас часто бывал у нас на выходных и по праздникам, хотя в последнее время из-за болезни Дорис не так часто. И всегда приносил с собой лаймовый пирог.

Но в этот раз он был невесел и не принес с собой пирога. Наоборот, он был уставший и злой.

- Надо поговорить! - сказал он и ворвался мимо Гарри в дом.

- О чем? - спросил Гарри, все еще придерживая дверь открытой.

Гас развернулся к Гарри и прорычал:

- Отто Вальдеза выпустили.

Гарри уставился на него.

- Как он выкрутился?

- Адвокат его вытащил. Сказал, что было превышение пределов необходимой обороны.

Гарри кивнул.

- Ты прилично его отделал, Гас.

- Он педофил! Ты хочешь, чтобы я его целовал за это?

- Ладно. Так о чем разговор? - задал вопрос Гарри и закрыл дверь.

- Он за мной пришел! Был звонок, я взял трубку, а там только дыхание! Но я-то знаю - это был он! И я нашел записку под дверью. Дома, Гарри!

- А что лейтенант сказал?

Гас покачал головой.

- Я хочу сделать все сам! И мне нужна твоя помощь, - сказал он.

Именно в этот момент, как часто происходит в реальной жизни, шоу закончилось, и последние слова Гаса сопровождались закадровым смехом. Дебора тоже захохотала, и подняла на них глаза.

- Здравствуй дядя Гас!

- Привет, Дебби! Ты с каждым днем все красивее и красивее.

Деб нахмурилась. Уже тогда она была смущена своей внешностью, и ей не нравилось, когда ей об этом напоминали.

- Спасибо, - пробурчала она недовольно.

- Пойдем на кухню, - и Гарри взял Гаса под руку.

Я прекрасно понимал, что Гарри уводит Гаса на кухню, чтобы мы с Деб ничего не услышали. И мне естественно захотелось все услышать. А так как Гарри не сказал ничего вроде: "Сиди здесь и не подслушивай", то почему бы и не подслушать?

Якобы по нужде, я поднялся с дивана и двинул в сторону ванной. Остановился в коридоре и оглянулся на Деб - она уже была поглощена новой передачей, так что я без осложнений превратился в тень и стал слушать.

- …суд решит, - говорил Гарри.

- Как они сейчас всё решили? - я никогда не слышал, чтобы Гас так зло говорил. - Да, ладно, Гарри! Ты же все прекрасно понимаешь!

- Мы не линчеватели, Гас!

- А следовало бы, мать его!

Наступила тишина. Я услышал, как стукнула дверца холодильника и послышался звук открываемой банки пива. В это время никто не произнес ни слова.

- Слушай Гарри, - наконец произнес Гас, - Мы с тобой уже давно копы.

- Скоро уже двадцать лет будет.

- И разве с первого дня тебе не было понятно, что система просто не срабатывает? Что есть такие вот вонючие ублюдки, которые всегда находят лазейку, чтобы выбраться из тюрьмы? А?

- Но это не дает нам право…

- А у кого есть такое право? Если не у нас, то у кого же?

Наступила еще одна долгая пауза. Затем Гарри очень тихо заговорил, и мне пришлось напрячь слух, чтобы что-то услышать.

- Ты не был во Вьетнаме, - прошептал Гарри и Гас ему ничего не ответил.

- Я понял там, что некоторые могут убивать хладнокровно, а некоторые нет. Большинство не может. Это сильно меняет человека.

- То есть ты согласен со мной, но делать это не можешь, так? Если кто и заслуживает смерти, так это Отто Вальдез!

- Чем занимаешься? - раздался голос Деборы возле самого уха. Я подскочил и ударился головой о стену.

- Ничем, - пробормотал я.

- Странное место ты выбрал, - прошептала она, и я понял что она не уберется отсюда сама. Подумал, что хватит подслушивать и вернулся в зомби-ленд у телевизора. Я, наверно, услышал достаточно, чтобы понять, что происходит, и был очарован. Многоуважаемый любимый дядюшка Гас хочет кого-то грохнуть и просит помощи у Гарри! У меня голова закружилась от волнения в поисках способа - как же уговорить их позволить мне помочь, ну или хотя бы посмотреть. Что в этом плохого? Это практически выполнение своего гражданского долга!

Но Гарри отказался помогать Гасу, и позже Гас ушел подавленным, словно из него, как из шарика, выпустили весь воздух. Гарри вернулся к нам с Деб, и просидел следующие полчаса перед теликом, тщетно пытаясь вернуть на лицо свою счастливую маску.

Через два дня было найдено тело дяди Гаса. Оно было изуродовано, обезглавлено и сначала, судя по всему, его пытали.

Через три дня Гарри, втайне от меня, нашел мое маленькое кладбище домашних животных под кустами. В последующие недели я заметил, что он смотрит на меня по-другому и не снимая своей "рабочей маски". Не знаю почему, но в то время я был таким остолопом, что не мог заставить себя спросить прямо: "Папа, ты чего на меня так уставился?"

В любом случае очень скоро я узнал почему. Через три недели после безвременной кончины дяди Гаса, мы с Гарри пошли в поход на Эллиот-Ки. Там, одно простое предложение - "Ты другой, сынок" - изменило навсегда мою жизнь.

Его план. Его дизайн жизни Декстера. Его идеально составленная, логичная и мудрая "дорожная карта" для меня, созданная чтобы научить меня быть таким отличным Декстером.

А теперь я сошел с этого Пути, сделав такой маленький и такой опасный крюк в сторону. Я практически вижу как он качает головой и смотрит на меня своими холодными как лёд голубыми глазами.

- Надо бы вернуть тебя на путь истинный, - сказал бы Гарри.