Глава 16. Майлз явно нервничал. Нетерпеливо трамбуя носком сапога прибрежный песок, он, прищурившись, смотрел в сторону корабля

Майлз явно нервничал. Нетерпеливо трамбуя носком сапога прибрежный песок, он, прищурившись, смотрел в сторону корабля, ожидая, пока шлюпка подплывет к берегу. И те, кто был в лодке вместе с Оги, и те, кто поджидал своих товарищей на берегу, видели, что Майлз Кросс снова не в духе. Каждый старался держаться подальше от мрачного как туча капитана. Громадные бочки с водой ждали погрузки на борт «Неистового». Какое-то недоброе предчувствие заставляло Майлза торопить людей закончить погрузку.

После того как корабль, целый и невредимый, покинул Тенерифе, Майлз взял курс на север. Огибая длинную цепочку Канарских островов, они потеряли день пути, надеясь своим маневром сбить Диего со следа. Все шло гладко, может быть, слишком гладко, и, наверное, поэтому, Майлз испытывал беспокойство, смутное чувство опасности. Именно поэтому ему не терпелось поскорее покинуть гостеприимный берег.

Тем временем лодка причалила к берегу, и Майлз, стараясь не думать о плохом, стал руководить погрузкой очередной партии воды, которой требовалось немало для столь дальнего путешествия. Между тем подошла еще группа матросов, отправленная на поиски фруктов. Остров казался настоящим раем, на нем в изобилии росли апельсины и ананасы. Свежие фрукты – продукт скоропортящийся, но если они есть на борту, можно подольше держать в неприкосновенности припасы сушеных яблок и овощей.

– Все в порядке, капитан, – доложил Оги, выходя из лодки. – Впередсмотрящий доложил, что никаких судов в поле видимости не наблюдается.

– Хорошо, – рассеянно ответил Майлз.

– Мы наверняка оставили испанца далеко позади, капитан, – сказал Оги, заметив сомнения капитана. – Почему ты все еще волнуешься?

– Предчувствия, Оги. Просто предчувствия. Как их объяснишь…

Шотландец, словно тоже почуяв опасность, тревожно взглянул на море, заведомо зная, что увидит лишь синюю воду да баркентину, их баркентину, величаво покачивающуюся на волнах.

– Погрузка скоро закончится. А с ней и волнения.

– Не совсем так. Нам надо дождаться возвращения Спанг-лера и его команды. Я отправил их добыть немного дичи, если получится.

– Если здесь водится съедобная живность, они ее добудут. В любом случае они должны появиться до заката.

Майлз, прищурившись, поискал взглядом смотровую площадку – «воронье гнездо». Дозорный, в свою очередь, пристально вглядывался в синие просторы океана. Судя по всему, ничего подозрительного он не увидел, и Майлз опустил взгляд на палубу.

Александра все еще была там.

Вот уже не один час мисс Уайком с тоской смотрела на берег. Остров был совсем рядом: яркий изумруд на синевато-зеленом бархате океана.

Глядя на Александру, Майлз испытывал порой весьма противоречивые чувства, но на этот раз, кажется, здравый смысл восторжествовал, и он принял решение.

– Оги, скажи, матросы уже закончили набирать воду из озера?

– Да, капитан, бочки полны и только ждут отгрузки.

– Тогда возвращайся на корабль и скажи мисс Уайком, что ты отвезешь ее на берег, к озеру, где она сможет искупаться.

Оги повернулся к капитану и улыбнулся его догадливости.

– Уверен, что она оценит вашу доброту, капитан, – любезно сказал Оги и, понизив голос, добавил: – Но я знаю, что ей еще хотелось бы с вами поговорить. Вы избегаете ее общества с тех пор, как мы покинули Тенерифе, и она несколько раз о вас спрашивала.

Майлз насмешливо приподнял бровь, смерив шотландца взглядом.

– Доставь ее на берег и отведи к запруде. И никаких обещаний! Мне нет дела до того, что эта женщина желает мне сообщить.

– Прошу прощения, капитан, но…

– Оги… – с угрозой в голосе произнес Кросс, но шотландец вроде бы и не заметил намека.

– Черт, парень. Я думаю, вам надо поговорить. Могу поклясться, тебе эта девушка небезразлична! А что касается того, что там у вас произошло на Тенерифе…

– Не желаю выслушивать твои домыслы!

– Знаешь, тебе все же кое-чего не хватает, – без обиняков заявил Оги. – Может, хороший пинок между ног смог бы помочь?

Майлз аж задохнулся от такой наглости, но Оги продолжал как ни в чем не бывало:

– Послушай, парень. Ведь и я не без сердца. Я знаю, что вы повздорили, да только от грубых слов еще никто не умирал.

Майлз заскрипел зубами. Вообще-то он понимал, что Оги прав, но только расписываться в собственной вздорности не хотелось.

– Не суй свой нос в наши дела, Оги.

– Да я особенно и не лезу. Все, что я пытался сказать, так это что девочка хотела с тобой поговорить. Может, прощения попросить, не знаю… Ты бы мог по крайней мере ее выслушать.

– Проклятие! Повторяю, она не может сообщить мне ничего интересного!

– Бессовестный лжец! К тому же трус!

– Я трус?! – взревел Майлз, надвигаясь на Оги.

Шотландец поспешно отступил. Но не зря в его жилах текла кровь многих поколений храбрых воинов. Оги решил стоять до конца, чтобы в этом вопросе не осталось неясностей.

– Да, трус! Как еще назвать человека, который боится слушать собственное сердце! Я думаю, что ты любишь эту маленькую девочку, и лучшей пары ты себе не найдешь. И что самое важное – она тоже тебя любит. Хотя, – понизив голос, добавил Оги, – если ты не хочешь поступать с девушкой как положено и жениться на ней, то уж лучше тебе держаться от нее подальше, потому что я не хочу видеть, как она страдает. Но, парень, разве ты не понимаешь, почему она мучается? Ей-богу, ты дурак, если не понимаешь, какая прекрасная жена может из нее получиться.

– Ты закончил? – холодно спросил Майлз.

Он предпочел бы не слышать всего, что сказал шотландец, поскольку и сам понимал, что от него требуется принять решение, решение, к которому он был не готов.

– Да, я довольно сказал, – презрительно пробормотал Оги. – Ты или глух, или нарочно зажимаешь уши.

– Черт! – взорвался Майлз. – Итак, ты уже назвал меня глухим, трусливым, глупым вруном. У тебя есть что добавить к этим оскорблениям? Есть? Так давай выкладывай. Мы так приятно проводим время, копаясь в моем грязном белье. Это моя жизнь, Макарди, моя частная жизнь, в которую никто не имеет права вмешиваться!

– Тоже мне нашел где заниматься частной жизнью! На ко-. рабле! Да мы все друг у друга как на ладони! Скажи, как ты думаешь, сколько времени мне потребовалось, чтобы узнать о том, что девочка провела ночь в твоей постели?

– Не твое это дело!

– Будет мое, если я так решу! Я держал язык за зубами до сих пор только потому, что думал, будто девочка тебе небезразлична.

– Я за нее несу ответственность!

– Тогда, черт возьми, и веди себя как мужчина!

– Довольно, Оги! Хватит! Отправляйся на корабль и забирай мисс Уайком, пока я не передумал!

– Я… ты… но… а, что толку!

Оги выругался сквозь зубы и поплелся к лодке, к матросам, молчаливо поджидавшим его.

Майлз окинул моряков мрачным взглядом. Матросы нервно переминались, и, едва Оги ступил в лодку, поспешили за ним, лишь бы быть подальше от капитана. Такое случилось впервые. Никто на их памяти, даже покойный Тер-нер, не смел так грубо разговаривать с капитаном. Макарди явно нарывался на неприятности. Однако в глубине души все они были согласны с ним. Прекрасно понимая, что Кросс порой был чертовски упрям, они все же очень хотели, чтобы слова Оги возымели действие. Каждому на корабле юная леди была симпатична, всем было ее жаль.

А Александра стояла на палубе и отчаянно хотела только одного – оказаться рядом с Кроссом.

Вот уже два дня Майлз бегал от нее как от чумы. Она любила Майлза, отрицать это было бы бессмысленно, и хотела, чтобы он знал об этом. Но ей еще предстояло объяснить ему, почему она считает ту ночь ошибкой. Возможно, думала она, зная природу ее страхов, Майлз поймет ее и перестанет ненавидеть. Быть может, они даже станут друзьями.

– Эй, девочка!

Обернувшись на зов, Алекс улыбнулась Оги, торопливо шедшему к ней с противоположного конца палубы. Улыбка получилась жалкой.

– Вы поссорились с капитаном? – спросила Алекс, когда он подошел поближе.

– Ты видела?

– Я видела, как вы наступали друг на друга и размахивали руками. Вы не из-за меня дрались? – чуть дрогнувшим голосом тихо спросила она.

– Мы не дрались, но ссорились вообще-то из-за тебя, – помявшись, признался шотландец. – Я не выдержал и все ему сказал. И знаешь, нисколько об этом не жалею!

– Оги, спасибо, но мы сами уладим наши отношения.

– Да уж, – вздохнув, согласился Макарди. – Хочется верить.

– И мне тоже, Оги.

– Да, кстати, у меня для тебя приятные новости. Надеюсь, это поднимет тебе настроение. Капитан попросил меня взять тебя на берег. Там есть небольшое чудное озерцо – запруда. У одного берега мелкое, у другого – там, где матросы набирали воду – красивейший водопад. Теперь все оттуда ушли, и капитан разрешил тебе сойти на берег и искупаться, пока мы будем ждать Спанглера и его людей.

Алекс радостно пожала Оги руки. Неизвестно, что привело ее в больший восторг: возможность сойти на остров и поговорить с Майлзом или возможность искупаться.

– Это замечательно, спасибо тебе.

– Меня не за что благодарить, это идея капитана. А сейчас почему бы тебе не заскочить в каюту и не собрать вещи? Ты еще не закончила то платье?

– Нет, – покачала головой Алекс.

Еще до того как начался шторм, Оги отвел ее в трюм и показал ткани. Алекс выбрала ярко-синий шелк, как раз под цвет глаз. Во время шторма она шила.

– Но у меня есть готовые платья, которые купил капитан. На самом деле это не совсем то, что я выбрала бы для себя сама, но, честно говоря, надевать это, – Алекс, поморщившись, окинула взглядом свою потрепанную одежду, – на чистое тело совершенно не хочется.

– Тогда иди за платьем и всем остальным. Я провожу тебя на озеро.

Алекс не нужно было уговаривать. Мигом слетев вниз, она быстро собрала вещи.

Майлз в угрюмом молчании наблюдал за тем, как к берегу приближалась шлюпка, которая должна забрать последнюю партию питьевой воды. Матросы хорошо знали свое дело, ими не нужно было командовать, и, воспользовавшись этим, Майлз решил отойти как можно дальше от того места, куда вот-вот должна была ступить известная ему дама. Он старался забыть о том, что ему наговорил Оги, и заново отстроить пошатнувшийся барьер между ней и собой.

Обломки скал, острые и скользкие, дорожкой уходили в море, образуя своеобразный мыс. Майлз вскарабкался наверх и дошел до края скальной гряды. Оттуда, с высоты, лучше все видно. Вот Оги, спрыгнув на каменистый берег, помог выйти мисс Уайком. Водоем, к которому Макарди должен был отвести девушку, находился неподалеку. Майлз отвернулся, безуспешно пытаясь не думать об Александре.

Он устремил взор к открытому морю, не обращая внимания на соленые брызги, летящие в лицо. На душе было скверно. Как все запуталось: смерть Джудсона, Александра, угрозы Диего…

Чувство глубочайшего одиночества вновь накатилось на Майлза. Наверное, если бы он мог найти понимающего доброжелательного собеседника, ему бы стало легче, да только где такого найдешь… Александра ясно дала понять, что она ему не друг. «Значит, так тому и быть, – заключил Майлз, – буду жить как одинокий волк». И потом, имеет ли он право взваливать на хрупкие плечи Алекс тяготы и лишения войны?.. Ее лучше отправить на родину…

– Капитан!

Майлз обернулся. Александра стояла в нескольких метрах от него. На ней было все то же замызганное синее платье, в руках два бумажных свертка. Майлз видел, как она прижала к груди свою поклажу, и невольно усмехнулся. Казалось, она стремится, как щитом, закрыться свертками от его гневного взгляда.

– Что вы здесь делаете?! – раздраженно крикнул он. – Идите к запруде!

– Вы намеренно избегаете меня, – крикнула Алекс, стараясь перекричать шум моря.

– Я был занят.

– И сейчас тоже?

Вопрос оказался в точку, ибо Майлз едва ли смог бы объяснить свое присутствие на этом пустынном месте настоятельной необходимостью.

– Чего вы хотите?

– Поговорить.

– Полагаю, мы все успели обсудить в вашей каюте.

Налетевший ветер подхватил и унес последние слова Майлза, которые Алекс так и не расслышала. Поскольку разговаривать, перекрикивая шум ветра и волн, все равно не получалось, Алекс решила подойти к собеседнику поближе. Преодолевая страх, она, рискуя сорваться в море, пошла по камням.

Осознав, что ей придется держать равновесие, Алекс бросила свертки на траву. Чем дальше она шла, тем более скользкими становились камни.

Майлз не выдержал и крикнул:

– Какого дьявола тебе это нужно?

– Я собираюсь поговорить с тобой и не желаю кричать во всю глотку!

Судя по тому, как неуверенно ступала Алекс по мокрым камням, Майлз сделал очевидный вывод о том, что в детстве она не была сорванцом. Не играла, как он и его сестра Глинни, на океанском обрыве. Майлз не на шутку испугался. Девушка могла сорваться в любую минуту, и тогда он уже ничем не сможет ей помочь. Ему ничего не оставалось, как сдаться.

– Стой, где стоишь! Дальше идти опасно.

– Я сказала, что должна поговорить с тобой! – крикнула она в ответ, со страхом глядя себе под ноги.

Майлз, перепрыгивая с камня на камень, быстро сократил разделявшее их расстояние. Алекс, целиком сконцентрировавшись на том, чтобы не упасть, неожиданно увидев Майлза рядом с собой, инстинктивно отступила назад. В этом была ее ошибка. Нога соскользнула с мокрого камня – она потеряла равновесие. Еще мгновение, и она слетела бы вниз. Испуганный крик сорвался с ее губ – смерть уже дышала ей в лицо, но в этот миг, который Алекс показался вечностью, Майлз успел схватить ее на лету.

Алекс крепко прижалась к Майлзу, обхватив его шею руками, но объятие оказалось кратким; убедившись, что жизнь девушки вне опасности, он поспешил опустить ее на землю и убрал руки.

– Какого дьявола ты тут делаешь?

– Я уже объяснила, – задыхаясь, пробормотала Алекс. – Мне надо с тобой поговорить.

– И для тебя это так важно, что ты готова была жизнью рисковать? – сердито спросил он.

Алекс подняла глаза и спокойно, не отводя взгляда, как бы ни было ей больно видеть его отношение, выдохнула:

– Да.

Трогательное сочетание решимости и беззащитности могло растопить самое холодное сердце, и Майлз не остался равнодушен, но отступать от выработанной линии поведения не хотел. Эта женщина умела быть такой сердечной и искренней, но она также способна была ранить беспощадно. Раздраженный внезапным острым желанием обнять ее, Майлз выругался, а потом, легко подбросив девушку в воздух, понес ее к твердой земле. Однако продлевать удовольствия не стал: едва дождавшись, пока под ногами окажется почва, он отпустил ее?

– Итак, – без лишних предисловий начал он, – сейчас, когда мы вне опасности и нет причины кричать, выкладывай, что хотела, и иди своей дорогой.

Алекс облизнула пересохшие губы. Честно говоря, она чувствовала себя ничуть не увереннее, чем в тот вечер, когда Майлз выскочил, хлопнув дверью, из ее каюты. Она надеялась, что сможет подготовиться к разговору, но, кажется, переоценила свои возможности. А сейчас, под этим разгневанным взглядом, она вообще лишилась дара речи. Подготовленные слова вылетели у нее из головы, и единственное, что она смогла из себя выдавить, это неуверенное:

– Ты так зол на меня…

– Ты за этим пришла? – глумливо спросил Майлз. – Уверяю, ты зря беспокоилась.

– Я пришла затем, чтобы сказать, что я очень сожалею о том, что обидела тебя нечаянным словом. Я не хотела тебя оскорбить.

– Вы льстите себе, дорогая. Обидеться можно лишь на того, к кому что-то испытываешь. Я всего лишь немного раздражен. Меня злит, что вы отнимаете у меня время.

Больше ни добавить, ни прибавить. Очевидно, он поставил жирную точку в разговоре.

Слезы подступили к глазам Александры.

– Понимаю, – прошептала она. – Если вы сказали правду, тогда действительно говорить больше не о чем.

Алекс нагнулась, чтобы поднять свертки, затем вновь взглянула на Майлза, молясь лишь о том, чтобы не расплакаться у него на глазах.

– Спасибо за вещи, которые вы купили мне на Тенерифе. С вашей стороны это было очень любезно, но мне жаль, что вам пришлось потратить свое время на меня, пренебрегая более насущными делами. Больше я не стану вас беспокоить.

С этими словами Алекс сорвалась с места и побежала к песчаному плесу, где ждал ее Оги. Майлз видел, как Макарди попытался обнять ее, очевидно, стремясь успокоить девушку. Те слезы, что стояли в ее глазах во время разговора, сейчас уже, наверное, полились сплошным потоком. Но Алекс почему-то вела себя не так, как предполагал Майлз. Вместо того чтобы броситься Макарди на шею, чтобы высказать шотландцу все, что она думает о бессердечном капитане «Неистового», Александра мягко отстранилась и быстро пошла по тропинке в заросли, к маленькому озеру. Оги последовал за ней, но, перед тем как исчезнуть за завесой деревьев, оглянулся и посмотрел в сторону Майлза. Хотя Кросс и не мог видеть выражения лица своего первого помощника с такого расстояния, он знал, что шотландец смотрит на него по меньшей мере с недоверием.

– Итак, чего же я достиг? – вслух произнес Майлз.

Александра пришла, чтобы извиниться, но за что? За то, что сказала ему, будто та их ночь была ужасной ошибкой?

Выругавшись, кляня себя за жестокие слова, Майлз быстро зашагал к пляжу. В конце концов, решил он, не будет вреда, если мы поговорим по душам.

Крупно вышагивая, капитан «Неистового» шел к озеру по дорожке, протоптанной его людьми. Майлз нагнал Александру и Оги у самой запруды. Оги резко обернулся, услышав хруст веток.

– Капитан, – облегченно выдохнул он, узнав Кросса.

– Возвращайся к лодке, Оги. Я хочу поговорить с леди.

Лицо Майлза казалось непроницаемым, и шотландец, не зная, чего ожидать от своего вздорного капитана, не торопился уходить. В конце концов, он был здесь для того, чтобы защитить девушку. Не зная, как поступить, Оги вопросительно посмотрел на Алекс. Заметив это движение своего первого помощника, Майлз рассвирепел еще больше.

– Вы получаете приказы не от нее, мистер, а от меня, – прорычал он.

– Девушка расстроена, капитан.

– Все в порядке, Оги, – сказала Алекс, встав между капитаном и Оги. – Со мной все будет хорошо.

Оги покачал головой, не зная, чего ждать.

– Хорошо, ребята, но только мне хочется, чтобы вы как-то поладили между собой. Что творится! – бормотал себе под нос Оги, отправляясь восвояси. – Сперва он не хочет говорить, потом хочет… И она тоже хочет говорить, но при этом плачет…

Майлз и Алекс в неловком молчании смотрели друг на друга. Первым молчание нарушил Майлз:

– Кажется, мы совсем запутали Оги.

– И не он один такой, запутавшийся, – откликнулась Алекс.

Она тоже не знала, как понимать взгляд Майлза. Отчего-то ей стало трудно дышать, хотя шли они с Оги к запруде медленно и устать она не успела. Отвернувшись, Алекс принялась рассматривать озеро, впервые заметив, как красива окружающая природа.

Роскошные папоротники создавали живописнейший фон для нарядных тропических цветов, разноцветным кольцом окруживших кристально чистое озеро. Ручей, питавший его, падал с уступа, образуя бурлящий водопад. Солнце, пробиваясь сквозь резные листья пальм, играло на воде, отражаясь бесчисленными солнечными зайчиками. Вне сомнений, ничего более завораживающего и более красивого Алекс не видела в жизни.

– Правда, мило? – сказал Майлз, подойдя поближе к девушке.

– Красота, – восторженно выдохнула Алекс и вдруг, взглянув в глаза Кроссу, без улыбки спросила: – Почему вы пошли за мной? По-моему, вы достаточно ясно дали понять, что уже и так потратили на меня слишком много времени.

Майлз пожал плечами и как бы невзначай вдруг наклонился сорвать ярко-красный амариллис. Играя цветком, по-прежнему глядя в сторону, Майлз сказал:

– Как вы правильно заметили, я был зол. После того как я высказался столь необдуманно, я решил, что невредно было бы выслушать и другую сторону.

Алекс пристально смотрела на него, но так и не смогла разгадать его настроения.

– Я уже сказала то, что хотела сказать, – осторожно заметила она.

– Извинилась?

– А этого недостаточно?

– Все зависит от того, за что ты просишь прощения, Александра. Ты жалеешь о том, что сказала, или ты просто ищешь иной способ выразить свое сожаление по поводу того, что случилось в моей каюте три ночи назад?

Нотки сарказма лишь усугубили растерянность Алекс. Она отвернулась и, закрыв лицо руками, тихо заплакала.

– Я не знаю. Я действительно не знаю. Майлз, я так растерялась… Я не могу выносить твою ненависть…

Алекс опустилась на землю и, упав лицом в траву, зарыдала.

Искренне сожалея о том, что стал причиной ее слез, Майлз присел рядом с ней и приобнял ее за плечи.

– Сядь, – тихо сказал он и, достав из кармана платок, подал ей. – Вытри слезы, и поговорим.

Алекс взяла платок из его рук и промокнула влажные щеки.

– Я не плакала с тех пор, как умер отец, не плакала, пока не встретила тебя. Теперь мне кажется, что я только и могу, что плакать.

– Это я сделал тебя такой несчастной? – с прежними нотками в голосе спросил Майлз.

– Моя жизнь была простой и ясной, а теперь все чертовски сложно, – призналась Алекс. – Какая-то головоломка.

– Я глубоко сожалею о том, что свалил все это на твою голову, Александра. Ты и сама не знаешь, как я жалею о том, что мои люди притащили тебя на корабль, лишив дома.

Майлз отвел глаза, уставившись невидящим взглядом вдаль, и Алекс показалось, что он больше жалеет себя, чем ее.

– Мне жаль, что причинила тебе столько бед.

– Да нет, – пробормотал он уже совсем другим голосом, нежным и глубоким. – Два дня назад я готов был сказать, что никогда не пожалею, что нашел тебя.

Алекс взглянула в его золотистые глаза и увидела, что сарказма в них больше нет, как нет и настороженности. Только желание и нежность. Сердце ее затрепетало. Протянув руку, она легонько коснулась его лица.

– Два дня назад я проснулась в твоей постели, как глупая школьница, по уши влюбленная, не зная своей судьбы и не думая о ней, зная только, что я всегда буду с тобой.

– Но эти чувства оказались настолько нестойкими, что ты с легкостью поверила в то, что я тебя продам, – продолжил за нее Майлз, тронутый ее лаской, но все еще не вполне уверенный в том, что она собирается ему сказать именно то, что он хотел бы услышать.

– Нет, Майлз, дело не в том, что эти чувства были нестойкими, а в том, что они были для меня совершенно новыми.

Алекс убрала руку и отвернулась, не выдержав его испытующего взгляда.

– Ты опытный мужчина, ты знаешь, что такое любовь, но для меня это пробуждение было равносильно второму рождению, второму появлению на свет. Я явилась в мир, где нет места равнодушию, где все наполнено страстью, где если смеются, то от всей души, а если плачут – то сердце рвется на части. Там нет середины ни в чем; чувства там самой высокой пробы, а сердца и души обнажены – открыты для ласки и для боли. Ты сам сказал, что собираешься меня продать, и мой новый мир разлетелся на осколки.

– Но я извинился за свои слова, – удивленно заметил Майлз, не совсем понимая, что за кошка между ними пробежала. – Однако даже когда ты поняла, что ошибалась, ничего не изменилось. Ты ясно дала мне понять, что сожалеешь о том, что мы делили с тобой… Ты сказала, что боишься меня.

Алекс покачала головой и повернулась к нему. Глаза ее блестели от слез.

– Я не тебя боюсь, Майлз, я боюсь своей любви, того, что будет со мной. Ты – знатный лорд, а я дочь простого лекаря. Я не перенесу еще одного предательства, но и ненависти твоей я тоже не переживу.

Голос ее сорвался, и одинокая слеза покатилась по щеке.

– Что ты говоришь, Александра? – прошептал он и, осторожно поддерживая ее, губами коснулся ее влажных глаз, осушая слезы, и только затем нежно поцеловал в губы.

Алекс боялась дышать, чтобы нечаянно не спугнуть волшебный миг счастья, рожденный его поцелуем. Не сразу набралась она смелости открыть глаза. Еще больше мужества потребовалось, чтобы закончить свою мысль.

– Я пытаюсь сказать тебе, – прошептала Алекс, слегка отстранившись, чтобы тепло его рук и губ не мешало ей формулировать мысль, – что я простая деревенская акушерка, которая никак не может спрятаться от своей любви к красивому, гордому лорду.

Ее тихое пронзительное признание в любви словно сорвало путы с сердца Майлза, и с трепетной нежностью он взял в ладони ее лицо и приник к ее губам.

– Прошу, не надо, – прошептала она, отворачиваясь.

– Не понимаю, ты сказала, что любишь меня…

– И я действительно тебя люблю, – выкрикнула она со слезами. – Но я не могу принять то, что ты предлагаешь мне.

– И что я тебе предлагаю? – спросил он, нахмурившись.

Алекс опустила глаза, не зная, в какие слова облечь свои мысли.

– Майлз, ты богатый и знатный человек, а я никто – ни титула, ни состояния. Но, несмотря на то что род мой не такой древний, как твой, и предки мои не прославили себя в боях и сражениях, как твои, у меня есть гордость и есть убеждения – идеалы, которые я не могу предать, не предав себя. Я люблю тебя, но я не могу жить с тобой в грехе – как любовница.

Алекс осмелилась поднять глаза на Майлза.

– Ты представляешь, как горько мне будет сознавать, что ты мой и не мой, что ты в любой момент можешь разжать пальцы и отпустить меня? Каким страшным будет этот миг падения! Я хочу определенности в отношениях, Майлз.

Кросс вдруг понял все. Вот почему она так страдает… Он подошел к воде.

Молчание длилось целую вечность.

– Что ты знаешь о моих родителях, Александра?

Удивленная его неожиданным вопросом, Алекс ответила не сразу, пытаясь припомнить все, что было ей известно о герцоге и герцогине. Майлз напряженно ждал ответа.

– Род Кандлейских известен как один из древнейших и наиболее знатных в Англии, – смущенно произнесла она. – Я знаю историю их служения короне…

– Нет, не то, – сказал Майлз, покачав головой. – Ты что-нибудь знаешь о моей матери?

– Она была дочерью капитана. Из колоний.

Майлз слегка улыбнулся:

– Это то, что известно всем.

– Разве она не дочь капитана из Новой Англии? – нахмурившись, переспросила Алекс.

– Нет, она действительно была дочерью капитана из Америки по имени Майлз О'Ши. Но дело в том, что она еще и плавала на его корабле матросом. Да-да, эта красивая, элегантная, отменно воспитанная леди была матросом.

Увидев недоверие в глазах Алекс, Майлз широко улыбнулся. С удовольствием примеряя на себя новую роль сказочника, Майлз присел рядом с Алекс на траву.

– Ну как тебе новость? Хороша она или плоха, все зависит от точки зрения. Видишь ли, когда мои родители встретились, дедушка был смертельно ранен, и леди Кэтлин приняла на себя командование отцовским кораблем. Я уверен, ты слышала историю о том, как капитан Эрик Кросс захватил четыре испанских галиона?

Алекс молча кивнула, во все глаза глядя на Майлза.

– Ну вот, моя мать была капитаном одного из кораблей, которые сражались с испанским флотом…

– Быть того не может! – воскликнула Алекс, уверенная, что Майлз просто смеется над ней.

– Клянусь, это правда! – засмеялся Майлз. – Когда я был ребенком, мать учила меня наравне с отцом управлять кораблем, владеть шпагой и прочему. Она действительно удивительная женщина.

– Твоя мать владеет шпагой?

– Весьма искусно.

– Ты придумываешь, – заключила Алекс, заметив, как играет на губах Майлза улыбка.

– Нет! Клянусь! Эрик Кросс, наследник герцогского титула, влюбился в зеленоглазую бестию, у которой хватило храбрости и мастерства приложить острие сабли к его груди. Отец до сих пор верит, что в тот день она таки достала из груди его сердце и с тех пор носит его при себе – для надежности.

Алекс потребовалось некоторое время, чтобы поверить в эту романтичную, но и скандальную историю.

– Зачем ты мне рассказал все это? Какое это имеет отношение к…

Майлз покачал головой и поднял руку, чтобы призвать Алекс к молчанию.

– Моя дорогая Александра, разве ты не понимаешь? Когда Эрик Кросс встретил женщину, подходящую ему по темпераменту и характеру, женщину, которую он полюбил, ему и в голову не пришло задуматься над тем, благородного она происхождения или нет. Ему было плевать на то, что она не дочь герцога или графа! У отца хватило мудрости понять, что перед ним сокровище, за которое он будет благодарить судьбу до конца своих дней.

Майлз вдруг стал очень серьезным, и, хотя между ним и Алекс сохранялось некоторое расстояние, взгляд его был полон почти интимной нежности.

– Я рос в атмосфере любви удивительно нежной и страстной. Я думал, что так любить уже никто не умеет. Откровенно говоря, до недавнего времени я считал, что так и не встречу себе пары. Но в ту ночь, когда я впервые увидел тебя на борту «Неистового», ты чем-то напомнила мне мать – такая же стойкая, не боящаяся ни пули, ни угроз; женщина, способная делать то, что не всем мужчинам под силу, женщина, которую невозможно приручить… полная интригующей тайны.

– Майлз…

– Нет, подожди, я должен тебе сказать что-то важное. Всего лишь час назад Оги назвал меня тупым, глухим к голосу разума и трусливым лжецом, и он был прав. Трусостью можно объяснить нежелание человека понять то, что говорит ему сердце, и только лжец станет отрицать тот очевидный факт, что я люблю тебя. Ты боялась, моя дорогая, что знатный дворянин не сможет полюбить женщину, стоящую ниже его на социальной лестнице. Но и я кое-чего боюсь. Много лет назад я принял решение жить в стране, где я родился. Так же, как в свое время мой отец, я должен был найти для себя смысл жизни, мое собственное предназначение – доказать себе, что я мужчина. Видишь ли, каждое поколение должно утверждаться за свой счет, а не жить заслугами предков. Я сделал выбор и стал участником войны, в справедливость которой искренне верю, верю настолько, что могу отдать делу освобождения жизнь, если это будет необходимо. Теперь я смотрю на себя не как на английского лорда, а как на американца, преданного земле, где в цене лишь достоинства самого человека – его мужество, его характер, его дух, где никому нет дела до твоих предков и все надо доказывать самому. Мое сердце подсказывает мне, что я нашел женщину, достойную того, чтобы ради нее жить, и все же, Александра, я до сих пор не знаю, имею ли я право так круто менять твою жизнь, вовлекая тебя в борьбу, о которой ты не имеешь представления?

Алекс не смела поверить в то, что только что услышала красноречивое признание в любви. Она искала ответ на свой вопрос, вглядываясь в золотистые глаза капитана, боясь произнести хоть слово. Решившись, она нежно коснулась щеки сидящего рядом с ней мужчины и ласково улыбнулась.

– Ты прав, Майлз, я ничего не знаю о твоей войне, но, как ты часто говорил мне, наше путешествие обещает быть долгим, и, быть может, ты сможешь найти время просветить меня. Одно только я могу сказать, – добавила Алекс, опуская ладонь ему на грудь, – мое сердце бьется здесь, и, пока ты не вернешь его мне, я буду следовать за тобой повсюду.

Майлз накрыл ее руку своей и обнял, прижав к груди. Губы их встретились в нежном, почти стыдливом поцелуе, но очень быстро объятия их наполнились страстью, ласки стали смелее, с тихим стоном Майлз уложил ее на траву, покрывая ее лицо и шею бесчисленными поцелуями. Алекс погрузила пальцы в его густые волосы, подставляя для поцелуев свое лицо.

Майлз стал расстегивать крохотные пуговицы ее платья, злясь на то, что дело продвигалось медленнее, чем ему бы хотелось. Нежные губы Алекс, ее ласковый шепот, ее пальцы – все это подгоняло его, лишая терпения. В конце концов со стоном он откатился в сторону.

Алекс села на траву, ничего не понимая.

– В этих свертках… В них ты принесла одежду, чтобы переодеться после купания?

– Да, – выдохнула она, завороженная возбужденным блеском его глаз.

– Хорошо, – с дьявольской улыбкой пробормотал Майлз, вставая. – Я уже довольно насмотрелся на этот наряд, дорогая. С этого момента ты будешь носить только шелка и атлас, так что больше нам эта дрянь не понадобится!

Одним движением он рванул ткань, и лиф соскользнул с плеч, более ничем не удерживаемый. С юбкой тоже долго возиться не пришлось, и вскоре Алекс осталась стоять в одной тонкой нижней рубашке, едва доходившей до колен.

Глаза его потеплели, улыбка слетела с губ, он смотрел и смотрел на нее, на ее тело, просвечивающее сквозь тонкую ткань.

Алекс дотронулась до его плеча, затем осторожно просунула руку под рубашку, провела ладонью по груди. Майлз застонал от удовольствия и, отстранившись, быстро скинул мешавшую рубашку. Алекс жадно смотрела, как он начинает расстегивать бриджи.

Смутившись, и от увиденного и от своих нескромных мыслей, она отвернулась. Кожа ее все еще горела там, где ее касался Майлз. Она слышала, как Майлз сбросил свои сапоги и оставшуюся одежду, и, когда он наконец подошел к ней и обнял сзади, ей не надо было поворачиваться, чтобы убедиться в том, что он совершенно наг.

Теплые нежные губы его коснулись ее шеи, горячая дорожка поцелуев пролегла к плечу. Алекс откинула голову к нему на грудь. Майлз потянул за ленту, вплетенную в густую золотистую косу, и синяя полоска атласа упала к ее ногам. Он медленно расплел шелковистую косу и встряхнул золотую массу волос, позволив тонким кудряшкам разлететься по плечам, нежно обнял ее за плечи и повернул лицом к себе. Тела их едва касались. Майлз потянул рубашку вниз, и та соскользнула на землю.

Алекс вдыхала воздух короткими частыми глотками. Грудь ее вздымалась, но она по-прежнему стояла перед ним неподвижно. Между тем глаза его начали неторопливое путешествие по ее телу. Золотистые и горячие, как сам огонь, они обдавали ее жаром. Руки его ласкали то, чего он только что коснулся взглядом.

Его охватило желание, острее которого он еще не испытывал в жизни. Огонь, бушевавший в нем, грозил спалить его дотла, но Майлз не торопился. Алекс откинула голову, отдаваясь мучительно-сладостному наслаждению, рожденному его прикосновениями, и, когда все прекратилось, она недоуменно открыла глаза.

– Самое приятное, любовь моя, это растягивать удовольствие, – ответил Майлз на ее невысказанный вопрос. – У нас с тобой вся жизнь впереди, но сегодняшний день будет особенным, и его ты запомнишь. А теперь пошли.

Алекс вздрогнула, но покорно пошла за ним.

Ей нравилась его легкая походка, походка, в которой чувствовалась сдержанная сила. Ей нравилось, что грудь его покрывали жесткие курчавые волосы, образующие треугольник, острым концом уходящий вниз, к плоскому животу. Ниже талии кожа его была светлее, но Алекс едва ли обратила на это внимание, потому что взгляд ее оказался прикован совсем к другому. Впервые она при дневном свете увидела то, что составляло его мужское естество. Его копье было готово к бою. Алекс порозовела и отвела глаза. Майлз заметил ее смущенный, чуть испуганный взгляд, остановился и привлек ее к себе, ладонями сжав ягодицы. Алекс чувствовала, как пульсирует кровь в той части его тела, чьи размеры заставили ее отвести глаза. Губы его нашли ее губы, и рука скользнула между ног, вглубь. Дрожь наслаждения пронзила обоих. Алекс тихо застонала, обнимая Майлза, прижимая его к себе еще ближе, извиваясь под его ласками.

Желание Майлза не торопить события быстро улетучилось. Кристально чистая вода озера могла бы своей волшебной силой еще сильнее распалить их голод, но он больше не мог ждать. Осторожно уложив ее на мягкую прибрежную траву, он опустился сверху. Он целовал ее губы, лицо, шею, темно-розовые соски, и Алекс выгнулась ему навстречу, словно просила большего.

Глухой стон сорвался с его губ. Он вошел в нее лишь чуть-чуть, дразня медленными движениями, и, когда она прогнулась ему навстречу, судорожно глотая воздух, тогда, и только тогда он позволил себе войти в нее целиком.

Губы Алекс припухли от его поцелуев, но она не замечала боли, все ее чувства, все ощущения сейчас были сосредоточены в одном месте. Алекс как в бреду повторяла имя своего возлюбленного, а между тем волна наслаждения принесла острое удовлетворение.

Услышав его стон, Алекс прошептала:

– Я люблю тебя, Майлз. Как я тебя люблю…

Слова ее эхом отозвались в душе Майлза, словно тысяча серебряных колокольчиков заиграли чудную мелодию. Он ответил ей. Лежа в обнимку, усталые и счастливые, они повторяли друг другу слова любви.

– Что ты сказал, любимый? – прошептала Алекс, не разобрав горячий шепот.

Майлз приподнялся на локте, взглянув в сапфировые глаза своей любимой, ясные, как небо в летний день, и повторил:

– Я спрашивал тебя, выйдешь ли ты за меня замуж, согласна ли ты носить под сердцем моих детей, стать моей половиной…

Она была слишком растрогана, чтобы вслух произнести ответ. Майлз читал согласие в ее глазах, но все же, продолжая дразнить ее, спросил:

– Ну так как? Я не слышу. Да или нет, мадам? Вы выйдете за меня замуж?

– Да, – прошептала Алекс, улыбаясь, не в силах сдержать слез счастья.

Майлз покачал головой:

– Не слышу – наверное, ваша страсть, мадам, лишила меня слуха. Скажите погромче.

– Да, – прошептала она.

– Что? Что вы сказали? – повторив он, наклоняя голову, будто для того, чтобы лучше расслышать.

– Я сказала «да», ты, невежа! Да! – повторила она и шутливо принялась молотить кулачками по его груди. – Да, я буду носить твоих детей, – повторила она серьезно и нежно. – Да, любовь моя, я стану твоей половиной.

Наклонившись, она коснулась губами его губ, и они скрепили свой договор поцелуем, словно печатью. После Алекс коснулась рукой его лица, легко пробежав кончиками пальцев по его лбу, скуле, подбородку.

– Я люблю тебя, Александра, – тихо и без улыбки повторил он.

– Мои друзья, мои родители звали меня Алекс. Ты только однажды назвал меня так, в тот первый раз, когда мы любили друг друга, и больше ни разу не повторил.

– Алекс… Алекс… – повторял он, поглаживая ее по плечам, груди, животу.

Заметив, как быстро его ласки привели ее в возбуждение, он заставил себя остановиться.

– Моя красавица Алекс… Через час начнет темнеть, и нам надо торопиться.

– Я не хочу покидать это место, – лениво пробормотала она, перекатившись на спину. – Пусть себе мир живет по своим законам. Все, что мне надо, – здесь.

Майлз почесал затылок, будто обдумывая ее предложение.

– Рай на необитаемом острове… Мужчина и женщина, красивее которой еще не знал свет… Длинные праздные дни, не занятые ничем, разве что поисками новых путей удовлетворения этого страстного существа… Боюсь, любовь моя, – добавил он, делая над собой некоторое усилие, ибо все то время, пока он говорил, она водила рукой по его телу, и это не оставило его равнодушным, – что столь сильных и крепких ощущений не в силах выдержать ни один мужчина.

– Проверим? – предложила Алекс, обнимая его.

Ей пришлось приложить небольшое усилие, чтобы заставить его склониться над ней, и, воспользовавшись моментом, она перевернулась, увлекая его за собой. Ее все еще напряженные соски щекотали его грудь, даря наслаждение обоим. Она играла с ним, ее губы манили его к себе, но Майлз не без некоторого сожаления все же отстранился.

– Господи, да ты настоящая искусительница! Я тебе покажу, кто тут хозяин, проказница!

Одним взмахом он приподнял ее и, подступив к самому краю воды, уже готов был бросить ее в кристальное озеро. Алекс, разгадав его намерения, крепко вцепилась в него.

– Нет, прошу тебя, не надо!

– Вам надо научиться послушанию, мадам!

Майлз рассмеялся, пытаясь освободиться от ее смертельной хватки.

– Нет, Майлз, не надо! – взмолилась она, и только тогда он понял, что она больше не играет.

– Я не умею плавать, – призналась она, виновато заглядывая ему в лицо.

Майлз увидел страх в ее глазах.

– Прости, любовь моя. Я не хотел тебя напугать.

– Ничего страшного, – улыбнулась она. – Я понимаю, что стыдно быть таким ребенком, но…

Алекс прижалась к нему всем телом и, уткнувшись в грудь, глухо прошептала:

– Моя мама утонула, когда мне было десять лет. Мы вместе катались на лодке. Папа нырнул за ней, но она успела уйти под воду. Он нырял еще и еще, но, когда он ее выловил, было уже поздно. С тех пор я смертельно боюсь воды.

– Прости, любовь моя, – повторил Майлз, глубоко тронутый ее рассказом. – Прости, – повторил он, бережно, как ребенка, укачивая ее на руках. – Я не знал.

– Откуда ты мог знать? – нежно спросила она, поднимая глаза, и, улыбнувшись, другим, веселым голосом добавила: – Если бы не мой страх, меня бы тут не было.

Майлз нахмурился, не понимая, о чем она говорит, и Алекс поспешила объяснить:

– В тот первый день, когда мы зашли в бухту… Не будь я такой трусихой, я бы прыгнула за борт и добралась до берега.

– У тебя ничего бы не вышло, – улыбнулся Майлз. – За тобой было поручено следить Спанглеру.

– Я этого не знала! – удивленно воскликнула Алекс. – Помню, я целый день ходила по палубе туда-сюда без остановки.

– Знаю-знаю, – засмеялся Майлз. – Спанглер чуть мозоли себе не натер. Впрочем, он принял это наказание как кару за то, что накануне стукнул тебя по голове.

– Бедняга. Да, припоминаю, я несколько раз сталкивалась с ним, и всякий раз он извинялся передо мной за тот случай, но так и не посмел взглянуть мне в глаза.

– Ты – чудо! – воскликнул Майлз. – Спанглер едва тебя не убил, выкрал из дому, а ты ему еще и сочувствуешь.

– Почему бы нет? Он всего лишь выполнял твой приказ. Если мне и следует кого-то ненавидеть, так это тебя!

– И ты ненавидишь меня, любовь моя?

Алекс покачала головой:

– В моем сердце слишком много любви, так что больше ни для чего не осталось места.

Единственным ответом Майлза был поцелуй.

– А теперь, любовь моя, я хочу научить тебя плавать. Ты не против?..

– Не против, Майлз.