Глава 14. Майлз шел по кривым грязным улочкам Санта-Круса, продираясь сквозь толпы пьяных матросов и шлюх

Майлз шел по кривым грязным улочкам Санта-Круса, продираясь сквозь толпы пьяных матросов и шлюх. Маленький городок напоминал бедлам. Добропорядочные горожане, спасаясь от нашествия разгульных пиратов, запирались в своих домах, наглухо закрывая ставни. Уж лучше потерять прибыль, отказавшись от торговли, чем потерять жизнь. То тут, то там, завязывались потасовки. Грозные окрики сопровождались звоном клинков. Смертельный поединок могло спровоцировать нечаянно брошенное, показавшееся кому-то обидным слово, но чаще всего бились из-за женщин. Местных проституток не хватало на всех.

Майлзу удалось купить несколько платьев, ткани, кружев и шитья великолепного качества.

Он надеялся, что Александра любит и умеет шить. Это занятие помогло бы ей справиться со скукой, а в Чарлстоне он закажет для нее наряды у лучших портных города. Деньги не имели значения, Майлз Кросс готов был отдать сколько угодно за то, чтобы его женщина была одета как королева.

– Капитан! Капитан Кросс!

Блаженная улыбка, вызванная мыслями об Алекс, сползла с лица Кросса, когда он, оглянувшись, увидел бегущего следом Оги. Шотландец явно был чем-то встревежен.

– Что такое? Что случилось?

– Давайте быстрее возвращайтесь, капитан, что-то случилось на корабле.

– Но что? Объясни толком.

– Я и сам не знаю. Курт разыскал меня в городе и сказал, будто что-то неладно с мисс Уайком. Я отправил парня на корабль, а сам пошел искать вас.

– Черт! Держи все это барахло и иди как можно быстрее.

Майлз несся к порту, все сметая на своем пути. На корабль он влетел вихрем. Все было тихо, и Кросс несколько растерянно позвал Марко.

– Я здесь, сэр! – откликнулся рулевой, показавшись из люка.

– Что происходит?

– Ну… Не хотелось бы говорить здесь…

Майлз поспешил к Марко, и они вместе направились вниз, к каютам, – Майлз впереди, Марко чуть позади.

– Теперь-то ты можешь объяснить, что случилось?

– Да что-то с мисс Уайком. Где-то с час назад она потребовала вас к себе, а когда Курт сказал ей, что вы сошли на берег, она оттолкнула его и помчалась на палубу. Мы ее, конечно, поймали, но добровольно идти вниз она отказалась. Пришлось… Ну, пришлось ее затащить в каюту силой. Это было нелегко, капитан. Она пиналась, и царапалась, и вопила во все горло.

Майлз остановился на полпути, удивленно взглянув на своего рулевого.

– Сэр, мы ее не хотели обидеть… Мы все слишком уважаем мисс Уайком, чтобы позволить себе лишнего… Да только пришлось ее связать. Она била в дверь так, что мы думали, она проломит ее, и еще, – Марко тряхнул головой, словно и сам не вполне понимал, что происходит, – еще… несколько дней пребывания на корабле здорово повлияли на нее. Она выучила столько новых слов и выражений… Честно говоря, такого количества бранных слов я и сам не знаю. Леди весьма расстроена, капитан.

– Мягко говоря – расстроена, – уточнил капитан и едва не улыбнулся, представив смятение своих бравых матросов, вынужденных сражаться с деревенской тихой девушкой, ни с того ни с сего превратившейся в фурию.

– Все в порядке, капитан? – спросил подоспевший Оги.

– Еще не знаю, только собираюсь выяснить. Мисс Уайком чем-то расстроена, только чем – убейте меня, не знаю. Марко, – встрепенувшись, спросил Кросс, – ты не знаешь, мог к ней пройти кто-нибудь, кто мог бы ее расстроить, доктор Копели, например?

– Нет, сэр. Курт принес ей ленч, но она с ним не разговаривала. Он говорит, что девушка, судя по глазам, плакала.

– Плакала, говоришь? А ну-ка, Оги, давай сюда пакеты. Кстати, все ли закуплено?

– В основном да. Но, капитан, нам будет нелегко. Многого нет в продаже.

– Придется довольствоваться тем, что есть. Оги, я закупил товар у Батиста: ткань, кружево, все такое. Теперь это нужно погрузить на корабль. Возьми несколько человек. Как только закончите, мы отчаливаем. Диего не рассчитывает, что мы покинем порт сегодня, так что пойдем на маленькую хитрость. Марко, постарайтесь все приготовления к отплытию делать незаметно, чтобы наш уход стал для Диего неожиданностью. В противном случае он перекроет нам выход из порта.

– Да, сэр. Понятно.

Майлз отпустил матросов, а сам пошел к каютам, раздумывая над тем, чем мог быть вызван столь неожиданный всплеск у его дамы сердца. Алекс совсем не походила на тех женщин, с кем Майлзу до сих пор приходилось иметь дело, и этот факт внушал ему серьезные опасения относительно того, помогут ли новые наряды усмирить ее гнев, или все будет наоборот.

Александра решила, что вот-вот сойдет с ума. Она так долго ходила по каюте взад-вперед, угрюмо глядя в пол, что успела изучить каждую трещину на досках.

Ее негодованию не было предела. Уже вечер, а Кросс так и не соизволил к ней зайти объясниться.

Вдруг Алекс услышала голоса и среди них голос Майлза. Несмотря на то что мужчины старались говорить тихо, Алекс сразу догадалась, что речь шла о ней, о том переполохе, который она устроила в отсутствие капитана. На этот раз он уж никак не пройдет мимо ее двери. Собрав остатки гордости, Алекс расправила плечи. Сердце ее колотилось как бешеное, наполовину от ужаса, наполовину от страха показать собственную слабость.

В замке повернулся ключ, и Алекс невольно отступила назад, за маленький столик, который она использовала как туалетный. Дверь отворилась, и девушка, движимая внезапным импульсом, схватила со стола щетку с пукоятью из слоновой кости и запустила ею в вошедшего. Майлз, застигнутый врасплох, едва успел увернуться.

– Эй, женщина, с чего это вдруг ты превратилась в базарную торговку? – прорычал Майлз, заходя в каюту. – У нас и так по горло проблем! Не хватает еще, чтобы ты тут устраивала дебош, переворачивая вверх дном корабль!

– Будь проклят твой корабль и твоя команда! – завизжала Алекс.

После всего у него еще хватает наглости требовать от нее идеального послушания!

– Какой черт в тебя вселился?

– Ты еще спрашиваешь? Господи, ты действительно думал, что я буду сидеть спокойно и ждать своей участи, пока ты строишь грязные штаны относительно моего будущего?

– Какие еще планы?

– Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю!

– Александра, ты о прошлой ночи?

– Не смей даже заикаться об этом! – хрипло прошептала она, так, будто с трудом выдавливала из себя слова. – Хотела бы я навсегда забыть ее как дурной сон.

Майлз весь сжался, как от пощечины. Вот, оказывается, как она оценивает то, что было между ними. Стараясь не выдать боли, он весь ушел в себя, с холодным любопытством глядя на женщину, которая, как он верил совсем недавно, испытывала к нему нежные чувства.

– Что ж, мне жаль, что ты так восприняла случившееся.

– Ты, самодовольная свинья! Ты вообще не знаешь, что такое раскаяние! Ты взял, что хотел, а остатки вышвырнул, даже не задумываясь о том, какую боль ты причиняешь…

– Итак, я сделал тебе больно?

– Да ты соблазнил меня, черт побери! И я позволила…

Алекс душили рыдания. Майлз сделал шаг к ней, но она отшвырнула его руку.

– Нет, не приближайся! Господи, я даже не знала, что можно ненавидеть так, как я ненавижу тебя!

– В самом деле? – спросил Майлз таким ледяным тоном, что Алекс пробрал озноб. – Но прошлой ночью мы, кажется, испытывали друг к другу отнюдь не ненависть.

– То, что было между нами прошлой ночью, называется развратом.

– Невысокое, однако, у вас мнение о любви, дорогая.

– Зато у вас оно совсем особого свойства! Господи, где это видано, чтобы женщину укладывали ночью в постель «по любви», а на следующее утро продавали!

– Продавали? – нахмурившись переспросил Майлз. – О чем, черт побери, ты говоришь?

– Я слышала, утром тебе нанес визит твой друг…

– Какой еще друг?

– Испанец, который все пялился на меня. Тот самый, что, по твоим же словам, предлагал за меня хорошую цену. Так вы уже успели условиться, или ты решил не торговаться, отдать, за сколько берут?

– Так ты думаешь…

Только сейчас Майлз понял, в чем причина гнева его возлюбленной и, откинув голову, захохотал, бросив покупки на кровать.

– Господи, да я изо всех сил старался упрятать тебя подальше от Диего, а ты решила, будто я тебя собрался продавать!

– А что еще я должна была думать? В твоем поступке была бы логика. Будучи запертой в каком-то испанском гареме, я бы более не представляла угрозу твоим близким, не так ли? Вот решение всех твоих проблем!

Майлз покачал головой, не веря своим ушам.

– Моя дорогая Александра, во-первых, в Испании не принято держать гаремы. Мой старый враг Диего Родера хотел перепродать тебя весьма влиятельному арабскому принцу Ари-паше. А что касается сведений, которые ты держишь в своей чудесной, но несколько бестолковой головке, я поверил тебе прошлой ночью, когда ты сказала, что никому ничего не будешь рассказывать. Может, зря?

Алекс уже ничего не понимала.

– Я не намерена рассказывать о том, что знаю.

– Тогда зачем мне от тебя избавляться?

До сих пор в поступках Майлза Алекс не прослеживала никакой логики, зачем искать ее сейчас…

Алекс готова была заплакать. Весь день прошел в ужасных переживаниях, и теперь она просто не знала, что думать, во что верить.

Вздохнув, Майлз подошел к Александре. Она хотела увернуться, но в тесной каюте особенно не развернешься. Майлз обнял ее, ласково погладил по плечу.

– Я заслужил твое недоверие, Александра. Сегодня утром я разозлился на тебя только потому, что испугался. Но я и представить не мог, что ты воспримешь мои слова так буквально. Посмотри на меня, – тихо приказал он, приподнимая ее лицо так, чтобы можно было увидеть ее глаза. – Никогда в жизни я не продал ни одного человеческого существа и никогда не опущусь до такой низости. Может, тебе и не хочется об этом говорить, но я все равно скажу: прошлая ночь была для меня особенной. Когда я проснулся и вспомнил, как грубо обошелся с тобой, мне стало жутко. Я стыжусь того, что делал и того, что говорил. Ты редкой красоты и души человек, Александра, и я не хочу отпускать тебя так легко.

Алекс судорожно вздохнула. Она искренне хотела верить ему, но штормовые облака, сгустившиеся за день, непросто было разогнать. Нежных слов и ласкового прикосновения оказалось мало.

– Если вы не собирались продавать меня, тогда зачем мы здесь?

Судя по всему, она готова была выслушать вразумительные объяснения и принять их.

– Я зашел на Тенерифе только для того, чтобы пополнить припасы, которые нам понадобятся для долгого путешествия в Чарлстон, но с некоторых пор меня преследуют неудачи, и этот случай не исключение. Здесь оказался Диего Родера – известный пират и торговец белыми рабами. Мне крупно не повезло еще и в том, что я попал на остров как раз в тот момент, когда готовится большой аукцион. Увидев корабль Диего, я понял, что тебе грозит опасность, и послал Курта предупредить тебя.

– Почему ты решил, что мне грозит беда?

– Моя дорогая, у Диего глаз наметан на красивых женщин, а такое сокровище, как ты, для него весьма лакомый кусочек, от которого трудно отказаться.

– Ты преувеличиваешь.

– Я? Сама посуди. Едва Диего увидел тебя, он тут же решил, что купит тебя за любые деньги.

На этот раз, когда Майлз положил Алекс руки на плечи, она не стала отстраняться.

– Я был зол сегодня, – проникновенно сказал Кросс, серьезно глядя ей в глаза, – но не на тебя, а на себя за то, что втянул тебя в беду, и, честно говоря, меня взбесили скабрезности, которые отпускал в твой адрес Диего. Не мог я спокойно слушать, как женщину, которую я… которая мне нравится, называли шлюхой.

Бранное слово острой болью отозвалось в сердце Алекс. Всего пару дней назад она сама же поклялась, что не допустит того, чтобы ее превратили в падшую женщину, но сейчас она, впервые трезво оценив ситуацию, вынуждена была признать, что Диего подобрал для нее то слово, которого она заслуживает.

– Господи, – простонала Алекс, закрыв лицо ладонями. Майлз понял ее боль, ее стыд и, нежно, но решительно взяв ее руки в свои, опустил их вниз.

– То, что думает Диего, не имеет никакого значения, – сказал Майлз, заглядывая Алекс в глаза, но она, казалось, не слышала его.

– Так он для этого заходил? – с горькой усмешкой спросила Алекс. – Чтобы заполучить твою шлюху?

– Черт, Александра! – выругался Майлз и, резко отвернувшись от девушки, сердито заходил по каюте. – Ты не шлюха! Или ты себя таковой считаешь?!

– Не важно, что считаю я. В глазах всех я не более чем…

Алекс готова была снова заплакать. До сих пор ей не приходило в голову задуматься о последствиях… Ночью она пошла на поводу у страсти, а наутро проснулась падшей женщиной.

Майлз видел, что с Алекс творится неладное. Он быстро подошел к ней и, взяв за плечи, заговорил горячо и убедительно:

– Нет, любовь моя, в глазах всех ты остаешься красивой, душевной женщиной, и никто, слышишь, никто не посмеет оскорбить тебя, в противном случае ему придется иметь дело со мной!

– И ты готов восстать против всего мира, – саркастически усмехнулась Алекс и, решительно стряхнув с плеч его руки, добавила: – Как это похоже на тебя! Смотрите, что за галантный кавалер! У меня есть для вас новость, сэр. Знаете ли, в нашем обществе, среди простых людей, не в пример вам, благородным, считается весьма предосудительным для девушки позволить обольстить себя знатному господину. Может, вы сделаете нам обоим одолжение, если продадите-таки меня мистеру Родере?

– Ты говоришь как последняя дура, – прошипел Майлз, не понимая причины ее упрямого нежелания посмотреть на вещи с менее мрачной стороны. – Никто, – прошептал он, хватая ее за руку, – ни один мужчина никогда не узнает того счастья, что я испытал в твоих объятиях, Алекс. Я никому тебя не отдам! Ты моя. Моя! И да поможет Бог тому, кто попытается тебя у меня отнять!

Майлз притянул ее к себе, целуя с той же страстью, с которой произносил свой последний монолог. Алекс в первый момент захотелось оттолкнуть его от себя. То удовольствие, которое обещали его объятия, было постыдным, грешным. Но рядом с ним она чувствовала себя так уютно, так хорошо. Весь день она провела в аду, думая, что ее жестоко предали, но нежность его поцелуя уносила прочь боль. В его поцелуях было столько сладостного томления, что Алекс не смогла лишить себя предложенного счастья. Руки ее сами взметнулись ему на плечи и сомкнулись на затылке.

Алекс выдала себя, свою страсть и желание и разожгла ответное желание в мужчине. Весь мир с его проблемами и обидами отступил, сейчас оба жили только чувствами и ощущениями. Алекс не могла отказать себе в удовольствии погладить его по спине, ощутить крепкое тело. Майлз застонал от наслаждения. Его поцелуй почти обжигал Алекс, а между тем пальцы ее, обретшие новую, независимую от самой Александры жизнь, уже перебирали его густые волнистые волосы, цветом своим напоминавшие ей львиную гриву.

Он ощущал ласковое тепло ее тела даже сквозь грубую ткань одежды. С новой силой нахлынули воспоминания, заставив его заново пережить испытанные ночью чувства. Он нестерпимо желал повторения.

Алекс застонала то ли от стыда, то ли от наслаждения, когда он накрыл ладонью ее грудь. Ноги подкашивались, горячая волна, поднимающаяся откуда-то изнутри, грозила растворить ее в себе.

Чувствуя, что Алекс пытается бороться с разраставшейся страстью, Майлз отстранился. Она права. Еще не время для любовных игр. Сейчас надо было действовать: Диего Родера представлял серьезную опасность, и не кто иной, как капитан корабля, должен был отвести угрозу. У них впереди достаточно времени.

– Моя сладкая, моя чудная Александра, – ласково прошептал Майлз, целуя ее мокрые щеки, – ты наполнила жизнью мое сердце, ты заполнила собою пустоту и согрела мою душу.

Алекс прижала голову к его груди, слушая его сердце, бьющееся так же сильно, как и ее собственное. Она боялась сойти с ума от противоречивых чувств. Утром она любила Кросса. Сейчас же к этому всепоглощающему чувству примешался привкус потери. Да, она желала Майлза так сильно, как только может желать женщина, но все же чего-то не хватало.

Доверия. Невосполнимая утрата, думала Алекс, в то время как Майлз гладил ее по волосам. Исчезла цельность чувства, безраздельная вера. Только теперь она поняла, насколько глупо поступила, позволив себе полюбить красавца лорда.

– Александра?

Алекс подняла голову и встретилась глазами с человеком, который с недавних пор завладел ее чувствами и, страшно сказать, ее душой.

Майлз нахмурился, увидев смятение в ее синем взгляде.

– Ты мне не веришь? – спросил он, скептически прищурившись. – Все ясно, ты все еще думаешь, будто я собираюсь тебя продать.

– Нет, – тихо ответила Алекс, покачав головой.

– Тогда почему ты так печальна? Я обещал, что не подпущу к тебе Диего! Я втянул тебя в эту историю, мне и выпутываться!

– А что потом?

Вопрос застал Майлза врасплох.

– Потом мы отправимся в Чарлстон, – сообщил он, не вполне понимая, куда она клонит.

– А потом? – не унималась Алекс. – Что потом? Что будет с милой, но более не невинной Александрой? Надлежит ли ей остаться в Америке, чтобы всегда быть к услугам мужчин типа Диего Родеры, или отправиться в родной город, чтобы доживать свои дни, довольствуясь лишь воспоминаниями о том, как согрела как-то невзначай чье-то одинокое сердце?

Майлз помрачнел.

– Я же сказал, Александра, что не отдам тебя никому.

– А моего мнения никто уже и не спрашивает?

Алекс отступила назад, словно желая возвести между ними барьер.

– Господи, – страстно проговорила она, – ты уже говоришь обо мне так, будто я твоя собственность, твоя вещь. Кто, скажи, дал тебе право распоряжаться мной? Смею напомнить, сэр, я не ваше имущество, я – женщина, существо из плоти и крови, к тому же наделенное способностью чувствовать… Способностью испытывать страх.

– Ты меня боишься? – тихо спросил Майлз.

– Да, – еле слышным шепотом выдавила из себя Алекс.

– Зачем тебе меня бояться?

Алекс очень хотелось выговориться. Но как могла она сказать ему, что на самом деле она боялась не его, а своего чувства к нему. Боялась любить его. Сегодня она получила жестокий урок. Нельзя с безграничной легкостью отдаваться чувствам. Опасно и глупо. Ни разу Майлз не сказал ей, что любит. Он желал ее, это верно, но желание эфемерно. Есть – и тут же улетучилось, оставив после себя пустоту. Любовь – нечто другое, более прочное. Любовь крепко связывает людей. Но и любовь создает связи не настолько прочные, чтобы их нельзя было разрушить. Неверное слово – и все разбилось, словно чашка из тонкого фарфора. То, что выстрадала сегодня Алекс, заставило ее задуматься над необходимостью облечу свое сердце в кокон. Иначе сердце не выдержит.

– Ты не ответила мне, – хрипло проговорил Майлз.

Его разозлило ее молчание и упорное нежелание пойти ему навстречу. Он ведь уже говорил ей не раз, что хочет ее, а ей, кажется, все равно. Если она уже поняла, что он не намерен продавать ее, то что еще стоит между ними?

– Я не знаю ответа, Майлз. Я знаю только, что прошлая ночь была ужасной ошибкой.

На этот раз пришла его очередь испытать боль. Значит, то, что для него было праздником, пиром чувств, для нее – всего лишь досадная ошибка. Не желая принимать удар, Майлз обратил боль в ярость.

– Возможно, ты права, – холодно бросил он. – В конце концов, я был пьян. Очевидно, алкоголь сыграл злую шутку с моим рассудком, и я раздул из мухи слона. В следующий раз я постараюсь не интерпретировать животную похоть как что-то напоминающее нежные чувства. А теперь, прошу простить, меня ждут дела.

Майлз круто повернулся и пошел прочь. Громко хлопнув дверью, он ушел, так ни разу и не оглянувшись. Алекс не хотела ни обидеть его, ни настроить против себя. Его новая вспышка ярости явилась для нее полной неожиданностью. Без сил она опустилась на кровать.

Медленно опускались сумерки, а Алекс все сидела на кровати, пытаясь найти ответ на вопрос, можно ли любить такого человека, как Майлз Кросс, и при этом избежать страдания.

Ответ напрашивался сам собой: нельзя. Или надо любить и страдать, или навек закрыть для него свое сердце.

Майлз влетел на палубу, как штормовая туча. От него так и веяло холодом. Жестокие слова Александры жгли сердце. Как она могла назвать ошибкой ночь, которая внесла мир в его душу? Проклиная Александру за то, что она отняла у него вновь обретенное счастье, он проклинал и себя за то, что попался в расставленные ею сети. Та, что так легко отдает себя, а потом так же легко уходит, достойна презрения, а не любви.

Любви? Майлз чуть не оступился, поднимаясь на ют, пораженный собственными мыслями. Неужели он любил Александру? Да нет, ерунда! Она была всего лишь одной из женщин. Женщин – сильно сказано, скорее запутавшимся ребенком. Конечно, он не любит ее. Смешно даже думать об этом!

Оги стоял у борта; заметив капитана, жестом позвал его.

– Вот он, сэр. – Старый матрос указал на огромную каракку^[3], вставшую на якорь в более глубоких водах на выходе из бухты. – Прибыл несколько минут назад. Должно быть, это явился араб, о котором говорил Родера.

– Точно, – кивнул Майлз. – Арабский принц во всем своем великолепии. А как насчет Диего?

– Не успела каракка встать на якорь, как Диего поспешил к нему с визитом, на том самом троне, как утром, помните?

– Нам самое время отчаливать. Давай, Оги, командуй, а я встану за штурвал.

Шотландец поспешил к корме и, перегнувшись через борт, дал матросам долгожданный сигнал. Не прошло и минуты, как концы были отданы, сходной трап втянут на борт, и дюжина мужчин прыгнули в шлюпку и, быстро и слаженно работая веслами, потащили корабль силой своих мощных мускулов. «Неистовый», подхваченный волной, легко и изящно отплыл от причала.

Майлз вел корабль, направляя его в узкий пролив – выход из бухты, по которому сновали похожие на призраки из-за надвигающихся сумерек суда. Вывести корабль из бухты оказалось намного сложнее, чем войти в нее, но, едва течение захватило корабль и Майлз приказал поднимать паруса, баркентина набрала скорость и помчалась по синей глади. За ней на натянутом канате летела шлюпка – будто хвост гигантского воздушного змея. Матросы из шлюпки по сброшенным веревочным лестницам поднялись на корабль. Майлз широко улыбнулся Марко, так славно организовавшему работу. Все шло как нельзя лучше.

Диего и его люди наверняка оказались сбиты с толку неожиданным маневром. Даже если бы они захотели догнать «Неистовый», им бы все равно не удалось: слишком много времени пришлось бы потерять на подготовку к отбытию.

Как только баркентина вышла в открытое море, Майлз передал штурвал Марко, а сам пошел к правому борту. Глядя в подзорную трубу на каракку, капитан наслаждался приятным зрелищем. Выскочивший на палубу Диего, вцепившись в борт, смотрел вслед удалявшемуся «Неистовому». Майлз рассмеялся и помахал врагу, словно тот мог его видеть. Итак, Александра спасена. Теперь Диего их не догнать.

Впервые за долгие годы знакомства с надменным и хитрым испанцем Майлз недооценил своего врага. И эта ошибка дорого ему стоила.