Глава 2. Кажется, прошла целая вечность с того момент, как я видела твое милое лицо в последний раз

Кажется, прошла целая вечность с того момент, как я видела твое милое лицо в последний раз …

Стерлинг Харлоу ехал домой.

Когда этим утром он позвал грума Тейна и приказал оседлать коня, он просто собирался на прогулку в Гайд-парк. Он справедливо считал, что на сегодня у него не было более неотложных дел, чем лениво улыбаться, приподнимая шляпу, во время мимолетного флирта с какой-нибудь леди, случайно попавшейся ему на глаза. За этим неизменно следовал хороший обед, послеобеденный сон и ночная игра в карты с Тейном в "Уайте" или "Уайтере" ("White's" и "Watier's" знаменитые элитные мужские клубы - прим. переводчика).

Поэтому было совершенно непонятно, почему он гонит свою лошадь таким лихорадочным галопом и, оставляя далеко позади запруженные аллеи Лондона, мчится вперед по свободным деревенским дорогам.

Мимо него пролетали живые изгороди и каменные заборы, позади которых раскинулись ярко-зеленые луга. Летнее небо сияло ослепляющей синевой, а облака паслись на нем, словно пушистые ягнята на лазурном поле. Свежий воздух наполнял его легкие, вытесняя городскую копоть, и заставлял чувствовать себя опьяневшим и даже немного опасным.

Он скакал на бешеной скорости уже почти час, когда осознал, что за эмоции в нем так бурлят.

Он был зол. Чертовски зол.

Потрясенный этим открытием, он заставил кобылу перейти на бег. Он потратил двадцать один год, чтобы довести до совершенства холодную беспристрастность, как раз подходящую для человека его положения. А этой деревенской ханже понадобилась только пара минут, чтобы пустить все прахом.

Он убрал ее письмо в ящик стола Дианы три дня назад и с тех пор не прикасался к нему. Но ее голос все равно звучал в его голове - язвительно-чопорный и к тому же пытающийся расшевелить его совесть, намеренно усыпленную годами безразличного отношения.

"Несмотря на то, что в течение последних лет вы игнорировали ее многократные просьбы о примирении, она умерла с вашим именем на устах. Я думаю, что эта новость не причинит вам больших страданий".

Стерлинг фыркнул. Разве сложно было для мисс Лауры Фарли стать защитницей его матери? В конце концов, ведь его мать дала ей дом.

Тот, из которого она выбросила его самого.

Очень легко представить себе убежденную в своей правоте маленькую педантку, удобно устроившуюся в гостиной Арден Менор. Она, вероятно, садилась за секретер красного дерева, чтобы написать то официальное послание, и, в поисках наиболее уничтожающего оборота по отношению к нему, мусолила во рту кончик пера. Он так и видел, как ее самодовольные брат и сестра топчутся у нее за спиной, умоляя прочитать письмо вслух, чтобы они тоже имели возможность повеселиться.

А после того, как она аккуратно запечатала письмо воском, они, вероятно, все вместе собрались под неярким светом лампы вокруг любимого фортепиано его матери, чтобы спеть гимны и поблагодарить Бога за то, что он создал их такими высоконравственными, в отличие от непростительных негодяев, таких, как он.

Увидев эту картину, он сделал еще одно удивительное открытие.

Он ревновал. Смехотворно, трогательно, неистово ревновал.

Ревность была ему совершенно чужда. Желая получить красивую женщину или отличный образец лошадиной породы, принадлежавшие другому, он никогда не страдал в тех редких случаях, когда ему отказывали в том, чем он восхищался.

Но он ревновал к детям, которые жили в доме, который когда-то был его собственным. Много лет он не позволял себе даже думать об Арден Менор, а сейчас внезапно словно ощутил, как колются шипы роз, стелящихся по выкрашенным белой краской кирпичам. Он почти чувствовал сильный и резкий запах пряных трав из сада, где его мать специально выращивала их, чтобы использовать как приправы, и почти видел, как на заднем крыльце под полуденным солнцем дремлет толстая желтая кошка.

Он ощутил в груди острую боль, где-то неприятно близко к сердцу.

Стерлинг яростно пришпорил лошадь, заставляя ее перейти в галоп. Он проехал еще несколько лиг (лига - старинная английская мера расстояний, соответствует 4,8 км - прим. переводчика) в том же изнурительном темпе, прежде чем он перевел лошадь на спокойный галоп. Не стоило убивать преданного тебе коня из-за женщины. Он сжал губы.

Особенно из-за такой женщины, как Лаура Фарли.

Стерлинг сделал остановку в полуразвалившейся гостинице, чтобы отдохнуть и напоить лошадь, и снова продолжил путь. Солнце поднялось в зенит и начало лениво спускаться к горизонту, до того как окружающий ландшафт начал казаться ему хоть сколько-то знакомым. Он остановил лошадь на одиноком перекрестке. Если память ему не изменяла, деревня Арден лежала прямо за ближайшим холмом, а поместье находилось меньше, чем в одной лиге.

Он бы не вынес любопытных взглядов деревенских жителей, если бы поехал через их стоящую на отшибе деревеньку, после полудня в четверг уже сонную. Кроме того, он не хотел, чтобы кто-то из них помчался предупредить мисс Фарли о его приезде. Она не ждала его в ближайший месяц и, если годы сражений с Наполеоном и его фаворитами чему-то и научили его, так это тому, что нужно полностью использовать элемент неожиданности.

Стерлинг свернул кобылу с дороги и поскакал по тропе, усеянной круглыми пятнами солнечного света. Чтобы приехать в поместье незамеченным, ему было нужно только пересечь дубовый лес, который окаймлял его земли с запада.

Приблизившись к старой-престарой роще, он невольно улыбнулся. Ребенком ему казалось, что в лесу водится всякая нечисть, что он прибежище бесчисленных леших и эльфов, стремящихся ему напакостить. Мать почти не разубеждала его, очевидно, надеясь, что страх перед лесом не даст ему упасть в быстрый лесной ручей или какое-нибудь каменное ущелье. Улыбка исчезла с губ Стерлинга. Кончилось тем, что она отдала его монстру, который был хуже, чем все, что только могло нарисовать его воображение.

Лес оказался еще темнее, чем ему помнилось.

Толстый навес переплетенных ветвей почти не пропускал солнечный свет и приветствовал тени. Стерлинг изо всех сил попытался приспособиться к этому первобытному полумраку. Но как он ни старался сосредоточиться на продвижении вперед, все равно продолжал ловить боковым зрением странные и внезапные признаки какого-то движения. Он оборачивался, и все странно затихало, словно воздух перед грозой.

Неожиданно с кривого куста боярышника взлетела какая-то птица. Лошадь Стерлинга испуганно метнулась в сторону и едва не сбросила его.

- Спокойно, девочка, - пробормотал он и наклонился вперед, чтобы погладить шею животного.

Он провел последние десять лет, открыто глядя на черные рты орудий этого безумца. Просто нелепо, что пустынный лес так сильно выводит его из равновесия. Не надо было возвращаться в это проклятое место, горько подумал он. Нужно было дать указания Диане, чтобы она с его благословения отдала поместье этой ханже мисс Фарли.

Он заставил дрожащую от страха кобылу остановиться, изо всех сил пытаясь обуздать собственные предательские мысли. Может, он и возвращается в дом своего детства, но он больше не ребенок. Он - Стерлинг Харлоу, седьмой герцог Девонбрук, и скоро станет хозяином Арден Менора.

Стерлинг согнул ноги и сильно дернул поводья. Кобыла поняла намек и перешла на бодрый темп, когда Стерлинг направил ее через древесный лабиринт.

Он наклонился к ее шее, чтобы не задеть свисающие ветки, решительно настроенный раз и навсегда оставить позади лес и все свои страхи. Вскоре он заметил, что навес из ветвей над ним становится тоньше. Солнечный свет лился через кружевной шатер из листьев, золотя воздух обещанием свободы.

Надежду разрушил неровный овраг, который внезапно возник как из-под земли, угрожая поглотить его целиком.

Стерлинг не стал паниковать. Его кобыла дважды перепрыгивала препятствия, в два раза большие в длину и в три раза большие в глубину, во время охоты на лис в деревенском поместье Тейна. Он верил в нее.

До тех пор, пока она не уперлась передними копытами в землю и не издала пронзительное ржание, сообщая, что этот прыжок он будет делать сам, без нее. Выпустив из рук поводья, он вылетел из седла через ее голову. Около четверти секунды он благодарил судьбу за то, что земля покрыта ковром упавших листьев, но потом заметил впереди высокий дуб. Последним звуком, который он слышал, был глухой удар его собственной головы, врезавшейся в ствол дерева.

Лаура всегда любила старый дубовый лес.

Она любила его первобытность, полумрак и дерзкие обещания языческих удовольствий. И хотя она знала каждый его камешек и каждую расщелину еще со времени, когда была маленькой девочкой, она притворялась, что может потеряться в его темном лабиринте, потому что это придавало ее размеренной жизни восхитительное ощущение опасности, что ей было крайне необходимо.

Будучи ребенком, она верила, что однажды сможет забраться на какой-нибудь холмик и увидеть морщинистого эльфа, сидящего на поганке, или встретить фею, порхающую среди блестящих листьев папоротника-орляка. Став постарше, она представляла себе, что слышит призрачный гром цокающих копыт, и поворачивалась, чтобы увидеть смелого рыцаря на белом коне, который скачет между деревьев.

Лес был волшебным местом, где было позволено помечтать даже осиротевшей дочери приходского священника.

Лаура опустилась на колени в мягкий суглинок под раскидистыми ветвями своего любимого дерева. Сегодня она пришла в лес не для того, чтобы мечтать. Она пришла, чтобы попросить о помощи своего старого друга.

Она закрыла глаза, склонила голову и стиснула руки перед собой, как учили ее мама и папа.

- Господи? Мне очень жаль, что я побеспокоила Вас, сэр, особенно после всех этих нечестивых мыслей о Лорде Дьяволе (Игра слов. Lord может означать не только "лорд", но и "Бог" - прим. переводчика) - она вздрогнула. - Я имела в виду лорда Девонбрука. Но, кажется, и я и дети попали в беду.

Даже когда Джордж и Лотти станут беззубыми и будут ковылять на больных ногах, Лаура все равно будет думать о них как о детях. Ей все равно хотелось оградить их от понимания того, насколько серьезно их положение. Особенно для нее самой.

- Я совсем не хочу показаться докукой, тем более, что я знаю, что не была такой сознательной, какой должна была бы быть, - продолжила она. - Только на прошлой неделе я пренебрегала псалмами два утра подряд, засыпала раньше, чем заканчивала молитвы, схватила последнюю булочку, хотя и знала, что ее хотела взять Лотти, и огрызалась на Куки за то, что она сожгла овсянку. А потом, когда обожгла себе щеку щипцами для волос, я произнесла, - она глянула из-под ресниц, чтобы удостовериться, что вокруг нет никого, кто мог бы стать свидетелям ее шокирующей исповеди, - очень плохое слово.

Ветер трепал листья и разочарованно вздыхал. "Возможно, перечисление грехов не лучший способ начать" - подумала Лаура, прикусывая нижнюю губу.

- Я вообще не стала бы Вас беспокоить, но я должна помешать этому Лорду Дьяволу, - она опять вздрогнула, - лорду Девонбруку… чтобы у детей осталась крыша над головой, кажется, я должна выйти замуж до дня своего рождения. И мне не хватает только одного - джентльмена, за которого я могла бы выйти.

Лаура еще сильнее наклонила голову, и ее слова полились потоком.

- Вот о чем я прошу вас, сэр. Пошлите мне доброго и достойного мужчину. Такого, который будет любить меня все те годы, которые мы проживем с ним как муж и жена. Я бы хотела, чтобы у него было доброе сердце, преданная душа и пристрастие к регулярному мытью. Он не обязан быть очень красивым, но было бы неплохо, если бы он не был отвратительно волосат, имел более или менее прямой нос и полный набор зубов. - Она скорчила гримасу. - Или, по крайней мере, большую часть. Я бы предпочла, чтобы он не бил меня, даже если я этого буду заслуживать, и хотела бы, чтобы он полюбил Джорджа и Лотти, так же как их люблю я. О, и терпимое отношение к котятам значительно облегчило бы дело.

Решив, что не повредило бы и несколько обещаний от нее самой, Лаура добавила:

- А если Вы пошлете мне мужчину, который будет уметь читать, я прослежу, чтобы он продолжил дело моего папы. - Если Господь будет достаточно щедр, чтобы послать ей мужа, она тоже должна проявить щедрость и поделиться им. Боясь, что и так уже попросила слишком много, она быстро закончила молитву. - Спасибо за все, чем ты одарил нас. Передайте папе, маме и дорогой леди Элеоноре, что мы очень любим их. Аминь.

Она медленно открыла глаза, захваченная звенящим ожиданием. Она точно не знала, чего именно в этот момент ждала от Всемогущего. Грома и молний? Грянувших фанфар? Недоверчивого смеха?

Она взглянула на полосу великолепной синевы, проглядывавшую сквозь ветки возвышающегося над ней дуба, но небеса казались такими же далекими, что и изящные лондонские залы для балов.

Поднявшись на ноги, она отряхнула юбку от приставших к ней сухих листьев. Она уже начинала жалеть о своей торопливой молитве. Вероятно, она должна была выразиться более определенно. В конце концов, разве Господь еще не посылал ей кандидатов в мужья? Добрые, приличные деревенские парни, которые сочли бы за честь сделать ее своей женой, а Арден Менор своим домом. Мужчины с преданными сердцами и крепкими спинами, готовые работать от рассвета до заката, чтобы у них всех была крыша над головой.

Даже добросердечная Леди Элеонор, которая боялась, что она так и останется ни с чем - унылой незамужней женщиной, которая должна содержать брата и сестру - упрекала ее за то, что она отвергла их неуклюжие, но искренние предложения.

Что, если Господь теперь хочет наказать ее за гордость? Может быть, лучший способ научить ее смирению, это дать ей провести всю оставшуюся жизнь за бритьем спины Уэсли Трамбла или мытьем шеи и ушей Тома Диллмора? Лауру передернуло, удушающая волна паники стала подниматься у нее внутри. Если Господь не пошлет ей джентльмена до дня ее рождения, то у нее не останется другого выбора, кроме как проглотить свою гордость и выйти замуж за одного из деревенских.

Наполовину боясь, что Его ответ на ее молитвы может прятаться на лугу в виде неуклюжей фигуры Тули Грантема, она отвернулась от поместья и направилась в глубину леса. Уход за умирающей леди Элеонорой и управление поместьем после ее смерти в последние месяцы оставляло ей совсем мало времени даже на то, чтобы просто побродить по лесу. Или помечтать.

Просвеченные солнцем тени, казалось, манили ее к себе. И хотя Лаура уже была достаточно взрослой, чтобы знать, что вряд ли столкнется с чем-то более опасным, чем недовольный еж или поляна ядовитых поганок, лес все равно казался ей неотразимо таинственным. Чем дальше она углублялась в лес, тем запутанней становились ветки над ее головой, отказываясь пропускать к ней солнечный свет и прошивая воздух восхитительным холодом.

Рассеянно гуляя по лесу, она вернулась мыслями обратно к своей дилемме. Как она сможет вынести свадьбу с Хьюи, Томом или Тули, если она всегда мечтала выйти замуж за Габриэля, Этьена или Николаса? Если бы она вышла замуж за Николаса, она бы смогла называть его Ником, когда у них будут размолвки, и Никки в моменты большой страсти. Конечно, у нее еще пока ни разу не было момента большой страсти, но она оставалась оптимисткой. А он мог бы звать ее каким-нибудь прозвищем, таким как… ну ладно, например "моя любимица". Она настолько углубилась в мысли о чарах воображаемого джентльмена, за которого она собиралась замуж, что чуть не провалилась в засыпанный камнями овраг, который делил надвое ее путь.

Она повернулась в поисках толстой ветки, которую можно было бы перебросить через овраг как мост, и увидела его.

Она замерла на месте и быстро заморгала. Для нее было не внове с помощью моргания заставлять исчезать свои лесные фантазии. Ребенком она часто останавливалась и яростно моргала, превращая отвратительную физиономию обратно в скрюченное сухое дерево, или седого карлика в небольшой камень, которым он и был все это время.

Но на сей раз ее отчаянное моргание было напрасным. Она закрыла глаза, посчитала до десяти и снова открыла.

Он все еще находился там, спящий в постели из мха на краю ущелья под раскидистыми ветвями самого старого в лесу дуба.

Лаура двинулась к нему, словно загипнотизированная. Она, вероятно, и не заметила бы его вовсе, если бы случайный солнечный луч не проник в полумрак и не омыл его золотистым светом.

Она опустилась около него на колени, и ее тревога возросла, когда она заметила, что он неподвижен и очень бледен. Дрожащими пальцами она расстегнула две верхние пуговицы его жилета и просунула руку внутрь. Накрахмаленный батист его рубашки прилегал к ее руке каждый раз, когда его грудь поднималась и опускалась от ровного дыхания.

Лаура даже не осознавала, что задерживает дыхание, пока от облегчения и слабости не присела на землю около него. Его сердце билось под ее рукой сильно и уверенно. Он был жив.

Но как он сюда добрался? Лаура с тревогой оглядела подлесок. Не было видно ни признаков лошади, ни следов перестрелки. Он стал жертвой чьего-то подлого обмана? Возможно, попытки похищения или нападения разбойника? Такие преступления были почти неслыханными в сонной маленькой деревушке Арден и ее окрестностях, но, с другой стороны, и такие красивые незнакомцы в элегантной одежде тоже были здесь большой редкостью. Лаура порылась в карманах его дорожного пальто. Его кошелек был не тронут, как и тайна его появления.

Как будто он с неба свалился.

Она осела на пятки, ее глаза расширились.

Невозможно было отрицать, что у него лицо ангела. Не пухлого розового херувима, которых Лотти так любила рисовать в своем учебнике, а высокого серафима, который с пылающим мечом охраняет врата рая. Его лицо было чисто по мужски красивым: выразительные брови и суровая челюсть. Его выдающиеся скулы придавали лицу слабый славянский оттенок, но намек на ямочку на правой щеке рассеивал любые подозрения, что он может быть чересчур серьезен.

Лаура наклонила голову и критически оглядела его. Несмотря на еле заметный золотистый пушок на тыльных сторонах ладоней, основная часть его светлых и волнистых волос вроде бы росла у него на голове, а не в ушах или носу. Она наклонилась к нему и осторожно принюхалась. Аромат мыла для мужчин - свежий и дорогой - исходил от его кожи. Она закрыла глаза и глубоко вздохнула. Даже грубый запах его пота был странно притягателен.

Она открыла глаза и обнаружила, что ее лицо находится на одном уровне с его носом. Едва заметная горбинка портила его орлиный профиль, придавая его лицу обаятельное очарование.

Лаура осела на пятки и покачала головой собственным причудам. Она такая же глупая, как и Лотти. На какое-то мгновение она позволила себе развлечься смехотворным предположением, что он может быть ответом на ее молитвы. Но нельзя найти мужчину в лесу и просто оставить его себе. Так не делается. Она задумчиво вздохнула, разглядывая безупречный покрой его брюк из оленьей кожи и соблазнительные локоны волос, лежащие на накрахмаленном воротнике. Особенно такого мужчину, как он. По такому мужчине точно будут горевать те, кто имел несчастье его потерять.

Ее взгляд метнулся к его рукам. На руке не было обручального кольца, которое могло бы указывать на то, что его ждет дома обеспокоенная жена. Не было дорогого кольца с печаткой, которое могло бы подсказать его личность. Сама того не осознавая, она потянулась к его длинным и узким пальцам, но потом отдернула руку.

Ему гораздо больше нужна мягкая постель и горячая припарка для головы, чем ее причитания над его телом. Ей не хотелось объяснять местным властям, что он умирал, пока она тратила драгоценные секунды, восхищаясь формой его красивых, ровных и твердых губ.

Лаура начала подниматься на ноги, но потом заколебалась. Она и так уже слишком долго тянула. Ему не может повредить, если она только одним глазком взглянет на его зубы. Именно это говорила она себе, снова наклоняясь к нему.

По его благородным чертам лица струились лучи солнца, и он был похож на принца, который ждал тысячу лет, пока кто-нибудь не придет и не пробудит его от заколдованного сна. Просвеченные солнцем золотистые пылинки кружились вокруг них обоих, словно сверкающий волшебный ореол.

Позже она могла бы поклясться, что, должно быть, попала под колдовские чары леса, поскольку это было единственное объяснение тому, к чему привел ее шокирующий импульс - ее, Лауру Фарли, дочь набожного приходского священника, которая никогда не позволяла никому из кандидатов в мужья даже держать ее за руку - она склонилась и коснулась губами его губ.

Они были на вкус еще лучше, чем на вид, и она ощутила их заманчивую силу и мягкость. Ее дыхание, смешиваясь с его, перешло в головокружительный вдох. Поскольку она никогда раньше не целовалась с мужчиной, ей потребовались несколько ошеломленных секунд, чтобы понять, что он тоже целует ее. Даже от небольшого усилия, его губы раскрылись под ее губами. Когда кончик его языка прошелся по ее нижней губе, резкая дрожь прошла через Лауру, предупреждая, что она, наконец, нашла опасность, которую искала всю свою жизнь.

Его хриплый стон потряс ее до глубины души. Она медленно подняла голову и испытала еще большее потрясение, когда поняла, что он стонет не от боли, а от удовольствия.

- Кто?… - прошептал он, глядя на нее затуманенными янтарными глазами.

Лаура не была так обижена даже тогда, когда приходила в себя от фантазии, в которой она прогуливалась по улицам Ардена в одних чулках и воскресной шляпке.

Она рывком отодвинулась от него, и слова полились из нее возбужденным потоком.

- Меня зовут Лаура Фарли, сэр, и я могу вас заверить, что, независимо от произошедшего, я не имею привычки целовать незнакомцев. - Она убрала волосы с пылающих щек. - Вы, должно быть, думаете, что я совершенная бесстыдница. Сама не понимаю, что на меня нашло, и почему я повела себя в такой возмутительной манере, но могу вас заверить, этого никогда больше не повторится.

Но прежде, чем она смогла вскочить на ноги, он схватил ее за руку.

- Кто? - повторил он свой вопрос, его голос перешел в отчаянный отрывистый хрип. Его глаза сузились, пытаясь сфокусироваться на ее лице. - Кто? Кто… я?

Без сомнения, его глаза выражали мольбу. А пальцы вцепились ей в руку, требуя ответа, который она не могла дать.

Даже зная, что собирается совершить самый ужасный грех в своей жизни, Лаура не смогла удержаться от нежной улыбки, которая разлилась по ее лицу.

- Ты - мой.