Глава 16. Ксавье привели в «парилку», вернее в тюрьму для казенных рабов

Ксавье привели в «парилку», вернее в тюрьму для казенных рабов.

Перед ним предстало неуклюжее прямоугольное сооружение. Стены его были сложены из огромных серых булыжников. Стража заставила Ксавье остановиться. Раскрылись массивные деревянные двери. Его пихнули внутрь.

Пленник оказался в огромном караульном помещении. Несмотря на царивший здесь полумрак, Ксавье сразу разглядел трех турецких солдат. Стены были увешаны какими‑то тряпками, веревками, кандалами, а также орудиями самого зловещего вида, наверняка их применяли для пыток. По спине Блэкуэлла побежал холодок.

Скольким из его матросов удалось выжить? Что им пришлось вынести под гнетом турок, известных на весь свет своей жестокостью?

– Теперь это твой дом, – сказал Джовар.

Ксавье не удостоил его ответом.

Вперед выступил огромный усатый турок. В глаза бросался сломанный нос на длинном лошадином лице.

– Новый раб?

– Да, – ответил Джовар. И обратился к Блэкуэллу: – Кадар – начальник тюремной стражи. Теперь в его руках и твое благополучие, и сама жизнь.

Ксавье взглянул в непроницаемые черные глаза. В них невозможно было прочесть никаких чувств. И это встревожило капитана намного больше, чем обычное проявление угрозы или жестокости.

– Кадар, тебе, наверное, будет приятно оказать гостеприимство капитану Блэкуэллу? – криво улыбнулся Джовар.

Турок грубо выругался в ответ.

Раис взял тюремщика за руку и отвел в уголок. Блэкуэлл следил за ними, не сомневаясь, что в эту самую минуту Джовар отдает Кадару приказы, как с ним обращаться, приказы, от которых зависит его жизнь.

Кадар посмотрел на пленника и махнул рукой. За все свое пребывание в Триполи Ксавье впервые видел местного жителя, превосходившего его ростом и силой. Он шагнул вперед, и один из охранников толкнул его в длинный коридор. Блэкуэлл предпочел не обращать внимания на явную провокацию.

Коридор был освещен висевшими на стенах факелами. Блэкуэлл не заметил ни одной двери, через которую можно было бы попасть в другое отделение – или же назад, на свободу.

Вскоре Ксавье очутился во дворике, со всех сторон огражденном тесными клетушками и лепившимися над ними балкончиками. В дальнем конце двора виднелась пара каменных арок, подпиравших просторную плоскую террасу. Пространство под террасой было разделено на открытые во двор закутки. Это были рабочие места для ремесленников. Там трудились и сапожники, и ткачи, и ювелиры. Одну из каморок занимал писарь. Он на миг отвлекся от своего пергамента и посмотрел на Ксавье и стражников немигающими глазами.

В другой каморке было некое подобие таверны. Там хозяйничал мавр, обслуживая любителей выпить, среди которых было немало рабов. Ксавье удивился, ведь он знал, что Коран запрещает правоверным употребление спиртного. И тем не менее один из стоявших возле прилавка был явно мусульманином – так же как и сам хозяин.

Капитан снова огляделся. Да, это была тюрьма, но, кроме того, она являлась и замкнутой общиной, способной полностью обеспечить свое существование.

И конечно, здесь не испытывали недостатка в рабочей силе. Ксавье заметил, что одни из членов его экипажа крутятся возле таверны, а другие спят на соломенных циновках на террасе.

И тут сзади раздался знакомый голос.

– Капитан, сэр! – кричал Тимми.

Ксавье обернулся. Юнга чуть не плакал. Блэкуэлл обнял парнишку.

– Капитан, сэр! – вторил юнге Таббс, хлопая Ксавье по спине.

Но прежде чем поздороваться с ним, Блэкуэлл отстранил Тимми, чтобы присмотреться к нему, так как сразу заметил и разбитую губу, и жалкое подобие одежды, которое и лохмотьями‑то назвать было трудно.

Обнимаясь с первым помощником, Ксавье увидел, что и тот одет не лучшим образом. А в следующий миг ему в глаза бросились следы кнута на голой спине моряка. К этому времени вокруг них собрался весь экипаж: капитан привычно окинул взглядом счастливые, встревоженные лица. Они были так рады ему.

– Что здесь происходит? – внезапно осипшим голосом спросил Ксавье, ибо понял, что большинство членов команды подвергалось унижениям и побоям. Только осторожность заставляла Блэкуэлла не давать волю гневу. Но зато теперь у него появился новый повод для мести.

– Сэр, с нами обращаются хуже, чем с собаками, и морят голодом, – отвечал Аллен.

– За весь день дают кружку воды, три тонюсеньких ломтя хлеба да какую‑то баланду из тухлых овощей, – добавил моряк с разбитыми в кровь губами.

– Разве что кому повезет и он выловит пару оливок, – сплюнув, вставил квартирмейстер Бенедикт.

– А когда раздают пищу, они издеваются над нами и бьют почем зря, и обзывают американскими псами! – загомонили остальные.

– Сэнди вообще сломали руку. Мы перевязали его, как смогли, да только разве без врача тут поможешь! Бедняга с ума сходит от боли, – доложил Таббс, с обожанием глядя на Ксавье.

Блэкуэлл снова обвел взглядом всех этих людей, с надеждой глядевших на своего капитана. Его охватило отчаяние. А ведь он должен был внушить им надежду на освобождение. Ибо только надежда даст им силы выжить, не сломаться в этом аду.

Таббс прошептал на ухо Ксавье:

– А еще нам постоянно приходится смотреть за Тимми, чтобы его не изнасиловали эти проклятые мавры!

Блэкуэлл снова посмотрел на юнгу. Тот и прежде не был толстым, а теперь выглядел просто как скелет.

– Туго тебе пришлось? – прижимая парнишку к себе, спросил капитан.

– Да нет, ничего, капитан, сэр, – бормотал бедолага, прижимаясь к нему и чуть не плача. – Честно, все хорошо.

Хотя ясно было, что это не так.

– Мы правда не давали его в обиду, капитан, сэр, – горячо воскликнул моряк по фамилии Соренсен.

– Молодцы, – кивнул Ксавье и добавил, обращаясь к Тимми: – Выше нос, малыш, теперь я сам о тебе позабочусь!

Тимми лишь кивнул, прикусив дрожащую разбитую губу. Ксавье отпустил его и похлопал по спине. А потом повернулся к морякам:

– Есть среди вас еще больные? Кроме Сэнди, кому‑нибудь еще нужен врач?

В ответ раздался отрицательный ропот, и кто‑то заверил:

– Мы все целы и невредимы, капитан, сэр. И чертовски рады вас видеть – уж простите, если я сказал что не так.

Товарищи подтвердили его слова кивками и ободряющими возгласами.

– И я тоже чертовски рад видеть вас – всех до одного! Вы не должны сдаваться, парни! Мы обязательно добьемся свободы – пусть для этого потребуются время и какой‑нибудь дьявольски хитрый план. – Блэкуэлл поднял глаза и увидел, как на мрачных лицах появляются неуверенные пока улыбки. – А пока главная наша задача – выжить, но остаться при этом верными сынами отчизны, которыми могут гордиться наши родные. И мы сделаем все, что от нас потребуется. Война только начинается.

Команда загудела.

Ксавье поднял руку, и все тут же замолкли.

– Будем вести себя тихо, – вполголоса проговорил он. – Будем покорны и терпеливы, чтобы не раздражать охранников и не вызывать лишних подозрений. Не обращайте внимания на их выходки. Это не будет трусостью. Это будет военной хитростью, с помощью которой мы рассчитываем одержать верх.

Матросы одобрительно зашептались. Ксавье надеялся, что все они догадались: капитан намерен устроить им побег. Хотя, конечно, он не стал говорить, что сначала им предстоит потопить «Жемчужину». Чем меньше людей будут посвящены в подробности» – тем лучше. Блэкуэлл отлично усвоил урок предательства, преподнесенный ему у мыса Бон и стоивший свободы ему самому и его людям.

Тревожно взглянув поверх их голов, он не заметил ни одного охранника. И все же его не оставляло сомнение, что здесь повсюду шныряют шпионы – и уж наверняка в тюрьме их предостаточно.

– А теперь пора повидать Сэнди.

Таббс сказал, что Сэнди на террасе. Блэкуэлл пошел туда. Тимми – за ним, буквально наступая на пятки, и Ксавье не мог винить малыша.

Проходя мимо ряда ремесленников, Блэкуэлл снова поймал на себе неподвижный взгляд писаря. При его приближении незнакомец отложил в сторону перо и встал: он оказался среднего роста, довольно хлипким, с темными, начинающими седеть волосами. В отличие от людей Ксавье он был одет в новое и чистое платье: шаровары, рубаху без ворота и красный короткий жилет. На ногах красовались простые, но добротные сандалии. Блэкуэлл замедлил шаги, заметив, что писарь идет к нему.

– Месье, силь ву пле – вы позволите вам представиться? – Темные глаза впились в лицо Ксавье. – Пьер Куисанд, к вашим услугам.

Ксавье кивнул, подумав, что это наверняка шпион Джовара или Кадара. Хотя, с другой стороны, вряд ли бы он стал привлекать внимание.

– Ксавье Блэкуэлл, капитан американского торгового судна «Жемчужина».

– О, это я уже знаю. – Писарь чуть заметно улыбнулся. – Вы – Деви‑капитан, или капитан‑Дьявол, вы нагнали столько страху на корсаров нашего паши. Тот самый Деви‑капитан, которого смертельно ненавидит раис Джовар. Да, я знаю об этом – как и все остальные в этих стенах. Вы ухитрились приобрести сразу двух непримиримых врагов, капитан Блэкуэлл.

– Я в этом не сомневаюсь, – отвечал Ксавье, недоумевая, чего хочет этот малый.

– Возможно, вам все же стоит, как говорится по‑простому, перекраситься в турка? – Тут Пьер снова улыбнулся. – У вас еще есть время передумать – прежде чем они обрекут вас на медленную и мучительную смерть.

– Меня не так‑то легко уничтожить, – возразил Ксавье.

– Возможно, возможно. Мы вскоре узнаем наверняка. Я, как видите, служу здесь писарем. Не желаете составить письмо?

– Я сам в состоянии составить письмо, – ответил Ксавье, с болью вспомнив про отца и Сару. Необходимо как можно быстрее связаться с ними и уверить, что с ним все в порядке. Ведь они сойдут с ума, когда узнают, что его захватили в плен. А еще нужно связаться с датским консулом – хотя в теперешних обстоятельствах им вряд ли удастся встретиться.

Он испытующе посмотрел на Пьера. Несмотря на приличное платье, он наверняка был таким же рабом здесь, вот только стоит ли считать его шпионом – или возможным союзником? Он был французом, Франция в данный момент воевала с Англией, а Штаты хранили нейтралитет. Но дипломатические отношения между США и Францией все еще оставляли желать лучшего.

Однако Ксавье привык верить своему чутью на людей. Судя по всему, этот Куисанд не был шпионом.

Видимо, Пьер также почувствовал расположение к новому заключенному.

– Здешняя еда вряд ли способна поддержать ваши силы, однако за небольшую мзду можно купить добавочную порцию – к примеру, кружку бульона с парой луковиц и даже кусочком баранины. Вы примете мое приглашение на ужин, капитан? Обещаю поделиться всем, чем богат!

– Вы давно находитесь в плену у варваров, Куисанд? – поинтересовался Блэкуэлл.

– Двенадцать лет. И готов разъяснить все, что пожелаете узнать, про здешние порядки.

Их взгляды снова встретились. И Ксавье тут же вспомнил про Александру, пленницу‑американку.

– Но я должна пойти к нему! – рыдала Алекс. – Пожалуйста, Мурад!

Тот молчал. Алекс лежала на кровати, уткнувшись лицом в подушку.

– Там действительно так ужасно, как рассказывают? – спросила она и резко села.

– Не очень‑то хорошо, это точно.

– Что это значит?

– Алекс, ты тут ничего не сможешь сделать.

– Я хочу видеть его.

– Алекс, это невозможно.

– Вот как? – вызывающе спросила она и вскочила. – Я прожила здесь больше года и успела усвоить одно важное свойство Ближнего Востока, которое, между прочим, осталось неизменным и через две сотни лет!

– Какое именно? – насторожился Мурад.

– Алчность. За деньги здесь можно купить кого угодно и что угодно. И я не поверю, что нельзя подкупить стражу, чтобы меня пропустили в тюрьму. А когда мы попадем туда, то сможем доставить ему кое‑какие вещи, в которых он наверняка нуждается.

– Но нам понадобится золото, Алекс, много золота, – растерялся Мурад.

– Я продам все свои украшения! – выпалила она. – Меня ничто не остановит!

– Аллах, спаси же ее, спаси всех нас!

Алекс облизала губы. Она чувствовала себя по‑настоящему больной, обессиленной, будто это ее били тогда и заковали в кандалы. Она знала про казенных рабов и про все ужасы «парилки» тоже.

Казенных рабов изматывали до смерти на непосильных работах, а содержали в нечеловеческих условиях. И с этого дня Ксавье попал туда. Хотя Алекс ни разу не видела тюрьму, она представляла себе что‑то вроде концентрационного лагеря двадцатого века. Завтра Блэкуэлла пошлют работать в каменоломнях, как скотину. И Алекс твердо решила помочь ему всем, чем только сможет. Она обязательно должна вызволить капитана из каменоломен прежде, чем тяжелый труд убьет его.

– Это убьет его? Ну, работа в каменоломнях?

– Не знаю, – нерешительно отвечал Мурад.

– Да говори же яснее, черт бы тебя побрал!

– Не стоит тебе так ругаться – пусть даже это и принято у христиан! – испуганно ахнул Мурад. – Не знаю значит «не знаю». Люди мрут там, как мухи. Но чаще это случается от голода. Хотя, конечно, то и дело бывают несчастные случаи.

– Несчастные случаи?.. – обомлела Алекс. – Настоящие или подстроенные?

– Как правило, настоящие.

– О Боже! Так ты думаешь, что они там его убьют?! Конечно, это отличный способ избавиться от пленника, имеющего политическое значение!

– Я не знаю.

– Но ты и не помогаешь мне! – закричала Алекс.

– А что, по‑твоему, я должен делать?!

– Не знаю! Что‑нибудь! Хоть что‑то! – Из глаз Алекс полились слезы.

Мурад порывисто обнял ее.

А она не находила себе места, понимая, что теряет время.

В этот вечер Джебаль намерен устроить с нею вдвоем «ужин при свечах». Это будет праздник в честь годовщины брака. И он дал вполне ясно понять, что последует за ужином.

Алекс бросало то в жар, то в холод при одной мысли об этом. Она заставила себя успокоиться и постаралась выбросить эти страхи из головы. На первом месте должен стоять Блэкуэлл.

Однако с некоторых пор события перестали идти так, как их описывали исторические хроники. У Алекс возникло неприятное ощущение того, что все преимущества, которые давало хотя бы приблизительное знание грядущих событий, улетучивается. Она больше не могла быть уверенной, что знает, что случится. А неуверенность поселила в ней страх. И все равно не может быть, чтобы Блэкуэллу суждено было погибнуть в каменоломнях. В этом Алекс была уверена.

Ксавье разглядывал стоявшую перед ним кружку, исходившую горячим паром. В мутной жиже, именуемой здесь супом, плавали два кусочка разваренного лука, морковка и ошметок баранины, умещавшийся в ложке. Остальные обитатели тюрьмы получили на ужин обычную порцию – прозрачный ломтик хлеба и несколько ложек тушеных овощей. Тем временем Пьер Куисанд выложил на стол, за которым они собирались ужинать, краюху хлеба и бутылку красного вина.

– Угощайтесь, мон ами, – пригласил француз, нарезая хлеб и наполняя вином кружки.

– Нет, не могу, – отказался Ксавье, встал и вынес кружку с супом из каморки, которую Куисанд «арендовал» у Кадара. Здесь же, у порога, сидели Тимми с Таббсом и жадно глотали свои жалкие порции. Ксавье поставил перед ними на землю свою кружку и сказал: – Вот, ребята, разделите это между собой и подкрепитесь как следует!

– Капитан, сэр? – просиял Тимми, не веря своим глазам.

– Считай это приказом: вам вдвоем прикончить весь суп!

Тимми не пришлось упрашивать: он тут же набросился на суп.

Блэкуэлл полюбовался недоуменной физиономией Таббса, потом вернулся к Куисанду.

– Вы чрезвычайно благородны, – заметил Пьер, глядя на капитана.

Ксавье только молча пожал плечами и потянулся за хлебом.

– Однако если вы намерены протянуть подольше, вам необходимо позаботиться в первую очередь о себе. Здесь, в тюрьме, человеку потребуются все силы и воля – без остатка, – чтобы выжить.

– Но мои люди надеются на меня. А юнга сильно истощен.

– Здесь никто не страдает от обжорства, кроме тех, кто достаточно разумен и к тому же богат, чтобы купить у Кадара право на послабление.

Ксавье снова пожал плечами.

– Но в любом случае от вашего поступка повеяло свежим ветром с воли. – Пьер ненадолго вышел и вернулся с новой кружкой супа. – Я разделю сегодня свою порцию с вами, капитан. Но на сей раз буду настаивать, чтобы вы съели его сами.

– Надеюсь, что смогу с ним управиться, – улыбнулся Блэкуэлл.

Мужчины быстро съели суп и не спеша потягивали вино.

– Ого, дружище, да ведь это настоящее французское вино – не думаю, чтобы меня подводил мой нюх! – довольно блеснул глазами Ксавье.

– Вы абсолютно правы, это настоящее бордо, 1799 года… отличный сбор! – ухмыльнулся Пьер.

– Здесь, в Триполи? – недоумевал Ксавье, смакуя густую, мягкую, ароматную и нежную влагу. – Господи, это же настоящая амброзия!

– Временами корсарам попадается весьма любопытный груз, – засмеялся француз. – А мусульмане, по счастью, не пьют!

– Как это мило с их стороны, – в тон ему отвечал капитан, которому уже слегка ударило в голову. Пьер щедро наполнил опустевшие кружки.

– У меня припасено еще с дюжину бутылок, капитан. И поверьте, к каждой из них я испытываю не менее нежные чувства, чем к любой из встреченных мною женщин!

Ксавье радостно захохотал, но тут же умолк: слова Куисанда вернули его мысли к очам цвета изумруда.

– Что вас беспокоит, капитан?

Ксавье отставил в сторону кружку и посмотрел в добродушные карие глаза.

– Куисанд, во дворце я повстречал женщину, пленницу‑американку. И сначала принял ее за обычную рабыню. Она сказала, что ее зовут Вера. Однако заверила, что это только мусульманское имя и что по‑настоящему ее зовут Александра. – Капитан ощущал, как взвинчивается от собственных речей. – А когда я увидал ее в следующий раз, она оказалась разодетой в пух и прах, как знатная дама из местных. У нее рыжие волосы и зеленые глаза. Вам, случайно, не известно что‑нибудь про нее?

– Во всем Триполи есть лишь одна пленница‑американка, и ее держат во дворце, – не моргнув глазом, ответил Пьер. – Вот только ее мусульманское имя не Вера, а Зохара. В исламе вообще нет имени Вера.

– Дальше, – почти грозно потребовал Ксавье.

– А вот ее христианское имя действительно Александра, – невозмутимо продолжал Пьер. – Александра Торнтон. Она – жена Джебаля.

– Простите, что вы сказали? – переспросил капитан, не веря своим ушам.

– Она – жена Джебаля. Вторая жена принца. Он влюбился по уши с первого взгляда, в тот самый день, как она появилась в Триполи, если мне не изменяет память, примерно тринадцать или четырнадцать месяцев назад.

Ксавье остолбенел.

– Ходят слухи, что она довольно оригинальная особа. Красавица, ростом не уступит иному мужчине и очень умна. Она уже освоила и местное наречие, и арабский язык, так что изъясняется вполне свободно. Она неразлучна с евнухом, которого Джебаль отдал ей в рабы в тот день, когда она попала во дворец. А еще ходят слухи, что Джебаль по‑прежнему от нее без ума.

Стало быть, она солгала! Она обвела его вокруг пальца! Она вовсе не была той, за кого себя выдавала. Она была невесткой паши, она была женой сына и наследника местного повелителя!

– Капитан, вам плохо?

– Нет, – выдохнул Ксавье, вскакивая из‑за стола. – Хотя и не хорошо!