Глава 7. Придя в себя, я тут же об этом пожалела

Придя в себя, я тут же об этом пожалела. Голова, категорически возражавшая против подобного небрежного с ней обращения, раскалывалась на кусочки, отдаваясь саднящей болью в затылке. Я дернулась, чтобы его коснуться, и поняла, что не могу. Руки оказались очень плотно связаны и вздернуты наверх, причем, судя по всему, довольно давно – я их едва ощущала. Демон всех разбери, какой смысл быть магом, если тебя может спеленать любой, подкравшись со спины и врезав дубинкой по башке?

Я рискнула медленно приоткрыть глаза и тут же распахнула их от изумления, потому что первым, кто попался мне на глаза, оказался Риан. Гвардеец полулежал на кровати и скучающе подкидывал в воздух кинжал, неизменно ловя его за золотистую рукоятку.

– Риан? Что происходит? – я не смогла сдержать в голосе испуганную дрожь.

В своем положении я готова была увидеть толпу бородатых бандитов, возжелавших выкупа, какого‑нибудь сумасшедшего или даже городского стражника, принявшего меня за разбойницу, но никак не сына командира Императорской гвардии, не выказывающего ни малейшего желания меня освободить и оказать первую помощь.

Мужчина вскинул голову, и в его глазах не было ни капли прежней нежности и радости при виде меня. Только безразличие вперемешку со скрытым удовлетворением.

– А, ты очнулась? Не переживай, это ненадолго. Скоро все закончится.

Многочисленные вопросы застряли в горле.

– Закончится? – с трудом повторила я.

Может быть, я что‑то не понимаю и не знаю? Это какой‑то план? Ловля на живца или?.. Думать было тяжело. Перед глазами то и дело все плыло.

Офицер смерил меня презрительным взглядом.

– Ты на самом деле такая наивная или прикидываешься? Ты же не всерьез полагала, что я, рискуя головой, ухлестываю за невестой принца исключительно из большой и пламенной любви?

Я даже слов не находила. Только беспомощно смотрела на незнакомца, которого считала почти другом. Риану же, наоборот, видимо, надоело сидеть в тишине с бессознательной девицей, и он продолжал говорить:

– Это я подкинул василиска в школу, я испортил рисунок вызова металлического элементаля, я организовал нападение разбойников по дороге во дворец.

– Зачем? – тихо спросила я, с трудом подавив чуть не вырвавшееся: «За что?»

Мужчина поднялся и приблизился. Я невольно вжалась в стену, судорожно попыталась призвать хотя бы первичный дар, но поняла, что в меня снова влили зелье. Риан в ответ на мое судорожное дерганье только усмехнулся.

– Мой отец – самый богатый человек Империи после Дейрека. Он владеет пятой частью всех Закатных земель. Руководит гвардией. И когда наконец представилась возможность войти в императорскую семью, появилась ты и все испортила. Ты, должно быть, понятия не имеешь, что, когда младшему принцу исполнился год, родилась Камелия, и между Императором и моим отцом была заключена договоренность об их союзе. Но, конечно, куда нам соперничать с наследницей Аверна? Стоило тебе появиться на свет, и договор был расторгнут. – Серые глаза смотрели на меня с непривычной жестокостью, граничащей с ненавистью. – Ты должна быть благодарна Императору, он вас очень хорошо спрятал. О, если бы я тогда знал, что рыжий надоедливый придурок, который встретился мне в школе, и есть принц! Все разрешилось бы гораздо раньше. Отец потратил очень много сил и денег, чтобы разузнать, где вы находитесь.

– И почему ты не убил меня в школе? У тебя было столько возможностей, – дрогнувшим голосом поинтересовалась я. – Зачем нужен был весь этот фарс с признаниями?

– Деточка, я же не идиот – убивать принцессу в закрытой школе, где круг подозреваемых будет моментально резко ограничен. Мне стоило огромного труда добиться руководства отрядом, отправленным для расследования, и я не стал бы так глупо попадаться. Шансы моей сестры выйти за принца скатились бы к нулю, узнай Император о моем участии в таком грязном деле, не говоря уже о том, что я бы лишился головы. Идея заставить тебя сбежать со мной была не так уж плоха. Ведь никто, кроме тебя, не знал о наших «особых» отношениях.

Он обвел кончиком лезвия контур моего лица, заставив меня судорожно сглотнуть. И припомнить еще кое‑что.

– Отравленное вино. На балу, – припомнила я. – Почему ты не дал мне его выпить? А наркотик? Это была Камелия?

– Вино было сумасбродной инициативой моей сестрицы. Эта дура чуть не отправила к праотцам и родного брата в попытке до тебя добраться. Когда я увидел, что граф начал синеть, в первый миг было желание позволить тебе сделать глоток. Но у Императора могли бы возникнуть ненужные вопросы на тему о том, почему я выжил, а вы двое – нет. А вот наркотик – это мысль моего отца. Он надеялся, что сможет подойти к тебе и внушить какую‑нибудь навязчивую мысль, несовместимую с жизнью. Но тут так некстати появился принц.

Кинжал скользнул вниз по шее к самому краю декольте. Кажется, Риана забавляло то, как я замираю и вздрагиваю от ледяных прикосновений, грозящих проткнуть кожу.

– Идея твоего «побега» пришла внезапно. Ты, должно быть, не слышала о громком скандале, случившемся не так давно? Известный вор и убийца укрылся за Стеной, и эльфы отказались его выдавать. Человек, преодолевший Стену, никогда не возвращается обратно. Кто бы он ни был. Так любезно с вашей стороны было выбрать именно «Четыре ивы» для медового месяца. И очень мило с твоей – поделиться со мной мечтами о свободе. Я заметил, ваши с Дарелом отношения претерпели некоторые изменения по сравнению с тем, что было в школе. Но как ты сама думаешь, во что он скорее поверит: в твою искреннюю к нему привязанность или покладистое притворство, принесшее шанс вырваться из золотой клетки?

Я готова была расплакаться. Чувствовала, как мелко дрожат губы, хмурилась, пытаясь удержать слезы, и знала, что не смогу. Было страшно. Очень страшно.

Мужчина вдруг наклонился к моему лицу. Я попыталась отвернуться, чтобы избежать этой близости, но гвардеец больно стиснул рукой мою челюсть, не позволяя пошевелиться. В серых глазах сияло торжество.

– В этом городишке мы должны были встретиться с человеком, который тебя похитил. Представь мое удивление, когда я увидел в окно, как ты въезжаешь в ворота в гордом одиночестве. Сначала я, признаться, запаниковал – а вдруг исполнитель пойман и все это ловушка? Только поэтому не прирезал тебя у трактира. Но, судя по всему, опасения не оправдались. И теперь есть столько свидетелей, которые подтвердят, что видели авернку, проезжавшую ночью через город и направившуюся в сторону Стены.

– Я не направлялась в сторону Стены, – жалко и беспомощно пробормотала я.

– Ты – нет, но…

Он не договорил. Распахнулась дверь, впуская в комнату невысокую фигуру, закутанную с ног до головы в темный плащ. Мужчина насторожился, вскидывая кинжал и одновременно зажигая огненный шар в другой руке.

– Не суетись, это я, – прозвучал знакомый голос, а затем капюшон откинулся, явив мне миловидное личико Камелии в обрамлении непривычно светлых, совсем как у меня, волос.

Фрейлина запустила в них руку, сдернула с головы парик и швырнула его на кровать, недовольно скривившись.

– Надо было лучше учить фантомные чары, – хмыкнул Риан, догадавшись о причине ее недовольства.

– Будто мне заняться больше нечем. Я в маги не набиваюсь, – высокомерно отозвалась девушка. – Все чисто. За ней точно никто не шел. А свою задачу я даже перевыполнила, поболтала с какой‑то страдающей бессонницей бабкой на выезде, она‑то уж наверняка запомнит, что Наше Высочество покинула город.

Она перевела взгляд на меня, и серо‑голубые глаза опасно сощурились.

– Теперь‑то наконец можно с ней разделаться?

– Дарел не поверит в то, что я сбежала, – отчаянно прошептала я. – Он не поверит. Он вас найдет.

– Неужели?

Камелия вдруг выбросила руку вперед, будто пыталась схватить воздух в кулак, и мое горло тут же сдавило, словно удавкой. Я испуганно попыталась вдохнуть, но только захрипела. В глазах потемнело, и когда я уже была на грани обморока, она опустила руку. Я судорожно закашлялась, пытаясь восстановить дыхание.

Кажется, нашелся таинственный маг воздуха, снабжавший Риана и похитителя зачарованными склянками.

– Дарел сейчас досматривает свой десятый сон в поместье, а поутру, когда бросится тебя искать, полгорода ему подтвердит, что видели, как ты направлялась к Стене, – произнесла Камелия, приближаясь. – А даже если предположить хоть на мгновение, что он справился с наведенным сном… Что‑то я не вижу тут толп разыскивающих тебя гвардейцев. Где же твой спаситель? Может быть, льет горючие слезы над твоим пламенным прощальным посланием?

– Какие же вы… – начала было я, но не договорила.

Камелия в отличие от братца была не настроена на долгие разговоры и, выхватив у него кинжал, одним стремительно‑резким движением вонзила его мне в живот.

Острая боль пронзила все тело, но закричать почему‑то не получилось, я открывала рот, как выброшенная на сушу рыба, но не произносила ни звука.

– Что же ты не кричишь? Не зовешь на помощь? – сочувственно прошипела девушка мне на ухо. – Не мо‑ожешь?

Во рту появился мерзкий металлический привкус. От боли все поплыло перед глазами. Бессильно повиснув на вздернутых руках, я уже даже не слышала, что она там бормочет.

Глаза заволокло кровавой дымкой. Злое шипение на ухо сменилось какими‑то криками, оглушительным грохотом, рядом, кажется, что‑то полыхнуло.

Второго удара, предназначенного закончить мои мучения, я не дождалась, в который раз провалившись в вязкую бессознательную черноту.

Сначала я услышала тиканье часов. Сухие щелчки, отмеряющие уходящие мгновения. Было поразительно тихо после всей той какофонии, что последней отложилась в памяти и от которой до сих пор раскалывалась голова. Звучали только эти щелчки: тик‑так, тик‑так.

Я медленно открыла глаза, с трудом припоминая, что произошло, и уставилась в расшитый серебряными нитями полог. Кажется, я уже должна быть мертва. Мысли путались, словно меня опоили, серебристый узор плыл перед глазами. Где я?

Повернуть голову оказалось делом нелегким. Тело подчинялось нехотя, словно пыталось сказать: «Отстань, хозяйка, оставь меня в покое». А когда удалось, я увидела Янтаря.

Он сидел в кресле, упершись локтями в колени и сцепив руки в замок. Рыжеволосая голова была опущена так, что челка полностью скрывала лицо. Но радость, которая охватила меня, стоило его увидеть, было не передать словами.

Я и не передала. Вместо слов изо рта вырвалось едва слышное сипение, заставившее закашляться. Тут же от судорожного движения пышным цветом в животе расцвела боль, от которой на глазах выступили слезы.

Мгновение спустя на мою голову опустилась горячая ладонь, поглаживая, успокаивая. Кровать чуть прогнулась под тяжестью чужого веса. Я выровняла дыхание, сделав несколько глубоких вдохов. Боль поутихла, и я снова открыла глаза, на этот раз встречая усталый золотистый взгляд. Янтарь выглядел так, словно провел несколько бессонных ночей. Глаза покраснели, под ними залегли глубокие темные тени, стали вдруг видны суровые складки у рта и морщинка на лбу.

– Очнулась, – хрипло произнес он голосом давно не говорившего человека. – Слава богам.

Второй рукой он стиснул мои пальцы, лежащие поверх одеяла. Я открыла было рот, но не успела сделать вторую попытку заговорить.

– Молчи, – опередил меня огневик. – У тебя сорваны связки, голос восстановится, но не сразу.

Мне оставалось только скривиться. Именно тогда, когда мне нужно столько всего сказать, я не могу этого сделать. Нечестно! И как он меня нашел? Что случилось с Рианом и Камелией?

– Тебе нужно отдыхать, – произнес Янтарь вместо ответа на мои невысказанные вопросы. – Ты потеряла много крови, но целитель сказал, что, если придешь в себя, то угрозы для жизни уже не будет.

Я действительно чувствовала себя страшно усталой, хоть и едва проснулась. Приступ кашля отобрал все силы, и глаза теперь закрывались сами собой. Должно быть, это восстанавливающие зелья. Госпожа Арилин учила, что они выматывают организм, зато позволяют излечить порой смертельные раны.

– Спи. – Янтарь снова погладил меня по голове. – Если тебе что‑то понадобится – Тая за дверью. – Он кивнул на колокольчик, стоящий на тумбочке у самой кровати.

Все, что мне сейчас было нужно, это сказать, как сильно я его люблю! Но, очевидно, придется отложить признание до следующего раза. Вместо этого я чуть повернула голову, прижимаясь виском к его ладони, и устало закрыла глаза.

Уже проваливаясь в глубокий сон, я почувствовала, как он коснулся губами моего лба, а в следующее мгновение горячие пальцы выскользнули из моих. Я хотела его удержать, но не смогла. Мозг решил, что на сегодня с меня хватит, и отключился.

Следующие два дня мне запомнились плохо. Я практически все время спала, изредка просыпаясь, чтобы поесть или выпить очередное зелье, и в это время около меня оказывались то целитель, то Тая. Янтаря я не видела, но он, наверное, и не обязан неусыпно караулить мое бессознательное тело.

На третий день я проснулась с ощущением чего‑то хорошего. Не было боли, усталости, сонливости. Кажется, зелья и заговоры целителя сделали наконец своё дело. Может, и голос вернулся?

– Тая? – неуверенно позвала я и несказанно обрадовалась, когда услышала это вместо ставших привычными хрипов и сипов.

– Ваше высочество? – Девушка возникла в комнате, словно по волшебству. – Вам лучше? Какое счастье! Я так за вас переживала, так переживала. Вы голодны, хотите пить? Что мне для вас сделать? – протараторила она, сияя от счастья.

Не рассмеяться в ответ было невозможно.

– Я была бы не против перекусить. – Боги, как же это прекрасно – вновь иметь возможность разговаривать!

– Тотчас же принесу! – Девушка кинулась к двери почти бегом.

– Тая, – я едва успела окликнуть ее, прежде чем она исчезла. – А ты не могла бы позвать его высочество?

К моему величайшему изумлению, улыбка слетела с лица служанки так же стремительно, как желтая листва под порывом ветра. Сердце кольнуло плохим предчувствием.

– Его высочество уехал, – пробормотала она, внезапно пряча глаза.

– Куда? Надолго? – дрогнувшим голосом переспросила я, все еще надеясь, что предчувствие чего‑то плохого мне померещилось.

– Давайте я принесу вам еду и… – Девушка взялась за ручку.

– Тая, – я повысила голос. – Где он?

Девушка вымученно подняла на меня глаза, нервно сминая в руках передник.

– Не знаю. Знаю только, что он уехал. Совсем. Кажется…

Я с трудом подавила желание помотать головой из стороны в сторону. Слова я слышала, но вот их смысл в голове что‑то не укладывался.

– Как это совсем? – В вишневом взгляде горничной мелькнула обреченность. – Так. Подойди сюда, сядь и объясни.

Тая неуверенно приблизилась и медленно опустилась на самый краешек кресла.

– Его высочество… он… сам не свой был все это время, что вы без сознания лежали. Ни с кем не говорил, из комнаты не выходил… а потом, только вы в себя пришли – уехал тут же. Стоило целителю сказать, что теперь вашей жизни уже ничего не угрожает. Никому ни слова не сказал, взял только четырех гвардейцев с собой.

Я стиснула пальцы так, что ногти впились в кожу, не в силах поверить в услышанное. Нет! Он не мог уехать! Почему он уехал?

– Почему? – повторила я вслух.

– Ваше высочество? – Тая подскочила и обеспокоенно приблизилась.

– Почему? – снова произнесла я, глядя на девушку так, словно она знала ответ на все вопросы этого мира.

– Так, ваше высочество, вы же сами этого хотели. – В ответ на мой недоуменный взгляд она потупилась и с новой силой принялась терзать передник. – Я сама немногое знаю, но слышала всякое. Гвардейцы‑то хоть и мужики, а любят языками трепать, когда думают, что никто не слышит. Той ночью‑то, говорят, вы сбежали из поместья, чтобы спрятаться за Стеной. Курт клялся и божился, что вы его отвлекли, по темечку огрели да исчезли в ночи. Его высочество еще ночью весь дом поднял на ноги, а как услышал это, так побледнел весь и приказал коня седлать. За ним стража едва угналась. – Тая замолкла на мгновение – перевести дух, посмотрела испытующе на меня и продолжила: – Потом, мол, нашли в городе‑то мужичонку, который подтвердил – проезжала девица тут одна, дорогу до Стены спрашивала. Уж как он узнал, что вас схватили и где держат, я не знаю. Только шепчут, герцогский сын этот и помог вам побег устроить, а потом обманул. Он так его высочеству и сказал, хохотал при этом, как умалишенный, прежде чем… – Девушка втянула голову в плечи и многозначительно провела пальцем по горлу. – Мне потом Тирин рассказывал, страх как жутко было, когда дом вдруг загорелся весь и сразу, и его высочество в дверях показался с вами на руках. Крови – море, все горит, а взгляд такой, что хотелось под землю провалиться. Пожар почти сутки бесновался, пока от дома ничего не осталось, но рядом и халупы не тронул. А дом‑то каменный был, – многозначительно закончила она.

Я продолжала молчать, глядя в одну точку перед собой.

Я думала, Дарел примчался за мной, потому что не поверил этому проклятому письму. А он примчался, потому что поверил. Может быть, хотел меня остановить. Да, наверное, хотел… до того момента, как поговорил с Рианом. Наверное, тот сказал, что подговорил меня на побег и я только о нем все время и думала, что если бы Янтарь не застукал нас в оранжерее, то я бы сбежала еще тогда, что все это время я обманывала его, чтобы усыпить бдительность… Много чего еще можно было придумать. Но Янтарю и этого хватило.

Он ведь сказал, что любит меня. А еще, что нельзя добиться любви, принуждая к чему‑либо силой. И поэтому он меня отпустил.

Я запустила пальцы в волосы, сжимая виски. Боль накатывала волнами. Захотелось уткнуться лицом в подушку и завыть от отчаяния. Вместо этого я откинула одеяло и спустила ноги на под.

– Мне надо ехать, – решительно произнесла я и, пошатываясь, поднялась. – Мне надо его найти. И я его найду.

Перед глазами потемнело, и Тая едва успела подхватить меня, укладывая обратно.

– Ваше высочество, вам еще нельзя ходить! Я немедленно позову целителя. Ох, беда с вами! Лежите и не смейте вставать, я мигом. – Она убежала, продолжая бормотать что‑то о неразумных принцессах.

Я зажмурилась, с трудом сдерживая набежавшие слезы.

Я обязательно его найду.

Прошла еще неделя, прежде чем рана окончательно зажила. Даже когда спустя четыре дня от нее осталось лишь красноватое пятнышко, господин целитель не позволял мне подниматься, опасаясь возможных осложнений. Да и, по его словам, моя дважды сотрясенная в ту ночь голова требовала постельного режима, а не бешеных скачек в неизвестном направлении.

Я пыталась не послушаться. Тогда меня отловили на середине лестницы, а после этого забрали из комнаты всю одежду и поставили под дверью четырех гвардейцев вместо двух, которых я отвлекла очень убедительным фантомом.

Коль скоро сама я бегать не могла, я гоняла всех остальных. Уже выяснилось, что Дарел не вернулся во дворец. Его даже не видели проезжавшим через ближайший город по направлению к столице. Я не имела ни малейшего представления, куда он мог направиться, и это выводило меня из себя. Утешало только то, что Янтарь – это вам не бродяга без роду и племени, и принц Закатной Империи не может просто взять и бесследно пропасть! (Надеюсь…) Поэтому однажды он найдется, и тогда я тоже его найду, и все скажу! Сначала, что люблю, потом, что он дурак.

Или наоборот.

Я с тоской посмотрела в окно, размышляя, что же лучше звучит: «ты дурак, но я тебя люблю» или «я люблю тебя, но ты дурак». Небо тоже хмурилось, наверняка озадаченное подобным вопросом.

Сегодня мне разрешили наконец встать и даже одеться и пообещали, что, если я буду хорошо себя вести, то выпустят на прогулку в парк. Хорошо, в понимании господина целителя, к моему величайшему сожалению, лишенного всякого пиетета перед персоной голубых кровей, подразумевало лежать плашмя и смотреть в потолок. С этим я не очень хорошо справлялась. О чем мне не уставали напоминать и продляли постельный режим еще на день.

Он даже книжки все забрал, утверждая, что читать после сотрясения вредно. И мне оставалось только мерить шагами комнату и смотреть в окно. А там, как назло, не происходило ничего интересного. По крайней мере, наблюдать за непростыми отношениями уток в пруду мне давно уже надоело. И так ясно: та серая самочка однозначно предпочитает белошеего, а не сизого, поэтому я посоветовала бы ему поискать себе другую. Мог бы обратить внимание, например, на ту красотку с черным ожерельем, ах, как она на него смотрит…

Дверь с грохотом распахнулась, отрывая меня от размышлений о превратностях утиной любви. Опережая звук собственного стука, в комнату влетела Тая. Глаза у горничной сияли, как два факела над теми злосчастными воротами.

– Ваше высочество! – выпалила горничная. – Там… они!

Даже если девушка и хотела сообщить мне что‑то еще, то не успела бы. Я выбежала из комнаты прежде, чем она произнесла еще хоть звук, почти кубарем скатилась по лестнице и вылетела на крыльцо как раз в тот момент, когда пятерка всадников остановилась во дворе. И чуть не лишилась чувств, словно какая‑нибудь обморочная придворная дама, разглядев среди прочих до боли знакомую рыжую макушку, но вовремя опомнилась и слетела по ступенькам, чтобы с разбегу повиснуть у Янтаря на шее, стоило ему спешиться. Огневик аж ощутимо покачнулся, но на ногах все‑таки устоял.

– Вот это прием, – раздалась над ухом привычная, чуть усталая насмешка.

От звука его голоса я окончательно осознала – он тут, рядом, вернулся, а потому стиснула руки еще сильнее, почти отрываясь от земли, и почувствовала, что вот‑вот расплачусь от облегчения. Его ладони скользнули по моей спине, а затем он с силой прижал меня к себе.

– Люблю тебя, – прошептала я, зажмурившись, и всхлипнула. Хотела сказать про «дурака», но вместо этого только повторила: – Я люблю тебя. Я очень тебя люблю.

– Так чего же ты плачешь, глупая? – улыбнулся Янтарь, гладя мои волосы.

И в этом голосе было столько тепла и нежности, что я окончательно расклеилась, и слезы покатились по щекам, быстро впитываясь в пахнущую пылью, гарью, потом, но еще и чем‑то родным и знакомым одежду.

– Не зна‑аю‑у, – снова всхлипнула я, не открывая глаз.

А потом вспомнила, резко отстранилась и стукнула его кулаком в грудь, не придумав, как еще высказать свое возмущение.

– Ты где пропадал вообще? Ускакал, не сказав ни слова, бросил умирающую жену!

– Умирающую я как раз не бросил, – рассмеялся Янтарь. – И коль скоро жена уже не умирает, давай ты меня отпустишь хотя бы в ванную. Мы всю ночь провели в дороге.

Я хотела непримиримо возразить, скрестив руки на груди, чтобы не вздумал еще хоть раз выкинуть подобное, но огневик вдруг наклонился к самому моему уху и едва слышно прошептал:

– А если не отпустишь, то придется принимать ее со мной.

Мне показалось, что я покраснела до самых кончиков волос. Я нервно оглянулась на снующих совсем рядом людей: гвардейцы снимали с лошадей поклажу, негромко о чем‑то переговариваясь, конюх переминался с ноги на ногу, ожидая, пока мы закончим разговор, чтобы забрать лошадь. Убедилась, что, кроме меня, этого никто не слышал, и поспешно посторонилась, пропуская Янтаря вперед.

– Жаль, – печально вздохнул огневик. – А спинку потереть?

– Дурак, – наконец‑то озвучила я давно заготовленный приговор и, гордо вздернув нос, зашагала в сторону дома.

Под дверью ванной в ожидании, пока Янтарь наплавается, я крутилась, как кот вокруг кринки со сметаной, которую хозяйка все никак не оставит без присмотра. Жгучее любопытство не позволяло просто сесть в кресло и с независимым видом вернуться к наблюдениям за утиными страданиями, а столь же жгучее смущение – войти внутрь и начать расспрашивать, прямо пока моется. В итоге я мерила шагами комнату, то и дело замирая перед дверью, с мыслью: «Ну вот сейчас он точно выйдет!» Дверь же оставалась до неприличия равнодушной к моим взываниям.

Ну, он там заснул, что ли? Или утонул? А если заснул и утонул?

Разозлившись на саму себя за желание ворваться и проверить, я хмуро плюхнулась на диван. А мгновением позже дверь ванной наконец распахнулась. Я тут же отвернулась, будто и не дожидалась с нетерпением его появления, а с интересом изучала портреты на стенах, которые после недели валяния в постели вставали у меня перед глазами, стоило их закрыть. Янтарь пересек комнату, уселся рядом со мной, с хрустом потянулся, а затем и вовсе улегся, пристроив голову мне на колени.

Я возмущенно открыла рот, но, скользнув взглядом по синякам под глазами, по устало нахмуренным бровям, по опущенным уголкам губ, промолчала и неуверенно запустила пальцы в еще чуть влажные рыжие волосы, взъерошила, отвела со лба непомерно отросшую челку.

– Ну, и где ты был?

Янтарь открыл один глаз, посмотрел на меня с видом великомученика, понял, что сострадания не дождется и поспать я ему не дам.

– Камелия сбежала, пока я разбирался с твоим несчастным влюбленным. – Я возмущенно стукнула его по плечу. Огневик только скривился, но продолжил: – Кроме того, он проболтался, что его отец тоже прибыл на Юг. Чтобы в случае, если затея провалится, находиться подальше от столицы. Понятия не имею, как Император отпустил командира гвардии на фоне непрекращающихся покушений, но не суть важно. Я хотел найти их, прежде чем эти сволочи испарятся в неизвестном направлении.

– И?.. – Я вопросительно приподняла брови, на мгновение оторвавшись от неосознанного перебирания огненных прядей.

– Нашел, – лаконично отозвался Янтарь.

– И?.. – настойчиво повторила я.

– И они тебя больше не побеспокоят. Никогда, – развивать тему он категорически не желал.

– Но почему ты никому не сказал? Или хотя бы записку оставил, а то я тут напридумывала демон знает что…

Рыжие ресницы дрогнули, приподнимаясь, и золотистый взгляд хитро сверкнул, тут же снова исчезнув.

– С некоторых пор я не очень‑то доверяю запискам, – фыркнул он. – К тому же если в гвардии оказался один предатель, пытавшийся заверить меня, что ты сбежала сама, то почему бы не завестись и другому и не предупредить герцога о моем внеплановом визите. Отец перед отъездом назвал мне имена тех, чья верность не подлежит никаким сомнениям, и я взял с собой часть из них.

Я хотела спросить, а почему не всех, а потом внезапно припомнила, что у дверей нашей спальни всегда дежурили парами одни и те же четыре гвардейца, хотя в поместье их было куда больше.

– Как ты догадался? Что это неправда?

Тут он все‑таки открыл глаза и наградил меня насмешливым взглядом.

– Ана, я тебя знаю лучше, чем себя. У тебя никогда не получится меня обмануть и со мной притворяться хоть в чем‑либо. Учти это на будущее, если вдруг на самом деле запланируешь сбежать с каким‑нибудь герцогом.

– Да ну тебя! – надулась я вместо очередных обзывательств.

– Да и оглушить гвардейца дубинкой – явно не твой стиль. В лучшем случае беднягу бы нашли замороженным до обморочного состояния. – Он вдруг перевернулся на бок и почти уткнулся носом в мой живот.

Ха! Если раньше это и был не мой стиль, то после той ночи я, возможно, и начну его практиковать. Два раза в роли подопытного манекена убедили меня в его крайней эффективности. Я задумчиво погладила огневика по голове и вдруг вспомнила о еще одном животрепещущем вопросе.

– Янтарь… – Он даже не поморщился. – Дарел! Ну, Да‑а‑ар, – я настойчиво потрясла его за плечо.

Вот ответит и пусть спит сколько пожелает, пока мне не понадобится еще что‑то спросить.

– М‑м‑м? – сонно промычал он, не меняя позы.

– Теперь‑то ты можешь мне рассказать, что вы с Рианом в Таросе не поделили?

Огневик тяжело вздохнул, обдав мне живот горячим дыханием даже сквозь ткань платья, и рывком сел. Возникла мысль, что он решил сбежать от меня куда‑нибудь, чтобы оставила в покое и перестала задавать глупые вопросы. Но он повел плечами, потер шею и заговорил, не поворачиваясь ко мне лицом.

– Ты не помнишь, наверное, ты вообще весь первый курс почти не вылезала из комнаты… Факел был местным королем, когда мы только‑только поступили в школу. Помимо довольно развитого, пусть и не уникального дара, у него была поразительная способность выставить себя в выгодном свете перед кем угодно. Учителя приводили его в пример, парни пытались набиться в друзья, девчонки не спали ночами и не давали проходу днем. И он терпеть не мог, когда кто‑то в чем‑то его превосходил. Знала бы ты, как досталось Нилу, да‑да, нашему ученику придворного мага, когда его выбрали участвовать в турнире вместо Риана. Но это было позже, а раньше…

Янтарь на мгновение замолчал, словно припоминая. И воспоминания эти явно были не самыми приятными.

– И месяца, наверное, не прошло с тех пор, как началась учеба, мы столкнулись в коридоре. И Факел счел забавным бросить в мой адрес какую‑то колкость. Ты не поверишь, я даже не помню, что именно он сказал. Я ляпнул что‑то в ответ, все вокруг посмеялись, и я пошел по своим делам. Очевидно, это его задело. Смеяться должны были над его шуткой, а не над ним. С тех пор он стал изводить меня уже целенаправленно.

Я поежилась от того, как он произнес это слово – «изводить», – веяло какой‑то жутью. И судя по всему, оно уже никак не подразумевало только едкие шуточки. Я вспомнила, как однажды наткнулась в башне на двух мальчишек, издевающихся над первокурсником. Разогнала их тогда и сообщила ректору Сейчас попыталась представить на месте мальчишки Янтаря… и не смогла.

– Вот тогда‑то я и поднаторел в магии, – продолжил огневик, позволив себе короткую усмешку.

– Но почему ты не сказал лиру Сэнделу?

– А хоть кто‑то из тех, кому досталось от Факела, сказал? Трусость, гордость – две одинаково идиотские причины. И мы так развлекались, пока однажды мой сосед по комнате не застал нас в коридоре и не полез разнимать.

Я начала догадываться, что последует дальше, и внутренне сжалась.

– Не знаю, как так получилось и кто именно из нас это сделал. Я еще тогда плохо контролировал дар, особенно когда ярость застилала глаза, а Риан, честно говоря, мог и не такое расчетливо сотворить. А может, дело было в смешении сил и заклинаний, а этот миротворец не подумал о собственной защите, влезая между двумя огневиками. В общем, парень не только заработал парочку ожогов. Мы выжгли ему дар.

Я содрогнулась. Худшего наказания для мага не представить. Говорят, те, кто после этого утверждает: «Лучше бы меня убили», не сильна кривят душой. Так как маг со сгоревшим даром все равно остается магом, он чувствует свою стихию, он принадлежит ей, но больше не имеет к ней доступа. И это как смертельно голодному человеку находиться в футе от источающей невероятный аромат еды и не иметь возможности к ней прикоснуться.

– Я взял вину на себя. Факел свалил ее на меня. Любого другого, естественно, исключили бы за подобное, а я отделался выговором и исправительными работами. Риан тогда так и не понял почему. С того момента мы больше не дрались в открытую, но не упускали случая друг другу досадить: высмеять, выставить идиотом, отбить девчонку, подставить… Думаю, момент окончания им школы мы оба встретили с нескрываемым облегчением.

Теперь все наконец‑то объяснилось. Как жгучая ненависть, так и нежелание о ней распространяться. Полагаю, Янтарь до сих пор чувствовал себя виноватым перед тем парнишкой. Причем виноватым только себя, а не Риана. Что не сдержался, не рассказал, решил, что справится сам… Я вскарабкалась на диван с ногами и не придумала ничего лучше, чем обнять его со спины, уткнувшись носом в шею.

– Прости, что заставила вспомнить.

– Я об этом не забывал.

Надо было сказать что‑то еще. Что‑то хорошее, доброе, светлое, вытащить его из прошлого, в которое я сама же его и затолкала, но ничего не приходило в голову. Кроме…

– А хочешь, я тебе пирожков принесу? С мясом? Кухарка сегодня утром испекла, – выпалила я и почувствовала себя редкостной дурочкой.

Янтарь обернулся, словно не поверил своим ушам, и внезапно улыбнулся.

– Хочу.

Я просияла, поспешно чмокнула его в уголок губ и умчалась на кухню.

А когда вернулась, он спал, уронив голову на подлокотник. Я со вздохом подпихнула под него подушку, набросила покрывало и – не пропадать же добру – сама вгрызлась в один из принесенных пирожков.

На следующее утро мы проснулись поздно. Янтарь проспал полдня, а я – почти всю неделю до этого в связи с невозможностью делать что‑либо другое. Поэтому вечером у обоих сна не было ни в одном глазу, и огонь в камине потух только под утро.

И я наконец поняла, как это прекрасно – просыпаться в объятиях любимого мужчины: чувствовать, как под щекой бьется его сердце, как пальцы рассеянно скользят по спине, вычерчивая сложный узор.

Я блаженно прислушалась к ощущениям и…

– Только не говори, что ты там рисунок вызова элементаля изображаешь! – возмущенно возопила я, вскидывая голову.

– А? Нет! – Ладонь поспешно скользнула вверх‑вниз, словно стирая написанное.

Я, конечно, понимаю, что в свое время нас заставили его вызубрить так, что линии чертежа нам даже снились, а на особенно скучных лекциях им были изрисованы все поля конспектов, но это уж ни в какие ворота!

Я смерила его подозрительным взглядом. Кристальной честности, затаившейся в золотистой глубине, можно было позавидовать. Может, и правда померещилось?

– И где мое доброе утро? – в свою очередь поинтересовался муж.

– А я еще сплю! – отважно заявила я и, рухнув на подушку, перевернулась на другой бок.

Ожидания того, что меня сейчас начнут старательно «будить», не оправдались. Я обернулась и увидела, как Янтарь, приподнявшись на локте, разглядывал меня с каким‑то затаенным интересом, заставляющим в очередной раз испытывать желание натянуть одеяло на нос. Он протянул руку, отвел с плеча прядь волос, легонько погладил его костяшками пальцев.

– Сколько раз я смотрел на тебя, пока ты спишь, боясь прикоснуться.

Я задумчиво нахмурилась.

– Семь. Или шесть. Та ночь, которая закончилась утром в день бала, считается? Тогда ты уже не побоялся.

– Хорошее было утро, – согласился Янтарь. Пальцы нырнули под одеяло и щекоткой пробежались по боку. Я скривилась и едва удержалась от того, чтобы не начать извиваться.

– А когда ты понял, что я тебе… что ты меня… – Я замялась, произносить это еще было чуточку странно.

– Люблю? – с усмешкой закончил за меня огневик. – Наверное, когда застал рыдающей в кабинете ректора, после убийства Капли. Мне очень остро захотелось убить того, кто посмел тебя обидеть. Сначала я списал это чувство на привычку считать, что обижать тебя – моя привилегия. А потом увидел тебя под ручку с этим придурком. И чуть позже сообразил – желание испепелить его на месте в первую очередь оказалось связано с тем, что он посмел к тебе приблизиться, и только потом – с застарелой ненавистью. Отчасти поэтому она и вспыхнула с такой силой, несмотря на долгие годы, которые прошли с момента последней встречи.

– Давно, – вздохнула я, чуть жалея о времени, зря потраченном на глупые выяснения отношений.

Янтарь только улыбнулся. Он, кажется, ни о чем не жалел.

Мы решили сегодня поехать в Ирикс – самый крупный город всех южных провинций. Было первое воскресенье месяца, а значит – грандиозная ярмарка, на которой нам наконец‑то удастся повеселиться. Если, конечно, сможем уговорить гвардейцев сопровождать нас не в привычных мундирах, а в чем‑нибудь менее броском. А то не праздник получится, а унылое шествие венценосной парочки по стремительно пустеющему на их пути городу.

Я едва успела причесаться, а Янтарь застегнуть рубашку, как в дверь громко постучали. На приглашение войти в комнату ворвался мужчина с пересекающей камзол красно‑золотой лентой – знаком императорского гонца. Он тяжело дышал, будто добирался до поместья не на лошади, а бегом. Скользнув по мне невидящим взглядом, он на несколько мгновений уставился на огневика так, словно увидел как минимум сошедшее с Небес божество, и произнес:

– Магической почтой пришло срочное известие из столицы. Император Дейрек Первый и его сын Дианир, первый наследник Закатной Империи, мертвы.

И прежде, чем я хоть как‑то успела осознать сказанные им слова, он рухнул на одно колено перед Янтарем и, склонив голову, торжественно провозгласил:

– Да здравствует Император!