Глава 5. Первым, что я увидела, проснувшись поутру, была рыжая лохматая голова на соседней подушке

Первым, что я увидела, проснувшись поутру, была рыжая лохматая голова на соседней подушке. Мы лежали в одинаковых позах лицом друг к другу, положив руку перед собой. Солнце уже встало и просачивалось в комнату сквозь щель в шторах, деля кровать поперек на две неравные части. Первым моим порывом было вскочить и куда‑нибудь убежать, неважно куда, лишь бы оказаться подальше. Вторым – отвернуться и притвориться спящей до тех пор, пока он сам не проснется и не встанет.

А в итоге я даже не пошевелилась, с каким‑то нездоровым любопытством разглядывая спящего новоиспеченного мужа. Кольцо на его пальце смотрелось страшно непривычно, Янтарь вообще не любил какие‑либо побрякушки, в отличие от многих юных магов, считающих, что перстни и амулеты (за громким названием частенько скрывалась купленная в лавке старьевщика блестящая ерунда) придают им солидности. Со сжатых в кулак пальцев взгляд скользнул на руку, пробежался по более выпуклым, чем у меня, венам, по рельефным изгибам предплечья на плечо с едва заметно белеющей извилиной шрама – подарком элементаля. Растрепанные огненные волосы падали на плечи и скрывали половину лица. Уголки губ, обычно приподнятые в усмешке, сейчас были опущены и придавали ему непривычную задумчивость.

«Он правда красивый», – отстраненно подумала я, продолжая словно заново изучать давно знакомые черты.

Я была очень благодарна ему за вчерашнее. За извинения, за понимание, за поддержку. И сейчас точно знала одно: относиться к нему и дальше как к глупому мальчишке, путающемуся под ногами и норовящему устроить гадость, я больше не смогу. Вот только как теперь к нему относиться?

Янтарь вдруг нахмурился, темно‑рыжие ресницы дрогнули, и я поспешно закрыла глаза, опасаясь быть застуканной за слишком пристальным разглядыванием. Послышался шумный выдох, дрогнул матрас, зашуршало, натягиваясь, одеяло. То ли он проснулся, то ли просто сменил позу. Проверить я не решалась.

– Хватит притворяться, я знаю, что ты не спишь. – Чуть хриплый спросонья голос заставил меня досадливо поморщиться.

Пришлось открыть глаза. И как он догадался?

Огневик сел и провел рукой по лицу, снимая остатки сна, а я невольно скользнула взглядом по чуть сгорбленным плечам, по выступающим позвонкам – вниз, покраснела и натянула одеяло на нос, сокрушаясь, что, если спрятаться под ним с головой, это будет выглядеть совсем глупо.

– Доброе утро. – Он обернулся и посмотрел на меня с легкой усмешкой.

– Доброе, – пробубнила я из‑под одеяла, уже жалея, что не поднялась, пока он еще спал. Смотреть на полуобнаженного Янтаря было страшно стыдно, но при этом невозможно оторвать взгляд. Как я ни пыталась, скользнув по узорам балдахина или линиям картины напротив, он всякий раз возвращался к нему.

Огневик тем временем молча поднялся и исчез за одной из еще не изведанных мной дверей, откуда спустя несколько мгновений послышался плеск воды. А в дверь спальни вдруг постучали.

– Ваше высочество? – долетел из‑за нее голос Таи. – Я могу войти?

– Да, конечно. – Я поспешно села на кровати, продолжая прижимать одеяло к груди, словно самое дорогое.

Девушка зашла в комнату с ворохом ткани в руках. Ворох оказался платьем, которому я несказанно обрадовалась.

– Его императорское величество изъявил желание разделить с вами завтрак. Он ожидает вас в Коралловой столовой через час, – объявила Тая, пристраивая одежду на стуле. – Я взяла на себя смелость выбрать наряд для вас, поскольку вещи вчера перенести не успели.

– Спасибо, я позову тебя, если понадобится помощь.

Горничная поклонилась и стремительно вышла из комнаты.

Еще только завтрака с Императором не хватало! А я так надеялась, что он хоть на какое‑то время оставит нас в покое.

– Кто это был? – Янтарь показался из ванной.

Я, наученная школьным происшествием, возвела глаза к потолку, чтобы на него не смотреть. «Я больше так не буду… До свадьбы не буду», – ненавязчиво всплыло в голове.

– Тая. Император ждет нас к завтраку.

Огневик неопределенно хмыкнул. Я надеялась, что он сейчас куда‑нибудь уйдет и я смогу незаметно пробраться в ванную, утащив туда платье, но он продолжал стоять в дверях, пристально меня изучая. – Что? – Я вызывающе посмотрела ему в глаза, стараясь не спускаться взглядом ниже.

– Ничего. – Он тряхнул головой, оторвался от косяка и скрылся за дверью гардеробной, бросив по дороге: – Ты красивая.

Я… что?!

Нервный взгляд в зеркало туалетного столика ситуацию не прояснил: платиновые локоны всклокочены и рассыпались по плечам не то вороньим гнездом, не то пародией на взбитые сливки, глаза сонные, да еще и плечо костляво выпирает из воротника рубашки, которая мне явно велика. Издевается?

Как бы то ни было, моментом нужно пользоваться. Я поспешно откинула одеяло, подхватила с кресла одежду и скрылась в ванной. На мое счастье, платье оказалось из тех, которые я могу надеть без чьей‑либо помощи, поэтому, вернувшись в комнату получасом позже, после душа и в нормальной одежде, я почувствовала себя гораздо увереннее.

Янтарь, наконец‑то полностью одетый, валялся на кровати и скармливал саламандре создаваемые им же кусочки пламени. Где он вообще ее прячет? В школе она хотя бы в банке сидела, а тут исчезает и появляется не пойми откуда. Не хотела бы я однажды ночью проснуться от того, что у меня по ноге ползет эта… гадость.

Словно прочитав мои мысли, саламандра резко повернула голову в мою сторону и уставилась черным немигающим взглядом. Я едва удержалась от того, чтобы показать ей язык, и невозмутимо прошествовала к туалетному столику.

– Даже Таю не позовешь? – полюбопытствовал Янтарь, с интересом наблюдая, как я расчесываю волосы.

– Не хочу. – Я отложила щетку и принялась заплетать косу.

– О, я понял! Ты затеяла бунт. Прочь шпильки и заколки, даешь ленточки! Император будет в страшнейшем гневе от такого непослушания.

Я одарила его хмурым взглядом, не прерывая своего занятия.

– Не смотри на меня так. Я вообще, может, тебе всестороннюю поддержку хочу оказать. Ты с косой мне больше нравишься, за нее удобно дергать.

И вот почему, несмотря на смысл, это сейчас прозвучало комплиментом?

Я развернулась и подозрительно уставилась на огневика, задав наконец вопрос, который меня мучил последние недели:

– Ты с чего такой милый в последнее время?

– Я всегда был милый, – возразил Янтарь, – только не всегда с тобой.

– И почему ты теперь такой милый со мной?

Парень вскинул на меня глаза и с безмятежной улыбкой ответил:

– Хочется.

Я уставилась на него недоверчиво. Сейчас хочется, потом расхочется… и что это вообще за объяснение?

Огневик вопросительно вскинул брови.

– А что? Ты против?

Мы некоторое время поиграли в гляделки, а затем я отвернулась обратно к зеркалу и, буркнув «нет», из вредности закрутила косу в пучок. Но потом не утерпела и задала еще один вопрос:

– Я тебе, конечно, очень благодарна, но почему ты вчера не?.. – я беспомощно осеклась. – Ты ведь мог.

Янтарь сел на кровати, потянулся, зажмурившись, взлохматил волосы и только потом ответил:

– Если отец меня чему‑либо в этой жизни и научил, так это тому, что невозможно добиться чьей‑то любви, силой принуждая его к этому.

– Любви? – удивленно переспросила я. – Ты же не хочешь сказать, что…

– У меня тоже есть вопрос, – перебил Янтарь, обрывая на корню зачатки странных догадок. Он поднялся, приблизился и протянул мне руку, заставляя встать со стула. – Ты готова? Некрасиво заставлять Императора ждать.

И он скорчил высокомерно‑недовольную гримасу, несомненно, достойную его отца, заставив меня хихикнуть.

Император уже ждал нас в столовой. При нашем появлении лир Торнелл‑старший поспешно собрал разложенные перед Дейреком бумаги и откланялся, пожелав нам приятного аппетита. Больше в комнате не было никого, что мне уже категорически не понравилось. Я бы сейчас порадовалась даже присутствию злюки Грейс, поскольку завтрак наедине с Императором не предвещал ничего хорошего. Да еще и приборы лежали по правую и левую руку от него, значит, сесть как можно дальше и отгородиться хотя бы парочкой голов не получится.

– Мама не составит нам компанию? – поинтересовался Янтарь, усаживаясь напротив меня.

– Елении сегодня нездоровится. А Дианир завтракает с Грейс, которая пока что не может встать с кровати. Мне жаль, если я своей просьбой прервал ваше романтическое уединение.

Сожаления в голосе слышно не было, только насмешка, дающая понять, что Императора не так‑то просто обмануть насчет чувств, которые мы с Янтарем друг к другу испытываем.

– Ничего страшного. Раз мы не вернемся в школу, у нас с Дарелом будет много времени для романтического уединения, – съязвила я и сама поразилась своей самоубийственной смелости.

– Мне нравится ход ваших мыслей, Анаис. – По тонким губам Дейрека скользнула покровительственная усмешка. – Он чрезвычайно разумен, особенно в свете того, что я планировал с вами обсудить.

Обсуди‑ить? Интересно, это значит поставить перед фактом или приказать?

– Надеюсь, вас не сильно расстроило столь поспешное окончание праздника?

– Нет, что ты. – Янтарь мужественно взял на себя ведение светской беседы. – Как себя чувствуют Грейс и малышка?

– С новорожденной принцессой Диэль все в порядке, ее матери придется провести в кровати еще с неделю, но целители уверяют, что все прошло благополучно, – ответил Император скучающим тоном.

– Диэль – красивое имя, – внесла я свою лепту и спустя мгновение об этом пожалела.

– Это выбор Грейс. А как бы вы назвали свою дочь, Анаис? Или сына? Учитывая императорскую традицию, естественно. – Серо‑стальной взгляд нацелился на меня, как у приготовившегося стрелять лучника.

– Я… – По позвоночнику пробежала нервная дрожь. – Об этом еще не думала.

– Очень жаль. Стоит задуматься. – Дейрек резко отвел глаза и уставился в тарелку, а я едва удержала облегченный выдох. – И Дарел мог бы принять в этом живейшее участие.

Мне категорически не нравился оборот, который принимала эта «непринужденная» беседа.

– Конечно, отец, – легко отозвался Янтарь. – Ты прав, это очень важный вопрос, решение которого требует определенного времени.

Теперь уже ему достался взгляд‑выстрел, который огневик встретил с невероятной безмятежностью. Мне бы такую выдержку!

– Раз уж мы заговорили о новорожденной принцессе. Через неделю состоится бал в ее честь, так что ваш медовый месяц придется отложить на это время…

Медовый месяц? Погодите, это значит, мы сможем уехать из дворца? Неужели Император умеет приносить не только плохие новости?

– …Куда бы вы хотели поехать?

Я сначала хотела радостно выпалить: «На море!» – но потом с тоской вспомнила, что сейчас зима и, хоть холод мне и не страшен, удовольствие от прогулок по мрачным дождливым пляжам будет сомнительным.

– В «Четыре ивы», – произнес вдруг Янтарь.

Я удивленно вскинула голову и обнаружила, что он смотрит на меня, словно спрашивая моего согласия. «Четыре ивы»… поместье, где мы жили до того, как поступили в Тарос.

– Анаис? – Император повернул голову в мою сторону.

– Да, – растерянно пролепетала я. – Возможно, это неплохая идея.

– Отлично, в таком случае я немедленно прикажу подготовить поместье к вашему приезду. А до тех пор у меня найдется для вас несколько поручений. Кроме того, я хочу, чтобы вы продолжили занятия магией. Лир Чиарр, наш придворный маг, и его старший ученик займутся вашим обучением начиная с завтрашнего дня. А послезавтра…

Судя по всему, Дейрек решил приобщить нас к работе на благо Империи. Дарелу предстояло сопровождать его и Дианира на дипломатических встречах и присутствовать на Совете, а мне – составлять компанию Елении и Грейс в их визитах в храмы, больницы, монастыри и школы, на приемах, вечерах и чаепитиях, устраиваемых для дам высшего дворянства.

Я скучающе выслушивала его монолог, медленно и бесшумно размешивая в чашке давно растаявший сахар, пока не вздрогнула от внезапных слов, прозвучавших совсем другим тоном:

– Кстати, моя дорогая, чуть не забыл сказать вам, что получил известие от ваших родителей.

Я вскинула голову. Император смотрел на меня со странным выражением, которое я бы охарактеризовала как любопытство. Так ученые смотрят на подопытное создание: «А если отрезать лягушке одну лапку, она сможет прыгать?» И выражение это мне ничего хорошего не предвещало.

– И что же они пишут? – как можно ровнее поинтересовалась я.

– Они передают вам с Дарелом свои искренние поздравления, желают долгих лет счастливой супружеской жизни и обещают непременно навестить вас…

У меня даже сердце забилось быстрее. Они приедут? Неужели я наконец‑то смогу их увидеть? Но Император, как оказалось, не закончил.

– …Чтобы лично поздравить с рождением первенца.

Я непонимающе нахмурилась. Какой первенец? Мы только‑только поженились!

И лишь спустя несколько мгновений под этим испытующим взглядом до меня наконец дошло…

Это не известие от родителей. Это условие, при котором мне разрешено будет их увидеть. И я еще наивно полагала, что свадьба положит конец этим играм!

– Вы… – я даже не нашла слов для ответа, просто смотрела в чуть прищуренные глаза Императора и понимала – еще немного, и я не смогу удержать себя в руках. – Вы… вы чудовище…

Я вскочила, швырнув салфетку в тарелку с недоеденным завтраком, и вылетела из комнаты.

Мне было все равно, что обо мне подумают встречные люди. Я почти бежала, не разбирая дороги, не обращая внимания на поклоны, чувствуя, как на глазах выступают злые слезы. Зачем? Зачем он это сделал? Ему понравилось, как на меня подействовали его угрозы перед свадьбой?

Сейчас стало только хуже. Мне захотелось спуститься в конюшню, вскочить на первого же коня и умчаться из дворца, не разбирая дороги. И я, возможно, так бы и сделала, не покажись на моем пути высокие витражные двери сада Лилий. Поддавшись внезапному порыву, я решительно их толкнула и прошагала по извилистой дорожке в самую глубь.

Влажный воздух, приправленный цветочными ароматами, кружил голову. Я обессиленно опустилась на скамейку, а потом забралась на нее с ногами и расплакалась, уткнувшись головой в колени, выплескивая все переживания, которые накопились в душе за последние недели.

Сквозь рыдания до меня вдруг долетел хруст гравия под чьими‑то торопливыми шагами.

– Уйди. Я не хочу никого видеть, – всхлипнула я, ни капельки не сомневаясь в личности человека, нанесшего мне визит.

– И когда, позволь спросить, эти слова на меня действовали? – подтвердил мою догадку насмешливый голос.

– Но могу же я надеяться, что однажды подействуют!

Янтарь неопределенно хмыкнул, намекая на тщетность этих надежд, и плюхнулся рядом.

– Ну, и чего страдаем?

– Я не страдаю, я злю‑у‑усь, – старательно проревела я.

– Тебе не кажется, что ты как‑то странно злишься?

– Если я буду злиться, как обычно, мне голову отру‑у‑убят.

– За что?

– За попытку убийства его императорского величества парой десятков ледяных стре‑е‑ел.

– В этом есть смысл, – вздохнул огневик. – А ну‑ка иди сюда, злюка моя.

Он обнял меня за плечи, а в следующее мгновение произошло нечто странное, и я каким‑то чудесным образом оказалась у него на коленях.

– Все, можешь дальше злиться, – объявил он, заключая меня в кольцо рук.

Я шмыгнула носом, всхлипнула на пробу и внезапно поняла, что, когда тебя, утешая, поглаживают по спине и позволяют судорожно сминать рубашку, орошая ее слезами, рыдается лучше. А потому еще активнее предалась этому занятию.

Злость и отчаяние постепенно сходили на нет, как и слезы. Я затихла, остаточно вздрагивая, и уткнулась лбом в шею огневика, боясь поднять голову. Только на этот раз совершенно не потому, что не хотела вновь оказаться с ним нос к носу (в конце концов, я теперь даже каждое утро рискую так просыпаться!), и не потому, что мне было стыдно за проявленную слабость (не так уж часто я позволяю себе поплакать!). И уж тем более мне не хотелось никуда вырываться и убегать. Как раз наоборот, просидеть так целую вечность, укрывшись за объятиями. Только желательно, чтобы при этом у меня не было совершенно жуткой, пятнистой от слез физиономии с опухшим носом и красными, как у шайсы, глазами.

Если бы еще месяц назад мне сказали, что я буду искать утешения у Янтаря и более того, меня будет волновать, в каком виде предстану перед ним, я бы посмотрела на этого шутника, как на убогого, и предложила обратиться за помощью в ближайший дом для умалишенных. А свадьба, которая представлялась главным камнем преткновения в наших с Янтарем отношениях, только приблизила меня к нему, заставив понять, что рядом со мной совсем не тот человек, каким виделся раньше.

А потому будет нелишним познакомиться с ним заново, особенно если учесть, что это мой муж. Только вот знакомиться в таком виде – верх неприличия!

Поэтому я продолжала сидеть, опустив голову, закрыв глаза и прижав руки к груди, и не пошевелилась, даже когда его пальцы скользнули по предплечью и плечу на шею, а горячего лба коснулись показавшиеся на удивление прохладными губы.

– Все? Злость закончилась или слезы? – негромко поинтересовался Янтарь, проводя большим пальцем по моей щеке и стирая застывшую слезинку.

– И то и другое.

– Отлично. Теперь посмотри на меня.

Я отрицательно помотала головой. Не раньше, чем через полчаса!

– Ана, – в голосе промелькнули металлические нотки. – Посмотри на меня, или я в этот сад с мячом приду, как в старые добрые времена!

Угроза подействовала. Не хватало еще, чтобы беззащитные растения страдали от его шуточек. Уж лучше я. Медленно выпрямившись, я с тоской посмотрела на огневика, с ужасом представляя открывшуюся перед ним картину.

– Умница, – насмехаться над моим зареванным видом он тем не менее не спешил. – А теперь послушай. Во‑первых, мы обязательно найдем способ, и ты встретишься с родителями без всяких условий.

Я шмыгнула носом. Легко сказать! Я даже написать им не могу. Магия не домчит так далеко, а Император не позволит мне отправить обычное послание.

– А во‑вторых, – продолжил Янтарь, – никто, ни мой отец, ни сами боги, не заставят меня сделать тебе больно. Ты мне веришь?

Я посмотрела в золотистые глаза и внезапно поняла: верю.

Но сказать этого не смогла, только порывисто обняла его за шею, пытаясь таким образом выразить благодарность, которую испытывала за то, что извечный противник в по‑настоящему трудную минуту стал единственным другом.

– Эй, плакса. – Он подергал меня за выбившийся из растрепавшегося пучка локон. – А не стащить ли нам с кухни парочку пирожных?

– Как ты меня назвал?! – Я возмущенно подпрыгнула у него на коленях, и Янтарь мученически поморщился.

– Кажется, я преуменьшил план… мне пирожное, а тебе – три! Ты в кого такая костлявая‑то?..

– Хам! – Я вскочила, одернула юбку и решительно зашагала к выходу, обернувшись только на полпути. – Кто последний, тот стоит на стреме!

Неделя пролетела незаметно.

Я не успевала замечать, как один день сменяет другой в бесконечной веренице событий, которыми внезапно наполнилась моя жизнь. Дня через три я осознала, что мне на самом деле нравится помогать Елении в ее делах, особенно когда они касались выездов из дворца. Мы даже побывали в соседнем городке с визитом в местную недавно построенную школу. Я не только переставала чувствовать себя пленницей, несмотря на многочисленную стражу, но еще и смогла ощутить, что наконец участвую в чем‑то важном, значимом. А еще я починила городской фонтан! Выманив оттуда зашалившую водяницу, посчитавшую, что люди недостаточно почтительно относятся к ее источнику.

Великосветские приемы, устраиваемые для первых лир Империи, были куда менее веселым занятием. Дамы еще не до конца понимали, какова моя роль при дворе, и относились настороженно, с равной долей лести и пренебрежения. Как они умудрялись это делать, оставалось для меня загадкой. Да, Еления не раз объясняла мне, в чем важность этих чаепитий и игр в вист, в котором я ничего не понимала. Потому что в школе, если кому‑то и удавалось протащить карты (как правило, ненадолго благодаря бдительному оку учителей), в лучшем случае мы развлекались «пьяницей», но вряд ли благородные лиры оценили бы, вздумай я научить их этой игре.

Периодически меня спасал Янтарь. Мы стали видеться реже, чем в последнее время, но эти встречи доставляли мне только удовольствие. Он мог напугать меня до полусмерти, внезапно выпрыгнув прямо из стены, и утащить во вновь открытый тайный ход, где пахло трухой и застоявшимся воздухом, а с потолка свисала паутина. Но зато можно было понаблюдать за чрезвычайно нудными беседами Дейрека с лиром Гриндером – императорским канцлером или вывалиться прямиком на кухню, доведя до остановки сердца поварих как внезапным появлением, так и чумазым видом.

Мог, завязав мне глаза, утащить в какую‑нибудь совершенно незнакомую комнату и не выпускать из нее, пока я не угадаю, в какой именно части дворца мы находимся. Мог устроить чаепитие на продуваемой всеми ветрами, самой высокой башне дворца, незастекленные окна которой доставали до самого пола. Оттуда открывался умопомрачительный вид на город, но подойти к самому краю я так и не рискнула, несмотря на все уговоры.

Я засыпала под насмешливое: «Если я еще раз проснусь от удара локтем в лоб, потребую, чтобы тебя судили за покушение на принца Закатной Империи!» А он просыпался под мой возмущенный вопль, когда я обнаруживала, что он перетянул на себя все одеяло, замотавшись в него, как куколка.

Все было так хорошо, что в это даже не верилось. Но иногда я замечала странные моменты неловкости, возникающие между нами ни с того ни с сего. Когда Янтарь словно бы хотел что‑то сказать, но внезапно прикусывал язык и стремительно менял тему разговора. Когда мне хотелось отвести с его лица щекочущую прядь, но я, непонятно от чего смутившись, отдергивала руку. Странные взгляды, неожиданно возникающие паузы…

Правда, это настолько терялось на фоне всего остального, происходившего в моей жизни, что я даже привыкла не особенно обращать на это внимание.

В день бала, посвященного малышке Диэль, я проснулась от шума под окном. Кажется, там что‑то разбилось, поскольку следом за этим до меня долетели глухо звучащие сквозь стекло возмущенные крики, слов в которых было не разобрать.

Солнце било в шторы, заполняя комнату теплым оранжевым полумраком. Какое‑то время я бессознательно наблюдала за пылинками, кружащимися в яркой полоске солнечного луча. Голоса под окном стихли, вновь воцарилась чуткая утренняя тишина, разбавленная мерным тиканьем.

Сонно хлопнув ресницами, я вспомнила, что сегодня до самого вечера у меня нет никаких обязательных занятий, кроме тренировки с Нилом – учеником придворного мага, и радостно решила заснуть снова. Но меня вдруг настигло ощущение, что что‑то не так.

Сначала я почувствовала горячее дыхание на плече и шее, потом легкие прикосновения, когда чужая грудь при вдохе касается моей спины, и только потом поняла, что моя собственная ладонь лежит поверх руки обнимающего меня Янтаря, а его пальцы тесно переплелись с моими. Я шевельнулась, поежившись, и тут же почувствовала, как он напрягся во сне, пытаясь меня удержать.

Мы еще ни разу не просыпались в обнимку. Меня всегда это так пугало: проснуться и обнаружить, что я, например, лежу на его голой (о ужас!) груди. Или еще хуже – он на моей. Но до сих пор эта участь меня благополучно миновала.

До сих пор.

И не так уж страшно. Только чуть‑чуть щекотно. И непривычно ощущать тяжесть чужой руки. Поэтому панически отбрыкиваться я не стала, лишь попыталась высвободить пальцы. Шумный выдох обжег шею, за спиной послышалась возня. Янтарь выпустил мои пальцы, но руки не убрал. Я медленно обернулась и обнаружила, что он лежит на боку, подперев голову, и сонно щурится, глядя на меня одним глазом, тогда как второй полностью скрывала лохматая рыжая челка.

– Доброе утро, – произнес он, даже не думая отстраниться или хотя бы убрать лежащую теперь на моем животе руку.

– Доброе, – отозвалась я, вжимаясь в подушку под этим пристальным взглядом.

Рука вдруг пришла в движение: пробежалась по пальцам, скользнула до плеча, отвела с него растрепавшуюся за ночь косу. Подушечки коснулись шеи, странно чувствительного места за ухом…

Я даже не думала остановить огневика, зачарованно наблюдая, как медленно наклоняется ко мне его голова. В какой‑то момент зажмурилась, почувствовала жаркое дыхание, когда Янтарь замер в каком‑то лайне от моего лица, словно давал мне возможность опомниться, передумать, оттолкнуть. Я коротко, нервно вдохнула, размыкая губы, а в следующее мгновение Янтарь уже коснулся их.

Я растерянно замерла, не зная, как на это реагировать, а поцелуй становился все увереннее, глубже, но без лишней напористости, и каким‑то задним умом я понимала, что стоит мне попытаться отстраниться, он тут же прекратит. Наверное, именно поэтому я подалась вперед, еще толком не понимая, что делаю.

Зато Янтарь, кажется, понимал за двоих. Его рука вновь пришла в движение, проделав обратный путь до моего запястья, стиснула его и дернула вперед, вынуждая упереться ладонью в его грудь. От прикосновения к горячей, очень гладкой на ощупь коже я вздрогнула, но вместо того, чтобы отдернуть пальцы, скользнула выше, нащупывая кончики огненных волос, зарываясь в них целиком. Как восхитительно снова ощутить их шелковистую мягкость!

Сердце билось с головокружительной скоростью, почти больно ударяя в грудную клетку. Не хватало воздуха. Это было похоже на сумасшествие, на помутнение сознания. А губы Янтаря вдруг скользнули вниз, заставляя запрокинуть голову, обжигающе касаясь подбородка, шеи, снова возвращаясь к губам, чтобы потом скользнуть в сторону, чуть прихватить мочку уха, спуститься на плечо, медленно стягивая ткань ночной сорочки…

Вот тут‑то я пришла в себя. Неизвестно где прятавшийся до сих пор страх нахлынул на меня, словно ушат ледяной воды. Я вздрогнула всем телом, отдернула руки, вцепившись ими в одеяло, и резко попыталась отстраниться.

– Ана? – изумленно выдохнул Янтарь, и в его голосе прозвучали незнакомые хриплые нотки, отдавшиеся во мне странной вибрацией.

– П‑прости, – пролепетала я, отводя в сторону его руку и выбираясь из‑под одеяла. – Я… мне… нужно…

Срочно оказаться где‑нибудь подальше!

Так и не найдя нужных слов, я со всех ног бросилась в ванную и, прислонившись спиной к двери с обратной стороны, прижала руки к пылающим щекам. Мамочка! Что это сейчас было?!

Я же… почти… а он… и мы…

Не то что способность выражаться, но и способность связно мыслить меня покинула. Щеки горели от стыда, кожа от прикосновений, а губы от поцелуев. Меня бросало то в жар от воспоминаний, то в холод от ужаса, и я не знала, как теперь заставить себя открыть эту дверь, что сказать Янтарю и как смотреть ему в глаза. Ведь только‑только все наладилось!

…А я даже не могу понять, что меня больше испугало: действия огневика или собственная на них реакция.

Когда я наконец собралась с духом и вернулась в комнату, то обнаружила Янтаря сидящим на кровати и уже заканчивающим шнуровать второй сапог. Он бросил на меня беглый взгляд и направился к выходу, на ходу надевая и застегивая рубашку.

– Куда ты? – удивилась я, сделав несколько шагов вслед за ним.

– На тренировку.

– А как же… – Дверь негромко щелкнула, закрываясь, и договорила я уже в пустоту: –…Завтрак?

Я сидела в кресле около окна, подобрав под себя ноги, и хмуро колупала гранат.

На обед Янтарь тоже не явился.

Окна рабочих кабинетов придворного мага и его учеников выходили как раз на тренировочную площадку. Поэтому, работая с Нилом над контролем магии воздуха, я видела в окно, как он разносит вдребезги многочисленные манекены и как сражается на посохах с лиром Чиарром. Посох то и дело окутывало яростное пламя, что вообще‑то было не очень хорошо, так как означало одно – огневик не справляется с контролем первичного дара. Обычно сразу после этого придворный маг останавливал бой и что‑то ему выговаривал, а Янтарь стоял, опустив голову, и нервно постукивал кончиком посоха по земле. А потом все начиналось сначала.

Надо ли говорить, что с контролем магии воздуха у меня сегодня определенно были проблемы?

Ногти неудачно соскользнули, и вместо того, чтобы отодрать розоватую корочку, я вонзила пальцы в зерна. Сок брызнул во все стороны, заляпав платье и не добавив мне хорошего настроения. Я швырнула ни в чем не повинный фрукт обратно в вазочку. Переодеться, или просто отсидеться в комнате до вечера? А там все равно надо будет…

Вяло текущие мысли прервал стук в дверь.

– Ваше высочество… – В комнату заглянул один из дежуривших под дверью гвардейцев. – К вам лир Торнелл.

Как некстати. И что от меня могло понадобиться командующему Императорской гвардией?

Вот только я настолько привыкла последнее время то и дело встречать Торнелла‑старшего в компании Императора, что искренне растерялась, когда в комнату зашел Риан, о котором я, к стыду своему, в водовороте послесвадебных событий даже позабыла.

– Ваше высочество. – Он поклонился, не отходя от двери, пока я судорожно пыталась прикрыть рукой пятна на юбке.

– Риан… Это, надо признать, неожиданно. – Откровенно говоря, я была рада, что гвардеец не делает попыток приблизиться, а еще молила всех богов, чтобы сюда сейчас не зашел Янтарь.

Если бы я подумала о том, что «лир Торнелл» – это мой «несостоявшийся побег», то вряд ли бы позволила ему войти.

Мужчина оглядел комнату.

– Его высочества здесь нет? – поинтересовался он и даже нахмурился.

– Нет. – Я сглотнула и приготовилась кричать и отбиваться.

Но Риан по‑прежнему не делал ни шага вперед, вместо этого он произнес:

– Очень жаль, я надеялся застать вас вместе. В таком случае могу я попросить вас об услуге? Я хотел принести вам обоим свои извинения. Я подал в отставку и уезжаю из столицы управлять землями отца в Голдене, это неподалеку от Эльфийской Стены. – Серо‑голубые глаза смотрели на меня решительно и прямо, но говорил мужчина медленно, словно старательно подбирал слова. – Я поступил бесчестно, позволив себе поддаться недопустимым чувствам, о чем несказанно сожалею. Передайте его высочеству мои искренние сожаления. Прошу простить меня, хоть и понимаю, что это вряд ли возможно.

– Я передам, – только и смогла выдавить я.

– Благодарю. – Он снова поклонился. – Простите меня. И будьте счастливы.

С этими словами он вышел, оставив меня наедине с чувством легкого недоумения.

Остаток дня я провела, валяясь на кровати с книжкой. Иногда понимала, что уже пару страниц бессмысленно скольжу по строчкам, задумавшись о своем, возвращалась обратно и снова терялась в размышлениях…

…А потом вдруг проснулась от того, что меня потрясли за плечо.

Я рывком села. Оказалось, за окном уже стемнело. Янтарь сидел рядом со мной на кровати, полностью одетый для бала, и привычно улыбался.

– Подъем, соня, иначе все веселье проспишь.

Я растерялась. Почему‑то я ожидала, что он будет злиться, ворчать, дуться или избегать меня. Но нет, сидит здесь как ни в чем не бывало, а в янтарном взгляде ни капли обиды, только знакомая насмешка. А я уже целую речь заготовила! Не пропадать же ей?

– Дарел! – я набрала в грудь побольше воздуха, чтобы высказать все как на духу.

Но не смогла – огневик приложил палец к моим губам.

– Не надо. Я все понимаю. Тебе нужно время. – Он притянул меня за шею, мимолетно коснулся поцелуем лба и тут же отстранился. – И до бала его, кстати, осталось очень мало. Начинай одеваться, я позову Таю и подожду тебя в гостиной.

Он вышел, а я еще несколько мгновений сидела на кровати, открывая и закрывая рот. Как он посмел вообще пересказать мою длинную и прочувствованную речь в трех словах?! Да еще и быть при этом таким спокойным!

Я досадливо стукнула кулаком подушку и подумала, что мне бы тоже не помешало помахать посохом.

Когда получасом позже я вышла из спальни, Янтарь стоял у окна, задумчиво вглядываясь в подсвеченную фонарями темноту. При звуке открывающейся двери он обернулся и окинул меня внимательным взглядом.

– Ты прекрасна, – подытожил он осмотр, приближаясь, и подхватил мою руку, поднося пальцы к губам.

Я буквально почувствовала, как у меня ни с того ни с сего вспыхнули щеки, и, вместо того чтобы ответить тоже каким‑нибудь ничего не значащим комплиментом, опустила глаза и глупо пробормотала:

– А ее величество считает, что мне не идет зеленый.

– Императрицы тоже ошибаются, – усмехнулся Янтарь и, пристроив мою руку у себя на локте, направился к выходу.

Когда мы зашли в бальный зал, он был уже наполовину полон. Какое же это счастье – не быть главным событием вечера. Не придется стоять за дверью и ждать, пока все соберутся, не придется бояться рухнуть под взглядами сотен глаз, не придется выслушивать многочисленные занудно‑обязательные поздравления. Сегодня отдуваться будут Дианир и Грейс. Впрочем, они‑то наверняка к этому всему привычные, а последняя, судя по ее словам тогда, на балконе, еще и получает от происходящего удовольствие.

Будущую Императрицу я сегодня увидела впервые после памятной ночи: исхудавшую, измотанную тяжелыми родами и последующим нездоровьем. Я даже не сразу узнала крэйгини. Но глаза у нее сияли, как и искренняя, торжествующая улыбка. Она действительно счастлива. Долгожданный ребенок, пусть и девочка. Благополучно прошедшие роды. Теперь куда больше шансов, что и мальчик однажды получится.

Малышку Диэль принесли всего на несколько минут, чтобы символично предъявить всем собравшимся виновникам торжества. Ребенок был на удивление молчалив и смотрел куда‑то в пустоту огромными глазами, не оставляющими сомнений в том, кто является его отцом. Тут уж Дианир мог быть уверенным, этот темно‑янтарный цвет нельзя перепутать ни с каким другим.

К счастливым родителям выстроилась незаметная очередь из поздравляющих: со стороны казалось, что люди просто подходили и уходили, но на самом деле – это я уже знала – существует строгий порядок, и графу никак нельзя вылезти вперед герцога. Мы – хоть какая‑то польза от этого титула – освободились одними из первых. Но стоило отойти в сторону, как к нам неожиданно присоединилась пара смутно знакомых мне лиров, с которыми, как выяснилось, Янтарь часто пересекался, сопровождая Императора и старшего принца. Они завели какой‑то скучный и малопонятный мне разговор о дипломатических отношениях с эльфами, обсуждавшихся на советах последнюю неделю. Я безуспешно попыталась вникнуть, но быстро заскучала и только озадачивалась, с каких пор огневик хоть что‑то понимает в дипломатии.

Оглядевшись, я увидела Елению. Императрица, на удивление, была в одиночестве, поэтому я, раскланявшись с любезными лирами, совсем не разочарованными моим уходом, направилась к ней.

– Ана! – Еления радостно улыбнулась. – Как ты, моя дорогая? Мне сказали, ты сегодня полдня не выходила из комнаты, все в порядке?

Обижаться на то, что за мной шпионят и докладывают о каждом шаге, я уже давно перестала. К тому же в отличие от Императора его жена, казалось, интересуется этим, действительно беспокоясь о нашем с Янтарем самочувствии. Иногда создавалось ощущение, что Еления нашла во мне кого‑то вроде всегда желанной дочки, и эта забота мне даже льстила.

– Все хорошо. – Я улыбнулась. – Просто воспользовалась возможностью ничего не делать.

– Ах, ты все‑таки надела это зеленое платье! – Императрица укоризненно покачала головой. – Это совершенно не твое, моя милая.

– Дарелу понравилось, – высказала я неожиданный аргумент.

– Либо он, как и все мужчины, ничего не понимает в платьях, либо хотел сделать тебе приятное. А скорее всего и то и другое, – отмахнулась она и качнула головой в ту сторону, откуда я пришла. – Ты посмотри на него, ну кто же так завязывает платок.

Я послушно обернулась, но на платок не обратила никакого внимания, поскольку с неприятным удивлением обнаружила, что мое место возле Янтаря заняла Амелия. Фрейлина активно рассказывала что‑то веселое, так как мужчины улыбались, а затем и вовсе рассмеялись. Янтарь ответил, вызвав новый взрыв веселья, а девушка, смеясь, словно невзначай коснулась его руки.

Откуда‑то взялось странное ощущение, будто у меня внутри заворочался некий большой и колючий зверь, и мне с большим трудом удалось оторвать взгляд от развлекающегося огневика и вернуться к прерванному разговору.

– Так жаль, что вы уезжаете уже послезавтра! Я понимаю, медовый месяц – это очень важно, но мне будет тебя страшно не хватать, Ана. Грейс, конечно, очень милая, но воительниц Мглистых Островов не очень‑то учат разговаривать по душам. – Императрица рассмеялась. – Скорей бы внучка подрастала. Она совершенно очаровательная малышка, не правда ли?

Я в жизни видела не так много младенцев и где‑то слышала, что они в первые дни после рождения вообще чуть ли не на одно лицо, но заверила Елению, что Диэль прекрасна, как ни одна другая маленькая принцесса. Хотя больше всего в этот момент мне хотелось обернуться и посмотреть, чем там занимается Амелия и куда еще она тянет свои загребущие ручки. Мне совершенно все равно, с кем проводит время Янтарь, но разве это не верх неприличия – приставать к женатому мужчине?

Я посмотрела на Елению и внезапно подумала: а где сейчас Император? Может, тоже чудесно проводит время в компании очаровательной придворной красотки. Как показал разговор за чаем у Олли, полгорода обсуждает новую фаворитку Дейрека. И как только Императрице удается сохранять лицо в такой ситуации?

От неожиданной мысли меня бросило в холод. А что, если Янтарь найдет себе какую‑нибудь девицу? Надоест ему возиться с неприступной женой, так они в очередь выстроятся за вниманием принца и будущего короля, учитывая, что он еще и весьма хорош собой. Я представила, как зайду однажды в комнату и увижу там огневика с Амелией, и он целует ее, совсем как меня сегодня утром. Но в отличие от меня фрейлина и не думает убегать и прятаться в ванной. Она выгибается под его руками, а на губах играет довольная улыбка…

– Ана, милая? – обеспокоенный голос Императрицы вырвал меня из жутких фантазий. – Все хорошо?

– Что? – невпопад отозвалась я. – Да‑да, конечно…

Еления недоверчиво покосилась на мои руки, и я только сейчас заметила, что бокал, который я в них держала, весь покрылся толстой ледяной коркой. Я поспешно отставила его в сторону, словно там обнаружили отраву.

– Я сегодня просто немного рассеянная.

– Бывает. – Императрица погладила меня по руке. – Прости, милая. Я бы проговорила с тобой весь вечер, но мой дорогой супруг тоже требует внимания. Повеселись хорошенько.

Она ушла, оставив меня в одиночестве, и я невольно потянулась за новым бокалом. И даже не буду смотреть, чем они там занимаются! Еще не хватало подойти и устроить сцену. Не дай боги, Янтарь решит, что…

…Я его ревную?

Я досадливо прикусила губу, не выдержала и обернулась. Амелия стояла на том же месте, а вот огневика нигде не было видно. В душе всколыхнулись одновременно радость и разочарование. И где его теперь носит? Решил, что эта фрейлина ему не подходит, и пошел искать другую? Я раздраженно пригубила вино и увидела поверх бокала, как ко мне приближается Камелия. Прекрасно. Минус одна кандидатка на роль той, кому я однажды что‑нибудь отморожу.

– Ваше высочество! Я вас искала! Я знаю, вы послезавтра уезжаете, но я бы хотела пригласить вас завтра на ужин в наш дом. У меня будет день рождения, и я бы очень хотела вас там увидеть!

На ужин в дом Торнеллов? Боги упаси! А если Риан еще не уехал? Вряд ли кто‑то, кроме нас троих, знает о наших сложных и запутанных отношениях с младшим Торнеллом. Но именно поэтому и нет особых причин отказываться. Не скажу же я, что опасаюсь вашего брата после того как он предлагал мне сбежать, а мой муж его вообще ненавидит, поэтому вряд ли что‑то получится.

– Это очень любезно с вашей стороны, – неуверенно улыбнулась я. – Я поговорю с Дарелом и обязательно сообщу, сможем ли мы приехать.

Камелия радостно упорхнула, а я мрачно подумала, что забыла рассказать Янтарю о сегодняшнем визите лира Торнелла и его словах. Будет еще веселее, если он случайно не от меня узнает, что Риан заходил в его отсутствие. Потом вспомнила, как пальчики Амелии коснулись его руки и как он запрокинул голову, смеясь над ее словами… Ну уж нет, я не побегу прямо сейчас разыскивать его, чтобы поделиться этим событием.

Сделав еще один глоток, я внезапно осознала, что в теле и мыслях наступила какая‑то невероятная легкость. Должно быть, вино слишком крепкое…

И почему я, собственно, переживаю? Я же его не люблю? Не люблю!

Надо просто радоваться жизни. К тому же сейчас как раз праздник. Бал! Танцы!

Мысль о танцах показалась очень верной, и я поняла, что страшно, просто невыносимо хочу танцевать. Где, демон побери, тут музыка?!

И почему так качается пол?..

Немедленно прекратите его раскачивать, я приказываю! В конце концов, я принцесса или нет?!

Я капризно топнула ногой, почему‑то потеряла равновесие, но не упала, подхваченная под локоть.

– Ты что несешь? – изумленно прошипел мне на ухо муж.

О! А он‑то тут откуда?

…И красивый все‑таки у него голос. Глубокий, выразительный, с жесткими властными нотками, доставшимися, видимо, по наследству. В голос я, пожалуй, могла бы влюбиться, не будь его обладатель таким жутким врединой. И не развлекайся он со всякими противными фрейлинами…

Судя по удивленно расширившимся янтарным глазам, эти размышления я тоже высказала вслух. Я картинно прижала пальцы к губам, пробормотав «молчу‑молчу», а затем чуть не ткнулась носом в паркет, когда меня вдруг потащили к выходу из зала. Попытки вырваться ничего не дали, как и мои возмущенные крики о том, что я обязательно хочу танцевать. Янтарь выволок меня в коридор и припер к стене.

– Когда ты успела напиться?

В ответ я только надулась. Кто он мне, чтобы так меня контролировать? Отец? Муж? Точно! Муж!

Я прыснула со смеху от комичности заданного самой себе вопроса, когда жесткие пальцы вдруг схватили меня за подбородок, поднимая лицо к свету факелов.

– Что у тебя с глазами? – В божественно прекрасном голосе… нет, определенно в голос я влюблена. Давайте отберем его у Янтаря и подарим кому‑нибудь другому… послышалось беспокойство.

Я покосилась в висящее напротив зеркало, отразившее слегка растрепавшуюся прическу, неестественно яркий румянец на щеках и бездонно‑черный от расширившихся зрачков взгляд. По‑моему, мне так даже идет. Хотя голубой, несомненно, лучше сочетается с белоснежно‑платиновыми локонами.

Не сказав больше ни слова, Янтарь снова меня куда‑то потащил, не обращая никакого внимания на протесты. Несколько раз я спотыкалась, начинала плакать и жаловаться на то, что в мужья мне достался бесчувственный чурбан, затем вспоминала, что слезы женское лицо отнюдь не украшают, и с трудом сдерживала в себе порывы истерического хохота, представляя, как все придворные падают в обморок от ужаса при виде зареванной принцессы.

– Позови лекаря, – бросил муж Тае, стоило нам войти в наши покои, и почти швырнул меня на кровать. По крайней мере, мне так показалось, поскольку комната пронеслась у меня перед глазами, словно я сорвалась вниз на качелях.

Я плюхнулась в подушки и счастливо расхохоталась, глядя, как с мрачным видом Янтарь подпирает стену. И вообще, я, конечно, понимаю, что он огненный маг, но зачем же поджигать все вокруг. Это слишком…

– Жарко… – прошептала я, скидывая туфли.

– Ваше высочество? Чем я могу помочь? – В комнату поспешно вошел императорский целитель.

– Что с ней? – Янтарь кивнул в мою сторону.

Лекарь приблизился, заставляя меня оторваться от войны с пуговицами лифа, никак не желающими поддаваться и выскальзывающими из пальцев словно червяки. А может быть, это и правда червяки? Кто додумался украшать наряд принцессы червяками? Отвратительно…

Сам осмотр вывалился из моего восприятия. Перед глазами вдруг поплыли какие‑то огненные картины, от которых стало еще жарче, а дурацкое платье никак не желало сниматься. Я слегка пришла в себя, лишь когда кто‑то повернул меня спиной, чтобы расшнуровать корсет. Ах, точно! Спереди они же не настоящие! Надо будет обязательно издать указ, который запрещает пришивать декоративные пуговицы под страхом смертной казни.

Платье, шурша, как мишура на елке праздника Зимы, и сверкая словно гирлянды (а может быть, я и есть елка?), скользнуло к моим ногам.

– Ложись. – Меня снова подпихнули к кровати.

Я отрицательно помотала головой и озадаченно запустила руку в волосы, не понимая, когда и куда успели подеваться шпильки и заколки.

И как же жарко!

– Тебе надо лечь. Ты очень устала.

Я устала? Неужели? Он так уверенно это сказал. Разве можно ошибаться в таких вещах? Да, я, наверное, устала. А если устала, значит, надо отдохнуть.

Я покорно улеглась на прохладные простыни.

Прохладные? Да они ледяные!

Озноб пробрал неожиданно резко до самых кончиков пальцев. Я даже почувствовала, как клацнули зубы.

Одеяло накрыло меня до самого носа, не принося ни толики тепла, а лба коснулась горячая ладонь, и я уцепилась за нее, как за спасательный круг, прижимая к себе. Рука скользнула по телу, распространяя тепло, которое моментально улетучивалось, стоило ей оторваться. Мне нужно больше! Мне нужен огонь… точно! Огонь!

– Что ты делаешь? – хрипло пробормотал Янтарь, когда я рывком села, прижимаясь к нему всем телом.

– Греюсь.

Я уткнулась носом ему в шею, забираясь ладонями под рубашку.

Горячий. Очень горячий. А еще такой сильный. Такой гладкий.

А вкусный?

М… солоноватый. И так сладко пахнет.

– Ана, тебе нужно лечь. – Он пытается отстраниться. В янтарном взгляде мечутся сотни демонов противоречивых желаний.

Вот еще! Я прижалась всем телом, обхватив его руками. Так лучше. Теплее. Но как же вкусно он пахнет! Не удержавшись, скользнула губами по шее, словно пытаясь поймать этот запах, и почувствовала, как под его кожей пробежала дрожь.

– Прекрати. – Дарел перехватил мои запястья, отодвинул в попытке уложить меня на кровать. – Ты этого не хочешь…

Прекратить? Я только начала!

Вместо ответа я наклонилась вперед, ловя губами его губы.

Удерживающая мои запястья хватка вдруг слабеет. И когда я отрываюсь, чтобы перевести дух, горячие пальцы зарываются в мои волосы, тут же притягивая для нового поцелуя.

Сердце бешено колотится. Мне снова становится жарко, но теперь от этого жара не хочется избавляться, наоборот, распалить его еще больше, радостно почувствовать, как прикосновения, словно языки огня, охватывают все тело, обжигая и лаская одновременно.

Я задыхалась от тяжести его тела и от неописуемого восторга, волнами накатывающегося на меня, стоило губам скользнуть по груди или пальцам утонуть в огненных волосах. И не позволяла оторваться ни на мгновение. Мне нужны были эти прикосновения, эти поцелуи, это тяжелое дыхание, то и дело смешивающееся с моим и срывающееся стонами.

Мне нужен был он.

Даже секундная боль была приятной. Она отрезвила на какое‑то время, но только для того, чтобы потом я смогла в полной мере осознать это головокружительное чувство и окончательно потерять голову в охватившем все тело пламени. Которое, полыхнув яркой вспышкой, постепенно угасло, оставляя после себя ровное уютное тепло.

Янтарь, тяжело дыша, уткнулся лбом в мой лоб так, что наши носы почти соприкасались, а кончики его волос приятно щекотали щеки, коснулся моих губ долгим, почти бесконечным поцелуем, а затем откатился в сторону.

Все‑таки он прав. Я устала.

Янтарь вздрогнул, когда я придвинулась ближе и обхватила рукой, положив голову на грудь.

– Ана… – голос прозвучал хрипло.

– Ш‑ш, – недовольно буркнула я, закрывая глаза. – Хочу спать.

Я еще успела почувствовать, как его пальцы зарылись мне в волосы, а лба коснулись горячие губы, как он поворочался, устраивая меня удобнее. А еще порадоваться, что он‑то не видит, как на моей подушке устроилась огромная шайса, поэтому заснуть на своей половине я никак не могу.