Глава 19. Чья‑то рука легла ей на плечо, и Арабелла с криком вскочила

— Проснитесь, госпожа.

Чья‑то рука легла ей на плечо, и Арабелла с криком вскочила. Онемевшие запястья нестерпимо ныли. Открыв глаза, она уставилась в лицо молодого человека, которого уже видела прошлой ночью. Девушка лихорадочно огляделась, но в комнате больше никого не было.

— Кто ты? — прошептала она, видя, что он спокойно отвязывает ремень от кроватного столбика.

— Али, госпожа. Хозяин велел освободить вас и отвести в гарем.

Арабелла растерла затекшие руки.

— Где твой господин?

— С солдатами. Ему нравится тренироваться с ними, — с готовностью ответил Али, исподтишка изучая девушку, которая провела ночь на привязи. Ее запястья были покрыты фиолетово‑черными синяками.

— Надеюсь, — прошипела Арабелла, — кто‑нибудь пронзит его ятаганом.

Али отпрянул. Жалость к невольнице сменилась гневом.

— Ничтожной женщине не к лицу говорить подобное о повелителе. Тебе повезло остаться в живых! Будь на месте повелителя любой другой человек, ты уже лежала бы на морском дне!

Арабелла тяжело вздохнула.

— Он не посмеет так просто избавиться от меня — я слишком ценная добыча.

И, не успев договорить, поняла, что это чистая правда. С ее смертью графиня с сыночком лишатся желанной приманки, которой могли бы завлечь в Оран графа Клера. Отец, конечно, постарается удостовериться, что дочь жива, прежде чем приехать.

— Ни одной женщиной не стоит дорожить, — хмыкнул Али.

— Я голодна, — пожаловалась Арабелла.

Радж уже стоял у входа в гарем, поджидая ее. Он тихо спросил что‑то у Али на арабском и жестом отпустил юношу.

— Идем, госпожа, — сказал он. — Лина перевяжет ваши руки.

Арабелла последовала за великаном в гаремный сад, Было еще совсем рано, и только немногие из наложниц Камала встали. Все с любопытством глядели на англичанку, негромко перешептываясь.

— И сколько же девушек держит в неволе этот похотливый шакал?

— В гареме повелителя сейчас двадцать девушек, — спокойно ответил Радж.

На какое‑то безумное мгновение Арабелла задалась вопросом, что будет, если она посмеет подговорить невольниц и поднять мятеж, но тут же громко рассмеялась собственным глупым мыслям.

— Повелитель не коснулся вас, — удивился Радж.

— Нет, — коротко бросила Арабелла. — Я не позволила бы.

— Если бы он захотел взять вас, госпожа, его никто бы не остановил, и меньше всего вы.

— Я… рассердила его.

— И ничего этим не добились, если не считать синяков и ссадин.

Арабелла попыталась безразлично пожать плечами, но лишь поморщилась от боли.

— Он не может расправиться со мной, — сообщила она, — и вы это знаете. Мой отец умный человек.

— Вы совершенно правы, госпожа. Арабелла резко вскинула голову.

— Вы знаете моего отца?

— Нет, но видел как‑то, а вы, госпожа, своими темными глазами и бровями напоминаете его. — И заметив, что Арабелла приготовилась к дальнейшим расспросам, покачал головой: — Госпожа, я умоляю вас смириться с судьбой. Остальное не в ваших силах.

Моя судьба.

Неужели ее участь — терпеть насилие от рук этого грязного дикаря Камала? Лежать с ним в постели, пока родители тоже не окажутся в его власти?

К Арабелле подбежала встревоженная служанка.

— Помоги госпоже, — приказал Радж и направился к выходу. Лина растерла руки Арабеллы приятно пахнущей мазью и забинтовала, что‑то укоризненно приговаривая. Потом принесла завтрак — мягкие лепешки, свежие апельсины и гранатовый сок. Следующие несколько часов Арабелла провела в бане — волосы ее снова вымыли, тело умастили жасминовым маслом. Она почти не слушала болтовню Лины и гаремных невольниц, которые осмелились подобраться ближе, чтобы разглядеть ее. Знает ли Адам о том, что случилось с ней? И что предпримет, когда узнает?

Арабелла послала убийственно‑зловещую улыбку ни в чем не повинному кусту олеандра. Остается надеяться, что Адам четвертует графиню.

После обеда, состоявшего из риса и овощей, Лина оставила госпожу в одиночестве, посоветовав отдохнуть. К. собственному удивлению, Арабелла почти мгновенно заснула, но сон был тяжелым, полным кошмаров и ужасных видений.

Она проснулась с головной болью, испуганная и измученная, но все‑таки решилась выйти из тесной комнатки и прогуляться по саду. Аромат цветов немного успокоил нервы, и девушка легла на солнышке у бассейна, пытаясь прийти в себя.

— Ты здесь, дочь ведьмы! — воскликнул кто‑то ехидно. Арабелла открыла глаза и улыбнулась Елене.

— Я слышала, ты такая злобная сука, что хозяин привязал тебя к кровати.

— Верно, — согласилась Арабелла.

— Сегодня ночью он пошлет за мной, а ты останешься гнить в своей конуре.

— Очень на это надеюсь, Елена. Хорошо бы меня оставили в покое!

Елена в раздражении уставилась на англичанку. Неужели никакой шип не способен пронзить эту толстую шкуру? Гречанка не могла поверить, что девчонка не старается заслужить благосклонность повелителя. Любая гаремная невольница стремилась привлечь его внимание.

— Откуда ты знаешь итальянский? — прошипела она.

— Я выросла в Генуе и проводила там каждые полгода.

— Ага! — воскликнула Елена, злорадно усмехаясь, — теперь я раскусила тебя, английская корова! Ты знаешь, что господин может взять любую женщину, какую только пожелает! И притворяешься, что не хочешь его, надеясь ему понравиться!

— Елена, — терпеливо объяснила Арабелла, садясь, — неужели ты не хочешь быть свободной? Стать хозяйкой собственной судьбы? Ни от кого не зависеть?

— Что ты несешь? — с подозрением осведомилась та.

— Я хочу сказать, что ни один мужчина, ни одна женщина не должны ни перед кем пресмыкаться. Никого нельзя удерживать силой.

Она оглядела прекрасный сад, изящные здания. Тихое безмятежное пристанище, которое, однако, не перестает быть тюрьмой.

— Это твой мирок. Но он слишком узок, слишком тесен. И ты живешь под стражей. Вас день и ночь охраняют.

— Ты безумна, — решила Елена. — И когда хозяин возьмет меня в жены, я велю казнить тебя!

Она повернулась и величественно поплыла по саду. Арабелла посмотрела ей вслед, снова легла и закрыла глаза.

— Прости Елену, — раздался мягкий незнакомый голос. — Если у нее не будет Камала, значит, ничего не останется в жизни.

Арабелла приподнялась. Над ней стояла женщина с тяжелым, набухшим ребенком животом. Чей он? Камала?

— Кто вы?

— Я Лелла. И хотела поговорить с женщиной, которой удалось рассердить Камала, — медленно, но очень правильно выговорила по‑итальянски женщина.

— Пожалуйста, садитесь, — пригласила Арабелла. — Очень жарко, и ваше бремя нелегко нести.

Лелла кивнула и осторожно опустилась подле Арабеллы.

— Ты англичанка, дитя мое?

— Дитя? — улыбнулась девушка. — Вы ненамного старше.

— Мне почти двадцать пять, и кажется, я так долго ношу этого ребенка, что поневоле чувствую себя немощной старухой.

Арабелла покачала головой.

— Вы прекрасны, — искренне сказала она. Густые темно‑каштановые волосы Леллы отливали янтарем, а черты овального личика были классически совершенны. Умные серые глаза лучились теплом.

— Мне сразу показалось, что ты добра. Это правда, что Камал в ярости привязал тебя к кровати?

— Я счастлива, что спала рядом с его кроватью, а не в ней! — язвительно выпалила Арабелла и, надменно вздернув подбородок, добавила: — Конечно, вы носите его ребенка и, возможно, любите этого человека, но мне очень жаль…

Лелла мелодично рассмеялась.

— Конечно, я его люблю, — кивнула она, складывая руки на огромном животе. — Но это не его ребенок.

Арабелла нахмурилась.

— Камал — мой деверь, — пояснила Лелла. — Моим мужем был Хамил. — Голос ее неожиданно оборвался, и женщина с трудом прошептала: — Умирая, он даже не знал, что я… жду ребенка.

— Какая трагедия! Простите за то, что невольно ранила вас. Просто я не знаю, что делать, и моя беспомощность превращает меня в настоящую ведьму!

Лелла ободряюще погладила ее по руке.

— Ты не ведьма. Ведьма, приславшая тебя сюда — мать Камала, женщина, чья душа пропитана горечью и ненавистью. Камал не похож на нее.

— Ха! — фыркнула Арабелла. — Он издевался надо мной, оскорблял, называл лгуньей и потаскухой, обвинял моих родителей в немыслимых преступлениях, а вы утверждаете, что он не похож на мать!

— О Аллах, как бы мне хотелось увидеть это своими глазами! — воскликнула Лелла. — Камал обычно так добр, особенно к женщинам, и неизменно спокоен. Чем ты разозлила его настолько, что он привязал тебя к кровати!

— Наверное, я была не слишком осмотрительна… но он так рассердил меня! Я назвала его животным, варваром, дикарем…

Лелла в ужасе воздела руки.

— О, замолчи! Мое дорогое дитя, какое счастье, что он не велел расправиться с тобой!

— Он не посмеет. Я — приманка и, чтобы сослужить свою службу, должна остаться в живых. И если моя ярость не помешает ему взять меня силой, япревращусь в демона из глубин ада.

— Но я слышала… что ты… чтоты не девушка.

— Очередная выдумка его матери, Лелла. Скажи, ты ничем не можешь помочь мне?

— Нет, дитя мое, и мне искренне жаль. Если бы не Камал, меня заперли бы в темницу, или — еще хуже — продали на невольничьем рынке. Враги Хамила были бы рады расправиться с той, кто носит его ребенка. Но Камал не позволил матери так поступить, и всегда обращался со мной как с сестрой. Мне кажется, если ты найдешь в себе силы поговорить с ним более рассудительно, убедить в своей невиновности, перестанешь восстанавливать его против себя… он выслушает все твои доводы.

Арабелла едва не заявила, что скорее будет добра к самому дьяволу, но тут ей в голову пришла идея, такая простая и удачная, что не принять ее было просто невозможно. И неожиданно в душе Арабеллы воцарились покой и безмятежность.

— Ты права, Лелла, — согласилась она наконец.

Женщина с сомнением взглянула на нее, недовольная столь холодным бесчувствием, однако медленно сказала, не догадываясь, что сеет семена коварства в сердце Арабеллы:

— Повторяю, Камал не жесток. И ты так прекрасна, что он не станет долго сердиться, если поведешь себя, как… как…

— Беспомощная, покорная рабыня?

— Да. Ведь, что ни говори, а ты женщина!

— А женщины умеют притворяться, не так ли?

— Я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду, поскольку плохо говорю на твоем языке.

— Это не важно. О Боже, сюда опять направляется Елена.

— Она боится тебя, — объяснила Лелла, осторожно поднимаясь. — Мы еще побеседуем, дитя мое. Я позабочусь о Елене, по крайней мере сейчас.

Она подошла к Елене, о чем‑то оживленно заговорила с ней, и обе женщины вошли в помещение гарема.

Камал стоял обнаженный, пока Али обливал его прохладной водой. Он потянулся, разминая усталые мышцы, и постарался хоть на минуту забыть об англичанке, преследовавшей его во сне и наяву. Вчера ночью он долго лежал, прислушиваясь к ее дыханию, гадая, как, черт побери, поступить с девчонкой. Говоря по правде, можно вообще забыть о ней, пока отец не явится за дочерью, но при этой мысли чресла напряглись и загорелись пламенем. Он хотел ее, хотел, чтобы она перестала сопротивляться и лгать. Хотел, чтобы в глазах ее пылало желание, а не страх и ненависть.

— Что ты сказал, Али? — переспросил он, поняв, что не слушает слугу.

— Хозяину угодно, чтобы Орна вечером танцевала для него?

— Нет… да.

Камал лукаво улыбнулся. Орна покажет свое искусство не только ему, но и английской упрямице.

— Али, передай Раджу, пусть снова приведет англичанку.

Арабелла надеялась, что Радж поведет ее к Камалу, и даже торопила время. Евнух действительно явился, и при виде его встревоженного хмурого лица девушка мягко улыбнулась.

— Повелитель желает провести вечер в вашем обществе, — сообщил он.

Арабелла опустила голову.

— Как ему будет угодно, — прошептала она.

— Я принес вам новую одежду.

— Вы очень добры. Могу я посмотреть?

Радж разложил на подушках прозрачные шальвары, желтое болеро и кожаные бабуши[15].

— О, как прекрасно.

Радж поднял брови, но тут же вкрадчиво сказал:

— Я сам выбрал желтый цвет. Вы прелестны в этом наряде.

— Благодарю, — тихо ответила Арабелла.

— Вы… вы здоровы, миледи?

— Да, конечно. — Она тяжело вздохнула и уставилась в какую‑то точку на дальней стене. — Я много думала сегодня. Вы посоветовали мне смириться со своей участью. Возможно, именно это я и сделала.

— И хотите быть с повелителем?

— Почему нет? Лелла уверила меня, что он вовсе не жестокий варвар и, если я стану сговорчивее, он, вероятнее всего, пойдет мне навстречу, — искренне заверила Арабелла.

— Повелитель… будет удивлен.

— Но доволен, Радж? — с беспокойством спросила она. — Будет ли он доволен?

— Вне всякого сомнения, — пробормотал евнух и вышел, чтобы она могла спокойно переодеться. Вернувшись, он застал ее у порога. Девушка смотрела в сад, и при этом казалась ослепительно прекрасной. Стройные ноги просвечивали сквозь тонкую ткань шальвар, золотистые волосы струились по спине.

— Вы не передумали, госпожа?

Арабелла медленно улыбнулась, хотя в глазах стыла бесконечная печаль.

— Нет. Просто…

Она умоляющим жестом подняла руку, но тут же беспомощно уронила.

— Что вас мучит, миледи? Арабелла оглядела себя.

— Я привыкла выглядеть безупречно, Радж.

Его взгляд невольно упал на полные груди, туго натянувшие мягкую ткань.

— В вашей красоте нет ни единого изъяна, госпожа.

— Охотно верю, — кивнула она, — но я бы хотела иметь какое‑нибудь украшение, скажем, брошь, чтобы дополнить наряд.

Радж не посчитал ее тщеславной. Благородная дама всегда остается таковой, вне зависимости от обстоятельств.

— Я бы чувствовала себя… увереннее, если бы надела что‑то, хотя бы отдаленно напоминающее о счастливых днях.

Однако Радж все еще колебался, пока она не подняла на него полные слез глаза. Ни один человек на свете не смог бы равнодушно взирать на эти бездонные очи. И господин будет доволен, если лицо девушки озарит улыбка.

— Подождите, — сдался евнух, — сейчас принесу что‑нибудь.

Арабелла кивнула.

— Так, значит, — прошипела Елена, выступая из тени, — ты добилась своего — на все идешь, лишь бы побыть с хозяином!

Арабелла застыла от неожиданности, но ничего не ответила.

— Ты ему быстро надоешь. Холодна как лед, и он не найдет тепла между твоими тощими бедрами!

— Ты, наверное, права, — согласилась Арабелла, собравшись с мыслями. — Возможно, после сегодняшней ночи повелитель пожелает совсем другую женщину.

Елена взвизгнула от бессильной злобы, но, завидев Раджа, поспешно скрылась.

— Пусть это немного утешит вас, госпожа, — сказал он, и, к полному разочарованию Арабеллы, надел ей на шею ожерелье из бриллиантов и сапфиров.

Ей хотелось рыдать и смеяться одновременно. Хитро задуманный план потерпел полнейший провал! Она твердила себе, что заколка броши, вероятнее всего, согнулась бы, если бы она попыталась ударить Камала, но досада и раздражение терзали грудь. Наконец Арабелла с трудом выдавила слабую улыбку.

— Какое чудесное ожерелье, Радж. Благодарю вас.

— Пора, госпожа, — кивнул евнух. Девушка молча последовала за ним, лихорадочно думая, что делать. Они были уже почти у ворот гарема, когда она остановила своего провожатого.

— Радж!

Тот нетерпеливо обернулся.

— Госпожа?

— Я должна… то есть, мне нужно…

Она мило покраснела и опустила ресницы.

— Понимаю, — чуть улыбнулся Радж. — Я обожду вас здесь, госпожа.

Арабелла бросилась назад и, прежде чем скрыться в своей комнатке, оглянулась на Раджа. К ее огромному облегчению, тот о чем‑то говорил с одной из девушек. Арабелла скользнула в спальню Раджа и, заметив маленький сундук, подбежала к нему. Через несколько минут она со смиренным видом подошла к евнуху и покорно последовала за ним во дворец. Теплый воздух был напоен сладостным благоуханием цветов. Огромная круглая луна освещала ночное небо. Они приблизились к покоям Камала, и сердце девушки бешено забилось.

«Пожалуйста, Господи, — взмолилась она, — дай мне силы совершить задуманное!»

Из‑за занавесей послышались резкие звуки непривычной варварской музыки.

Камал полулежал на подушках, не сводя глаз с танцовщицы. Он был, как всегда, во всем белом; талию перехватывал алый сафьяновый пояс. Густые пшеничные пряди поблескивали в пламени светильников. Услышав шаги Арабеллы, он поднял глаза, но, как ни присматривался, не увидел ни малейшего признака гнева на прелестном лице. Она выглядела спокойной, смирившейся со своей участью. Нахмурившись, он коротко приказал:

— Сюда, девушка! Орна развлечет нас своими танцами.

Арабелла искоса взглянула на Раджа, и тому показалось, что в глазах девушки мелькнуло нечто вроде извинения.

— Спасибо, Радж, — прошептала она и, быстро отойдя от него, опустилась подле Камала. К ее досаде, в животе громко заурчало, и девушка покраснела.

Камал снисходительно улыбнулся:

— Можешь поесть, пока Орна будет танцевать.

Арабелла взяла протянутый Камалом слоеный пирожок с начинкой из баранины, перца и риса. Он оказался восхитительным, но, к сожалению, быстро был съеден.

— Ты очень худа. Съешь еще один.

Второй пирожок она ела гораздо медленнее, наслаждаясь острым вкусом, и разглядывала танцовщицу. Музыка становилась все громче, ритм постепенно убыстрялся. Танцовщица с головы до ног была закутана в прозрачные шелковые покрывала, и, когда закружилась под оглушительный звон цимбал, одно из покрывал опустилось на пол. На какое‑то мгновение бешеная свирепая музыка и экзотический танец захватили Арабеллу. Покрывала развевались вокруг стройного тела. Арабелла судорожно сглотнула. Еще немного, и девушка останется обнаженной!

— Тебе нравится, как танцует Орна? — осведомился Камал, заметив ее широко раскрытые глаза.

— Очень… очень необычно.

— Ты танцуешь?

— Но не так.

— Ах, да. Менуэт, котильон. Довольно приятные танцы.

Орна кружилась все быстрее и быстрее, выгибаясь назад и взмахивая длинными каштановыми волосами. Последнее покрывало скользнуло на пол, но девушка продолжала неторопливо, чувственно двигаться вместе с музыкой. Теперь она была совсем рядом с Камалом; крошечные колокольчики, нанизанные на пальцы вызванивали примитивный ритм. Она находилась так близко, что Арабелла заметила, как поблескивает от пота ее гладкий живот. Орна изогнулась, выпятив бедра. Чаша с вином задрожала в руках Арабеллы; багровые капли упали на белую скатерть.

По кивку Камала музыка смолкла.

— Орна — очень искусная танцовщица, не правда ли? — спросил он, глядя в побелевшее лицо Арабеллы. Та была слишком смущена, чтобы ответить. Танцовщица не шевелилась, так что Арабелла могла разглядеть безволосую плоть между ее ног. — Думаю, ты будешь выглядеть столь же прелестной в подобной… позе.

Он дразнит Арабеллу, но она не даст ему удовольствия видеть ее гнев! Девушка выбрала еще один пирожок и медленно надкусила, словно больше ее ничто не интересовало.

Камал тихо засмеялся и хлопнул в ладоши. Девушка, к безумной злости Арабеллы, упала на колени и поцеловала сапог Камала. Арабелле потребовалась вся сила воли, чтобы не плеснуть вином ему в физиономию!

Камал снова кивнул, и девушка, пятясь, вышла из комнаты. Музыканты уже исчезли. Они остались одни. Камал продолжал с аппетитом есть.

— Ты сегодня молчалива, Арабелла, — заметил он.

— Скорее печальна, повелитель.

— С тобой плохо обращались?

— О нет! Просто… просто мне одиноко.

Камал нахмурился. Девушка наклонила голову так, что он не мог увидеть ее лица, скрытого шелковистой вуалью волос.

— Одиноко? — повторил он, подаваясь вперед. Арабелла подняла грустные блестящие глаза.

— Я всего лишь женщина, повелитель. И не могу найти счастье сама с собой. Я создана для иного.

Камал, как ни странно, ощутил укол разочарования. Она вела себя в точности так, как он и надеялся, превратившись в смиренную, податливую и послушную рабыню.

— Ты создана для моей любви, Арабелла. Предназначена принять меня, как ножны принимают шпагу.

Девушка очаровательно зарделась, и Камал слегка коснулся ее обнаженной руки. Она не отстранилась.

— Ты покоришься мне, Арабелла? Как мужчине и своему господину?

— Ты не причинишь мне боли? — тихо спросила она.

— Сделать тебе больно, маленький цветочек? В постели женщина испытывает боль всего на мгновение, пока лишается невинности. Затем ее ждет безграничное наслаждение. Разве ты еще не знаешь этого?

Арабелла кивнула, не отводя глаз от его сильных пальцев, казавшихся такими грубыми на ее мягкой коже.

— А, вижу, ты больше не вырываешься. Я доволен. Но на самом деле Камал почему‑то огорчился. И на миг его захлестнул безумный гнев. Эта девушка ничем не отличается от остальных, разве чуть поумнее. Она играла с ним, пока не привлекла его внимание. И теперь он может ее получить! Аллах, каким же он был глупцом! Наверняка мог взять ее еще вчера ночью, и она, возможно, покорно отдалась бы ему. Все ее сопротивление было притворством.

— Встань, — резко приказал он.

Арабелла стиснула дрожащие колени и медленно поднялась, чувствуя его неотступный взгляд. Камал неспешно осмотрел ее, раздевая глазами, и девушка закусила губу, чтобы удержаться от крика.

— Сними одежду, — хрипло прорычал он, и Арабелле показалось, что Камал прочел ее мысли. Она быстро нагнула голову.

— Вы не поможете мне… господин?

Камал рассмеялся, и Арабелла сжалась от омерзения. Он думает, что победил, и наслаждается ее унижением! Она стояла неподвижно, не смея еще раз взглянуть в его проницательные глаза.

Мужчина грациозно поднялся и, сжав ее плечи, привлек к себе.

— Поцелуй меня, Арабелла, — велел он.

Арабелла чуть приподнялась на носочках и почувствовала мимолетное прикосновение его губ. От него пахло апельсинами и сладким вином. Он легонько обводил языком ее сомкнутый рот, пока она не приоткрыла губы, по‑трясенно ощутив, как вязкое тепло затопило низ живота. Камал крепче обнял ее; горячая ладонь скользнула к ее груди. Теперь она испытывала лишь всепоглощающий страх. Поцелуй становился все более безжалостным, а язык назойливо пробивался в рот.

— Пожалуйста, — прошептала она, отстраняясь. Камал удивленно взглянул в ее раскрасневшееся лицо.

— Что тревожит тебя, маленький цветок?

Он не понимал ее смущения, но стремился подчинить девушку своей воле.

— Я… хочу ощутить прикосновение твоей обнаженной плоти к моей.

Исступленное желание пронзило его при этих словах, но он еще владел собой.

— Почему ты так внезапно изменилась?

— Я желаю тебя. Разве ты меня не хочешь?

— Хочу, — едва выговорил он, поспешно расстегивая сафьяновый пояс. За поясом последовала сорочка, и он встал перед ней, обнаженный до талии.

Арабелла теребила маленькие пуговицы жилета. Камал давил ее груди, лаская соски сквозь тонкую ткань. Ее рука медленно опустилась к поясу шальвар. Медленно, очень медленно, заставляя себя прильнуть к нему, девушка стиснула рукоятку маленького кинжала.

— Дикарь! Животное! — взвизгнула она и, подняв руку с зажатым в ней клинком, бросилась на него. Камал так быстро отпрыгнул, что острое лезвие скользнуло по плечу. Арабелла несколько мгновений смотрела на длинный рваный порез, из которого капала кровь, взбешенная собственной неуклюжестью.

Камал сурово посмотрел на нее. Ему хотелось смеяться. Болван, доверчивый болван! Багряные капли стекали по груди. Однако он не успел собраться с мыслями — Арабелла вновь набросилась на него. Он ударил ее по протянутой руке, и девушка пошатнулась.

— Я убью тебя, ублюдок. — Она неумолимо надвигалась на него, по‑прежнему не выпуская кинжала. — Вырежу твое черное сердце!

Камал с трудом увернулся и поймал ее запястье. Тонкие косточки захрустели под его пальцами. Из глаз Арабеллы хлынули слезы боли и отчаяния. Она что‑то кричала, всхипывая, но он безжалостно сжимал ее руку, пока клинок со звоном не упал на пол. Оба, задыхаясь, смотрели друг на друга. Наконец Камал выпустил девушку, но она тут же накинулась на него, колотя кулачками по щекам и груди, пытаясь ударить ногой. Он притянул ее к себе с такой силой, что ее болеро сразу же промокло от крови. Схватив Арабеллу за волосы, Камал резко запрокинул ее голову и, глядя в искаженное гневом лицо, расхохотался.

— Надеюсь, кинжал был отравлен, — прошипела девушка. — В следующий раз я не промахнусь!

Камал стиснул руки, чувствуя, что ее ребра вот‑вот треснут, но Арабелла не издала ни звука. Она не унизится до просьб и жалоб!

— Следующего раза не будет, миледи!

Ему страстно захотелось взять ее прямо сейчас, швырнуть на пол и сорвать одежду. Заметив пятно своей крови у нее на груди, Камал снова рассмеялся собственной глупости. Схватив ее за руку, он поволок Арабеллу в свою спальню и лишь мельком взглянул на покрытые синяками запястья, прежде чем снова привязать ее к кровати. Она вырывалась и сыпала ругательствами, но Камал спокойно продолжал свое дело. Закончив, он выпрямился и угрожающе склонился над маленькой съежившейся фигуркой.

— Спокойной ночи, цветочек, — бросил он и, повернувшись, вышел. Вдогонку ему неслись яростные вопли.

Дыхание Арабеллы постепенно выровнялось. Он не так уж сильно наказал ее, и неожиданно она засомневалась: неужели ей и впрямь хотелось убить этого человека? Неужели она так слабовольна, что не способна пожертвовать собой ради спасения родителей? Если бы удалось прикончить его, то ее смерть была бы неминуема.

Уронив голову на руки, она тихо заплакала. Будет ли наказан Радж за то, что позволил обвести себя вокруг пальца? Она не хотела, чтобы несчастный евнух страдал из‑за нее.

Время тянулось бесконечно; единственный светильник почти выгорел. Однако сон все не шел, и девушка тупо смотрела в потолок, гадая, что делает сейчас Камал. Она вздрогнула. Что, если он вернется и возьмет ее силой, а потом отдаст на потеху солдатам?

Арабелла внезапно рассмеялась. Как глупа она была, как тщеславна, как гордилась своей стойкостью и мужеством! Даже в Неаполе она осталась бы в полной безопасности, если бы не дурацкая самоуверенность, дерзкая убежденность в собственной способности защитить себя.

В дверном проеме выросла фигура Камала. Солдат с ним не было. Она быстро закрыла глаза и мерно задышала.

— Я знаю, ты не спишь, Арабелла, — сказал он и, подойдя ближе, сел на край кровати. Девушка ничего не ответила. — Неужели ты так боишься меня, что притворяешься спящей?

«Идиотка!» — выругала себя Арабелла, но с губ само собой сорвалось:

— Я не боюсь таких, как вы!

— Да, — медленно произнес Камал, — думаю, что не боишься. — Он осторожно повел плечом, на котором белела повязка, и добавил: — Хотя следовало бы.

— Не дождетесь! — воскликнула она. — Надеюсь, что рана причинит вам много неприятностей.

К ее удивлению, он засмеялся и, наклонившись, сжал двумя пальцами ее подбородок. Прежде чем Арабелла успела повернуть голову, Камал безжалостно впился в ее губы и тут же оттолкнул.

— Ну а теперь тебе страшно?

— Нисколько, — солгала она, но ее голос дрожал. Арабелла была совершенно беспомощна и прекрасно это понимала.

Однако Камал, к ее невероятному облегчению, растянулся на постели и отвернулся от нее.

— Пожалуйста, пощадите Раджа, — немного погодя попросила она. — Он не знал, что я задумала.

— Его уже пытали и повесили, — последовал спокойный ответ.

— Нет! Даже вы не способны на такое варварство!

— Придержи язык, или я заткну тебе рот!

Голос девушки оборвался сдавленным рыданием. Камал долго прислушивался, пока плач не сменился судорожной икотой, однако продолжал молчать, и вскоре опий, принятый по совету врача, погрузил его в забытье.