Книга VII

1. Смерть святого Сальвия, епископа

2. О конфликте между жителями Шартра и Орлеана

3. Как Видаст по прозвищу Авий встретил свою смерть

4. Как Фредегунда искала убежище в церкви и как ее сокровища передали Хильдеберту

5. Как король Гунтрамн прибыл в Париж

6. Как тот же самый король принял на себя управление землями, ранее принадлежавшими Хариберту

7. О том, как послы Хильдеберта потребовали выдачи Фредегунды

8. Как король Гунтрамн просил не убивать его так, как убили его братьев

9. О том, как Ригунту лишили ее сокровищ и как Дезидерий посадил ее в тюрьму

10. Как по наущению Ригунты, дочери короля Хильперика, Гундовальда, провозгласив королем, подняли на щит

11. О знамениях и чудесах

12. Как сожгли часть Тура. О чудесах, совершенных святым Мартином

13. Как сожгли и разграбили Пуатье

14. О том, как король Хильдеберт отправил послов к королю Гунтрамну

15. О коварстве Фредегунды

16. О возвращении епископа Претекстата

17. О епископе Промоте

18. О том, как короля Гунтрамна предупредили о том, что его могут убить

19. О том, как королеве Фредегунде велели перебраться в сельское поместье

20. О том, как Фредегунда отправила человека, чтобы убить Брунгильду

21. О побеге Эберульфа и о том, как его взяли под стражу

22. О порочном поведении Эберульфа

23. О том, как еврея убили его люди

24. О том, как разграбили город Пуатье

25. О том, как ограбили Марилейфа

26. О том, как Гундовальд объехал несколько городов

27. Об оскорблении епископа Магнульфа

28. О продвижении войска

29. О том, как убили Эберульфа

30. О посольстве Гундовальда

31. О мощах святого мученика Сергия

32. О том, как Гундовальд направил послов во второй раз

33. О том, как Хильдеберт посетил своего дядю Гунтрамна

34. О том, как Гундовальд направился в Коменж

35. О том, как разграбили церковь Святого Мученика Винценция в Ажене

36. О том, как Гундовальд вел переговоры с осажденными

37. Об оскорблении, нанесенном городу Коменжу

38. О том, как убили Гундовальда

39. О том, как убили Муммола и епископа Сагиттария

40. О сокровищах Муммола

41. О гиганте

42. О чуде, совершенном святым Мартином

43. О Дезидерии и Ваддоне

44. О чародейке

45. О голоде, случившемся в этот год

46. Об убийстве Христофора

47. О гражданских распрях, возникших среди жителей Тура

1. Хотя я всячески стремился последовательно продолжать мою историю, начиная с того места, до которого добрался в предыдущих книгах, испытываемое мной чувство благоговения перед святым Сальвием заставляет меня прежде поведать о нем. Все знают о том, что он умер в этом году.[170]

Сальвий любил рассказывать о том, что и во время его долгой жизни мирянином, когда он был занят земными делами, он ни разу не поддался искусу плотских желаний, нередко овладевавших умами молодых людей.

Когда, наконец, Святой Дух нашел путь к его сердцу, Сальвий прекратил борьбу с мирскими искушениями, оставил мирскую жизнь и поступил в монастырь. Как все, кто посвятил себя всемогущему Господу, он понял, что лучше служить Господу в бедности и поклоняться Ему, чем стремиться к богатству этого преходящего мира. Он провел в монастыре долгие годы, изнуряя себя соблюдением обетов и установлений Отцов Церкви.

Когда наконец пришло время умереть их тогдашнему аббату, Сальвий, достигший полной физической и интеллектуальной силы, исполнил свой долг пастыря, приняв на себя заботу о братстве. Обретя такую возможность, он должен был как можно больше общаться с братьями, пытаясь установить дисциплину между ними. На самом же деле он еще больше отдалился от них.

Тогда он выбрал себе самую отдаленную келью, хотя, как он часто рассказывал, в своей прежней келье он настолько ослаб в результате постоянных постов, что кожа на его теле сходила девять или более раз. После избрания аббатом он продолжал жить так же скромно, как и раньше, посвящая все свое время чтению и молитвам. Он считал, что лучше ничем не выделяться среди своих монахов, чем появляться на публике, как того требовал долг аббата.

Придя к такому выводу, он простился с монахами и получил от них последнее приветствие. Он стал затворником, оставшись наедине в келье, он подвергал себя еще большему воздержанию, чем прежде. Одновременно он стал заботиться, чтобы сохранять законы христианского благочестия, молясь за всех тех, кто приходил поклониться в монастырь, и необычайно радушно одаривал их жертвенным хлебом. Шло время, и те, кто приходили к нему, покидали монастырь излеченными.

Однажды, когда больной лихорадкой Сальвий лежал на своей кровати, задыхаясь и изнемогая от высокой температуры, его келья неожиданно наполнилась ярким светом и стены как будто начали сотрясаться. Он вытянулся, распростер руки к небесам и воздал хвалу Господу, а затем испустил дух. Монахи и его собственная мать вынесли его тело из кельи, оплакивая его. Затем они переодели его в смертные одежды и поместили на погребальные носилки.

Они провели долгую ночь, оплакивая его и распевая псалмы. Когда рассвело и все приготовили для похорон, труп на носилках начал двигаться. Щеки Сальвия снова порозовели, он зашевелился, как бы просыпаясь от глубокого сна, и заговорил. «Милосердный Господь, – заявил он, – почему Ты так поступил со мной? Почему Ты объявил, что я должен вернуться в это темное место, где мы обитаем на земле? Я был бы гораздо счастливее на небесах, чем снова начинал бы свою бесполезную жизнь здесь, внизу».

Окружавшие его пришли в замешательство. Когда они попросили Сальвия прояснить случившееся чудо, он не ответил. Он поднялся с похоронных носилок, не страдая от прежней болезни. Затем в течение трех дней он не ел и не пил.

На третий день он призвал монахов, а также свою мать. «Мои славные друзья, – заявил он, – послушайте, что я должен сказать. Вы должны понять, что все, что вы видите в этом мире, не имеет совершенно никакого значения. «Суета сует», как заявлял в свое время пророк Соломон (Екк., 1: 2). «Блажен тот, кто может так вести себя во время земного существования, чтобы сподобиться видеть Господа в Его славе на небесах».

Произнеся все это, Сальвий стал размышлять над тем, следует ли ему пояснить сказанное или стоит оставить все как есть. Пока он раздумывал и молчал, монахи стали умолять его рассказать им, что он увидел. «Когда моя келья сотрясалась четыре дня назад, – продолжил свой рассказ Сальвий, – и вы видели меня лежащим замертво, меня подняли два ангела и стали уносить меня в самую небесную высь, так что я перестал чувствовать под ногами нашу жалкую землю, ощущая только солнце и луну, облака и звезды.

Потом меня провели через ворота, затмевавшие своим сиянием наше солнце. Через них меня ввели в здание, где пол сиял золотым и серебряным светом. Он был таков, что я даже не могу описать его вам, само чувство шири не поддается никакому описанию. Место это заполняла толпа людей, они не были ни мужчинами, ни женщинами, представляли собой просто множество, вытянувшееся необычайно широко, в том и ином направлении, так что нельзя было и увидеть, где оно заканчивалось.

Ангелы проложили мне путь через толпу людей, стоявших передо мной, так что мы смогли подойти к месту, где нам стало очевидно, что нам предстоит еще долгий путь. Над ним висело облако, еще более яркое, чем падавший остальной свет, хотя не было видно ни солнца, ни луны, ни звезд.

Из облака раздался голос, подобный голосу множества рек[171]. Меня, грешного, приветствовали с большим почтением несколько существ, одни были одеты в одежды священника, другие в повседневную одежду. Охранявшие меня заметили, что это были мученики и исповедники, которых мы почитали на земле и которым молились с особой преданностью.

Когда же я стоял на том месте, где мне велели, меня обдул запах такой сладости, что, вобрав его деликатную сущность, я до сих пор не ощущаю потребности ни в еде, ни в питье. Затем я вновь услышал голос, говоривший: «Пусть этот человек вернется обратно в мир, ибо наши церкви нуждаются в нем».

Я слышал голос, но не видел того, кто говорит. Тогда я распростерся ниц на земле и заплакал. «Горе мне! Горе мне, Господи, – говорил я. – Почему Ты показал мне это лишь для того, чтобы вновь отобрать от меня? Ты отринул меня сегодня от Твоего лика и возвращаешь меня снова к земному существованию, не имеющему ни сущности, ни власти, как будто я навсегда должен расстаться с высшим. Я молю Тебя, Господи, не лишать меня Твоей милости. Позволь мне здесь остаться, если я вернусь на землю, я погибну». Говоривший со мной голос ответил: «Иди с миром (1 Цар., 1: 17). Я буду следить за тобой до тех пор, пока не верну тебя обратно в это место»[172]. Потом мои сопровождающие оставили меня, и я вернулся обратно через врата, в которые вошел, стеная и плача».

Когда Сальвий выговорился, то все, находившиеся рядом, изумились. Сам же блаженный человек заплакал. Потом он сказал: «Оплакивайте меня, ибо я осмелился раскрыть вам сию тайну! Из меня уже вышла благоухающая эссенция, которой я надышался в раю и с помощью которой я смог продержаться в течение шести дней, не принимая ни пищи, ни питья.

Мой язык покрыт язвами и настолько распух, что мне кажется, что он заполняет весь рот. Мне ясно, что Господь вовсе не хочет, чтобы Его тайны раскрылись. Господь, Тебе прекрасно известно, что я сделал это без всякого злого умысла, не из тщеславия. Сжалься надо мной, умоляю Тебя, и не оставляй меня, как Ты и обещал». Сказав все это, Сальвий замолчал, затем начал есть и пить.

Записав все сказанное им, я стал опасаться, что некоторым моим читателям эта история покажется совершенно неправдоподобной, я напомню им то, что писал историк Саллюстий: «Когда мы воскрешаем добродетельные или славные поступки великих людей, читатель охотно согласится и примет то, что он мог бы и сам совершить, но ко всему остальному, что превышает его возможности, он станет относиться как к неправдоподобному». Сам же я призываю в свидетели всемогущего Господа, чтобы Он подтвердил, что здесь передано то, что я услышал из уст Сальвия.

Много лет спустя святой Сальвий был вынужден покинуть свою келью, поскольку его избрали епископом и затем против его воли рукоположили. Я полагаю, он пробыл в этой должности десять лет, до тех пор пока в Альби не разразилась бубонная чума, от которой погибла большая часть населения города.

Уцелело лишь несколько жителей, но святой Сальвий, этот добрый пастырь, отказывался покидать город. Там он и оставался, увещевая тех, кто еще был в живых, чтобы они беспрестанно молились, не прекращая поститься, и сосредотачивали свои умы и деяния на том, чтобы совершать только благие поступки.

Обычно он им говорил следующее: «Всегда поступайте таким образом, что, если Господь решит призвать вас из этого мира, вы могли бы предстать не только перед Его судом, но и прийти к Нему с миром». Когда пришло время Господу открыть Сальвию, что его собственная смерть приближается, он сам приготовил свой гроб. Я даже полагаю, что он тщательно омылся и надел свой саван.

Он умер в размышлениях о святых вещах, его мысли были обращены к Небесам, он оказался необычайно святым человеком. Он никогда не испытывал желания владеть чем-либо и просто отказывался принимать деньги. Если кто-либо принуждал его взять их, он тотчас передавал деньги бедным.

Во время пребывания Сальвия в должности епископа патриций Муммол забрал многих жителей Альби в плен, но Сальвий последовал за ним и убедил его освободить их всех. Господь наделил его таким влиянием среди людей, что те, кто захватил альбигойцев, уменьшили требуемый ими выкуп и даже одарили Сальвия подарками. Таким образом, он освободил жителей собственной епархии и вернул им прежнее состояние.

Мне довелось слышать множество других достоверных историй, связанных с ним, но я не стану приводить новых, потому что хочу сосредоточиться на той истории, что уже начал.

2. Итак, когда Хильперик умер, удостоившись той судьбы, которую так долго искал, жители Орлеана объединились с жителями Блуа и напали на жителей Шатодёна и разбили их. Жилые дома, запасы зерна и все, что нельзя было унести, они подожгли, а затем отправились к себе вместе с захваченным скотом, унося с собой все, что могли. Однако они не ушли далеко, когда жертвы нападения, поддерживаемые людьми из соседнего Шартра, последовали за ними и поступили с грабителями так, как они заслужили.

Они вытащили все из домов (орлеанцев и шартрцев), не оставили ничего и снаружи, затем не оставили и самих домов. Обе стороны сошлись со свежими силами, между ними возникли новые перепалки и стычки. Жители Орлеана вооружились и были почти готовы ринуться в ответную атаку, когда два графа начали мирные переговоры и вскоре достигли согласия. Та сторона, что напала на другую без видимой причины, должна была выплатить компенсацию. Таким образом распрям был положен конец.

3. В это время Видаст, всем известный как Авий, совершил множество преступлений в окрестностях Пуатье. Именно он несколькими годами ранее убил Лупа и Амвросия из-за любви к жене последнего, а затем женился на ней, хотя она считалась его родственницей.

Когда Авий случайно встретил Хильдерика-сакса, то они обменялись оскорблениями, и в конце концов один из приближенных Хильдерика проткнул Авия своим копьем. Тот упал на землю, получив новые раны от других ударов, так что вместе с его кровью ушла и его нечестивая душа.

Рукой его величества Господь отомстил за пролитую Авием невинную кровь. Несчастный совершил множество преступлений, он грабил, убивал, прелюбодействовал, но я не стану вдаваться в детали. Все равно саксам пришлось урегулировать дело с сыновьями Авия после его убийства, выплатив штраф (вергельд).

4. Тем временем вдовствующая королева Фредегунда прибыла в Париж, она взяла с собой часть сокровищ, которые были спрятаны за городскими стенами, и стала искать убежище в церкви, где и спаслась с помощью епископа Рагнемода. В оставшуюся в Шели часть сокровищ входил золотой поднос, недавно изготовленный для Хильперика, конфискованный чиновниками казначейства, так и не дождавшимися короля Хильперика, который в это время был в Мо.

5. По совету своих сторонников королева Фредегунда отправила послов к королю Гунтрамну. «Пусть мой господин придет и станет управлять царством своего брата, – заявляла она. – У меня маленький ребенок, и я долго еще буду нянчить его. В то же время я объявляю себя его покорной служанкой». Услышав о смерти своего брата, король Гунтрамн горько заплакал. Закончив рыдать, он собрал свою армию и направился в Париж, он уже был принят в стенах города, когда его племянник, король Хильдеберт, подошел к городу с другой стороны.

6. Парижане отказались пропустить Хильдеберта в город, поэтому ему пришлось отправить послов к королю Гунтрамну. «Дорогой дядя, – писал Хильдеберт, – я понимаю, что до сих пор никто из нас не мог соблюдать завещание моего отца, ибо мы были предметом нападок вражеской партии. Поэтому я прошу тебя соблюдать договор между нами, подписанный после смерти моего отца».

Король Гунтрамн ответил послам следующим образом: «О вероломные лжецы, вы сами не выполнили данные вами обещания, заключив новый договор с королем Хильпериком, стремясь изгнать меня из королевства и поделить мои города. Вот подписанный вами документ, подтверждающий ваше согласие, как я уже и говорил! Как вы осмеливаетесь просить меня установить дружеские отношения с моим племянником, которого вы вероломно хотели сделать моим врагом!»

«Если тобою настолько овладел гнев, – ответили послы, – что ты отказываешься даровать своему племяннику то, что уже пообещал, то, по крайней мере, не лишай его той части царства Хариберта, которая принадлежит ему по праву».

«Вот договор, с которым мы все согласились, – ответил король Гунтрамн. – В нем записано, что если один из нас войдет в город Париж без согласия его брата, он поплатится тем, что лишится своей доли. Мученик Полиевкт, а также святые Иларий и Мартин накажут преступившего закон.

Вскоре после этого мой брат Сигиберт вступил в Париж, спустя некоторое время, по воле Господа, он умер и лишился своей доли. Затем Хильперик вошел в Париж. Нарушив условия договора, оба они потеряли свои права на долю, чем навлекли на себя месть Господа, и сам договор стал проклятым.

Не нарушив договор никоим образом, я, таким образом, собираюсь взять под мою собственную юрисдикцию все царство Хариберта и все его сокровища, если же я и отдам что-либо, то по собственной воле. Теперь же убирайтесь, лжецы и лицемеры, вот ответ, который вы можете передать вашему королю».

7. Послы отправились восвояси, а затем к Гунтрамну прибыла вторая группа послов от Хильдеберта, чтобы попросить короля выдать королеву Фредегунду. «Выдайте убийцу, – писал он, – женщину, которая обезглавила мою тетку[173], женщину, убившую сначала моего отца[174]и затем моего дядю[175], выдавшую моих двух кузенов[176], чтобы их зарубили мечом».

«Обсудим случившееся на совете, который мы собираемся провести, – ответил король Гунтрамн, – и затем решим, что делать». Он взял Фредегунду под свое покровительство, часто приглашал ее разделять с ним трапезу, обещая проследить за тем, чтобы ей не причинили зла. Однажды, когда они ели за одним и тем же столом, королева, извинившись, поднялась, но Гунтрамн попросил ее остаться.

«Почему ты больше ничего не хочешь съесть?» – спросил он. «Пожалуйста, извини меня, – ответила Фредегунда, – прошу тебя, мой господин, произошло то, что так часто случается с женщинами, я снова беременна». Гунтрамн удивился, когда услышал это, ему было известно, что четыре месяца назад она родила сына. Но он отпустил ее.

Ансовальд и другие видные люди королевства Хильперика собрались вокруг его сына, которому, как я только что заметил, было четыре месяца от роду, нареченного Хлотарем. От всех городов, ранее принадлежавших Хильперику, они добились принесения клятвы верности королю Гунтрамну и его племяннику Хлотарю. Восстанавливая справедливость, король Гунтрамн возместил убытки тем людям, состояние которых незаконно отобрал Хильперик и его люди. Он также одарил церкви большим количеством подарков.

Более того, Гунтрамн восстановил завещания некоторых людей, теперь ушедших из жизни, оставивших свое добро церквам, хотя ранее отказывался ратифицировать их завещания. Он проявил необычайное дружелюбие по отношению ко многим подданным и сделал значительные пожертвования бедным.

8. Гунтрамн по-прежнему не доверял парижанам, окружавшим его, и никогда никуда не отправлялся без вооруженного эскорта. Всегда, когда он шел в церковь или в любое другое место, которое хотел посетить, его окружала охрана. Однажды в воскресенье, после того как дьякон призвал народ к молчанию, чтобы послушать мессу, случилось следующее. Король повернулся к ним и произнес: «Мужчины и женщины, все присутствующие, прошу вас хранить мне верность, а не убивать меня, как вы уже поступили с моими братьями. Дайте мне по крайней мере три года, за это время я смогу вырастить племянников, ставших моими приемными сыновьями[177]. В противном случае, хотя я прошу всемогущего Господа не допустить этого, но если это все же произойдет и я буду убит, а они не достигнут поры зрелости, погибнете и вы, потому что не останется взрослых воинов из моего рода, которые смогут защитить вас».

Когда же собравшиеся жители Парижа услышали то, что сказал им король, все они начали молиться Господу, чтобы Тот позаботился о безопасности Гунтрамна.

9. Когда в Париже происходили описанные выше события, Ригунта, дочь Хильперика, добралась до Тулузы, везя с собой сокровища, о которых я вам говорил. Когда она поняла, что уже находится почти рядом с территорией, удерживаемой готами[178], она начала придумывать предлоги, чтобы объяснить свою задержку. Более того, ее слуги начали влиять на нее, заявляя о том, что необходимо немного задержаться в этом городе, ибо они утомились во время путешествия, их одежды истрепались, а башмаки порвались.

Они также говорили о том, что упряжь для лошадей и состояние самих повозок также оставляют желать лучшего. Поэтому было бы лучше, продолжали они, уделить немного внимания всему этому и не продолжать путешествие, пока их не приведут в надлежащее состояние. Иначе все они будут выглядеть не лучшим образом, когда окажутся перед ее женихом.

Итак, они не собирались встречаться с готами в том виде, в каком они оказались за время путешествия, чтобы не стать предметом насмешек. Пока их удерживали высказанные выше соображения, до Дезидерия дошли известия о смерти короля Хильперика. Он собрал отряд из самых сильных и свирепых своих воинов и с ним вошел в город Тулузу.

Он захватил принцессу и ее сокровища, потом поместил ее в одном из городских зданий, заперев двери и поставив сильную охрану из вооруженных людей. Затем он оставил Ригунте немного денег на содержание, пока он снова не вернется в город.

10. Затем Дезидерий поспешил к Муммолу, с которым он заключил союз два года тому назад. В то время Муммол жил внутри стен Авиньона вместе с Гундовальдом, о котором я вам рассказывал прежде. В сопровождении герцогов Дезидерия и Муммола Гундовальд отправился в район Лиможа и прибыл в Брива-ла-Гайяр, где, как говорили, находилась могила святого Мартина, ученика нашего святого Мартина. Там Гундовальда подняли на щит, провозгласив королем. Когда они обносили его в третий раз, он едва не упал, и его с трудом удержали. Затем Гундовальд объехал окрестные города.

Ригунта же нашла убежище в церкви Святой Марии в Тулузе, где, как уже говорил вам ранее, в страхе перед Хильпериком спасалась жена Рагновальда. Теперь Рагновальд вернулся из Испании и получил обратно жену и собственность.

В это время от пожара, содеянного наступающим врагом, церковь Святого Мартина в Брива-ла-Гайяр сгорела дотла. Жар оказался таким сильным, что алтарь и даже колонны, изготовленные из различных сортов мрамора, были уничтожены. Однако епископ Ферреол восстановил здание ради грядущих поколений, причем так искусно, что никто даже не замечал, что оно было повреждено. Местные жители чтили своего святого Мартина, необычайно преданно служа его имени верой и правдой, ведь время от времени они снова и снова получали доказательства его чудесных возможностей.

11. Описанное нами произошло в десятом месяце года[179]. На виноградных лозах появились новые ростки, образовались уродливые грозди, деревья зацвели во второй раз. Огромный огненный шар пересек небеса, далеко осветив землю еще до рассвета.

Лучи света сияли в небе, на севере в течение двух часов видели огненный столб, на вершине его находилась огромная звезда. В районе Анже произошло землетрясение, случились и другие предзнаменования. С моей точки зрения, все события предвещали грядущую смерть Гундовальда.

12. Вслед за этим король Гунтрамн послал своих графов обследовать города, захваченные им в царстве своего брата Хариберта. Гунтрамн велел графам добиться принесения жителями этих мест клятв верности и подчинить города своей власти. Жители Тура и Пуатье хотели передать себя в руки Хильдеберта, сына Сигиберта, но Гунтрамн собрал отряд из жителей Буржа, готовых выступить против них, и начал жечь дома в округе Тура.

На следующий день они сожгли дотла находившуюся в том же районе церковь в Марее, где хранились реликвии святого Мартина, после чего почувствовали на себе чудесную силу святого. Несмотря на сильное пламя, огонь не уничтожил лежавшие на алтаре покровы. Даже растения, разложенные на алтаре для украшения, не сгорели. Увидев, что все вокруг охвачено пламенем, жители Тура послали своих послов, поняв, что лучше подчиниться королю Гунтрамну, чем допустить, чтобы вся их собственность была уничтожена огнем и мечом.

13. Тотчас после смерти Хильперика герцог Гарарик отправился в Лимож и от имени Хильдеберта принял клятву верности. Оттуда он двинулся в Пуатье, где его приняли и позволили занять резиденцию. Услышав о том, как страдают жители Тура, он послал к нам несколько сообщений, заявляя в них, что если мы хотим соблюдать свои интересы, то нам не следует присоединяться к королю Гунтрамну, помня о Сигиберте, чьим сыном был Хильдеберт. Мы отправили эти послания назад, отвечая как епископу, так и жителям Пуатье, заявив, что если они не подчинятся королю Гунтрамну, ради сохранения своей жизни, то испытают ту же участь, что и мы.

Теперь Гунтрамн стал отцом для сыновей Сигиберта и Хильперика, которых он усыновил. Из этого следовало, что, подобно своему отцу Хлотарю, он подчинил себе все царство. Они не согласились с этим, а Гарарик выехал из Пуатье, намереваясь вернуться с войском, оставив вместе себя Эберона, казначея короля Хильдеберта. С помощью Виллахара, графа Орлеанского, который получил и Тур, Сихар повел войско против города Пуатье.

Таким образом, жители Тура могли наступать с одной стороны, а жители Буржа – с другой. Как только они вошли в окрестности Пуатье и начали поджигать дома, жители города выслали к ним представителей. «Умоляем вас подождать, – заклинали они, – пока не встретятся короли Гунтрамн и Хильдеберт. Если они придут к согласию, что король Гунтрамн должен править нами, то мы не станем сопротивляться, то есть признаем в качестве господина любого короля, которому нам велят повиноваться».

«Все это не имеет к нам никакого отношения, – отвечали захватчики. – Мы здесь для того, чтобы подчиняться приказам нашего короля. Если вы откажетесь, мы продолжим свое дело и уничтожим все». Дело приняло такой оборот, что вся их собственность была бы сожжена, украдена или унесена в качестве добычи. Тогда жители Пуатье принесли клятву верности королю Гунтрамну, но не смогли долго соблюдать ее.

14. Когда подошло время конференции, король Хильдеберт направил к королю Гунтрамну в качестве представителей епископа Эгидия, Гунтрамна Бозона, Сигивальда и еще многих других. Когда они предстали перед ним, епископ заявил: «Благочестивейший король, мы воздаем хвалу всемогущему Господу за то, что Он восстановил твои права на трон и на твои земли после стольких несчастий».

«Воздадим хвалу Тому, кто Царь царствующих, Господь господствующих (1 Тим., 6: 15), кто милостью Своей позволил все это свершить, – ответил король. – Но не тебе, по чьему коварному совету и вероломству мои земли были преданы огню в прошлом году, не тебе, который никогда не хранил никому верность, чья подковерная игра всем известна, и не тебе, кто вел себя не как епископ, а как заклятый враг нашего королевства».

Услышав его слова, епископ разъярился, но ничего не ответил. «Твой племянник Хильдеберт просит, чтобы ты распорядился вернуть города, принадлежавшие его отцу», – сказал один из послов. «Я уже говорил вам, – ответил Гунтрамн, – что по договорам, подписанным нами, эти города перешли ко мне, поэтому я отказываюсь вернуть их».

Затем заговорил другой посол: «Твой племянник просит тебя выдать эту ведьму Фредегунду, благодаря которой нашли свою смерть многие царственные особы. Он хочет отомстить за смерть своего собственного отца, его дяди и своих двоюродных братьев». – «Ее сын – король, – ответил Гунтрамн, – поэтому ее нельзя передавать в руки Хильдеберта. Более того, я не верю в те обвинения, что вы выдвигаете против нее».

Теперь наступил черед Гунтрамна Бозона подойти к королю, как будто ему тоже было что сказать. Поскольку к тому времени уже распространился слух, что Гундовальда публично подняли на щит, король Гунтрамн предупредил слова Гунтрамна Бозона: «Ты – враг моей страны и моего королевства! Ты тот, кто много лет тому назад отправился на Восток, чтобы тайно ввести в мое царство некоего Балломера»[180]. Именно так Гунтрамн называл Гундовальда. «Ты предатель! – продолжал король. – И всем известно, что ты никогда не держишь свое слово!» – «Ты – правитель, – ответил Гунтрамн Бозон, – и ты как король сидишь на троне. Вот почему никто не осмеливается возразить тебе. Я же сначала объявляю себя невиновным. Если кто-то, равный мне, осмеливается тайно выдвигать подобные обвинения, пусть он выйдет вперед и не таясь скажет. Затем ты, самый благочестивый король, предоставь все суду Божьему, так что пусть Он решит, когда мы сразимся в единоборстве».

Никто не произнес ни слова, тогда король Гунтрамн ответил: «Все присутствующие единодушно сошлись в том, что нужно удостовериться в том, что этого искателя приключений, отец которого когда-то управлял мельницей, следует выдворить с наших земель. По поводу его статуса замечу, что его отец сидел за гребнями и чесал шерсть».

Хотя мастеровой и мог владеть обоими ремеслами, все же один из послов ответил королю следующим образом: «В соответствии с твоим заявлением, у этого человека два отца, ткач и мельник. Ты поступаешь неразумно, король, заявляя такие вещи. Никогда не доводилось слышать, чтобы у человека было два отца, разве что не идет речь о его духовной сущности».

Тут все присутствующие начали смеяться, и один из послов добавил: «Мы покидаем тебя, король. Поскольку ты отказался передать эти города твоему племяннику, мы знаем, что цел еще топор, который разрубил головы твоих братьев[181]. Однажды он падет и на твою голову».

С этим они ушли, разъярившись на него. Услышав их слова, король также вышел из себя. Он приказал, чтобы им на головы бросали конский навоз, гнилушки, заплесневевшие солому и сено и вонючую грязь из городских канав. Отплевываясь от всего, что бросали в них, послы ушли страшно разгневанные и оскорбленные оказанным им приемом.

15. Пока королева Фредегунда продолжала находиться в парижском соборе, ее слуга по имени Леонард, только что вернувшийся из города Тулузы, попросил разрешения прийти к ней и рассказал, какое зло причинили ее дочери, какие унижения она перенесла. «В соответствии с твоими повелениями, – рассказал он, – я сопровождал принцессу Ригунту. Я видел, как с ней обошлись, как ее лишили всех ее сокровищ и собственности. Мне самому удалось сбежать, и я поспешил сюда, чтобы рассказать моей госпоже, что произошло».

Услышав это, Фредегунда чуть не сошла с ума от злости. Она велела отнять у Леонарда всю его собственность, находившуюся в городе и в церкви. Она разорвала его одежды на спине и отобрала перевязь, данную ему Хильпериком. Потом велела ему идти. Всех, кто вернулся из экспедиции и кого ей удалось выявить, поваров, булочников, она также наказала, приказав отобрав у них собственность, избить и заковать в цепи.

Чтобы подорвать влияние при дворе Нектария, брата епископа Бадегизила, она выдвинула против него самые страшные обвинения, заявив, что он унес большую часть сокровищ умершего короля. Она заявляла, что Нектарий украл огромные запасы еды и вина из хранилищ, потребовала, чтобы его связали и бросили в самое темное подземелье.

Однако брат вступился за него, и король проявил терпимость, не позволив ей совершить задуманное. Фредегунда не боялась Господа, в Чьем доме нашла убежище, оказавшись главным зачинщиком во многих злодеяниях. В те времена с ней находился судья Авдон, ставший ее помощником при жизни короля Хильперика, который и помог ей совершить множество дурных поступков.

При короле Хильперике этот Авдон, опираясь на поддержку префекта Муммола, безжалостно обобрал многих франков, бывших свободными людьми. Когда же король умер, эти люди ограбили и лишили Авдона всего, так что у него не осталось ничего, кроме той одежды, что была на нем. Они сожгли дотла его дом и почти наверняка убили бы, если бы Авдон не получил убежище в соборе вместе с королевой.

16. Претекстат, которого жители Руана снова призвали из ссылки после смерти короля Хильперика, вернулся в свою епархию и был восстановлен под шумные приветственные крики. Вернувшись, он отправился в Париж и стал искать возможности получить аудиенцию у короля Гунтрамна, умоляя провести тщательное расследование его дела.

Королева Фредегунда заявляла, что его не следует восстанавливать, поскольку Претекстата отлучили от должности епископа Руана сорок пять епископов. Король хотел собрать совет, чтобы тот рассмотрел дело, но епископ Парижа Рагнемод выступил от имени всех и заявил: «Вам должно быть известно, что эти епископы наложили на него покаяние, но вовсе не собирались сместить его с должности». Король принял Претекстата и даже разделил с ним трапезу, после чего епископ отправился обратно в свой собственный город.

17. Промот, в свое время по приказу короля Сигиберта утвержденный в качестве епископа Шатодёна, после смерти короля был смещен под предлогом, что Шатодён относится к епархии Шартра. Было принято судебное решение, что он может служить только в качестве священника. Промот искал аудиенции у короля, чтобы спросить, можно ли его снова назначить епископом в Шатодён.

Против этого выступил Паппол, епископ Шартра. «Это моя епархия, – заявил он, – и я сам прибыл, чтобы представить решение, вынесенное епископами»[182]. Промот получил от короля лишь разрешение, согласно которому ему возвращали его собственность, какой он владел в Шатодёне, чтобы он мог жить там вместе со своей матерью.

18. Когда король Гунтрамн находился в своей резиденции в Париже, к нему подошел бедняк и сказал: «Послушай, король, вот что я должен тебе сказать. Ты должен знать, что постельничий твоего покойного брата Фараульф замышляет убить тебя. Я слышал, как он говорил, что сделает это, когда ты отправишься в церковь к заутрене, он собирается ударить тебя кинжалом или пронзить копьем».

Король оказался в затруднительном положении, он велел Фараульфу появиться перед ним. Тот все отрицал, но король испугался и окружил себя вооруженной охраной. Больше он никогда не отправлялся ни в церковь, ни куда либо еще без вооруженной охраны. Вскоре после этого Фараульф умер.

19. Против тех, кто был в силе при короле Хильперике, поднялся ропот. Их обвинили в том, что они незаконно завладели усадьбами или иной собственностью, принадлежавшей другим. Как я уже вам рассказывал, король повелел, чтобы все, что незаконно отняли, вернули обратно. Он приказал королеве Фредегунде вернуться в поместье Рюэй, находившееся в области Руана. За ней отправились первостепенные деятели королевства Хильперика.

Там они оставили ее под опекой епископа Мелания, смещенного с должности епископа Руана[183]. Затем они принесли клятву верности ее сыну Хлотарю, пообещав, что его воспитают, проявив по отношению к нему особую заботу.

20. Когда королева Фредегунда укладывалась, чтобы отправиться в упомянутое поместье, о котором я вам рассказывал, она находилась в подавленном состоянии, не могла практически ни на кого повлиять, но продолжала считать себя лучше, чем Брунгильда. Она тайно отправила клирика из своей челяди, велев ему войти в доверие к Брунгильде и затем убить ее. Если бы он смог под тем или иным предлогом стать ее слугой и заручиться ее расположением, Брунгильду можно было бы убить, когда никого рядом не было бы.

Клирик отправился к Брунгильде, понравился ей и смог добиться ее расположения. «Я бежал от королевы ФредеГунды, – заявил он, – и нуждаюсь в защите». Он вел себя необычайно скромно со всеми и сделался самым послушным и доверенным слугой королевы.

Вскоре, однако, выяснилось, с каким предательским поручением его послали. Его связали и пороли до тех пор, пока он не выдал свой тайный план, после этого ему разрешили вернуться к королеве, пославшей его. Когда он рассказал Фредегунде о том, что произошло и что ее поручение выполнить не удалось, она наказала его, велев отрубить руки и ноги.

21. Пока все это происходило, король Гунтрамн отправился в Шалон, пытаясь выяснить правду об обстоятельствах смерти своего брата. Королева Фредегунда попыталась очернить казначея Эберульфа. После смерти короля Хильперика она попросила его жить с ней, но он отказался. В результате между ними вспыхнула острая вражда. Теперь королева утверждала, что именно он убил Хильперика, что он украл множество вещей из сокровищницы и затем отправился с ними в Турен и что, если король действительно хочет отомстить за смерть своего брата, он должен знать, что именно Эберульф главарь убийц. Король Гунтрамн поклялся в присутствии своих вельмож, что уничтожит не только самого Эберульфа, но и его потомков вплоть до девятого колена, чтобы их смерть послужила уроком для тех, кто желал бы убивать королей. Таким образом, больше никто из королей не будет убит.

Как только Эберульф услышал об этом, он стал искать убежище в церкви Святого Мартина, чью собственность часто расхищал. Решили, что необходимо приставить к нему стражу, и жители Орлеана и Блуа по очереди охраняли его. Они прибыли в соответствии со своими обязанностями, пробыв пятнадцать дней, снова отправлялись домой, забрав с собой большое количество добычи, уводя вьючных животных и иной скот. Те люди, что увели скот, принадлежавший базилике Святого Мартина, перессорились между собой и начали наносить друг другу удары копьями. Двое из них, что увели мулов, пришли к дому одного местного жителя и стали просить попить. Мужчина сказал, что у него нет воды, так они подняли свои копья и собирались пронзить его. Тогда мужчина, обнажив собственный меч, пронзил их обоих, они упали на землю и умерли на месте. Скот же был возвращен храму Святого Мартина.

Жители Орлеана совершили такое множество преступлений по данному делу, что нет возможности рассказать обо всех.

22. Тем временем собственность Эберульфа раздали разным людям. Золотые, серебряные и другие драгоценные предметы, которые он хранил у себя, король велел выставить на всеобщее обозрение. Дарованные Эберульфу в пожизненное пользование земли продали на аукционе. У него отобрали табуны лошадей, его свиней и вьючных животных. Его дом, находившийся внутри городских стен, который он отнял у церкви и заполнил зерном, вином, мясом птицы и другими разнообразными припасами, полностью разграбили, оставив только голые стены.

Несмотря на то что я необычайно пунктуально следил за его делами, он возложил на меня ответственность за все содеянное, пригрозив, что, если вернет себе милость короля, именно мне он отомстит в первую очередь за все свои страдания. Господу известны все тайны нашего сердца, и с чистой совестью я заверяю, что оказал ему всяческое содействие, сделав все, что было в моей власти.

Хотя он дурно обращался со мной из-за собственности, принадлежавшей святому Мартину, я руководствовался только добрыми намерениями, невзирая на его злые действия, ибо именно я воспринял его сына от святой купели. Думаю, что причиной его злосчастного падения оказалось проявленное им неуважение по отношению к святому епископу Мартину.

Он часто совершал убийства в том самом проходе, что вел к гробнице святого, пьянствовал и безобразничал. Однажды он швырнул священника на скамью, избил его кулаками как только мог, только потому, что тот отказался дать Эберульфу вина, когда тот уже был совершенно пьян. Священник умер бы, если бы не пришли врачи и не поставили ему банки.

Опасаясь короля, в качестве резиденции он избрал святую церковь. Когда священник, ведавший входными ключами, все запер и ушел, молодые служанки и другие слуги Эберульфа обычно проходили через ризницу и глазели на фрески на стенах или щупали убранство на могиле святого, оскорбляя святое место. Когда священник понял, что происходит, он забил гвоздями дверь и приладил изнутри замок.

После ужина, отупев от вина, Эберульф заметил, что произошло. Взбешенный и не ведающий, что делает, он подошел ко мне, находившемуся внутри церкви, к тому месту, где я распевал псалмы во время службы, проводившейся после наступления ночи, и начал осыпать меня проклятиями и оскорблениями, упрекая помимо прочего, что я лишил его доступа к покровам на могиле святого.[184]

Я изумился, услышав столь бессвязную речь, попытался успокоить его, спокойно заговорив с ним. Когда я не смог успокоить его, пытаясь убедить его в возможно спокойной манере, то решил замолчать. Как только он увидел, что я не собираюсь больше ничего сказать, он повернулся к моему священнику и обругал его в резких выражениях.

Он оскорбил его гнусными словами, подвергнув меня всяческим поношениям, какие только мог извергнуть его язык. Когда мы поняли, что Эберульф, как говорится, одержим дьяволом, мы вышли из церкви и положили конец столь скандальному происшествию, перейдя к нашим собственным вечерним молитвам.

Мы очень тяжело переживали, что он вел себя столь позорным образом, не проявляя никакого уважения к святому и разговаривая так перед его гробницей. Примерно в то время у меня было видение, которое я пересказал Эберульфу в храме: «Мне снилось, что я служу праздничную обедню. Когда алтарь со священными подношениями на нем уже был покрыт шелковым покрывалом, я неожиданно увидел входящего короля Гунтрамна. «Выведите этого врага моей семьи! – закричал он. – Уберите этого убийцу от святого алтаря Господа!» Услышав это, я повернулся к тебе и сказал: «Держись крепко, несчастный, за алтарное покрывало, прикрывающее Святые Дары, иначе тебя изгонят из церкви». Тогда ты и ухватился за них своей нечистой рукой, вместо того чтобы крепко удерживаться за них. Я широко вытянул руки и грудью заслонил тебя от короля. «Ты не осмелишься вытащить этого человека из священного здания, – кричал я, – без риска для твоей жизни, иначе святой епископ убьет тебя своей чудодейственной силой! Не привлекай на себя смерть с помощью собственного оружия, иначе ты поплатишься не только своей земной жизнью, но и грядущей».

Король оказал мне сопротивление, ты же позволил себе отпустить алтарное покрывало и стал позади меня. Я страшно на тебя рассердился. Затем ты вернулся к алтарю, ухватился во второй раз за покрывало и во второй раз позволил себе отпустить его. Когда ты едва продолжал удерживать его, я еще пытался сопротивляться королю, я проснулся, весь дрожа от страха, не зная, что означает сие видение».

Когда же я рассказал обо всем этом Эберульфу, он заявил: «Твое видение правдиво, оно совпадает с моими намерениями». – «Каковы же они?» – спросил я. «Я решил, – ответил он, – что, если король велит меня выбросить отсюда, я стану удерживать в одной руке алтарное покрывало, а в другой – меч. Сначала я убью тебя, затем заколю столько священнослужителей, сколько смогу. Не важно, если в дальнейшем я умру, потому что я сумею отомстить служителям твоего святого».

Услышав его слова, я изумился, ведь это дьявол говорил его устами. Он никогда не относился с почтением к Господу. Когда он был на свободе, его лошади и скот опустошали посевы и виноградники бедных. Если животных отгоняли те люди, чей труд уничтожался, люди Эберульфа избивали их, и потравы продолжались.

Даже сейчас, находясь в затруднительном положении, он хвастался тем, что украл у святого епископа. Только за год перед этим он побудил некоего глупого человека, городского жителя, начать досаждать церковным управляющим. Затем, сведя на нет все правосудие, с помощью купленных распоряжений он отобрал часть собственности, принадлежавшей церкви. Одновременно Эберульф вознаградил замешанного в этом человека, подарив ему золотые украшения со своей собственной перевязи. До конца дней своей жизни, которую я позже опишу вам, он продолжен вести себя столь же безнравственно.

23. В тот же самый год[185]еврей по имени Арментарий в сопровождении человека его вероисповедания и двух христиан отправился в Тур, чтобы собрать плату или долговые обязательства, данные ему в обеспечение общественных налогов бывшим вице-графом Иньюриозом, а также бывшим графом Евномием.

Арментарий поговорил с ними, и они согласились выплатить деньги с начисленными процентами. Они сказали ему, что он может ехать впереди. «Если ты последуешь за нами к нашему дому, – сказали они ему, – мы заплатим тебе то, что должны, кроме того, дадим несколько подарков, что будет только справедливо в связи с нашими обстоятельствами».

Арментарий направился туда, его встретил Иньюриоз, и они сели обедать. Когда они поели и наступила ночь, они переместились из одного дома в другой. Там, как рассказывали, евреи и христиане были убиты слугами Иньюриоза, а их тела бросили в колодец, расположенный около дома. Услышав о том, что произошло, их родственники отправились в Тур.

Согласно информации, полученной от некоторых людей, они смогли разыскать колодец и обнаружили тела. Иньюриоз с жаром отрицал, что имел какое-либо отношение к преступлению. Его стали преследовать в судебном порядке, но он, как я уже сказал, яростно отрицал свою вину, у истца же не было доказательств, на основании которых Иньюриоза могли осудить.

Тогда от него потребовали принести клятву в невиновности. Родственники убитых не были удовлетворены решением суда, они требовали, чтобы дело рассмотрели в суде короля Хильдеберта. Деньги и залоговые обязательства богатого еврея так и не нашли. Многие говорили, что в преступлении был замешан Медар, помощник Иньюриоза, потому что он также взял взаймы у еврея.

Иньюриоз прибыл ко двору и три дня с восхода до заката солнца ожидал в королевском суде истцов. Но никто из обвинителей так и не прибыл, так что Иньюриоз вернулся домой.

24. На десятый год правления короля Хильдеберта[186]король Гунтрамн призвал всех людей в королевстве, способных нести оружие, и таким образом собрал большое войско. Основная часть этих сил, включая жителей Орлеана и Буржа, направилась к Пуатье, жители которого нарушили клятву верности, данную королю. Сначала в Пуатье были отправлены послы, чтобы те спросили, впустят ли людей Гунтрамна в город, но Маровей, епископ Пуатье, принял послов враждебно.

Затем войска захватили земли, принадлежавшие Пуатье, ограбили их, подожгли здания, убивали местных жителей. На обратном пути они прошли через земли Тура, также разграбив их, хотя жители Тура принесли клятву на верность.

Они сожгли даже церкви и унесли с собой все, что могли. Они грабили район Пуатье несколько раз, так что жителям в конце концов пришлось признать власть короля Гунтрамна, хотя и не по своей воле. Когда оккупационные войска подошли к самому городу и большая часть прилегавшей местности оказалась разграбленной, жители Пуатье отправили представителей, обещая быть верными королю Гунтрамну.

Как только воинов впустили внутрь городских стен, они напали на епископа и обвинили его в предательстве. Увидев, что все зависит от их милости, Маровей разломал потир, находившийся среди его церковных сосудов, переплавил его на монеты и ими выкупил себя и своих людей.

25. Войска также напали на Марилейфа, главного придворного врача короля Хильперика. Однажды его уже ограбил герцог Гарарик, теперь его обобрали во второй раз, так что у него практически ничего не осталось. Они забрали его лошадей, золото и серебро, все ценности, что у него оставались, а его самого отдали в услужение церкви. Теперь он пошел по стопам своего отца, который, будучи слугой, смотрел за церковными мельницами, в то время как его братья, кузены и другие родственники были заняты на королевской кухне и в пекарне.

26. Гундовальд решил перебраться в Пуатье, но боялся сделать это. Ему было известно, что против него выступила армия, ибо он потребовал клятву верности от имени короля Хильдеберта от всех городов, принадлежавших королю Сигиберту. Другие города, принадлежавшие Гунтрамну или Хильперику, должны были принести клятву самому Гундовальду.

Потом он переместился в Ангулем, принял там клятву и выкупил главных горожан. Потом отправился в Перигё, где подверг преследованиям епископа[187]за то, что тот не встретил его подобающим образом.

27. Затем Гундовальд направился в Тулузу. Он отправил послание тогдашнему городскому епископу Магнульфу и велел ему встретить его. Магнульф не забыл, как дурно с ним обращались и что ему довелось раньше претерпеть от рук Сигульфа, возвысившегося до родства с королем. «Мы знаем, что короли – Гунтрамн и его племянники, – заявил Магнульф горожанам. – И мы не знаем, откуда пришел этот человек. Но будьте начеку и, если герцог Дезидерий вознамерится нанести нам похожие разрушения, предайте его той же смерти, что Сигульфа. Это послужит примером для всех людей, и тогда ни один иностранец не осмелится вторгнуться в царство франков». Горожане приготовились к сопротивлению и возможной войне, но Гундовальд прибыл с большим войском. Увидев, что сопротивление невозможно, тулузцы признали Гундовальда.

Спустя некоторое время, сидя за столом вместе с Гундовальдом, епископ сказал ему: «Ты утверждаешь, что являешься сыном короля Хлотаря, но это ничем нельзя подтвердить. И мне кажется маловероятным, что ты сможешь выполнить то, что собираешься сделать».

Гундовальд ответил: «Я действительно сын короля Хлотаря и намерен сейчас же забрать мою часть королевства. Я прямиком отправлюсь в Париж и там устрою место своего правления». – «Если ты собираешься это сделать, – ответил епископ, – то правы те, кто говорит, что в живых не осталось ни одного принца франкской королевской крови». Услышав перебранку между ними, Муммол поднял руку и дал епископу в ухо. «Как ты можешь, – заявил он, – вести себя так глупо и опрометчиво, осмеливаясь говорить такое великому королю».

Поняв, о чем думает епископ и что он говорит, Дезидерий, в свою очередь, ударил его. Затем они оба накинулись на Магнульфа, избили его копьями, кулаками и ногами, а затем связали веревкой и приказали изгнать из города. Всю его собственность, включая и ту, что принадлежала его церкви, они отобрали. В это время к ним присоединился Ваддон, бывший майордомом у принцессы Ригунты. Но остальные, пришедшие с Ваддоном, разбежались.

28. Между тем войско Гунтрамна завершило свои дела в Пуатье и начало преследовать Гундовальда. Большинство жителей Тура пошли за войском Гунтрамна, надеясь принять участие в грабежах. А жители Пуатье устроили засаду на них, убив некоторых и заставив остальных вернуться домой без всякой добычи, потеряв даже то, что имели. Одновременно часть жителей Тура, что присоединилась к этому войску раньше, решила дезертировать. Основная же часть войска Гунтрамна продвинулась до реки Дордонь и здесь стала ждать известий о Гундовальде. Как я уже вам рассказывал, к Гундовальду присоединился герцог Бладаст вместе с Ваддоном, майордомом принцессы Ригунты. Они надеялись на союз с Муммолом и особенно с Сагиттарием, которому было обещано епископство в Тулузе.

29. Тем временем король Гунтрамн послал в Тур некоего Клавдия с следующими инструкциями: «Если ты сумеешь вытащить Эберульфа из церкви Святого Мартина, а затем убьешь его своим мечом или закуешь его в цепи, я щедро вознагражу тебя. Но какими бы средствами ты ни добивался своей цели, я запрещаю тебе наносить вред самому святому зданию».

Клавдий немедленно отправился в Париж. Он оказался пустоголовым и жадным человеком, его жена происходила из Мо. Он никак не мог решить, следует ли ему свидеться с королевой Фредегундой. «Если я повидаюсь с ней, возможно, она даст мне какую-нибудь награду. Кроме того, мне хорошо известно, что она лично ненавидит человека, которого меня послали убить».

Он нанес визит королеве, и та тотчас одарила его подарками. Более того, она пообещала большую награду, если только ему удастся вытащить Эберульфа из церкви и убить его или схватить, с помощью какой-либо хитрости заковать в цепи или хотя бы умертвить того в притворе церкви.

Клавдий отправился обратно в Шатодён и попросил графа дать ему отряд из трехсот воинов, чтобы охранять ворота города Тура. На самом деле он собирался, добравшись до Тура, использовать этих людей, чтобы убить Эберульфа. Местный совет начал собирать три сотни людей, и Клавдий, не дожидаясь их, направился в Тур.

Пока он скакал туда, он начал искать предзнаменования, как обычно всегда делали нецивилизованные франки, и пришел к выводу, что они неблагоприятные. Тогда он также допросил ряд людей, случалось ли так или нет, что святой Мартин проявлял свою чудодейственную силу против тех, кто преступал законы веры, и особенно в том случае, если месть должна была пасть на того, кто совершал зло по отношению к тем, кто возлагал свои надежды на святого.

Клавдий ехал впереди людей, которые должны были обеспечить ему поддержку, и постепенно прибыл к церкви. Не мешкая он отправился к злополучному Эберульфу. Он поклялся всем тем, что считал священным, и даже чудесной силой святого епископа, чьи останки лежали как раз перед ним, что никто не может быть более преданным, чем он, и никто не представит дело лучше королю.

Клавдий придумал такой план: «Мне удастся заставить его делать то, что я хочу, ежели я обману его, поклявшись». Когда Эберульф услышал обещания Клавдия, которые тот произносил в портике и в других частях храма, то поверил человеку, давшему ложную клятву.

На следующий день, когда я был в сельском поместье, находившемся примерно в тридцати милях от города, Эберульфа пригласили на трапезу в церковный дом вместе с Клавдием и несколькими горожанами. Там Клавдий собирался ударить Эберульфа мечом, не обращая внимания на то, что его слуги находились поблизости.

Эберульф же ни о чем не подозревал и ничего не видел. Когда трапеза закончилась, Клавдий и Эберульф начали прогуливаться по переднему двору, обмениваясь клятвами в вечной дружбе. Когда они болтали, Клавдий сказал: «Мне бы доставило большое удовольствие, чтобы я смог прийти и выпить в твоем жилище вина со специями, а может быть, ты, мой благородный друг, приказал бы подать более крепкий напиток».

Услышав его слова, Эберульф пришел в восторг и заявил, что у него как раз есть то, о чем просит Клавдий. «Ты найдешь все, что хочешь, в моем жилище, – заявил он, – при условии, если ты, мой благородный господин, соизволишь войти в мое жилище». Тогда он послал за своими слугами, сначала за одним, потом за другим, чтобы те принесли еще вина, покрепче, чем из Лация или Газы.

Когда Клавдий увидел, что все слуги Эберульфа покинули его и он остался один, он поднял свою руку в направлении церкви и заявил: «Святой Мартин, сделай так, чтобы я скоро увидел снова свою жену и моих родственников!» Презренный человек теперь оказался перед дилеммой: он собирался убить Эберульфа в притворе и одновременно опасался силы святого епископа.

Один из слуг Клавдия, оказавшийся сильнее, чем остальные, схватил Эберульфа сзади, крепко сжал его в своих могучих руках и так прижал к своей груди, что теперь легко можно было перерезать его горло. Клавдий вытащил из перевязи меч и направил его на Эберульфа. Однако, хотя его сильно прижали, он все же смог вытащить из-за пояса кинжал и собрался ударить Клавдия.

Клавдий поднял правую руку и ударил мечом в грудь Эберульфу, тот в свою очередь с огромным трудом, но всадил собственный кинжал под мышку Клавдию, затем вытащил его и неожиданно отрубил ему палец. В этот момент отовсюду сбежались слуги Клавдия с мечами в руках и нанесли Эберульфу несколько ран.

Не обращая внимания на смертельные раны, Эберульф бросился бежать. Они же нанесли ему еще один сильный удар по голове мечом. Эберульф упал, его мозги разлетелись в разные стороны. Ему вовсе не приходилось рассчитывать на то, что его спасет святой Мартин, ибо никто не видел, чтобы он молился святому, раскаиваясь в прошлых поступках.

Осознав содеянное, Клавдий перепугался, стал искать убежище в келье аббата, пытаясь найти спасение у того, чье покровительство он никогда не принимал всерьез. Там находился и сам аббат, и Клавдий рассказал ему: «Совершилось ужасное преступление, и, если вы не поможете мне, меня убьют!»

Как только он произнес эти слова, люди Эберульфа ворвались внутрь храма с обнаженными мечами и копьями в руках и бросились на Клавдия. Поскольку тот уже был ранен, они пронзили его. Собственные же люди Клавдия попрятались за дверями и под кроватями.

Присутствовавшие два священнослужителя схватили аббата и протащили его, едва живого, через ряд обнаженных мечей. Двери распахнули настежь, и через них прошла группа вооруженных людей. Узнав о преступлении, несколько нищих, постоянно получавших милостыню в церкви, и некоторые другие бедняки настолько разъярились, что даже попытались снести крышу кельи.

Те несколько человек, что были одержимы дьяволом, и ряд других презренных личностей схватили палки и камни и устремились вперед, чтобы отомстить за осквернение их храма. Что остается мне добавить? Те, кто укрывался, были вытащены из своих убежищ и безжалостно преданы смерти. Пол кельи аббата был покрыт кровью. Мертвые тела вытащили и оставили лежать раздетыми на земле. Убийцы захватили то, что могли унести, и исчезли в наступившей ночи. Отмщение Господа не замедлило пасть на тех, кто осквернил Его священный дом кровью, но святой Мартин допустил произойти всем злодеяниям против Эберульфа, а его преступления были немалыми.

Король Гунтрамн разгневался, узнав, что произошло, но успокоился, когда ему рассказали обо всех подробностях. Всю собственность этого несчастного человека, а также поместье, унаследованное от предков, Гунтрамн распределил среди своих сторонников, оставив жену Эберульфа в бедности и предоставив ее заботам церкви Святого Мартина. Ближайшие родственники унесли тела Клавдия и других, а затем похоронили в своей области.

30. Гундовальд отправил двух послов, оба были священнослужителями, к своим сторонникам. Один из них, аббат Кагора (Каора), нес письмо, которое спрятал под воском в выдолбленных деревянных дощечках. Его схватили люди Гунтрамна и обнаружили послание. Он предстал перед королем, затем его жестоко избили и бросили в тюрьму.

31. В то время Гундовальд находился в городе Бордо, где ему оказывал поддержку епископ Бертрам. Гундовальд искал кого-нибудь, кто мог бы поддержать его дело. Кто-то ему сказал, что некий царь на востоке заполучил большой палец святого мученика Сергия и что он прикрепил его к своей правой руке. Он пользуется его поддержкой, когда хочет отогнать врагов: стоит ему поднять правую руку, как враги тотчас пускаются в бегство, как будто их подавляет чудодейственная сила мученика.

Услышав об этом, Гундовальд принялся узнавать, нет ли поблизости кого-нибудь, кому удалось заполучить хоть какие-то реликвии святого Сергия. Тогда епископ представил ему купца по имени Евфроний. Бертрам ненавидел Евфрония, потому что он однажды заставил Евфрония выбрить тонзуру против его воли, надеясь завладеть его собственностью. Но Евфроний отнесся к произошедшему с юмором и просто переехал в другой город, где подождал, пока волосы отрастут, а затем вернулся.

«В городе проживает некий сириец, – заявил Бертрам, – по имени Евфроний, и он превратил свой дом в усыпальницу. В этом доме он разместил реликвии упомянутого святого, благодаря его влиянию и с помощью сверхъестественной силы мученика он стал свидетелем множества чудес. Например, во время пожара, когда почти весь город Бордо был охвачен пламенем, дом Евфрония не пострадал».

Как только Бертрам сказал это, Муммол тотчас поспешил к дому сирийца, захватив с собой епископа. С обеих сторон они обхаживали человека, требуя показать священные реликвии, но Евфроний отказался сделать это. Полагая, что ему расставляют ловушку, и помня о зле, совершенном епископом по отношению к нему, он заявил: «Я – пожилой человек. Не беспокойте меня и не оскорбляйте святого. Вот вам сто золотых монет, берите их и уходите».

Муммол повторил, что он хочет увидеть священные реликвии. Евфроний тогда пообещал ему две сотни золотых монет, но так и не смог отговорить его уйти; Муммол обязательно хотел, чтобы ему показали реликвии. Оказалось, что они спрятаны в шкатулке, стоявшей в нише высоко над алтарем. Муммол велел приставить к стене лестницу и приказал одному из дьяконов епископа Бертрама взобраться по ней.

Мужчина вскарабкался по ступенькам лестницы и схватил шкатулку, но он так сильно трясся, что стало ясно, что он не спустится живым. И все же, как я уже сказал, он удержал шкатулку, вынул ее из ниши и спустился. Муммол открыл шкатулку и обнаружил, что там лежит кость из пальца святого.

Сохраняя самообладание, он ударил ее своим ножом и с большим трудом разломал. Небольшая кость раскололась на три куска, разлетевшиеся по комнате во все стороны. Мне кажется, что вряд ли мученику понравилось бы то, что происходило.

Евфроний горестно заплакал, и все трое склонились в молитве, умоляя Господа явить Свою милость и открыть им фрагменты, исчезнувшие из вида. Когда они закончили молиться, то обнаружили куски кости. Муммол взял один из них и ушел, но мученик явно не одобрил его поступок, как нам станет ясно из продолжения истории.

Находясь в Бордо, Гундовальд и Муммол велели священнику Фаустиану принять должность епископа Дакса. Там недавно умер местный прелат, и Ницетий, граф города и брат Рустика, епископа города Эр, заручился письменным разрешением Хильперика, чтобы выбрить тонзуру и сделаться епископом епархии. Гундовальд же аннулировал все распоряжения Хильперика, созвал епископов и велел им благословить Фаустиана. Главный среди них, епископ Бертрам, испугался того, что может произойти, и велел Палладию, епископу Сента, дать благословение. Известно, что в то время он страдал болезнью глаз. На посвящении оказался и Орест, епископ Базаса, но он отрицал это, когда позже предстал перед королем.

32. После этого Гундовальд отправил еще двух послов к королю Гунтрамну. В соответствии с обычаями франков они везли освященные жезлы, чтобы никто не помешал им, и они вернулись бы с ответом по выполнении своей миссии. Еще до того, как они получили аудиенцию короля, они оказались настолько глупыми, что открыли нескольким людям, чего собираются достичь. Об этом незамедлительно доложили королю Гунтрамну, и их привели к нему в цепях.

Они не стали отрицать, для чего они пришли и что собираются просить, кого ищут и ради кого прибыли. «Гундовальд, недавно прибывший с Востока, утверждает, что он является сыном короля Хлотаря, твоего собственного отца, – заявляли послы. – Он направил нас потребовать ту часть царства, что причитается ему. Ты должен знать, что, если ему не передадут эти земли, он соберется напасть на тебя во главе войска. Все самые влиятельные люди той части Галлии, что лежит за рекой Дордонь, объединились под его знаменами. Вот послание, что он посылает тебе: «Когда мы встретимся на поле боя, Господь рассудит, являюсь я или нет сыном Хлотаря».

Услышав это, Гунтрамн разъярился, он велел растянуть послов на дыбе, чтобы они еще раз подтвердили, говорят ли правду, и если в глубине сердца они хранят другие секреты, то с помощью пыток следует принудить их сказать все, хотят они этого или нет. Не в силах терпеть дальнейшие муки, послы признались, что племянницу Гунтрамна[188], дочь короля Хильперика, отправили в ссылку вместе с Магнульфом, епископом Тулузы, а все ее сокровища достались Гундовальду, к которому обратились все вельможи короля Хильдеберта. Но главное, что Гундовальда пригласил в Галлию Гунтрамн Бозон, когда несколько лет назад был в Константинополе.

33. Послов высекли и бросили в темницу. Затем король Гунтрамн распорядился, чтобы призвали его племянника Хильдеберта, который должен был услышать новости, принесенные послами. Затем уже вдвоем они допросили пленников, и те повторили им то, что уже выслушал король Гунтрамн. Как я уже говорил вам, они продолжали утверждать то, что знали о заговоре, и это стало в общих чертах известно всем значительным личностям в королевстве.

Вот почему некоторые начальники короля Хильдеберта опасались прибыть на это расследование, подозревая, что их могут посчитать участниками заговора. Гунтрамн передал свое копье в руки короля Хильдеберта и заявил: «Это знак, что я должен передать все мое царство тебе. Иди и в соответствии с этим знаком прими под твое собственное правление все мои города, как будто они твои. Как следствие совершенных мною грехов, ни один из мужских потомков по моей линии не остался в живых, кроме тебя, сына моего брата. Я исключаю всех остальных из порядка наследования. Именно ты мой наследник, и ты должен унаследовать все царство».

Затем Гунтрамн отпустил всех остальных присутствующих и отвел мальчика в сторону, чтобы поговорить с ним наедине, убедительно прося его никогда никому не открывать тайну их разговора. Затем он сказал Хильдеберту, кому из его окружения он может доверять и кого ни в коем случае он не должен посвящать в свои планы, упомянув и тех, кого следовало освободить от их должностей. Кроме того, Гунтрамн предупредил Хильдеберта, чтобы тот никогда не доверял епископу Эгидию и даже не разрешал ему приближаться к себе,