Глава 40. Было еще темно, когда судно вошло в узкий морской залив Форт я Джанет Лесли, стоя на открытой палубе

Было еще темно, когда судно вошло в узкий морской залив Форт я Джанет Лесли, стоя на открытой палубе, впервые за почти сорок лет вдохнула влажный смешанный запах земли, моря и вереска, который всегда ассоциировался в ее сознании с Шотландией. Поежившись, она плотнее запахнулась плащом, отороченным соболем, и стала вглядываться в предрассветную сумрачную даль. Справа угадывалась какая‑то темная тень. Это, конечно. Майский остров. Дальше Лит и конец путешествия. Впрочем, нет, до Гленкирка им придется еще долго добираться по суше.

"Что это со мной? – досадуя на себя, подумала она. – Я до смерти напугана этой новой жизнью. Даже когда меня выкрали из отчего дома и продали в рабство, я не испытывала такого панического ужаса. Впрочем, ничего удивительного. Тогда я была ребенком и еще ничего не понимала».

– Мадам! Она вздрогнула.

– Мадам, вы простудитесь, стоя на открытой палубе в такую промозглую погоду! А ну живо в каюту!

– Мариан, ты меня испугала.

– Ничего удивительного! Любому человеку, оказавшемуся в полном одиночестве во тьме и холоде, станет не по себе. Возвращайтесь немедленно!

Обняв Джанет за плечи, Мариан провела ее в теплую, хорошо освещенную каюту.

– Как не стыдно! – ворчала служанка. – На палубе такой мороз, немудрено и слечь. Вы хотите быть больной при встрече с принцем Каримом?

– С Чарльзом, – поправила Джанет. – Принца Карима больше не существует.

– Хорошо, миледи, пусть будет Чарльз. Давайте‑ка сюда ваш плащ и ложитесь. До Лита еще несколько часов ходу.

Приняв плащ, Мариан аккуратно сложила его и положила на сундук.

– Ох уж эта Эстер Кира! – рассмеялась она. – Это ж надо было догадаться заготовить целых два сундука отличного платья по последней французской моде и тайно переправить их на судно перед самым нашим отходом из Стамбула! Наверное, она наняла целый цех белошвеек, которые работали днями и ночами. И между прочим, меня с Рут тоже не забыла. Зато теперь мы, появившись в Гленкирке, не будем походить на нищих попрошаек. – Она подоткнула одеяло в ногах Джанет и взбила подушки. – Вот так‑то лучше, миледи. Постарайтесь заснуть.

Джанет рассеянно кивнула и проговорила:

– Мариан, а ты твердо решила не возвращаться в Англию? Тебя никто не заставляет следовать за мной. У тебя, вероятно, родные еще живы. Да и Рут имеет право наконец познакомиться со своей семьей. Обещаю, ты никогда и ни в чем не будешь нуждаться. Я назначу тебе щедрое содержание.

Мариан фыркнула:

– А теперь можно мне сказать, мадам? Если кто‑то из моих еще и остался в живых, они точно будут не рады мне. Родители, конечно, в могиле, а братья и сестры давно считают меня погибшей. Мне придется им слишком многое объяснять. Я служу вам с семнадцати лет, и вы – моя семья. Я не оставлю вас. Дочь, – она оглянулась на спящую Рут, – уже давно на выданье, но что ее ждет в Англии? Она не сможет вечно держать в секрете от людей свое прошлое, а англичане не поймут ее. А рядом с вами ничто не будет угрожать ее человеческому достоинству.

– Да, пожалуй. Я об этом как‑то не подумала, – сказала Джанет.

– Вот именно, – буркнула Мариан. – Стоило нам покинуть Эски‑сераль, как вы только и делаете, что жалеете себя. Султанской валидэ Сайры‑Хафизе больше нет, но вы‑то живы, мадам, и не изменились. Изменились лишь ситуация и обстоятельства.

Через несколько часов мы бросим якорь в Лите, ваш брат доложит об успехе своей дипломатической миссии королю в Эдинбурге, и после этого мы сразу же отправимся в Гленкирк. Потом вы увидитесь со своим сыном. Вы хотите, чтобы он расстроился, увидев перед собой жалкую, надломленную женщину? Или может быть, вы все‑таки радостно раскроете ему материнские объятия и будете при этом гордо держать голову, сознавая, что сами сделали выбор?

– Я боюсь, Мариан. Мне еще никогда в жизни не было так страшно. Я совсем не знаю мир, в который возвращаюсь. Мне нет в нем места.

– Что за вздор вы несете, мадам! Первые годы вашей жизни вы провели в этом мире, а что касается места в нем, то разве вы не являетесь родной сестрой графа Гленкирка и матерью сэра Чарльза Лесли?

– Этого недостаточно, Мариан. Для меня этого мало. Меня угнетает мысль, что остаток жизни придется посвятить вышиванию гобеленов и все будут считать меня выжившей из ума старухой.

– Все в ваших руках, миледи. Если вас не устраивает такая жизнь, измените ее. Разве не вы добились того, что наш господин Селим любил и чтил вас больше всех остальных своих женщин? Разве не вы направляли султана Сулеймана? И спасли в свое время жизнь принцу Кариму, дабы он смог вырасти и стать мужчиной? Я не знаю другой такой сильной женщины, как вы, миледи. Когда за что‑то беретесь, все получается. Такой уж у вас талант. Моя бабушка‑ирландка говорила на гэльском наречии. Так вот в ее словаре было слово, предназначенное для женщин, которыми она восхищалась. Бабушка называла их «банри». Я не знаю, что это означает, мадам, но вы точно одна из таких женщин!

Впервые за все время плавания Джанет Лесли улыбнулась.

– Банри на языке гэлов значит «королева», милая Мариан. Спасибо тебе. Ты права. Никто не помог мне вознестись на те высоты, которых я достигла в жизни. Я все сделала сама. И сделаю снова. Я очень богатая женщина и первым делом отстрою себе дом, ибо не собираюсь жить с Адамом и его семьей.

– Неплохое начало, миледи, особенно учитывая то, что я слышала о супруге графа.

– Мариан, но ты никогда не встречалась с леди Анной.

– Зато у меня хорошие уши, мадам. Только и слышу от людей вашего брата: леди Анне не понравится то, леди Анне не понравится это. Мне удалось узнать, например, что рождественские пирушки она считает сплошным расточительством. А сад в замке отвела под огороды, вообразите только, и продает их! Джанет снова рассмеялась:

– Возможно, ты права. Меня больше всего страшит жизнь под началом другого человека. Наверное, просто привыкла быть хозяйкой в своем доме. Откуплю у брата кусочек гленкиркской земли. Я уже знаю, какой именно. Глеи Ра, где я любила играть в детстве, холмы вокруг долины, озеро и остров на нем. Этот остров, между прочим, идеальное место для строительства дома. Займусь этим, как только мы приедем в Гленкирк. А архитектора найму еще в Эдинбурге.

– Советую договориться обо всем с братом уже сейчас, миледи. Учитывая все, что мне пришлось услышать об этой женщине, его жене, нисколько не сомневаюсь, что она, узнав о вашем состоянии, сделает все, чтобы содрать с вас втридорога.

– Ты так давно со мной, Мариан, у нас даже мысли одинаковые. Я тоже об этом подумала.

Мариан улыбнулась. Она знала, что теперь за хозяйку беспокоиться не нужно, ибо она уже начала строить планы на будущее. И хорошо, что начала с мысли о том, что необходимо как следует обустроиться в Шотландии.

Джанет заснула, волосы ее разметались по подушке. «Боже, – думала Мариан, зачарованно глядя на нее. – Она всего на три года меня моложе, а до сих пор выглядит как девушка. Кожа гладкая, нежная. Куда уж мне с моими морщинами! И яркие зеленые глаза, как у кошки, в то время как мои давно выцвели. Мои когда‑то темные волосы уже поседели, а ее золотисто‑каштановые локоны лишь чуть побледнели. Я растолстела на турецких харчах, а она вес такая же стройная как тростинка. Если шотландцы не изменялись за то время, что меня здесь не было, уже до конца года мою госпожу завалят предложениям» руки и сердца. Особенно когда откроется, что она богата. Капитан Керр, между прочим, уже пялится на нее как последний болван».

Думая обо всем этом, Мариан незаметно для себя задремала. Она проснулась от топота ног по палубе. Джанет в каюте не было, а Рут все еще спала. Она подошла к ней и тронула за плечо:

– Вставай, дочка, мы входим в гавань.

Рут потянулась и сонно зевнула. Это была миловидная девушка двадцати трех лет с унаследованными от матери темными волосами и отцовскими голубыми глазами. Она родилась, когда Мариан было за тридцать и она уже почти потеряла надежду стать матерью. Рут плохо помнила отца – он был личным секретарем султана Селима и умер от простуды во время одного из военных походов, в которых всегда сопровождал своего господина.

Она росла вместе с тремя самыми младшими детьми султана. Рут едва исполнилось девять лет, когда она помогла матери и госпоже Сайре тайно вывезти из страны шестилетнего принца Карима. В тот далекий день, можно считать, закончилось ее детство, ибо ей четко дали понять, что если она кому‑нибудь проболтается об этом, то обречет тем самым на казнь не только себя, но и других.

Когда она подросла, ей несколько раз делали предложения. Но Рут неизменно отказывалась. Ей не хотелось бросать мать и госпожу Сайру. От отца она унаследовала светлую голову, а от матери – крепкий здравый смысл. В султанском гареме она ощущала себя свободным человеком. А как только стала бы женой турка, двери мира тут же захлопнулись бы перед ней. Теперь же, в Шотландии, она станет по‑настоящему свободной и, если представится хорошая возможность, выйдет замуж без колебаний.

Пока ее мать суетилась по каюте, собирая вещи. Рут быстро одевалась. Она привыкла к нижнему белью до колен, длинным турецким шароварам, прозрачным блузам, расшитым жилетам, шелковым халатам и шалям. Таков был гардероб любой турецкой благородной девушки. Европейская одежда – панталоны, чулки, нижние юбки и легкое шерстяное платье – казалась Рут почти неприличной. Одевшись и захватив плащ, она сказала Мариан:

– Пойдем на палубу и посмотрим, куда мы приплыли. День стоял ясный и прохладный. На дворе был конец мая. Как только мать и дочь показались из каюты, с верхней палубы до них донесся оклик леди Джанет:

– Идите сюда! Туман как раз рассеялся. Взгляните на Лит. Рядом с ней стояли Адам и капитан Керр. Мариан и Рут присоединились к ним.

– Помнишь тот день, когда мы покидали Шотландию, отплывая в Сан‑Лоренцо? – спросил Адам.

– Еще бы! – Джанет рассмеялась. – Лил такой дождь, что от носа не видно было кормы. Бабушка тогда еще сказала, что это дурной знак и что нам не следует покидать родину. А нам с тобой это казалось просто интересным приключением.

– Это парки[8]прослезились, видя, что вы уезжаете, мадам, – проговорил капитан Керр. – Они‑то уж знали, что вы очень не скоро увидите родную землю. Но зато сегодня светит солнце и природа радуется вашему возвращению.

Адам приглушенно фыркнул. Рут прыснула в кулачок.

– Спасибо вам, капитан, – очаровательно улыбнувшись, поблагодарила Джанет и сильно наступила брату на ногу. Тот поморщился. – Пойдем, Адам. Не будем мешать нашему капитану причаливать.

Джанет сошла с верхней палубы и направилась к своей каюте. Адам последовал за ней.

– Ты сломала мне палец на ноге, – ворчливо буркнул он.

– Так тебе и надо!

– А ты совсем не изменилась, Джан. Все такой же сорванец! Подумать только, мать пятерых детей, бабушка десятерых внуков – а то и одиннадцати уже, если выяснится, что Фиона родила. – а все такая же, как в детстве! Клянусь Богом, Джанет, не пойму, как ты умудрилась не сложить голову на плахе в Турции и благополучно прожить там столько лет. И что скажет моя жена Анна? Тебе следует отныне быть сдержанней. Мне не нужна война в собственном доме.

– Ее не случится, пока я буду гостить у тебя, Адам.

– Пока будешь гостить?..

– Да. Скажи‑ка лучше, братец, сколько отец оставил мне наследства?

– Тысячу фунтов золотом. Я не понял про гостить, Джан…

– Я дам тебе двести пятьдесят фунтов, а ты уступишь мне Глеи Ра, прилегающие холмы, озеро и остров на нем. Я собираюсь строить себе дом.

– Нет!

– Да. Надо же что‑то оставить Чарльзу и его детям, когда меня не станет. Я имею право на гленкиркскую землю. Если бы я прожила жизнь здесь, Чарльз получил бы наследство от своего отца, но поскольку он родился не шотландцем, у него ничего нет. Если ты не продашь мне это место, мне придется откупать землю у соседей.

– Они не продадут!

– Деньги, милый братец, в особенности звонкая золотая монета, всегда служат решающим аргументом убеждения. Заруби себе это на носу! Неужели ты настолько богат, что можешь себе позволить отказаться от моих денег? Может быть, мне стоит обсудить этот вопрос с твоей женой?

Адам Лесли нахмурился, потом сказал:

– Ладно, земля твоя.

– Когда мы прибудем в Эдинбург, надо будет сразу же увидеться с адвокатом, дабы официально заключить сделку. В Глепкирк я собираюсь прибыть уже хозяйкой.

– Хорошо. Я рекомендую обратиться к Фергюсу Мору. Он много лет имеет дела с семейством Лесли.

Джанет кивнула в знак согласия.

Судно бросило якорь, и матросы перекинули на берег трап. На борт корабля тут же устремилось несколько грузчиков. Адам Лесли предложил своей сестре руку:

– Ну что, Джанет, идем?

Поколебавшись несколько мгновений, она сделала шаг к сходням. В эту минуту на борт корабля ворвался высокий, элегантно одетый молодой человек. Промчавшись мимо Джанет, он заключил ее брата в медвежьи объятия с криком:

– Дядя Адам! Добро пожаловать в дом родной! Джанет Лесли почувствовала внезапную слабость в коленях. Пошатнувшись, она ухватилась за перила борта. Капюшон слетел с головы, открыв ее смертельно побледневшее лицо. Четырнадцать лет прошло, но она тем не менее узнала его.

– Карим… – тихо прошептала она.

Молодой человек обернулся так быстро, словно его ужалили. По лицу его разлилась бледность. Он замер на месте, пораженно уставившись на мать.

– Мама! – не своим голосом вскричал он. – Боже мой, мама!

Крепко обняв ее, он разрыдался.

– Ну, будет, – повторяла Джанет, гладя его по волосам. – Будет, мой маленький львенок. Я же обещала, что однажды мы снова будем вместе.

– Эти слова были сказаны шестилетнему ребенку, которого отослали из дома, – рыдая, проговорил он. – О, мама, если честно, я уж и не надеялся увидеть тебя снова! Я так скучал по тебе! Наконец Джанет отклонилась:

– Дайте мне посмотреть на вас, сэр Чарльз Лесли. Ты настоящий гигант и здорово походишь на своего деда!

Держа мать за плечи, Чарльз, казалось, не мог налюбоваться ею.

– А ты, мама, все такая же! Но скажи, как ты здесь оказалась?

– Я все расскажу тебе позже, сын, когда мы останемся наедине. Пока же знай, что мой отъезд прошел по той же схеме, что и твой. И никто, кроме твоего дяди, ничего обо мне не знает.

Сын кивнул, и тут его внимание привлекли две женщины, закутанные в плащи, которые только появились из каюты. С криком он бросился к ним, обнял ту, что была поменьше ростом, и со смехом закружил ее на месте:

– Мариан! И ты здесь!

Пожилая англичанка отчаянно закричала:

– Поставь меня сейчас же на место, детина! Он опустил ее и звонко чмокнул в обе щеки.

– О Господи, можно подумать, тебе до сих пор шесть лет от роду, – фыркнула Мариан, доставая носовой платок.

– Да и ты совсем не изменилась! Мариан дернула его за локоть:

– Ну где твои хорошие манеры? Хоть бы поздоровался с подругой детства!

Чарльз повернулся ко второй женщине, стоявшей рядом с Мариан.

– А, Рут! – Он мягко снял капюшон с ее головы. – Привет. Какая ты стала хорошенькая! – Он поцеловал покрасневшую девушку в щеку. – Добро пожаловать в Шотландию.

– Спасибо, милорд.

– Ну ладно, хватит, – раздался голос Адама Лесли. – Пойдемте. Мне необходимо уже сегодня быть в Эдинбурге и доложить обо всем королю. Ты подумал о том, на чем мы туда поедем, Чарльз?

– Твоя лошадь ждет, но я никак не мог предположить, что ты привезешь маму, дядя. Обещаю достать одну и для нее.

– Не утруждайтесь, милорд, – подал голос капитан Керр, стоявший тут же. Он пришел попрощаться со своими пассажирами. – Мадам, – он наклонился поцеловать Джанет руку, – позвольте предложить вам собственную лошадь. А если вы еще скажете, где остановитесь в Эдинбурге, я пошлю следом фургон с вещами и вашей прислугой.

Джанет взглянула на сына.

– Мама будет в «Розе и чертополохе», капитан. Благодарю вас за то, что вы предложили свою помощь. Обещаю вернуть вашего коня в целости и сохранности.

Расстояние между Литом и Эдинбургом было небольшое. Джанет с любопытством смотрела по сторонам и отмечала про себя, что за время ее отсутствия в Шотландии мало что изменилось.

Разве что столица стала гораздо более шумным городом. И монархи сменились. Когда она уезжала, правил король Джеймс IV, а теперь у кормила власти был его сын Джеймс V.

По прибытии в Эдинбург Адам отправил гонца в Гленкирк к своей жене с сообщением о том, что его поиски увенчались успехом и он везет с собой сестру Джанет. Затем он отправился на аудиенцию к королю.

Вернувшись на постоялый двор, где остановилась Джанет, он передал, что молодой король пожелал увидеться с его сестрой. Джанет не могла отказаться, хотя Адам и выглядел несколько смущенным. Взглянув на его расстроенное лицо, Джанет рассмеялась:

– Неужели ты надеялся прятать меня от всего света, Адам? Успокойся, если ты будешь строго придерживаться нашей легенды, никто не прознает про мое «постыдное» прошлое.

Чарльз, которого тоже развеселила физиономия дяди, согласился с матерью и вызвался лично сопроводить ее до королевского двора. Джанет произвела своим появлением фурор. На ней было красивое платье из черного бархата с глубоким декольте и цветочным узором на корсаже, расшитом жемчугом и золотой нитью. Золотистая ткань нижних юбок была усыпана рубинами и жемчугом, равно как и белый шелк, просвечивающий сквозь разрезы в расшитых золотом рукавах. Широкие манжеты были сделаны из отличного венецианского кружева. На шее красовалось ожерелье в виде золотых квадратов, в центре каждого было по рубину. Со среднего же квадрата свисала крупная жемчужина. Второе ожерелье на более длинной нитке ничем не отличалось от первого, разве что было без подвески.

Волосы Джанет с пробором посередине были скрыты под красивым чепцом, в тон цвету платья. С него падала на лицо прозрачная вуаль из черного шелка.

Король был очарован ею. Леди Лесли годилась по годам ему в матери, но, Боже мой, до чего она была красива! Молодая кровь Стюартов и Тюдоров закипела в жилах короля, и он не был бы сыном своих родителей, если бы не намекнул красавице, что хотел бы познакомиться с ней поближе.

Легонько похлопав его по руке и тепло улыбнувшись, Джанет сказала:

– Будь я на десять лет моложе, сир, я серьезно задумалась бы над вашим предложением. А так я просто скажу, что для меня большая честь, что удалось привлечь внимание вашего величества.

– Какой озорник, – сказала она позже своему сыну и брату. Чарльз посмеялся вместе с ней, чего нельзя было сказать об Адаме, лицо которого выражало смятение и шок.

– Господи, да ведь ты ему в бабушки годишься! – воскликнул он.

– Но я не являюсь его бабушкой, – резко ответила Джанет. – Спасибо за напоминание о возрасте, Адам. Черт бы тебя побрал, каким ты стал педантом! Отец на твоем месте посмеялся бы со мной, как это сделал Чарли!

Через несколько дней они выехали в Гленкирк. Но перед этим им нанес визит Фергюс Мор, так что Эдинбург граф Гленкирк покинул, обогатившись на двести пятьдесят фунтов, а леди Лесли стала хозяйкой Глен Ра, прилегающих холмов, озера и острова на нем. Оба были удовлетворены заключенной сделкой.

Спустя почти сорок лет Джанет Лесли возвращалась в отчий дом. Пока процессия медленно двигалась по узкой дороге, петлявшей меж холмов, окружавших замок Гленкирк, Анна Макдональд Лесли, графиня Гленкиркская, находясь у себя в спальне, регулярно получала сообщения о продвижении мужа и его сестры. Анна была миловидной женщиной сорока пяти лет с прекрасным цветом лица, красивыми темными волосами и холодными серыми глазами.

– Они уже почти у моста, миледи, – сказала ее старшая служанка. – Мы как раз успеваем спуститься во двор.

– Нет, Ганна, я не собираюсь никуда спускаться. Необходимо, чтобы сестрица моего мужа сразу уяснила себе свое место и поняла, что она всего лишь приживалка на полном нашем обеспечении и что всерьез ее здесь никто воспринимать не намерен. Если этот урок не преподнести ей с самого начала, мне потом придется без конца воевать со старой склочницей, которая лишит всех нас спокойной жизни. Впрочем, спустись, спрячься где‑нибудь и понаблюдай за всем незаметно. И возвращайся поскорее.

– Да, миледи.

Пробежав по длинным каменным галереям, Ганна юркнула в небольшую нишу, из которой открывался вид на двор замка. Она успела вовремя. Граф Гленкирк и сопровождавшие его лица как раз миновали ворота. Ганна терпеливо дождалась, когда разойдется вооруженная охрана, и стала внимательно переводить взгляд с одного лица на другое.

Она тотчас же узнала графа и его племянника, сэра Чарльза.

С ними приехали три женщины, две из которых явно были служанками. На третьей же был изящный плащ с поднятым капюшоном. Вот cap Чарльз помог ей спешиться, капюшон упал с головы, и в следующее мгновение у укрывшейся в нише Ганны отвисла челюсть. «Надо подобраться поближе, – не веря своим глазам, решила она. – Она не может быть старшей сестрой милорда!» Выбежав из своего укрытия, она бросилась к прибывшим через весь двор:

– Добро пожаловать домой, милорд. Миледи нездоровится, и она просила извинить ее.

– Спасибо, Ганна. Надеюсь, ничего серьезного? – Нет, сэр. К ужину она обещала быть. Граф встал рядом с незнакомой красавицей:

– Джанет, это старшая служанка Анны, Ганна. Ганна, это моя сестра, леди Лесли. Проводи ее и двух ее женщин в отведенные им покои.

– О, милорд, представляю себе, что подумает о нас леди Лесли, но мы не знали, когда точно ждать вас, к тому же кое‑кто из слуг заболел инфлюэнцей. Одним словом, я могу пока предложить миледи и ее спутницам пройти в большой зал, где они согреются с дороги у каминов. А я завершу все приготовления в отведенных для ее светлости покоях.

– Спасибо, Ганна, – проговорила своим музыкальным голосом леди Лесли. – Адам, ступай к Анне. И ты тоже, Чарльз. А теперь, Ганна, – Джанет взяла служанку под руку и пошла вместе с ней к дому, – поскольку, как я поняла, для меня ничего еще не готово, я поселюсь в западной башне. Она не занята?

– Не занята, миледи, но…

– Вот и отлично! Знакомься, это Мариан и ее дочь Рут. Они помогут тебе. Я привезла с собой портьеры, ковры, перины, белье и все остальное, чтобы устроиться с комфортом. Проследи за тем, чтобы в башню отнесли мои сундуки. Позаботься о дровах для каминов. А в большой зал меня провожать не нужно, я и сама еще не забыла туда дорогу. Ведь я здесь выросла. Спасибо, Ганна.

Потрясенная служанка с открытым ртом смотрела вслед удаляющейся красавице. Затем, обернувшись к Мариан, Ганна спросила:

– Она что, всегда такая?

– Моя госпожа владела домом, который был в сто раз больше этого, – резко ответила пожилая англичанка. – Представляю себе, в какую камору твоя хозяйка думала ее запихнуть. Но мою госпожу не обманешь, учти. Зато преданность она всегда щедро вознаграждает.

Джанет вошла в центральный холл замка и поднялась по лестнице в большой зал, располагавшийся на втором этаже здания. Справа я слева размещались огромные камины, по обеим сторонам от которых поднимались почти до потолка высокие окна. Прямо перед ней в форме буквы «Т» стоял обеденный стол, по обе стороны от которого тоже были окна. Большой зал, казалось, остался таким же, каким она его запомнила с детства. За исключением лишь двух больших портретов, висевших на стенах над каминами. На одном был изображен отец, каким она его помнила: высокий, крепкий и чувственный. Слезы затуманили ей глаза, и она беззвучно вознесла за него молитву Богу.

Над другим камином висел портрет, на котором была изображена сама Джанет. Она помнила, как отец заказывал этот портрет в Сан‑Лоренцо. Джанет стояла в подвенечном платье. Она позировала художнику за несколько дней до того, как ее украли и продали в рабство. С портрета на леди Лесли смотрела невинная и одновременно надменная девочка. Джанет не смогла удержаться от улыбки.

– Ваши волосы теперь посветлее, а так вы почти не изменились, мадам. Вы должны поделиться со мной своим секретом красоты.

Джанет переступила порог зала и увидела миниатюрную блондинку со смеющимися серо‑голубыми глазами. Она сидела на длинной скамейке у левого камина.

– Меня зовут Джейн Дундас Лесли, я жена вашего племянника Иана. Простите, что не смогла спуститься во двор и встретить вас, мадам. Но вот с этим особенно не походишь. – Она любовно похлопала себя по животу.

Джанет улыбнулась:

– Я находилась в подобном положении пять раз, дитя мое. Скоро уже?

– Если верить повивальной бабке, то последнюю неделю мучаюсь. Впрочем, мой сын, похоже, не намерен согласовывать свои действия с повитухой. Считалось, что Фиона родит позже, но теперь я далеко не уверена в этом и не удивлюсь, если она даст жизнь своему второму ребенку раньше, чем я произведу на свет первенца.

– Терпение, терпение и еще раз терпение, – посоветовала ей Джанет, присаживаясь рядом. – Сколько тебе лет, Джейн?

– Семнадцать. А сколько вам было, когда вы рожали впервые?

– Почти пятнадцать.

– О Джейн! – вдруг раздался чей‑то разочарованный голосок. – Ты все‑таки первая с ней познакомилась!

В зал вбежала стройная девушка и тут же устремилась туда, где Сидели Джейн и Джанет.

– Добро пожаловать домой, мама. Меня зовут Фиона. – Она фыркнула, заметив, с каким удивлением Джанет оглядела ее фигуру. – У меня всегда так. Не приходится, как некоторым, живот руками поддерживать. – Она натянула платье на животе, показав лишь небольшую округлость. – Ужасно, правда? Но мне нравится вынашивать детей моему Чарльзу. И потом забавно получается: никто ничего не подозревает, как я вдруг раз – и рожаю!

– Я так понял, мама, что ты уже познакомилась с моей женой, – проговорил, входя в зал, Чарльз.

– Только‑только. И с Джейн тоже. Мне было так грустно оттого, что я покидаю твоего старшего брата, и сестру, и всех их детей, но теперь я вижу, мне здесь не дадут соскучиться. Садись, Фиона, дай мне хорошенько взглянуть на тебя.

Девушка Джанет очень понравилась. Даже если бы ей предоставили право самой выбрать суженую для младшего сына, она не смогла бы найти лучше. У Фионы были роскошные волосы, розовое красивое личико, темно‑синие глаза, прямой маленький носик и маленькие губки. У нее было умное и доброе лицо.

Джанет вновь обернулась к сыну:

– Тебе передался отцовский вкус в отношении женщин.

– Да, – подтвердил Чарльз, – это верно. Я, как и он, ищу не только смазливую мордашку, но еще ум, преданность и дух. Как видишь, Фиона обладает всеми этими качествами.

На мгновение в глазах Джанет показались слезы, но она тут же отогнала их и спросила тихо:

– А где мой внук?

Он рассмеялся:

– Так и знал, что ты долго не утерпишь, мама. А кстати, вот и он!

В зал вошла румяная молодая женщина, держа на руках пухленького черноволосого младенца. Выражение глаз у ребенка было очень серьезным. Джанет протянула к нему руки, и мальчик с охотой пошел к ней. С минуту они смотрели друг на друга молча, потом малыш коснулся щеки Джанет своей крохотной ручкой и сказал:

– Ма!

– Не совсем, Патрик. Я твоя бабушка. Вновь сев на лавку, она опустила малыша на пол и дала ему золотой браслет, который он тут же сунул в рот.

– Глазам своим не верю, – проговорила Фиона поражение. – Патрик не признает никого, кроме меня, своей няни и отца. Даже дядя Адам не смог расположить его к себе. Что же до леди Анны, то ребенок поднимает крик, едва завидит ее.

– Но я же его бабушка, – просто ответила Джанет, Следующие полтора часа они были заняты разговором. Джанет почему‑то живо вспомнились семейные вечера, которые они проводили во дворце Лунного света в обществе госпожи Рефет, Селима и всех его жен с детьми.

Затем пришла Рут и пригласила Джанет в ее покои. Мариан, Рут, Ганна и несколько других слуг поработали на славу. Они произвели генеральную уборку на всех трех этажах западной башни и полностью подготовили ее к приему гостьи. На первом этаже были холл и две маленькие спальни, на втором – столовая и кухня, а на третьем – хозяйская спальня и будуар. Во всех помещениях были камины. Ганна растопила их все, чтобы побыстрее разогнать холодный воздух, застоявшийся в башне, которая давно никем не использовалась.

В будуаре сложили сундуки с платьем, обувью и драгоценностями леди Лесли. Под стеклом буфета сверкали бокалы, хрустальные графины с золотистым хересом и красным вином. Повсюду зажгли ароматизированные восковые свечи.

– Просто чудо, – проговорила Джанет, закончив осмотр своих покоев. – Спасибо всем за помощь. Можно мне только попросить у тебя еще об одном одолжении, Ганна? Я хотела бы смыть с себя дорожную пыль. Принеси, пожалуйста, горячей воды. Мариан, ты отнесла ванну в будуар?

– Да, миледи, я поставила ее напротив камина.

– Хорошо. – Джанет вновь повернулась к Ганне. – А потом сходи к моей сестре леди Анне и передай, что я очень хорошо устроилась и с нетерпением жду нашей встречи за обедом.

Только спустя еще примерно полтора часа Ганна наконец смогла вернуться к своей госпоже. Да и то ей пришлось ждать, пока от нее выйдет граф. Она торопливо вошла к леди Анне.

– Боже мой, где тебя носило? Три часа прошло! Как я поняла, сестра мужа притащила за собой еще двух служанок. Ей придется их уволить. Я не собираюсь кормить дополнительно два рта. Да она и сама наверное, немногим от них отличается! Уволить и все, ничего не хочу знать. Достаточно того, что я буду содержать ее. Уж молчу про ее сына, его жену и детей.

– Миледи… Мне кажется, леди Лесли вполне способна позволить себе содержание двух служанок. Это мать и дочь, они с ней уже много лет.

– Хорошо, я сама с ней поговорю, Ганна, Ты проводила ее в ее комнату в северном крыле?

– Нет, миледи. Леди Джанет решила поселиться в западной башне.

– Решила?! Я же говорила, что мы получим старуху диктаторшу, которая тут же начнет всем распоряжаться! Нет, я не позволю ей (есть нам на шею. Вот что, Ганча. Проследи за тем, чтобы ее вещи перенесли в ту комнату в северном крыле. Придется, видимо, проявить больше твердости. Я не хотела, видит Бог, но нет другого выхода. Ну что еще?

– Мадам, мне кажется, вам следует прежде встретиться с леди Лесли. Я не смогу заставить ее переехать из башни, в которой она уже устроилась.

Лицо графини исказилось яростью, но затем она сказала:

– Да, ты права. Видимо, мне лично придется указать старухе ее место!

– Она вовсе не старуха, миледи.

– Не старуха? Что ты несешь? Ей далеко за пятьдесят!

– Миледи Анна… вполне возможно, что сестре нашего графа далеко за пятьдесят, но у нее лицо и фигура молодой женщины. Я сама видела. И потом, мне еще никогда не приходилось видеть такой красавицы. Вдобавок, судя по всему, она очень богата.

– Ганна! Ты просто очарована ею, как я погляжу! Пойдем посмотрим на нее!

Когда графиня появилась в западной башне, Мариан сообщила ей, что леди Джанет еще не закончила принимать ванну и придется немного подождать. Спустя десять минут графиню завели в спальню Джанет. У леди Анны перехватило дыхание, когда она увидела женщину, встречавшую ее там. На Джанет было какое‑то странное свободное одеяние из зеленого шелка. Перед и рукава были изящно расшиты золотой нитью и усыпаны мелким жемчугом. На ногах у гостьи были такого же цвета и материала туфельки. Роскошные золотисто‑каштановые волосы были распущены и свободно падали почти до колен.

– Милая Анна, – проговорила красавица приветливым голосом, – как любезно с твоей стороны, что ты согласилась приютить меня. – В следующую минуту потрясенную графиню расцеловали в обе щеки. – Надеюсь, ты простишь мне мое самоуправство насчет западной башни? Просто Ганна сказала мне, что здесь никто не живет. Ты, конечно, приготовила для меня шикарные покои, но мне не хотелось стеснять тебя. К тому же я поживу здесь совсем немного. Пока мне не построят собственный дом.

– Да‑да, конечно… – пролепетала Анна. – Ты будешь строить собственный дом? Где?

– Адам продал мне кусочек гленкиркской земли. Глен Ра плюс озеро и остров. За двести пятьдесят фунтов. Я знаю, что это нехорошо с моей стороны отворачиваться от твоего гостеприимства, но я просто не смогу успокоиться, пока не построю себе дом. И между прочим, будет что оставить Чарльзу и его семье.

– О да! Прекрасное наследство. Прости, что я вторгаюсь к тебе без приглашения, просто хотелось быть уверенной, что ты тут хорошо устроилась.

– Как это любезно с твоей стороны, – улыбнувшись, ответила Джанет. – Тебе, как я погляжу, нравится мой кафтан, милая сестра?

– Что?

– Мое одеяние. На Востоке его называют кафтаном. Просторная одежда для домашнего отдыха. Я привезла и тебе один. Рут, принеси, пожалуйста, алый кафтан и туфли.

Прежде чем леди Анна успела что‑нибудь сказать, Рут уже принесла из будуара вещи. Она развернула кафтан, и у Анны захватило дух. Одеяние было расшито мелкими бриллиантами, бирюзой и золотой ниткой.

– Когда Адам рассказал мне о красоте твоих волос и прекрасном цвете лица, я решила, что это очень тебе пойдет. – Джанет нарочно льстила леди Анне. – Прошу, не отказывайся от моего скромного подарка!

Графиня с неподдельным восторгом оглядела шелковый кафтан:

– О, спасибо, Джанет! Клянусь, никогда в жизни не видела ничего красивее!

– Я рада, что тебе понравилось, – сказала Джанет. – А теперь прости, милая сестра, я очень устала с дороги и хотела отдохнуть до обеда.

– О, конечно, конечно… – пробормотала графиня и дала Марнан себя увести.

Спустя несколько минут пожилая англичанка вернулась к своей хозяйке:

– Ах, мадам, леди Анна шла сюда устраивать скандал, но вы ее совершенно сбили с толку.

– Просто я была готова к нападению, подружка, и упредила его. Не будем недооценивать милую Анну, она быстро оправится от потрясения и пойдет в новую атаку. Мне приятно поиграть с ней. Она сама себе злейший враг.

– Как я рада, что вы оправились от страха и меланхолии, госпожа, – со смехом призналась Мариан. – Ложитесь‑ка.

Служанка укрыла Джанет покрывалом, и та сомкнула свои удивительные зеленые глаза.

"Вот я и дома, – думала она. – Я выполнила клятву, данную в детстве, и вернулась. Интересно, что будет дальше?»