Я Джуна, а не Калиостро!

Москва ошеломила меня. И не только своим необычным темпом, суетой и шумом - Тбилиси по темпераменту к тихим городам не отнесешь. И не столько количеством окружающих меня людей - я уже говорила, что вела импровизированные сеансы лечения под открытым тбилисским небом иногда даже в присутствии нескольких сотен человек. Но, видимо, лишь в Москве я наиболее полно ощутила масштабы и круговорот событий, в которые, как в воронку, была втянута так стремительно и, по-видимому, навсегда. Признаюсь сразу, что Москву я полюбила потом - через несколько лет после переезда, а пока отважно пыталась начать новую жизнь.

Небо надо мной поначалу было безоблачным. После публикации в "Комсомольской правде" редакция газеты пригласила меня на пресс-конференцию. Помню, я шла - нет, летела! - по длинному коридору газетного здания на улице "Правды", направляясь в Голубой зал. В тот самый заветный зал, где по традиции "Комсомолки" по четвергам происходят встречи с почетными гостями. Я понимала, ощущала каждой своей клеточкой, что это триумф, счастливый день моей жизни, еще совсем не зная, что мне в дальнейшем придется заплатить за него немалой ценой...

А в те минуты я, стремившаяся доказать, что мое дело - совсем не мистика, а земная реальность, не чувствовала почвы под ногами, не ощущала реального мира. Счастье переполняло меня, и сегодня я, честно говоря, мало что помню из той феерической встречи. Помню только, что говорила в напряженной тишине и мой голос возвращался ко мне немного непривычным и чужим, как эхо. Я диагностировала, удивляя верящих и пока неверящих, простирала свои ладони над всем залом и посылала сигналы, которые, конечно, многие из присутствующих почти немедленно ощущали. А потом были рукопожатия, аплодисменты, улыбки, одобрительные или восхищенные взгляды... Праздник? Конечно!

Не спешите упрекать меня в тщеславии. Я твердо и навсегда выбрала цель своей жизни, а известность или популярность (точное определение здесь не играет никакой роли) рассматриваю лишь как средство достижения цели. Пусть говорят что угодно, лишь бы обратили внимание на мое дело, лишь бы пошли поскорее навстречу моему желанию приобщить к нему как можно больше людей.

"Пусть говорят что угодно"... Легко сказать, а как справиться с грузом побасенок или небылиц, а то и сплетен, что обычно сопутствуют популярности?

Обо мне писали много и у нас в стране, а еще больше за рубежом, и мне было, конечно, приятно, что простая массажистка (как я себя часто называю) удостоилась такой чести. Сначала читала о себе с немалым любопытством, нередко посмеиваясь или пожимая плечами - уж очень лихо иногда журналисты обращались с фактами, легко переходя грань между действительностью и вымыслом. Потом корреспонденции обо мне стали меня раздражать, а еще через некоторое время я и вовсе потеряла к ним всякий интерес.

Всю жизнь тружусь без передышки, и потому уважаю любой труд, любую профессию, в том числе и журналистскую. Но именно журналистам вынуждена сделать серьезный упрек. Я ждала от них понимания, внимательной оценки моего труда и его результатов, а они выбрали более легкую дорогу ко мне, обращая внимание лишь на внешнюю сторону, на поиск сенсационности во что бы то ни стало. Честно говоря, мне совсем не нравится та Джуна, которая смотрит на меня со страниц некоторых зарубежных и наших газет и журналов. Некогда, совсем некогда мне путешествовать в окружении свиты или выбирать изысканные наряды в магазинах. Смешно признаться, но иногда даже в кругу друзей и знакомых, которые приходят вечером "на огонек", а заодно и полечиться, мне некогда выпить чашку чая - забывают, наверное, обо мне за беспрерывным мельканием моих рук вокруг очередного пациента.

Зато ищущие сенсации журналисты все больше и все чаще приписывают мне самые невероятные поступки и деяния. Помню, однажды по этому поводу поэт Андрей Вознесенский написал:

- Вы читали - наводнение в Италии!

- Не иначе это Джуна, я считаю.

Впрочем, и ирония крупного поэта не остановила поток кривотолков или небылиц. И по-прежнему до меня доходили, да и сейчас доходят различные слухи, вплоть до моих болезней или даже смерти.

Доходят иногда странным образом. Вот юная женщина поднимает на меня огромные потрясенные глаза:

- Вы, Джуна?! Так вы же давно умерли!

Хоть ложись да помирай, чтобы не разочаровывать. Но тут же кто-нибудь непременно развеселит. Чувствую, например, как осторожно и загадочно посматривает на меня новый пациент, мнется, что-то явно хочет сказать или спросить, но никак не решается. Чтоб не мучить человека, спрашиваю его сама и слышу необычное признание:

- Вы знаете... Мне, конечно, неудобно... Но я почему-то думал... Нет, мне говорили, что вы, извините, очень старая женщина.

В таких случаях я посмеиваюсь, конечно, про себя, чтобы ненароком не обидеть собеседника, но когда знакомлюсь с очередной "сенсацией", сочиненной прытким журналистом, бывает, взрываюсь, как вулкан. А друзья мои знают, что в такие минуты гнев мой или раздражение укротить почти невозможно.

Я бушую, а в это мгновение в комнату иногда входит мой сын, потихоньку обнимает меня и тихо спрашивает:

- Мама, дай денег. Мне нужно купить клетку для попугая.

- Какую клетку! Зачем клетку?! Не дам я никаких денег!!! - продолжаю бушевать я, отстраняя сына. Он давно научился понимать мое настроение и сейчас тоже не обижается, понимая, что ему лучше уйти. Но у дверей он вдруг оборачивается и так же спокойно спрашивает:

- А почему ты на меня кричишь?

- Я не кричу!!! - бурно задыхаюсь я от гнева. - Я никогда ни на кого не кричу!!!

- Тогда другое дело, - улыбаясь, говорит Вахо и скрывается за дверью. Мои гневные крики немедленно тонут во взрывах общего хохота. Через мгновение присоединяюсь к друзьям и я сама... А глубокой ночью, глядя на разметавшегося в постели сына и поправляя одеяло, я еще поплачу. От того, что мне так трудно, почти невозможно уделить ему лишнюю минуту. А потом, словно извиняясь, буду напевать ему какую-нибудь старинную колыбельную песню или читать стихи. Теперь уже в основном собственные, потому что все чаще и чаще стала обращаться к стихам, которые в детстве и юности писала редко, урывками, еще не зная, что эта тяга к осмыслению реального мира с помощью поэтических образов станет для меня со временем настоящей страстью.

Так чего же я всегда ждала от журналистов? Повторю: понимания и участия. Именно участия в моем деле. Я надеялась, что кто-то из них придет ко мне не на час и не на день, а проследит от начала и до конца хотя бы один курс лечения одного пациента, обратится с вопросами ко мне и медикам, а потом толково и честно напишет о результатах.

Наука, как океан, складывается из капель, и мне всегда было важно, чтобы заметили и оценили мою каплю. Ведь создавала я ее долгим и изнурительным трудом, пройдя по многим ступенькам невероятно крутого пути. Это на нем, а не во время путешествий по парижским магазинам, о которых и слыхом не слыхивала, сбила я в кровь свои ноги. И ни секунды не остается у меня для того, чтобы прожигать жизнь. Моя доля - только сжигать ее, всю без остатка, отдавая свои силы людям.

Я всегда была уверена в конечном успехе своего дела, но не скрою, что иногда предавалась и сомнениям. Сомнениям не в выбранной цели, а лишь в путях достижения ее. Например, я иногда думала, а не приехала ли я в Москву раньше срока? Не ждут ли меня здесь непреодолимые трудности? Но вслух говорила себе: "Нет!" - и решительно принималась за дело.

Учитывая тбилисский опыт, я начала с самого простого и первые свои медицинские эксперименты провела в скромной районной поликлинике № 112 на Красной Пресне. Семь майских дней я лечила здесь одиннадцать человек, страдавших неврологическим остеохондрозом позвоночника, острыми плекситами и радикулитами.

Как прошло это лечение? Вот справка, подписанная кандидатом медицинских наук К. Левченко, работавшей тогда заместителем главного врача поликлиники:

"Отмечен выраженный эффект применяемого метода: снятие болевого синдрома наступает после первого сеанса (во всех 11 случаях), у ряда больных (7 человек) излечение наступило через стадию обострения на 2-3 день".

Я, впрочем, и до начала курса лечения не сомневалась, что так и будет, и потому мне куда важнее был вывод:

"Применяемый Давиташвили метод представляет большой теоретический и практический интерес и заслуживает широкого внедрения в медицинскую практику".

Но история, подобная той, что происходила со мной в Тбилиси, поначалу почти точно повторилась и в Москве. Я сама находила лечебницы, где мне предоставляли возможность полно проявить свои способности, получала горячую поддержку практических врачей, для которых прежде всего был важен сам факт исцеления. Факты эти накапливались стремительно, но ученые-медики, которые должны были бы создать условия для исследований, не спешили проявлять интерес к моей работе.

Еще в двух поликлиниках я получила ободряющие отзывы, причем один из них был подкреплен довольно пространным отчетом, который опирался не только на субъективные показания исцеленных больных, но и на объективные показания приборов. Сорок три записи с помощью аппаратуры сделала сотрудница Центрального научно-исследовательского института травматологии и ортопедии Т. Николаева. Что же еще? Но - снова молчание...

Я убеждала друзей, которые и без того уже были давно убеждены в моей правоте:

- Это же добавление к медицине, профилактика организма. Красный крест в доме! Мать будет исцелять дитя. Жена - мужа...

Вернее всего этими словами я просто поддерживала в себе бодрость духа, свое бойцовское настроение. Окружавшие меня сочувственно кивали головами, но, повздыхав, расходились по домам, ничем моим стремлениям не в силах помочь.

Я не разделяла своих больных на известных или неизвестных, считая всех равными перед болью и страданиями, уделяя каждому из них ровно столько времени, сколько требовала его болезнь. Но с кем-то из пациентов у меня складывались особо доверительные или теплые отношения. Среди них были и строители, и водители, и рядовые врачи, и широко известные в нашей стране и за ее пределами люди.

Подружилась я в то время с Аркадием Исааковичем Райкиным. Он пришел ко мне уже тяжело больной, передвигаясь на костылях. Четыре с половиной месяца до этого он пролежал в больнице с так называемой вторичной подагрой, изрядно болело у него и сердце. Потом он говорил мне:

- После первого сеанса я почувствовал себя значительно лучше. После первого сеанса! А он ведь продолжался не более двадцати минут. Я просто не узнавал себя и своего тела. У меня появилось отличное настроение и самочувствие. Раньше боль в сердце не покидала меня, а тут исчезла. Я перестал чувствовать сердце... А после 13 сеансов меня... не узнать...

А маленькую фразу из его записи в мою Книгу отзывов я привожу здесь совсем не из тщеславия, а потому что Райкин славился феноменальной наблюдательностью: "Впервые увидев Джуну, я обратил внимание на ее глаза. Это глаза очень доброго, чуткого человека".

Я никогда бы не стала приводить в своей книге подобные слова, если бы не одно важное обстоятельство. Человек, взявшийся лечить другого человека, непременно должен быть добрым и чутким, только тогда лечение быстрее достигает цели. Но как часто в наш стремительный век забывают об этом даже врачи!.. Посмотрите повнимательнее за моими манипуляциями или пассами моих учеников, увидите, что руки, не прикасаясь к телу больного, как бы ласкают его на расстоянии.

...Аркадий Райкин. Каким удивительно добрым и жизнерадостным был этот великий актер. Каким могучим творческим духом и волей к жизни обладал он! После тяжелой болезни и серьезных испытаний он вновь возвращался на сцену. Он создал вместе с сыном Константином в Москве новый театр сатирических миниатюр. Перед премьерой старший Райкин побывал у меня, чтобы подкрепить свои силы, и я с радостью потом смотрела, как отец и сын впервые вместе вели главные роли - весело, искрометно и молодо...

А я пока по-прежнему набиралась практического опыта и новых доказательств эффективности и реальности разработанного мною метода. Больше, конечно, мне приходилось работать дома. Работа эта, как всегда, была изнуряющей и целиком поглощающей меня, но зато дарила мне встречи с интересными людьми.

Приходил огненный по темпераменту Расул Гамзатов. Он приветствовал меня шумно, говорил возвышенно и красиво, как подобает горцу и знаменитому поэту. И отзыв его так же цветист и звучен:

"В майский день, когда я пришел к вам, я был похож на подстрочные стихи, где не хватало рифмы, ритма, где была разрушена гармония, красота и мелодия песенных слов. От вас я ушел, как оригинальный перевод. Вы вернули мне живую душу поэзии и избавили от скованности. Я пришел к вам, как расстроенный музыкальный инструмент, и ваши руки, как волшебная дирижерская палочка, заставили звенеть струны забытых радостей. Вы прогнали у человека, достаточно много пролежавшего в разных больницах, множество болезней и их союзников - печаль и уныние. Мое тело было как разбитый сосуд в результате сердечно-сосудистой и гипертонической болезни, и вы восстановили разрушенное хозяйство моей души и тела..."

Я слушала восторженную речь Гамзатова и улыбалась. Я ведь уже знала, что после нескольких сеансов грузный Расул поднимается на восьмой этаж без лифта, шагая вверх по лестнице, как молодой джигит.

Все новые и новые записи появлялись в моей Книге отзывов. Кандидат медицинских наук В. Д. Захаркин после осмотра у проктолога получил срочное направление на операцию с диагнозом неполный свищ прямой кишки. Но, прежде чем решиться на сложную операцию, врач пожелал встретиться со мной, и я назначила ему курс лечения. После этого курса он снова показался своему лечащему проктологу Ю. И. Барону, который только руками развел, не обнаружив диагностированной прежде патологии. А потом твердо заявил: "Самоизлечения при подобных свищах не бывает".

Короче говоря, практики уже начали по достоинству оценивать мою методику и давать ей положительные отзывы, а вот людям, занимавшим в медицине официальные места рангом повыше, доказывать свою правоту или даже сам факт своего существования было гораздо сложнее. В общем, к тому времени у меня было немало сторонников, но достаточно было и противников, и тех, кто не понимал моих усилий, почитая за благо просто отмахнуться от меня, да и от самого явления, сделать вид, что его не было, нет и никогда не будет.

Доходило дело и до курьезов. Скажем, к мнению, что я лечу гипнозом, я уже привыкла, отвечала только:

- Тогда дайте мне точное научное обоснование гипноза, объясните механизм воздействия внушения на человеческий организм с точки зрения физики!

Молчали при этом, конечно. А вот когда подчас говорили, я толком и не знала - плакать или смеяться. Один ученый медик, которому я установила стопроцентно точный диагноз застарелой болезни и даже провела сеанс, облегчивший его самочувствие, потом объяснил мое воздействие таким странным образом: "Она была вся в нейлоне, и я почувствовал электростатическое воздействие". Ну, что тут скажешь, кроме того, что я в жизни никогда не носила никакой синтетической одежды!..

Курьезы курьезами, но иногда подобные отзывы, непонимание или нежелание понять наносили мне новые и чувствительные раны. Помню, как остро я переживала, когда завершила (и с хорошими результатами!) свои эксперименты в одном из научных медицинских институтов.

Меня, как всегда, тепло поздравили, шумно выразили восхищение моими способностями, но когда дело дошло до официального отзыва, директор института неожиданно замялся:

- Отрицательного отзыва мы, конечно, дать не можем. Но и положительного тоже не дадим. Понимаете, все должно быть материалистически обосновано. Нужно найти силу, отвечающую за ваше воздействие. Если нет такой силы - ничего, значит, и нет. Пока медицина не разберется в явлении - его нельзя использовать...

Вот так мне не ответили ни "да", ни "нет" люди, имевшие базу и кадры для изучения неизвестного явления, способные вступить в любой контакт с представителями других наук. А что было делать мне? Ведь тогда у меня не было ничего, кроме собственных рук, накопленного опыта и веры в свою правоту?..

Мои попытки заинтересовать ученых не увенчались успехом. На первых порах мне приходилось тяжко и не обо всем здесь хочется вспоминать. Дорогой ценой платила я за свое желание отдать свои способности людям, не спала ночи напролет, нервничала, плакала и только мысли о сыне, о том, что работаю и борюсь и ради его счастья и здоровья, укрепляли меня в решимости не сдаваться.

Помню, как после очередной обидной для меня встречи я вволю наплакалась темной ночью и неожиданно уснула. И во сне ко мне, как и всегда в самые тяжелые минуты, явился отец, чтобы сказать: "Терпи, дочь моя!" Этот сон я запомнила почти весь от начала до конца и уже потом записала его, превратив в притчу, которую назвала "Воительница".

Эта притча о вечной борьбе добра со злом во имя конечной победы добра. О мужестве женщины.

Притча есть притча. Но в ней живет мой дух, его готовность к длительной борьбе за истину и справедливость. А когда кажется, что силы иссякают, вновь приходит ко мне отец (во сне ли, наяву) и твердо говорит: "Терпи, дочь моя!"

И я терпела, оставаясь внешне для всех окружающих неунывающей и полной энергии женщиной.

Впрочем, мой портрет первого московского лета удачно написал, как кажется моим друзьям, поэт Роберт Рождественский. Его стихотворение я хотела бы привести здесь целиком:

Спасибо, добрый Роберт! Мои руки действительно уже давно ведали то, что творят. И так важно было теперь доказать это тем, от кого зависел успех моей многолетней работы.

Публичные выступления в разных московских клубах или перед журналистами мало что пока давали. Искала этому объяснение и поняла: собравшиеся ожидали только и только чуда. Думаю, любопытство их было бы полностью удовлетворено, если бы из моих пальцев посыпались искры или сдвинулись кирпичи под силой моего взгляда. Но я ведь пришла не фокусы показывать! Я никогда не собиралась и не собираюсь публично демонстрировать хоть что-нибудь напоминающее природу бессознательного. Даже при том, что готова участвовать и уже несколько раз участвовала в самых необычных экспериментах. Другое дело, что проводила я их только в присутствии ученых с одной единственной целью - обратить их внимание на необходимость изучения присущих мне способностей.

В свое первое московское лето я поняла главное. Для того чтобы объяснить суть моего метода, необходимо обосновать его с помощью точных наук, признающих в первую очередь лишь то, что можно измерить. Но физикам поиск каких-то волн или явлений, мало, с их точки зрения, влияющих на физические процессы, казался пока не очень-то перспективной забавой. Значит, необходимость решения этой задачи должны были обосновать представители официальной медицины. Но как раз они-то и не верили пока в реальность моего дарования и моего метода, относясь с недоверием ко всем отчетам или отзывам практиков...

Получался некий заколдованный круг, разорвать который было необходимо, но иногда это казалось почти невозможным.

Вот так яркое и шумное лето моего первого года в Москве сменилось холодной и затяжной осенью, "мертвым сезоном", когда разом замолчали и газеты, и ученые, еще недавно приглашавшие меня для знакомства или для проведения хотя бы начальных экспериментов.

Но я не собиралась складывать руки или предаваться отчаянию. Я продолжала искать выход из создавшегося положения. И была не одна. Со мною вместе были друзья и те, светящиеся надеждой пациенты из многих стран мира, которые заполняли мою квартиру каждый день, не оставляя мне выходных. Но о выходных не помышляла и я сама.

Короткие передышки - и, как всегда, интересные встречи. Однажды ко мне приехала группа американских ученых во главе с Майклом Мэрфи, возглавляющим в Калифорнии институт по изучению скрытых возможностей человека. Речь зашла о результатах эксперимента с фотопленкой, который мы вместе проводили осенью семьдесят девятого года в Тбилиси во время международного конгресса по проблемам неосознанного.

Американцы свой интерес к моим способностям объяснили так:

- В Тбилиси нам удалось понаблюдать за вашей работой, и она произвела на нас большое впечатление. Помните, тогда телевидение снимало о вас фильм? Нас пригласили выступить на телевидении с комментариями к некоторым проблемам биоэнергетики. Режиссер фильма и попросил нас поставить эксперимент...

Что же, я все отлично помню. Американцы взяли тогда катушку фотопленки чувствительностью в двести единиц и попросили у фотографа шесть черных конвертов. В каждый из них было вложено по два куска непроявленной пленки длиной в восемь дюймов. Затем черные конверты поровну вложили в два больших белых конверта и один из них вручили мне.

Я держала белый конверт между руками секунд 40-50. По крайней мере, точно знаю, что не больше минуты, а потом вернула конверт американцам:

- Все!

Американские ученые увезли все конверты к себе в Калифорнию, пометив те, на которые я воздействовала, и уже дома проявили все двенадцать кусочков пленки.

Тут кто-то из моих ученых друзей поинтересовался:

- А как вы проходили таможенный контроль? Не могло что-нибудь повлиять на исход опыта?

- О нет! - воскликнул американец. - Конверты мы держали вместе и при любой случайности они бы, конечно, все тут же засветились. И вот результат: все шесть кусочков пленки, которые не подвергались воздействию Джуны, оказались совершенно черными. А вот шесть других были засвечены! Да еще особым образом. На пленке (она была, кстати, для слайдов - цветной и обратимой) появились своеобразные следы в форме небольших кружочков. При этом центр круга был совершенно белым, а от него как бы отходили лучи...

- По всему куску пленки?

- Да, почти по всему куску пленки... Окраска была такой: вокруг белого пятна - красные, розовые, синие и голубые пятна.

Американцы объяснили, что у пленки, подобной выбранной ими, есть три уровня восприятия света. Если воздействие слабое, то проявляется лишь голубая или синяя окраска. Если воздействие сильное - красная. При очень сильном свечении появляется белая окраска. А в некоторых местах пленки засветка была такой интенсивности, словно бы пленку просто вскрыли на свету. "Мы обнаружили два способа засветки - пятнами и сплошь. Поскольку контрольные куски пленки так и остались полностью темными, вероятность того, что пленка засвечена не вами, Джуна, - сказал американский ученый, поворачиваясь ко мне, - равна нулю".

В конце нашей встречи кто-то из американцев, кажется Джеймс Хикман, заявил, обращаясь к моим друзьям:

- Я убежден, что не все люди обладают способностями, присущими Джуне. И лишь немногие из них могут эти способности ярко и убедительно продемонстрировать. Джуна все делает наилучшим образом и тем самым привлекает к проблеме внимание других людей... Джуна особенно ценна в том смысле, что ее возможности можно измерить. Для работы с ней годятся даже приборы, которые уже есть. Она - неоценимый объект для изучения...

Я, кстати, никогда и не отказывалась быть "объектом" исследований, лишь бы эти исследования побудили ученых поставить мой практический опыт на службу здоровью. А в ходе беседы с Майклом Мэрфи и его коллегами меня более всего привлекло понимание моей цели.

Впрочем, и сам Мэрфи нуждается в понимании. Ведь еще и в наше время некоторые ученые, в том числе и американские, считают, что люди, явно проявляющие свои скрытые возможности, - не более чем фокусники или шарлатаны. Так, американский профессор Дэвид Майерс в журнале "Сайенс дайджест" попытался даже доказать, что феномены, которых он по-старинному называет "медиумы", - все, как один, нечестные люди.

Встречались публикации подобного рода и у нас. Помню, уже после моего отъезда из Тбилиси, грузинский журнал "Цискари" напечатал пространную статью доктора медицинских наук К. Гегелашвили "Чудеса и чудотворцы". В этой статье "попало" и мне, и другим людям, обладающим способностями к исцелению, и моим "апологетам" - писателям и журналистам. Автор поспешил обвинить в развязывании "шумихи" даже академика Кобзарева.

С позиций философии автор статьи попытался дать бой "мистификаторам и лжецам всех времен", совершив далекий экскурс в историю. Он подробно рассказал о Людовике XVI и его супруге Марии-Антуанетте, их суеверии и увлечении фокусами графа Калиостро. Вспомнил он и Месмера, и Григория Распутина, и Иоанна Кронштадского. Опровергал не только "апологета теории биополя Спиркина", но и персонажа пьесы Льва Толстого "Плоды просвещения" Кругосветлова, "адепта медиумизма". Автор настойчиво подталкивал читателя к выводу, что "здоровые силы" всегда противостояли мистике и мистификаторам, пытался доказать, что понятие "метод" или "наука" по отношению к целительству ни в коем случае нельзя применить, не отступив при этом от материализма.

Я совершенно не собираюсь сейчас спорить с автором этой статьи. В 1983 году Реваз Джапаридзе достойно и тактично доказал ее несостоятельность в "Литературной Грузии" (№ 11), назвав свою публикацию "Нужно работать, чтобы объяснить эти явления". Речь поведу о другом. В той же статье Гегелашвили сообщалось, что "огромный авторитет Месмера обусловливал чрезвычайно высокую эффективность лечения больных, в особенности страдавших функциональными расстройствами нервной системы".

Как можно сейчас судить Месмера? Ведь метод автора теории "животного магнетизма" до нас не дошел. Но австрийский врач Месмер, лечивший, кстати, и руками, думаю, совсем недаром пользовался популярностью в восемнадцатом веке в Вене и Париже. И я никак не разделяю мнения о "закономерном исходе Месмера", как известно осужденного в 1784 году Парижской академией наук за шарлатанство и обман. Все случаи исцеления больных Месмером были названы результатом "воображения и подражания". Но ведь и я не убедила некоторых ученых, и я не раз слышала свое имя рядом с явно уничтожительным словом "мистика". Правда, вместо "воображения и подражания" сейчас употребляют "гипноз и внушение"... Но от этого, как говорится, не легче.

Встречалась я в те дни и с профессором, доктором философских наук И. Д. Панцхава. Он лечился у меня от болезни Паркинсона и попросил также воздействовать на аденому. Самочувствие его резко улучшилось, и видимо, этот факт заставил профессора задуматься о природе моего дарования.

Панцхава пришел к выводу, что дело тут не только и не столько в психотерапии, а "в более сложном явлении, которое непременно должно быть изучено". Вот что он написал в своем отзыве:

"Такое явление, как феномен Джуны, ни в коем случае нельзя игнорировать, а тем более считать каким-то мистическим, колдовским. Ведь писал же почти сто лет назад Фридрих Энгельс о сложности, неизученности такого явления, как психика. Он прогнозировал, что возможно наука раскроет, какие физико-химические, биологические, электромагнитные процессы происходят в нашем мозгу..."

И все же разговоры о мистике и шарлатанстве, честно говоря, основательно раздражали меня. Хотелось протестовать - и я бросила своим противникам "вызов", написав резкое стихотворение, которое заканчивалось строчкой:

"Я Джуна, а не Калиостро!"

В эти нелегкие для меня дни я и не подозревала, что академик Г. И. Марчук, тогда председатель Государственного комитета по науке и технике СССР, именно осенью восьмидесятого года нашел время ознакомиться с результатами моей работы и официально поручил ученым разобраться с феноменом Джуны; не знала, что одному из крупнейших институтов Москвы уже было дано официальное задание - подготовить специальную программу испытаний и измерений, которую мы потом назвали "изучение физических полей биологических объектов".

А пока я своей работой пыталась опровергнуть молву и досужие вымыслы о том, что лечу гипнозом или внушением. Думаю, что наиболее наглядно это можно увидеть на примере лечения косоглазия у детей.

Как известно, косоглазие относится к врожденным дефектам. Обычно родители пытаются начать лечить эту болезнь тогда, когда дети уже подросли. Вот почему процесс лечения косоглазия считается и длительным, и чрезвычайно трудным, и не всегда перспективным.

Ко мне приносили младенцев, приводили детей и постарше, иногда совсем подростков - я никому в лечении не отказывала. Тогда же разработала специальную методику устранения этого дефекта и знала, когда и как на косоглазие воздействовать.

Как это выглядит со стороны? Ко мне приносят маленького ребенка, и мне считанных минут достаточно, чтобы установить масштабы дефекта. Затем я, не прикасаясь руками к глазам ребенка, как бы поглаживаю его симпатичное розовое личико. Как правило, уже к седьмому сеансу заметно явное улучшение. После нескольких повторных сеансов счастливые родители так и этак показывают своего малыша:

- Полюбуйтесь! У него теперь глаза, как у всех!

Я обычно говорю, что даже лучше, чем у всех. Мне удается избавлять людей от дефектов или недугов куда более серьезных и сложных. Но о результатах излечения именно косоглазия рассказываю здесь намеренно.

Ведь в этом случае эффект от лечения руками, как говорится, налицо. Давно доказано, что дети в младенческом возрасте не поддаются внушению или гипнозу. А воздействие такого рода на кривизну глаз и вообще исключается. Известно также, что косоглазие само собой ни у кого еще не проходило. Значит, вывод однозначен: воздействие нельзя назвать ни психогенным, ни психотерапевтическим.

Я лечу руками. Я - Джуна, а не Калиостро!

Первый год моего пребывания в Москве, такой яркий и такой трудный, я решила завершить по-своему и снова пошла в поликлинику, где мне выделили группу больных для широкого эксперимента. На этот раз это была городская поликлиника № 36 Фрунзенского района.

Начала я опять с самого простого - диагностирования. Мне предоставили кабинет - обычную комнату с кушеткой и ширмой. Но они-то как раз мне и не были нужны. Ни укладываться на кушетку, ни снимать одежду я никому не предлагала. Как обычно, прием вела молча, без всякого выслушивания, простукивания и других чисто врачебных приемов. Да и фамилиями или возрастом своих пациентов не интересовалась. Просто слушала свои руки, ставя очередному больному диагноз.

Врачи поликлиники уже немало знали о каждом больном и вели тщательную историю его болезни. По договоренности, ни с их диагнозами, ни с историями болезней я не знакомилась. За два-три часа передо мной проходили десятки людей.

И вот отчет, подписанный руководством поликлиники.

"За указанный период Д. Давиташвили принято с целью диагностики 43 человека, предварительно обследованных в различных лечебных учреждениях. Совпадение клинического диагноза и поставленного Д. Давиташвили составило 97,3 процента. Необходимо отметить, что при этом у 49,7 процента больных ею были определены дополнительные (сопутствующие) заболевания, что в дальнейшем, при поликлиническом обследовании было подтверждено в 86,9 процента".

"Что ж, совсем неплохо, Джуна", - сказала я себе, прочитав эти строки отчета.

Но это была лишь оценка моих способностей к диагностике. А само лечение?

"Лечение биополем (коррекция биополя пациента) было проведено 31 больному с различными нозологическими формами, из них была выделена группа больных в количестве 16 человек с функциональными и начальными органическими поражениями нервной и сердечно-сосудистой систем".

Остались у меня и фотографии на память. Вот я среди больных, а они, как космонавты, сидят в креслах, обвешанные множеством разных приборов, на голове и на руках у каждого укреплены приборы и датчики... Лечебно-диагностический центр располагал обычной поликлинической аппаратурой. Врачи вели запись состояния больного до контакта со мной, во время, как они пишут, "биомассажа" и через несколько минут после процедуры. Подробное обследование проводилось также спустя три дня после моего воздействия, некоторых больных приглашали для проверки и через семь дней. Возраст больных - от 16 до 65 лет. Общее количество их планировалось 102 человека, но пришлось принять больше.

Запись велась электрокардиографами, электроэнцефалографами, пульсографами и реографами.

Взглянем на приборы после окончания сеансов лечения.

"У 40 процентов больных выявились в результате воздействия отчетливые изменения ЭКГ в сторону улучшения: у одних ЭКГ нормализовалась, у других стала реже частота сердечных сокращений. У 35 процентов больных результаты зафиксированы умеренные".

Подписав отчет, который был назван "предварительным сообщением", заведующий лечебно-диагностическим центром Фрунзенского района В. И. Вашкевич и главный врач поликлиники А. М. Кулбасов не поскупились на самые смелые выводы:

- Существование биополя доказано!

- Факт воздействия Джуны реален, но пока необъясним.

- Нужно продолжить исследования не на общественных началах, а имея специально созданную лабораторию и необходимую аппаратуру...

Вся работа была проведена с 17 ноября по 31 декабря. В канун Нового года последним моим пациентом был внепрограммный десятилетний мальчик, страдающий пороком сердца.

- Тетя Джуна, - говорил он мне, волнуясь, - когда я вчера шел к вам, у меня пульс был 110, а когда уходил - 64. И лицо стало румяным. А таким оно у меня бывает только по утрам, когда я делаю лечебную гимнастику... С Новым годом вас, тетя Джуна! - сказал он уже у порога кабинета и радостно улыбнулся.

Стоило жить и бороться ради улыбки хотя бы одного этого ребенка!

А у новогодней елки в своей квартире я вдруг подумала, что, несмотря на неудачи, первый свой московский год не потеряла даром. Мне удалось поработать вместе с медиками в трех столичных поликлиниках, не считая обследований и предварительных опытов в научных институтах. Практические врачи признали, что я действительно диагностирую и лечу, что мои способности - реальность, требующая научного объяснения и изучения.

Если Джуна все-таки существует и наука этого факта не опровергла, значит, она может продолжать свой путь... И пожелания исполнения всех моих надежд, которые я слышала в длинную новогоднюю ночь от друзей, были полны для меня сокровенного смысла: я так хотела верить, что новый год принесет мне удачу...