Глава 16. Воздействие революции а) сельское хозяйство 1 page

Та первенствующая роль, которую Ленин отвел в экономической части своих Апрельских тезисов аграрному вопросу, была оправдана всеми последующими событиями, хотя в то время Ленин – единственный среди большевиков – сознавал его исключительную важность. Крестьянство в то время представляло еще неизвестную величину, и в апреле 1917 г. Ленин дал своим последователям чрезвычайно осторожную оценку перспектив на будущее.

"Мы хотим, чтобы крестьянство пошло дальше буржуазии, чтобы оно взяло землю у помещиков, но сейчас еще о его будущем поведении ничего сказать определенно нельзя.

...Не позволительно пролетарской партии возлагать теперь надежды на общность интересов с крестьянством. Мы боремся за то, чтобы крестьянство перешло на нашу сторону, но оно стоит, до известной степени, сознательно на стороне капиталистов" [1].

В политическом отношении Ленин был прав, полагая, что партия социал-революционеров с буржуазией не порвет; и крестьянство все еще льнуло к эсерам как к своим традиционным защитникам. Отвоевать его, заставив изменить этой верности, было условием успеха в достижении большевиками руководства в революции. Следовательно, помимо борьбы Советов против Временного правительства – которую искренне и последовательно вели большевики и с колебаниями без всякого энтузиазма поддерживали действовавшие на два фронта эсеры, – большевики участвовали и еще в одной борьбе, против эсеров за поддержку крестьянства. Эта проблема играла свою роль во всех политических расчетах и маневрах периода между Февральской и Октябрьской революциями.

Ход аграрной революции в России послужил иллюстрацией ленинского принципа, что путь к социализму "покажет лишь опыт миллионов, когда они возьмутся за дело". Надежды и возбуждение, порожденные Февральской революцией, породили

новые вспышки крестьянских волнений во многих частях России. Трудно отыскать точные сведения, которые давали бы возможность судить о природе и масштабах происходившего. В конце апреля 1917 г. Ленин отметил, что "крестьяне уже захватывают землю безвозмездно или платят четверть аренды" и что в Пензенской губернии "крестьяне берут помещичий инвентарь". Тот факт, что подобные случаи действительно получили широкое распространение [2], подтверждают непрерывные призывы к крестьянам со стороны Временного правительства и его сторонников подождать решений Учредительного собрания. Ответом Временного правительства на эти беспорядки был указ о создании иерархии комитетов по разработке путей осуществления аграрной реформы, которая могла быть проведена в законодательном порядке только на заседании Учредительного собрания; в числе созданных были всенародно избиравшиеся волостные земельные комитеты, уездные, губернские и, наконец, в центре этой иерархии – Главный земельный комитет. Таким образом, вся эта структура была аналогична структуре Советов, однако крестьянские Советы находились еще в зачаточном состоянии и существовали совершенно вне сферы деятельности правительственных органов. Автором этого указа был министр сельского хозяйства Временного правительства, который принадлежал к партии кадетов и в принципе поддерживал национализацию земли при выплате компенсации ее владельцам. Позднее земельные комитеты были захвачены эсерами и превратились в важный инструмент их политики.

Тем временем собравшаяся в конце месяца Апрельская конференция большевистской партии приняла по аграрному вопросу резолюцию, которая воплотила политику, намеченную в Апрельских тезисах. В ней выдвигалось требование конфискации всех помещичьих, церковных и государственных земель, немедленной передачи всех земель "в руки крестьянства, организованного в Советы крестьянских депутатов или в другие, действительно вполне демократически выбранные... органы местного самоуправления", а также национализации всей земли как собственности государства, которое должно будет передать право ее распределения в руки местных демократических органов. В докладе на конференции Ленин настаивал, чтобы пункт, предусматривавший передачу земли организованному крестьянству, предшествовал пункту, где говорилось о ее национализации, мотивируя это тем, что "для нас важен революционный почин, а закон должен быть его результатом" [3]. Это было ключом к появлению в этой резолюции единственного нового пункта. В противоположность сторонникам Временного правительства, призывавшим крестьян вступать в "добровольное соглашение с помещиками" и пугавшим их карами за "самоуправство", большевистская резолюция советовала крестьянам "брать землю организованно, отнюдь не допуская ни малейшей порчи имущества и заботясь об увеличении производства".

Большевики, таким образом, оказались единственной партией, благословившей крестьянскую революцию на осуществление насильственной экспроприации помещиков. Это был первый шаг в длительной и терпеливой кампании с целью добиться поддержки крестьянства. Положение, что крупномасштабное сельское хозяйство представляет собой существенную составную часть социализма, было признано в Апрельских тезисах в форме предложения превратить большие помещичьи имения в "крупные образцовые хозяйства, которые бы велись на общественный счет". Выступая вскоре после этого в "Правде", Ленин снова представил обоснованную формулировку большевистской позиции по этому вопросу.

"Мы не можем скрывать ни от крестьянства, ни тем более от пролетариев и полупролетариев деревни, что мелкое хозяйство, при сохранении товарного хозяйства и капитализма, не в состоянии избавить человечество от нищеты масс, – что надо думать о переходе к крупному хозяйству на общественный счет и браться за него тотчас, уча массы и учась у масс практически целесообразным мерам такого перехода" [4].

Однако до тех пор, пока крестьянская революция все еще оставалась делом будущего, это представлялось чем-то вроде отдаленного идеала, а в бурной атмосфере, когда важнее всего было определение революционной тактики, подобное предложение, не имевшее непосредственного отношения к делу и к тому же не обладавшее никакой притягательностью для крестьянина, легко отходило на второй план. В заключительном положении резолюции "пролетариям и полупролетариям деревни" рекомендовалось добиваться "образования из каждого помещичьего имения достаточно крупного образцового хозяйства, которое велось бы на общественный счет Советами депутатов от сельскохозяйственных рабочих под руководством агрономов и с применением наилучших технических средств" [5].

Апрельский кризис Временного правительства совпал по времени с большевистской партийной конференцией. Он завершился отставкой Милюкова и образованием коалиционного правительства, в котором приняли участие все, за исключением большевиков, социалистические партии, а лидер эсеров Чернов стал министром сельского хозяйства. В результате этой перемены на эсеров свалилась вся ответственность за аграрную политику правительства, включая и решение ничего не предпринимать до созыва Учредительного собрания, и это дало шанс большевикам. Широкое распространение беспорядков по всем сельским местностям отчетливо показывало то, что стало теперь совершенно явным и легко распознаваемым различием между аграрной политикой большевиков и коалиционных партий. Когда в мае 1917 г. в Петрограде собрался Всероссийский съезд крестьянских депутатов, Ленин опубликовал в "Правде" открытое письмо к его делегатам, где свел все противоречия по аграрному вопросу к одной-единственной проблеме: "Следует ли поме-

шать крестьянам на местах немедленно брать всю землю, не платя помещикам никакой арендной платы и не дожидаясь Учредительного собрания, или не следует?" [6] И когда, десять дней спустя, Ленин сам обратился к съезду как главный большевистский делегат, вопрос о немедленном захвате земли крестьянами прочно занял центральное место в большевистском проекте резолюции и добрую половину выступления Ленина. Он защищал партию против обвинения в том, будто она сеет анархию:

"Анархистами называются те, которые отрицают необходимость государственной власти, а мы говорим, что она безусловно необходима и не только для России сейчас, но и для всякого государства, которое даже прямо бы переходило к социализму. Безусловно необходима самая твердая власть! Мы только хотим, чтобы эта власть была всецело и исключительно в руках большинства рабочих, солдатских и крестьянских депутатов".

Далее Ленин объявил себя защитником "сельско-хозяйственных наемных рабочих и беднейших крестьян", чьи нужды нельзя удовлетворить за счет простой передачи земли "народу". Прежде всего, было необходимо, чтобы беднейшие крестьяне объединились, образовав "отдельную фракцию или отдельную группу" во всех крестьянских организациях. Во-вторых, каждое крупное помещичье имение – Ленин подсчитал, что их число составляет 30 тыс., – должно быть превращено в образцовое хозяйство "для общей обработки их совместно с сельско-хозяйствен-ными рабочими и учеными агрономами". Ленин вновь подтвердил "социалистическое учение", что "без общей обработки земли сельско-хозяйственными рабочими с применением наилучших машин и под руководством научно-образованных агрономов нет выхода из-под ига капитализма". И вопрос этот отнюдь не доктринерский.

"...Крайняя нужда для всего русского народа стучится в дверь. Эта крайняя нужда заключается в том, что по-старому хозяйничать нельзя. Если мы будем сидеть по-старому в мелких хозяйствах, хотя и вольными гражданами на вольной земле, нам все равно грозит неминуемая гибель.

...Хозяйство на отдельных участках, хотя бы "вольный труд на вольной земле" – это не выход из ужасного кризиса... Необходимо перейти к общей обработке в крупных образцовых хозяйствах" [7].

На этом съезде, где полностью доминировали эсеры, большевики составляли незначительное меньшинство. Однако этот случай знаменовал одну из стадий в процессе вбивания клина между массами крестьянства и их эсеровскими заступниками. Эсеры не сдавали позиций и на своем III партийном съезде, прошедшем тотчас же вслед за крестьянским съездом, вновь подтвердили свое осуждение попыток захватить землю или предвосхитить решения Учредительного собрания.

Серия съездов, проходивших один вслед за другим в Петрограде летом 1917 г., вынудила связанных своим участием во Вре-

менном правительстве эсеров все более и более явно обнаруживать свои истинные позиции. На собравшемся в середине июня I Всероссийском съезде Советов эсеры составляли большинство, и принятая им резолюция по аграрному вопросу отражала в общих чертах программу этой партии. Земля должна быть "изъята из товарного обращения", что означало, что ее нельзя будет больше ни покупать, ни продавать. Право распоряжаться ею должно принадлежать "всему народу" и осуществляться через "демократические органы своего самоуправления". Право пользователей земли, "как индивидуальных, так и коллективных", должно быть гарантировано "специальными юридическими нормами на началах общегражданского равенства" [8]. К тому времени, конкурируя с крестьянскими Советами [9], была успешно построена целая пирамида земельных комитетов; она-то и стала главной опорой структуры, которую планировали осуществить эсеры. Для обеспечения "скорейшей и окончательной ликвидации всех пережитков крепостного строя, сохранившихся в деревне, полного уничтожения всех кабальных отношений", а также для осуществления общего надзора за проведением аграрной политики предполагалось создать выборные волостные комитеты, подчиняющиеся через промежуточные органы находящемуся в Петрограде Главному земельному комитету [10]. Предложение о национализации и уравнительном распределении земли – напоминавшее о проповедовавшемся старыми народниками призыве к "черному переделу" – было хорошо рассчитанным шагом, направленным на умиротворение крестьянской общественности. Однако общий результат оказался негативным из-за настойчивого осуждения эсерами как членами Временного правительства захвата земли крестьянами до созыва Учредительного собрания. Ленин быстро осознал как общую популярность эсеровской программы, так и содержавшуюся в ней одну роковую ошибку.

Следующий этап был достигнут в августе 1917 г. К этому времени быстро созревала революция. Начиная с июльских дней Ленин и другие ведущие большевики либо скрывались, либо были арестованы. В городах и деревнях быстро нарастали беспорядки [11], весь правительственный аппарат трещал под напором нового кризиса. В середине августа журнал находившегося под контролем эсеров Всероссийского крестьянского съезда опубликовал то, что получило название "Примерный наказ" (составленный на основании 242 наказов, доставленных депутатами I съезда). Суть этих предложений была хорошо знакома. Они включали экспроприацию помещичьих имений, запрет на применение наемного труда, запрещение купли и продажи земли, "уравнительное распределение земли... смотря по местным условиям, по трудовой или потребительской норме" [12], и периодическое перераспределение, которое должно осуществляться органами местного самоуправления. Ленин, который теперь был уверен, что момент захвата власти близок и что, как только это

произойдет, сразу же начнется переход революции к своей социалистической стадии, принял решение взять новую тактическую линию. Он заявил, что "Примерный наказ" сам по себе приемлем в качестве программы: "самообман социалистов-революционеров и обман ими крестьянства" состоят в том теоретическом положении, будто эту программу можно осуществить без свержения капиталистического режима. До сих пор Ленин рассматривал национализацию земли как часть программы буржуазной революции. Теперь он утверждал, что поскольку значительная часть земель заложена в банках, то о конфискации можно всерьез думать лишь тогда, когда "революционный класс революционными мерами сломил сопротивление капиталистов". 242 наказа могут быть воплощены в жизнь только тогда, когда под руководством пролетариата и в союзе с крестьянством будет объявлена беспощадная война против капитализма.

"Тогда, – утверждал в заключение Ленин, – наступит конец государству капитала и наемному рабству. Тогда начнется царство социализма, царство мира, царство трудящихся" [13].

Таким образом, Ленин позаимствовал целиком аграрную программу, объявленную эсерами, сделав одну существенную оговорку, что все это может быть осуществлено только как часть революции против буржуазного капитализма, пролетарской революции, которая вот-вот должна была начаться.

Ленинская статья о "Примерном наказе" – написанная им в своем убежище в Финляндии и опубликованная в полулегальном партийном журнале "Рабочий", заменившем временно прекратившую издаваться "Правду", – не привлекла широкого внимания и была забыта в вихре революции. То, что Ленин сделал сразу же после того, как произошла революция, оказалось сюрпризом не только для его противников, но и для многих его сторонников. Двумя самыми жгучими проблемами, которые должны были определить отношение к революции значительной массы населения, а именно крестьян, были вопросы о войне и о земле. Решающее значение имели два декрета, представленные на рассмотрение и единодушно одобренные происходившим 26 октября – 8 ноября 1917 г. II Всероссийским съездом Советов, – так называемые Декрет о мире и Декрет о земле. Декрет о земле был краток. Он провозглашал уничтожение всякой частной собственности на землю; все помещичьи, монастырские, церковные и удельные земли передавались "в распоряжение волостных земельных комитетов и уездных Советов крестьянских депутатов, вплоть до Учредительного собрания". В том, что касается конкретного осуществления этих мероприятий, был целиком и без изменений принят выдвинутый эсерами в августе "Примерный наказ". Ленин охарактеризовал его в своей речи как "выражение безусловной воли огромного большинства сознательных крестьян всей России.[14] Мелкие землевладения трудящихся крестьян и казаков конфискации не подлежали".

Это был один из самых хитроумных политических шагов Ленина – рассматривать ли его как средство завоевания популярности среди крестьянства или как прелюдию к более координированным действиям, направленным на то, чтобы расколоть и ослабить эсеров как основную политическую силу в российской деревне.

Теоретически Ленин оправдывал этот шаг, основываясь на двух различных причинах. Вначале он отстаивал его как теоретическую необходимость, подчинение воле большинства, даже при отсутствии согласия с его правотой, в надежде, что опыт научит мудрости. Это соответствовало той точке зрения, что революция находилась еще на своей демократической стадии и пока не созрела для перехода к полной социалистической программе. Когда этот декрет был представлен на рассмотрение, съезда и раздавались протестующие голоса, что он создан эсерами [15], Ленин ответил:

"Не все ли равно, кем он составлен, но, как демократическое правительство, мы не можем обойти постановление народных низов, хотя бы мы с ним были не согласны. В огне жизни, применяя его на практике, проводя его на местах, крестьяне сами поймут, где правда... Жизнь – лучший учитель, а она укажет, кто прав, и пусть крестьяне с одного конца, а мы с другого конца будем разрешать этот вопрос" [16].

А три недели спустя, когда произошел раскол эсеров и была создана коалиция с левой группой, Ленин заявил, что при голосовании "таких вопросов, которые касаются чисто-эсеровских пунктов земельной программы, утвержденной II Всероссийским съездом Советов, большевикам следовало бы воздержаться"; и в качестве примера такого рода особых "эсеровских пунктов" Ленин привел пункт об "уравнительном землепользовании и переделах земли между мелкими хозяйствами" [17]. Одновременно с этим Ленин вновь возродил к жизни довод – впервые выдвинутый им в августе того же года, когда он приветствовал "Примерный наказ", – что эта эсеровская программа сама по себе верна, но только в рамках социалистической революции. Таким образом, теперь Ленин предлагал Всероссийскому съезду крестьянских депутатов признать, что "осуществление полностью всех мероприятий, составляющих закон о земле, возможно только при успехе начавшейся 7 ноября (25| октября) рабочей социалистической революции", и провозгласить, что он "всецело поддерживает революцию 7 ноября (25 октября) и поддерживает ее именно как революцию социалистическую" [18]. В течение всего этого времени вопрос о необходимости развития крупномасштабных земледельческих хозяйств, на которой столь решительно настаивал Ленин шесть месяцев назад,, был незаметно отведен на второй план.

Практические результаты всех этих теоретических дискуссий, возможно, были не так уж велики. Уже в сентябре 1917 г. Ленин отметил, что "всюду разливается широкой рекой кресть-

янское восстание" [19]. Октябрьская революция сломала последние запруды, которые еще сдерживали этот поток. Теперь уже с призывом свергнуть ярмо выступила не просто одна из революционных партий, а самозванное правительство. "Совет народных комиссаров, – гласило одно из самых первых заявлений, – призывает крестьян самих брать всю власть на местах в свои руки" [20]. Однако победа революции быстро породила противоречие между продолжением революционного процесса до тех пор, пока не будет окончательно завершено разрушение старого порядка, и тем организационным процессом, который был необходим для установления и укрепления нового порядка. В течение шести месяцев, последовавших сразу же за свершением Октябрьской революции, борьба, вытекавшая из этого противоречия, прошла две следовавшие одна за другой, хоть и связанные между собой, фазы. На первой – вопрос сводился к тому, будет ли процесс захвата крестьянами помещичьих имений и дальше развиваться в соответствии с моделью начавшегося еще до революции крестьянского бунта или он будет проводиться упорядочение и организованно, как то предписывали новые революционные власти [21]. Для второй фазы было характерно возрождение основного конфликта между индивидуалистическими течениями эсеровской политики и коллективистскими тенденциями большевиков. Этот конфликт, который принимал различные формы, был на время приостановлен принятием большевиками эсеровской программы в Декрете о земле и последующей коалицией с левыми эсерами, однако он быстро возродился, как только возникла необходимость решать конкретные вопросы аграрной политики, и достиг критической точки, когда левоэсеровские члены правительства подали в отставку после Брест-Литовска.

Форма противоречия между насильственным или упорядоченным захватом земли крестьянами определялась отчасти случайностью, связанной со спецификой местных условий, а отчасти же – той быстротой, с которой в общем и целом устанавливалась в данном районе Советская власть. Там, где ход событий различался не только от губернии к губернии, но и от деревни к деревне, сведения весьма фрагментарны и порой носят противоречивый характер. Похоже, что наиболее высокий уровень порядка и организованности при захвате земли превалировал там, где сельское хозяйство было более развитым в техническом отношении; это было характерно для районов, где культивировали сахарную свеклу – как, например, для некоторых областей Западной Украины и Подолья – или было налажено широкомасштабное производство зерна на экспорт. Здесь сельское хозяйство уже велось на капиталистической основе и было большое количество безземельных сельскохозяйственных рабочих, которые быстро смогли обеспечить организованное руководство [22]. В общем и целом процесс захвата земли проходил наиболее упорядочение в тех расположенных вблизи центра губерниях, где

быстрее всего была установлена Советская власть и где наиболее – широко ощущалось влияние центральных властей. В отдаленных районах вся зима 1917/18 г. прошла в условиях анархии и беспорядков, и процесс захвата имений крестьянами сопровождался, как правило, насилием и разрушениями [23]. Это различие приобрело особенно большое значение во время гражданской войны, когда советские вооруженные силы действовали главным образом в тех районах, где аграрная революция была завершена довольно быстро и определенные мероприятия, направленные на упорядочение управления, обрели уже более или менее солидные традиции, в то время как области, где преобладали наиболее анархические настроения и аграрная борьба велась в наиболее яростных и ожесточенных формах, лежали за пределами "белой" линии. Однако протекал ли этот процесс захвата упорядочение или сопровождался насилием – почти целиком зависело от людей на местах; влияние центральных властей здесь если и сказывалось, то весьма незначительно. "Дело ликвидации помещичьего строя осуществляли крестьянские массы, органы на местах, – вспоминал впоследствии первый народный комиссар земледелия, – и они являлись там настоящим аппаратом Народного Комиссариата Земледелия" [24].

Вторая фаза, которая частично совпадала по времени с первой, была связана с разделом земли после того, как уже прошел процесс национализации или захвата, и сопровождалась резким обострением противоречий между большевиками и их эсеровскими союзниками. Большевики и эсеры находились в искреннем согласии между собой в том, что касалось экспроприации без выплаты компенсации бывшим землевладельцам. До тех пор пока именно этот вопрос оставался главным, интересы всех крестьян совпадали. Но как только это оказалось достигнутым, у различных категорий крестьянства появились свои цели и амбиции. И здесь-то в общем и целом эсеры взяли сторону относительно зажиточных и благополучных крестьян, которые индивидуально или объединившись в коммуны возделывали свои собственные земли, а большевики выступили защитниками интересов бедных крестьян, либо вообще безземельных, либо имевших такие мизерные наделы, которые не могли их прокормить, если они не нанимались на работу к другим. Это различие уже до некоторой степени проявилось в столкновении между эсерами и большевиками по вопросу об организованной или "стихийной" передаче земли крестьянам. Бедные и безземельные крестьяне чаще принимали участие в сопровождавшихся насилием революционных захватах помещичьих имений, чем более процветающие крестьяне, опасавшиеся, что в случае распространения стихийных взрывов крестьянских волнений могут пострадать и их собственные небольшие владения. В этом смысле эсеры – и особенно правые эсеры – были менее революционной партией, чем большевики, и были аналогичны меньшевикам, представлявшим квалифицированные группы городских рабочих.

История аграрной политики в период между октябрем 1917 г. и июнем 1918 г. выразилась, во-первых, в расколе между правыми и левыми эсерами, последние из которых отстаивали интересы более угнетенных слоев крестьянства, чем первые, а затем и в расколе между левыми эсерами и большевиками – единственными, кто был готов довести до завершения радикальную политику поддержки бедняков против кулаков.

Заимствование большевиками основных частей эсеровской аграрной программы было облегчено тем фактом, что программа эта содержала несколько пунктов, которые были предметом различных интерпретаций даже среди самих эсеров. Когда включенный в большевистский Декрет о земле от 26 октября/8 ноября 1917 г. эсеровский "Примерный наказ" определил смысл принципа уравнительного использования земли, сведя его к уравнительному распределению земли среди тех, кто на ней работает, "по трудовой или потребительной норме", он обошел наиболее явное из этих разногласий. Однако при этом оставался открытым вопрос, будет ли такое равенство рассчитываться на основании количества тех, кто действительно работает, – и если так, то будут ли сюда включаться как полноправные работники женщины и подростки – или на основе числа едоков, включая сюда детей, стариков и немощных?

В основе первой из альтернатив лежала концепция, что каждый имеет право на такое количество земли, которое он в состоянии действительно обрабатывать, вторая же основывалась на предпосылке, что каждый вправе иметь столько земли, сколько необходимо, чтобы прокормить себя и свою семью! Каждая из этих концепций была сама по себе вполне обоснованна, и каждая была прочно укоренена в революционной традиции, однако меду собою они отнюдь не совпадали; более того, не было никакой гарантии, что повсюду окажется достаточно земли, чтобы удовлетворить хотя бы одно из этих идеальных требований. Этот вопрос так никогда и не превращался в официальный предмет разногласий между эсерами и. большевиками, поскольку не существовало однозначного и признаваемого обеими сторонами ответа на вопрос, какой категории крестьян должно было бы оказываться предпочтение при различных вариантах решения этой проблемы. Однако поскольку этот вопрос должен был решаться местными властями, все зависело от их характера и склонностей.

Второе расхождение в интерпретации касалось толкования положения "Примерного наказа", что земельные участки с "высококультурными хозяйствами: сады, плантации, рассадники, питомники, оранжереи и т.под.", – а также конские заводы и племенные скотоводства должны быть переданы в "исключительное пользование государства или общин, в зависимости от размера и значения их". И здесь большевики – которые в принципе выступали за широкомасштабное земледелие и централизованный контроль – должны были скорее всего в долгосрочной

перспективе занять позицию, отличную от эсеровской, как по вопросу о том, что именно должно включаться в категорию "высококультурных хозяйств" – должны ли они, в частности, включать все земли, отведенные под такие "промышленные" культуры, как сахарная свекла, лен и хлопок, – так и относительно того, какого рода власти должны на практике заниматься их управлением.

Третье, и наиболее существенное, расхождение касалось того, какие именно земли должны были подлежать распределению. Вообще-то в "Примерном наказе" вроде бы ясно давалось понять, что крестьянские наделы наряду с помещичьими имениями должны были объединяться в общий фонд, подлежащий последующему "уравнительному" распределению – исключение составлял лишь, как там заявлялось, "инвентарь малоземельных крестьян". Однако, когда этот вопрос начал обретать конкретное содержание, правые эсеры, представлявшие интересы зажиточных крестьян, начали отступать с этих позиций, заявляя, что земля, которая уже находится в индивидуальном или коллективном крестьянском владении, должна оставаться в неприкосновенности и что принцип уравнительности применим лишь постольку, поскольку это касается распределения между бедными или безземельными крестьянами конфискованных помещичьих имений [25]. Здесь интересы различных категорий крестьянства оказались абсолютно несовместимыми; и именно в результате удара об эту самую скалу и произошел основной раскол сначала между правыми и левыми эсерами, а потом и между левыми эсерами и большевиками. Тем временем – поскольку столь многие жизненно важные пункты оставались в этом декрете открытыми и подлежали конкретному толкованию на местах – преобладающее значение приобрел контроль волостных земельных комитетов, на которые было возложено исполнение декрета, а этот контроль в то время в подавляющем числе случаев оставался в руках эсеров. Взаимоотношения между земельными комитетами и Советами крестьянских депутатов, которые Ленин, обращаясь к делегации крестьян, подчеркнуто назвал "полномочными органами государственной власти на местах" [26], были окутаны конституционной дымкой, характерной для большинства законодательных актов и заявлений этого периода.

Ситуация была слишком щекотливой, чтобы большевики – чья независимая власть в деревне была еще незначительной – могли позволить себе порвать с эсерами; так что, когда Главный земельный комитет, который контролировался правыми эсерами, обнародовал 31 октября/13 ноября 1917 г. заявление, где содержался отказ признать юридическую силу Декрета о земле, никаких акций против него предпринято не было [27]. Когда несколько дней спустя подал в отставку народный комиссар земледелия Милютин, то Ленин, уже нащупывавший пути к тому, чтобы добиться раскола между двумя крылами эсеров, предло-