Тройка мчится к яру

В комнате сидел лопоухий мужичок лет пятидесяти.

— Садитесь, ребята. Можете поесть, вы же тут с 8 часов проказничаете, — он сделал паузу и, с выражением глубокой задумчивости на лице, достал из кармана сигареты.

— Курите? — спросил мужичок, и протянул пачку «Kent».

— Сам кури, мне мама не разрешает, — почему-то грубо ему ответил ему Пятоев.

Сотрудник отдела по борьбе с международной преступностью шутку принял и перешел к делу:

— Ребята, вы пока меня прослушайте, а потом, что непонятно, спросите.

— Это что, допрос? — спросил Рабинович.

— Да что вы, ребята, — замазал руками мужичок, — в Союзе это называлась профилактическая беседа. Вы меня просто послушайте, а потом сами решайте, что делать будете.

Кокос был убит в 8 часов 47 минут, а к 11.30 мы на вас уже вышли. К 14.00 получили санкцию на вашу разработку. А теперь поподробнее. Вы же здесь целый день прыгаете, подробностей не знаете, а от любопытства, я думаю, сгораете. Как было дело, я вам расскажу точно, свидетелей было много.

И из его рассказа следовало следующее. Кокос стоял возле входа в школу с двумя друзьями. В 8.40 прозвенел звонок. На перемену, как обычно, несколько десятков подростков вышло за ворота школы. К Кокосу подошел Ахмед, и они о чем-то начали беседовать. Почти одновременно с Ахмедом к ним подошел неизвестный. Он был одет в черные джинсы и майку с надписью кириллицей «ВОЗДУШНО-ДЕСАНТНЫЕ ВОЙСКА», голубые буквы на белом фоне. Роста неизвестный был выше среднего, телосложения атлетического. Незагорелый блондин, наверняка русский. Это отметили двое детей, независимо друг от друга, оба в Израиле совсем недавно. Вряд ли они ошиблись. Он сказал Кокосу что-то, максимум две-три фразы. Кокос и его знакомые почти одновременно попробовали его ударить, но все трое отлетели в разные стороны. У одного из них, кстати, сломана ключица. Ахмед в драке не участвовал. Просто стоял и смотрел. Кокос упал, но тут же вскочил на ноги, отошел на пару шагов назад и выстрелил в неизвестного. Но не попал. Неизвестный, несомненно, имеет навыки уличного боя. Он прыгнул вправо к стене, потом неожиданно оттолкнулся от стены школы и прыгнул влево и вперед. Пуля попала в стену, в то место, где он должен был бы быть, если бы не совершил второй прыжок. Кокос замешкался от неожиданности со вторым выстрелом. Неизвестный, лежа на земле перед Кокосом, ударил его ногой по передней поверхности голени. Сильно ударил, Кокос взвыл от боли. Место это очень болезненное. От сильного удара человек может впасть в шок. После чего неизвестный в прыжке встал на ноги и сразу ударил ногой Кокоса в голову. Кокос снова выстрелил, но пуля ушла вверх. После чего Кокос упал и, через несколько минут, скончался. Второй выстрел он произвел, уже будучи смертельно раненным. Неизвестный схватил с земли пистолет и скрылся.

В 8.53 поступает первый звонок с сотового телефона в полицию. На допросе Ахмед поведал следующее. Встречался он с Кокосом возле ворот школы во время перемены, место и время очень удобное, бегает много подростков, появление Кокоса и Ахмеда, оба чуть старше 20-ти, внимания не привлекали. Ахмед подходил, естественно, без наркотиков, перебрасывался несколькими фразами с Кокосом, после чего Кокос подходил к машине, где сидели братья Ахмеда, брал наугад пакетик с героином и вводил себе дозу. Таким образом, он проверял качество товара, после чего звонил по сотовому телефону своим помощникам, и те передавали деньги Ахмеду. Ахмед звонил братьям, и те разрешали Кокосу выйти из машины. Клан Ахмеда и Кокос сотоварищи друг другу не доверяли и правильно делали. Продавались наркотики 2–3 раза в неделю.

В вечерних новостях выражалось глубочайшее возмущение бездействием полиции в связи со стрельбой на школьном дворе, но следствие умирало быстро, и должно было завершиться ничем в самом ближайшем будущем. Действия убийцы, несомненно, были в пределах необходимой самообороны. В случае его поимки дело явно не имело судебной перспективы, а поэтому и искать его смысла не было. Он, вроде бы, подобрал пистолет убитого, но это было в состоянии аффекта, в целях самообороны и т. д. и т. п., и, вне всякого сомнения, пистолет уже выброшен. Как профессионалы все прекрасно понимают, что дело, в сущности, закончилось. Мелкие торговцы наркотиками конфликтовали между собой, и один замочил другого. И Кокос и Ахмед были в полицейской картотеке, причем Кокос наглел день ото дня, сам употреблял героин и, по логике вещей, должен был или сесть, или погибнуть в блатных разборках. Что, собственно, и произошло.

То, что предумышленного убийства не было, было очевидно с самого начала. Первоначальная версия была такова — между командой Кокоса, которая контролировала поставку наркотиков, и какой-то другой группой (вероятно, это вновь образовавшаяся команда выходцев из России, на которую пока нет данных в полицейской картотеке) возник конфликт. С Кокосом просто хотели поговорить. Русские вычислили встречу, и один из них пытался начать беседу, возможно, чем-то угрожал Кокосу, тот схватился за пистолет, но к этому были готовы.

Но, по мере того как поступала информация, картина теряла ясность. Прежде всего, не было никакой русской команды, если бы она была, то ее бы нашли, хотя бы какие-то ее следы. Но их не было. Потом началась какая-то фантастика. Кокос принимал наркотики, и последнее время вел себя как психопат. На встречу с Ахмедом он приходил взвинченный, так как героин перед встречей не принимал, а кололся в машине братьев Ахмеда. Так он проверял качество товара. В тот день Ахмед запаздывал, и Кокос просто рассвирепел. Когда машина, наконец, появился, к Кокосу вдруг подошел русский и несколько раз повторил странную фразу: «Отстань от Юлии».

Телохранитель Кокоса, здоровенный парень, хотел дать незнакомцу по шее, но тут же отлетел в сторону. Кокос совсем сбесился и схватился за пушку. Дальнейшее известно. Юлией оказалась 15-летняя Юлия Рабинович, к которой Кокос грубо приставал на школьном дворе на глазах многих школьников. Возникло предложение, что Михаил Рабинович присутствовал на памятной встрече с Ахмедом с покойным Кокосом. Но, со слов дежурного офицера и многочисленных работников полиции, господин Маковецкий с 8 утра находился в полицейском участке, вел себя демонстративно, стараясь постоянно находиться в центре внимания. Было отдано распоряжение проверить все звонки, поступившие в течение дня на сотовый телефон. Звонков не было. Далее мы навели справки и подняли архивы. И вот что выяснилось.

В городе Пскове нежданно погибает некто, известный по кличке Витя Гарем. Витя занимался вербовкой девушек в России для занятия проституцией в Израиле, из-за чего и попал в поле зрении компетентных органов Российской Федерации. Вышеозначенные органы проводили совместно с международным отделом израильской полиции, который я представляю, совместную операцию по пресечению деятельности мафии «любви». И вот, когда мы были на завершающем этапе операции, Витю Гарема убивают, а архив мафии «любви», где указаны данные всех девушек, которые прошли через организацию Вити Гарема, исчез. Если бы архив был у нас в руках, мы бы нашли и допросили всех девушек. Каждая девушка дала бы какую-то информацию, но мы бы сложили мозаику и получили бы полную картину деятельности Вити Гарема и его израильских партнеров. Но со смертью Гарема и пропажей архива мы продолжим блуждать в потемках до бесконечности. Единственным лучом света в темном царстве для нас оставалась лишь информация, полученная от наших российских коллег. Информация эта гласила следующее. У Вити Гарема есть конкурент, некий псковский олигарх.

И вот мы получаем информацию из России: «К вам этот олигарх едет». Высокого гостя из Пскова мы окружили заботой и следили за каждым его шагом. Вскоре мы вновь получаем информацию от российских коллег: «Олигарха сопровождает киллер, убивший Гарема». При возвращении в России его бы немедленно арестовали, и он бы мог поведать много забавного и поучительного. Но где-то произошла утечка информации. Олигарх узнает, что его личного киллера ждут в Москве с нетерпением. И киллер исчезает. Зашел в одном русском ресторане в туалет и пропал. Как будто его смыло. Но что любопытно. В ресторане в тот вечер случайно встретились совершенно разные люди. Прежде всего, это сам киллер и псковский олигарх. И встречались они с господами Рабиновичем, Пятоевым и Шпрехшталмейстером. Пришлось заняться вплотную вышеупомянутыми господами. И что выяснилось. В первую очередь бросается в глаза то, что прибывшие в Израиль сразу после убийства Вити Гарема Пятоев и Шпрехшталмейстер имеют уж очень хорошую спортивную форму. Ну, прямо как телохранители какого-нибудь крестного отца, ей Богу. Далее, выяснилось, что господа Рабинович и Пятоев когда-то служили вместе в Советской Армии, участвовали в боевых действиях, и даже однажды господин Пятоев, рискуя жизнью, вынес раненого господина Рабиновича с поля боя. Вспомнили, Игорь Александрович? Чего вы так стесняетесь? Этот эпизод вас никак не компрометирует. Или вы не хотите афишировать свое близкое знакомство с господином Рабиновичем? Ну, не знакомы, так не знакомы. И вот два совершенно незнакомых атлетически сложенных человека, со своими чадами и домочадцами, поселяются на квартире Рабиновича. Далее, вышеупомянутый Рабинович устраивает незнакомцев на работу там, где он сам работает. Признаюсь честно, наш отдел заинтриговался. То есть зажегся любопытством. И час назад мы не сдержались и побеседовали с господином Шпрехшталмейстером. Знаете, иногда от неожиданности человек что-то и расскажет. Но это если он не имеет опыта общения с представителями правоохранительных органов. Но те, у которых этот опыт богат и разнообразен, самообладание в таких случаях не теряют. При этом на вопросы они не отвечают, так как считают случившееся тайными происками жидо-масонов и результатом заговора… И смотрят при этом на представителей правоохранительных органов чистым взором. И какой бы то ни было информации получить у такого человека положительно нет никакой возможности. Впрочем, и на старуху бывает проруха. Ну, так к чему это я все клоню? Ах, да. Осторожными надо быть, ребята. Мудрым и осторожным. И помнить, искреннее раскаяние имеет массу преимуществ. Как ваше мнение?

— Вы нас убедили, — с большим чувством сказал Рабинович, — как что-нибудь нарушим, обязательно сознаемся.

— Ну, как знаете, — сказал мужичок, — коли так, то до свидания.

— Пойдем, Миша, — добавил Пятоев, обращаясь к Рабиновичу — а то я не выдержу, заплачу.

По возвращении домой они встретили Шпрехшталмейстера в сумрачном расположении духа. Сегодня вечером он, вместе с Гришиным и Пятоевым, должен был участвовать в операции под названием «здравствуйте, я ваша тетя». Им предстояло навестить публичный дом «Алые паруса», и в дружеской беседе с руководством учреждения выяснить судьбу дочери Пятоева. Предварительно Гришин посетил «Алые паруса» в качестве выпившего клиента, где произвел там фурор спортивным телосложением и грубыми манерами. Потом он вместе с Пятоевым долго рисовали план учреждения, потешаясь над организацией его охраны. Но Шпрехшталмейстер наличие охраны воспринял тягостно, хотя вида не подал. Да вообще ему первый раз предстояло участвовать в вооруженном налете. Да тут еще этот странный разговор…

Из его рассказа следовало следующее. К нему подошли два человека, и предъявили какие-то удостоверения. На удостоверениях были их фотографии и еще какие-то символы, наверняка масонского содержания. И задавали они вопросы какие-то странные. Спрашивали, знаком ли я с псковским олигархом. Я ответил, что знаю гада хорошо и, при первой возможности, сделаю из него воздушного гимнаста упавшего на арену. Услышав это, они очень оживились и попросили уточнить детали. Тут я внимательно посмотрел на их рожи и понял, что это провокация. Интриги масонов. И я сказал им все, то думаю по этому поводу. В связи с этим я вспомнил одного закоренелого масона по фамилии Раппопорт, который работает в нашем цирке жонглером. Я ему тоже в лицо говорил, что думаю. А он, гад, когда у меня начались проблемы с потенцией и я у него попросил совета, предложил мне сделать обрезание. По его словам он черпает в этом силы. Он тогда только женился на Алле, она тоже в кордебалете танцует, вместе с моей Настенькой. Алла простая русская девушка, и я попросил ее рассказать мне все, как есть. Так она рассказала мне, что все это вранье. Действительно, жонглер Раппопорт домогался ее даже во время перерывов между выходами на арену, и, иной раз, она танцевала как пьяная, но никакого обрезания на самом деле нет. Врал, пархатый. Она даже побожилась. А я к тому времени обрезание себе уже сделал. Хотя сомнения у меня были. Зачем, думаю, укорачивать там, где надо удлинять? А потом вспомнил, что масоны так просто ничего делать не будут, и сделал. Вот незадача. И у тебя, Рабинович, небось, обрезания нет и в помине. Все вы одним миром мазаны.

— Только в болезненном воображении шпрехшталмейстера псковского цирка могла возникнуть шальная мысль об отсутствии обрезания на моем могучем теле, — с достоинством ответил Рабинович. — Событие всемирно исторического значения, к которым я смело отношу свое обрезание, произошло в Читинском окружном госпитале в преддверии сорок седьмой годовщины Великой Октябрьской социалистической революции, ближе к вечеру. Мой папа договорился с работающим в этом лечебном учреждении врачом-ухогорлоносом об операции. Функции ассистента в этой секретной военно-религиозной операции была доверена его верной медсестре-бурятке.

Военный ухогорлонос заявил, что он делает обрезание исключительно из идейных соображений, так как является потомственным служителем культа. Его предки на протяжении пяти поколений были дьяконами, и только на нём семейная традиция прервалась. Впрочем, идейные соображения не помешали ему принять в качестве гонорара полканистры чистого спирта, который изначально предназначался для защиты стекол в кабине самолета от обледенения.

Моя мама, за год до описываемого события окончила факультет логики и психологии Киевского университета и попыталась уговорить отпрыска династии дьяконов не принимать ни капли гонорара внутрь до окончания церемонии. Но и эта попытка соединить логику и психологию успехом не увенчалась.

Медсестра-бурятка, также принявшая активное участие в дегустации гонорара, выполняла свои функции идеально и вела себя в целом тихо. Если не считать того обстоятельства, что перед обрезанием она сняла халат, так как, по её мнению, изображенная на халате легкомысленная символика вооруженных сил могла осквернить торжественную и полную глубокого смысла церемонию обрезания.

Но произошедшее на её глазах и при её непосредственном участии таинство потрясло её бурятское сердце до основания. Под влиянием алкоголя она вспомнила, что её дедушка по материнской линии являлся активно практикующим ламой, что в данном случае означает не вьючное животное, обитающее в некоторых странах Латинской Америки, а наименование священнослужителя буддисткой религии. В связи с этим она пожелала исполнить бурятский народный танец под названием «Стужа сковала воды Байкала, но нерпа ныряет в прорубь».

Мой папа и ухогорлонос были за, моя мама была против. Я воздержался. И, в результате тайно проведенной демократической процедуры голосования, внучка ламы, из соображений нравственности не одевая халата, исполнила народный бурятский танец приуроченный к моему обрезанию. При этом она подложила под ноги плакат со спорным утверждением о том, что коммунизм победит. Потомок дьяконов аккомпанировал ей на полупустой канистре из-под спирта. Параллельно с этим он с чувством рассказывал, что высоко ценит медсестру-бурятку за то, что в быту она строго придерживается концепции Льва Толстого о непротивлении злу насилием. Об этом свидетельствует её манера подставлять правую ягодицу, когда её шлёпают по левой.

— Ну, что ты мне про себя, да про себя, — раздраженно сказал Шпрехшталмейстер, — вот ты расскажи мне конкретно, нужно ли было мне делать обрезание, или все само собой на место бы встало на место, как только я анаболики перестал принимать? Ведь это какая-то варварская, травмирующая ребенка процедура. Я считал, что евреи не дураки, но здесь все делается вне всякой логики. Там, где нужно прибавить, евреи отрезают.

— Ты правильно считаешь, что евреи не дураки, — постарался Рабинович развеять сомнения шпрехшталмейстера, — за это им всегда строжайше взыскивается. Необходимость проведения обрезания, и именно в семидневном возрасте, предписано нам суровой жизненной необходимостью. Если сделать обрезание в семидневном возрасте, то образуется ранка, которая зарастает через пять-семь дней. Но если обрезания не делать, то с годами у восьми процентов мужчин развиваются такие состояния, как фимоз и парафимоз. Мне бы не хотелось вдаваться в натуралистические подробности, люди, имеющие дело с проблемами духовной сферы, я имею в виду санитаров сумасшедшего дома, должны быть выше всего этого. Но вместе с тем мы не можем закрывать глаза и на то, что не леченные фимоз и парафимоз приводят их несчастного обладателя к совершенно безвременной кончине. А лечение здесь может быть только одно — немедленное и безжалостное обрезание. Но если кто-то думает, что образовавшаяся в этом случае рана заживает через пять-семь дней, тот заблуждается фатально.

— Ученые давно заметили, что половой орган мужчины в определенных жизненных ситуациях имеет свойство резко менять как свою форму, так и величину. Причем это случается, как правило, непроизвольно, иногда даже во время сна. В результате вышеуказанных пертурбаций форма и протяженность раневой поверхности резко меняется, что не только не способствует быстрому заживлению, но и наоборот, вызывает громкое и непонятное для окружающих употребление неформальной лексики. При этих сценах, почему-то, всегда присутствуют милые дамы. Далее наступает состояние, метко называемое в народе «замкнутый круг». Пока раневая поверхность не зажила, в интимную связь могут вступать только былинные богатыри. Простые смертные об интимной связи не могут и помышлять. Человек становиться высокоморален до такой степени, что даже онанирование кажется ему романтической и несбыточной мечтой. В результате всего вышеизложенного нежелательное изменение величины и формы мужского полового члена наступает особенно легко. Падает работоспособность, нарушается сон, разбиваются семьи. Растет кривая алкоголизма. И всего этого можно было бы легко избежать, если бы в детстве было проделано обрезание.

— Да у тебя к черту, — беззлобно выругался Шпрехшталмейстер, — на мой вопрос ты так и не ответил. Хорошо, что за разговорами время прошло. Вечер уже, в публичный дом пора. Сладкая парочка (Пятоев и Парашютист) и примкнувший к ним Шпрехшталмейстер решили отобедать в русском ресторане «Яр», широко известном скульптурой «Девушка с веслом», стоявшей у входа в зал.

Зрелая женщина, с которой Рабинович и Пятоев познакомились в полиции, действительно посвятила всю свою жизнь театру. Она двадцать лет трудилась гримером. Посетителей ресторана «Яр» она загримировала так, что их не узнали их родные жены.

Как известно, ресторан «Яр» расположен на улице Строителей Сионизма в доме № 16. Аристарх Модестович Шпрехшталмейстер и особенно Александр вели себя там шумно. Парашютист тряс рыжими кудрями, щекотал дам рыжей же бородой, но перебрал, был препровожден Пятоевым в туалет, где шумно и вульгарно рыгал. Пятоеву приходилось извиняться, просить полотенце у официанток и вновь извиняться за пьяные выкрики. Кто бы мог подумать, что выкрики предварительно были записаны на магнитофон. Шпрехшталмейстеру пришлось лично вставить себе два пальца в рот, для того, чтобы полотенца были запачканы свежими рвотными массами. Организаторы операции справедливо рассудили, что официанток русского ресторана на мякине не проведешь.

А тем временем в соседнем здании, на улице Строителей Сионизма, 12 (здания за номером 14 почему-то на этой улице не было), в комнате со спрятанным в стене сейфом, возле которого сидел владелец публичного дома «Алые паруса», появился атлетического сложения молодой мужчина, из карманов брюк которого свисали рыжие кудри. Атлет молча ударил руководителя «Алых парусов» ногой по голове. Так они познакомились. Потом хозяин публичного дома застенчиво улыбнулся и попытался ногой нажать какую-то кнопку. Гришин тяжело вздохнул и сильно ударил по голени движущейся к кнопке ноге. Сразу после этого с лица хозяина «Алых парусов» исчезла улыбка. После того, как он перестал выть от боли, Гришин молча приложил к его уху сотовый телефон. Из телефона лился мягкий, назидательный голос Рабиновича. Рабинович призывал хозяина публичного дома говорить правду, и только правду. По совам Рабиновича, который рассуждал абстрактно, правду вообще говорить легко и приятно, да и говорение неправды может привести к резкому, быть может необратимому ухудшению состояния здоровья, в сущности, еще молодого врунишки. Владелец «Алых парусов» на минуту замешкался, и кровь алым потоком хлынула из его носа. После чего хозяин публичного дома, под одобрительные кивки головой Гришина, начал давать признательные показания.

Из его проникнутых чистосердечным раскаянием слов следовало следующее. Дочь Пятоева Наталья и еще одна девушка из Пскова действительно прибыли в публичный дом «Алые паруса». В публичный дом в этот день завезли новую мебель. Далее хозяин публичного дома попытался сообщить, что администрация «Алых парусов» не жалеет средств на создание в учреждении атмосферы тепла и уюта, но выверенный, педагогически точный удар по ребрам вновь предал рассказу владельца «Алых парусов» нужное русло. Из его рассказа выяснилось следующее. Из-за перестановки мебели прием посетителей был временно прекращен, а трудовой коллектив публичного дома занимался переноской кроватей и диванов. И вновь прибывшие девушки, воспользовавшись неразберихой, убежали. Как всегда бывает в таких случаях, служба безопасности «Алых парусов» занялась их поисками. Что ж касается второй девушки, то хозяину публичного дома уже обнаружил место, где она скрывается. Еще две недели назад она находилась на квартире у некого молодого человека по фамилии Будницкий, и хозяин публичного дома точно знает, что мафия, которая занимается поставкой девушек для занятия проституцией в Израиле, собирается ее оттуда похитить и вернуть на трудовой пост. По словам владельца «Алых парусов» в таких случаях это общепринятая практика.

Через несколько минут, надев рыжие кудри, Гришин уже мирно рыгал в мужском туалете ресторана «Яр». Еще через какое-то время в ресторан «Яр» грубо вторглись сотрудники службы безопасности «Алых парусов», часть из которых, с пользой для дела, совмещали работу в публичном доме со службой в полиции и теперь искали хулигана, зверски избившего мирного руководителя публичного дома. Но Гришин в это время уже сладко спал, прижавшись щекой к унитазу. При этом рвотные массы Шпрехшталмейстера, которыми тот обильно окропил не только пол и стены туалета, но и одежду Гришина, создавали ту непередаваемую атмосферу тепла и уюта, к которой так стремилась администрация публичного дома «Алые паруса». В беседе с полицейскими официантки в один голос утверждали, что Гришин обожрался водкой, обрыгал туалет и весь вечер приставал к ним с пьяными глупостями, а потому они просят забрать его в кутузку. Поэтому работавшие в службе охраны публичного дома полицейские Гришина и не тронули, а потому и не предъявили для опознания избитому владельцу «Алых парусов». После ухода полиции неугомонный Гришин проснулся, пожелал исполнить украинский народный танец под названием «Гопак», и даже попытался пригласить на танец девушку с веслом. После того, как это ему не удалось, он, оттеснив музыкантов в сторону, исполнил на ударных инструментах композицию «В лесу родилась елочка». После чего, по многочисленным просьбам работников русского ресторана «Яр», Пятоев и Шпрехшталмейстер взяли Гришина под белы ручки и отправились с ним домой баиньки.

На следующее утро работники психиатрической больницы посещают молодого человека по фамилии Будницкий. И из его слов узнают следующее. По словам Будницкого, которого звали Костик, израильское и российское законодательство строит козни его большой любви. Но его не остановят никакие преграды. И действительно, история любви Костика и Ольги была насыщена коллизиями и драматическими поворотами. Костик впервые увидел Ольгу в помойке, где та спала, свернувшись калачиком, и полюбил её (Ольгу) с первого взгляда. Будницкий привел девушку домой, перед тем, как положить её в постель, добросовестно вымыл в ванной, предложил бокал шампанского, после чего задал вопрос: «Как жизнь?».

Грациозно подложив руку под голову, Ольга поведала ему, что проживала она в городе Пскове и кормилась продажей запчастей. И всё было бы хорошо, если бы её не задержала милиция. Следователь объяснил ей, что за кражу запчастей из воинской части, а также их незаконный сбыт, в чем она также активно участвовала, ей предстоит провести в тюрьме лет пять. Но если такая красивая девушка, как Ольга, не хочет сидеть в тюрьме, то можно поехать в Израиль поработать проституткой. Следователь не настаивал. Решать, конечно, Ольге, но, по мнению следователя, в тюрьме сидеть плохо, а работать проституткой в Израиле мило и романтично. При этом следователь так тепло отзывался об Израиле и еврейском народе, что она согласилась.

По прибытии в Израиль Ольга сразу приступила к работе, но профессию она свою не полюбила. Более того, при первой же возможности из публичного дома она убежала, когда вместе с еще одной девушкой, которую зовут Наташа Пятоева, они спрятались в кузове в кузове грузовика, в котором в дом терпимости привезли мебель. Когда грузовик остановился для заправки, Наташа покинула гостеприимный кузов, а Ольга этого делать побоялась. Ехала она долго, пока грузовик не прибыл на территорию какого-то завода. Здесь она покинула кузов и, провожаемая долгими взглядами рабочих, которых издалека привлекла броская униформа работницы публичного дома, вышла за заводские ворота и укрылась в мусорном баке. Её целью было найти менее зовущую одежду, дождаться ночи и осмотреться. Сидя в помойке, она задремала. Костик впервые увидел Ольгу в помойке, где она спала, свернувшись калачиком, и полюбил её с первого взгляда.

За две недели, которые Ольга провела с Костиком, молодой человек развил бурную деятельность. С целью вступить в брак со своей находкой он обратился в Российское посольство. В Израиле, как выяснил Костик, жениться на нелегалке, у которой к тому нет паспорта, жениться невозможно, но, если жениться за границей, то такой брак признают. Будницкий совершенно справедливо рассудил, что посольство Российской Федерации в Израиле является суверенной территорией Российской же Федерации, и поэтому брак, заключенный в посольстве, является браком, заключенным за границей. Этими размышлениями он поделился с полномочным сотрудником российского посольства.

— To get married in our embassy it is possible (Пожениться в нашем посольстве можно), — обрадовал его сотрудник, — но необходимо заплатить деньги. Далее была названа заслуживающая уважения сумма.

— Почему так дорого? — изумился Костик.

— Потому что сначала нужно восстановить твое российское гражданство, а невесте выписать новый паспорт — меланхолически заметил полномочный сотрудник, — а потом и поженим.

— Когда я в 1990 году уезжал в Израиль, за выход из советского гражданства я заплатил сумму в сто раз меньшую, — начал торговаться Костик, — интересно, что со мной произошло за десять лет пребывания в Израиле, что я так сильно подорожал?

— С тобой в Израиле ничего не произошло, — ответил полномочный сотрудник, — какой ты был, такой ты остался. Ты берёшь в жены девушку, которая на полголовы выше тебя, с румянцем во всю щеку, с синими глазами на пол лица и с фигурой, на которую оборачиваются за полкилометра. И при этом ты начинаешь торговаться. Если бы она была гражданкой не России, а какого-нибудь нормального государства, то ты к ней не осмелился бы и близко подойти.

Костику понравился ход мысли меланхолически настроенного работника российского посольства, и он еще раз внимательно посмотрел на Ольгу. Спорить было не о чем, правда колола глаза.

— Ладно, кончай базар, — согласился Костик. — Можно заплатить кредитной карточкой в рассрочку на двенадцать платежей?

После получения денег (в рассрочке Костику было отказано) полномочный сотрудник посольства поздравил молодых и меланхолично пожелал им счастья в личной жизни. Далее молодые нанесли визит в Израильское министерство внутренних дел. В принципе, браки, заключенные в посольствах, там не признавали, но в то время министром внутренних дел был представитель партии выходцев из России, с которым представители посреднических юридических фирм еще не отрегулировали все финансовые вопросы. В результате брак Ольги и Костика был признан действительным.

Серьезности положения Костик явно не осознавал. Затраты на нелегальную доставку девушки, начиная от оплаты усилий следователя и кончая расходами по нелегальной доставке будущей труженицы панели через египетско-израильскую границу в вольный город Эйлат, где девушку и встретили полномочные представители публичного дома «Алые паруса», стоило денег, и немалых. За месяц работы с ленцой, вложенных в неё средств, Ольга, конечно, не оправдала.

На основании всего выше изложенного усилиями Пятоева (Рабинович был привлечен в качестве консультанта-востоковеда) был разработан план операции, которая получила название «Пылкая любовь». Целью операции было внедрение агента стан врага. К обсуждению плана боевых действий были привлечены все участники операции. Острая дискуссия затянулась за полночь. В ходе разгоревшегося спора Шпрехшталмейстер спросил Рабиновича, а почему, собственно, тот уехал в Израиль.

— Уж не потому ли, — в полемическом задоре воскликнул Шпрехшталмейстер, — что ты сам имеешь какое-то отношение к национальности, традиционно обманывавшей народ?

По словам Рабиновича, покинуть Россию его вынудили преследования со стороны таких вот ненавистников, как Шпрехшталмейстер. А однажды такие, как Шпрехшталмейстер, его чуть не убили. По многочисленным просьбам присутствующих история покушения антисемитов на жизнь Рабиновича была доведена до сведения участников операции «Пылкая любовь».

— Невольно вспоминается следующий эпизод, — неспешно начал свой рассказ Рабинович, — дело было под вечер. Я собираю грибы в густом безлюдном лесу со своей будущей супругой. Выйдя на живописный берег реки, я отрываюсь от Люды, захожу в кусты и пристраиваюсь какать. Вдруг, без всякого видимого с моей стороны повода, над моей головой начинают свистеть дробь и пули. Я стремительно прерываю свое занятие и, не поднимая брюк, скатываюсь в овраг.

— Мужи-и-и-к, ты жи-и-и-в? — доноситься до меня чей-то взволнованный голос, — Ты жи-и-в, мужи-ик?

— Не-е-е-ет, русский я, русский!!! — кричу я в ответ и чувствую, как мой голос срывается от волнения. При этом понять, почему я вообще затронул эту тему, и почему я решил на всякий случай решил обмануть доверчиво обращенный ко мне голос, я не могу принципиально. Никакой необходимости врать не было. Оказалось, что пьяные охотники весь день бродили по лесу. Добычи не было. Они вышли на живописный берег и, от переполнявших и эмоций, начали палить по кустам на другой стороне реки. Вдруг из кустов выбегает мужик и перебежками — за маленький холмик. И падает в овраг. Брюки у мужика спущены, и задница, вроде, вся в крови. Все в панике.

— Мужи-и-и-к, ты жи-и-и-в? — кричат в миг протрезвевшие охотники. И тут я, вместо того, чтобы успокоить волнующихся за мою же судьбу представителей государственно образующей нации, начинаю бессовестно и беспричинно вводить их в заблуждение относительно своего национального происхождения. Более того, моя супруга, Людмила, разъяренная аки дикий зверь, бросает корзинку, полную грибами под исконно русским названием «сморчки» и переплывает реку. А дело было в мае под Тулой, и вода теплой не была. После этого она силой отбирает у охотников ружья и, не минуты не раздумывая, белыми девичьими руками наносит им травмы лица и конечностей, ругаясь при этом непотребно. Этот эпизод был последней каплей, переполнившей мое терпение. У меня дети, я несу ответственность за их будущее, и я не могу позволить себе подвергать свою жизнь опасности. Поэтому я и решил уехать в Израиль. Моя супруга Людмила, бросила все, что стояло в нашей комнате в коммунальной квартире, то к чему мы так привыкли за долгие годы, и последовала за мной без оглядки.

— Кстати, — продолжил Рабинович, — ты, Шпрехшталмейстер, нарушаешь трудовую дисциплину. Из-за твоих выходок секретарша главного врача седой стала. Вы только послушайте, что он учинил!

Из следующего рассказа Рабиновича следовало следующее. Тело бабушки, завернутое в простыню, уже лежало на специальной каталке, будучи готовым к переезду в холодильник. Имелся в виду холодильник морга, но относительно морга Шпрехшталмейстер как раз ничего и не понял. Худая медсестра в прозрачном как бокал халате с большим чувством что-то долго Шпрехшталмейстеру рассказывала на иврите. Из её страстной речи и плавных жестов он понял, что холодильник находится в здании, где нет отделений для больных. С поджидавшим его Пятоевым они выкатили каталку в больничный двор и остановились, вопросительно уставившись друг на друга.

— Я знаю, где находится здание без отделений, а там спросим у туземцев, — полным трудового энтузиазма голосом сказал Шпрехшталмейстер. Пятоев пожал плечами.

При входе в искомое здание оказались ступеньки. Шпрехшталмейстер бодро шел впереди, не обращая внимания на крики: «Пробитое тело наземь сползло!».

Когда он понял, что это не метафора, было уже поздно. Покойница лежала в пышной тропической зелени клумбы возле лестницы, кокетливо высунув синюю ногу из-под простыни. Воровато озираясь, начинающие санитары психбольницы быстро вернули тело на похоронную колесницу.

— За сегодняшний день она уже дважды откинула ноги, — бормотал Пятоев, заталкивая непослушную конечность под простыню, — Вот где бардак, так это в нашем сумасшедшем доме. Наворотили здесь ступенек, человека провожаешь в последний путь, а все равно споткнуться должен.

А в это время Шпрехшталмейстер зашел в помещение с благородной целью узнать, где находится холодильник. Там он встретил симпатичную, но крайне курносую блондинку. Справедливо рассудив, что человек с такой внешностью не может не говорить по-русски, он довольно развязно поинтересовался, где находится холодильник. Не поднимая головы от бумаг, блондинка махнула пухлой рукой в сторону солидной двери. За дверью действительно стоял новый огромный холодильник. Шпрехшталмейстер вернулся к входу, кликнул Пятоева, и процессия решительно двинулась к солидной двери.

В принципе, прибытие двух атлетически сложенных мужчин и одной полу прикрытой простыней мертвой женщины в кабинет главного врача больницы в одиннадцать часов вечера было явлением неординарным, но прошло незамеченным. С юных лет приученные к тому, что приказы командиров лишены здравого смысла, а потому не обсуждаются, атлетически сложенные мужчины посадили покойную внутрь только что привезенного и ещё не подключенного холодильника.

Утром, в присутствии секретарши главного врача, техник подключил холодильник к электричеству. Подключенный холодильник мелко затрясся, и из-за неприкрытой дверцы к ногам секретарши упала бабушка. Быстро выяснилось, что старушка была мертва.

В тот же день главный врач, целуя в шею свою верную секретаршу, обратил внимание на то, что у девушки появились седые пряди на висках.

— Это все печальное недоразумение, вызванное происками жидомасонов, — авторитетно заявил Шпрехшталмейстер, — с тобой что, никогда недоразумений не случалось?

— Допустим — согласился Рабинович, — чем ты тогда можешь объяснить то, что заказал пациенту Гельфенбейну нарисовать портрет твоей Настеньки? Ты что, не понимаешь, что использовать труд больных для своих нужд недопустимо?

Шпрехшталмейстер тяжело вздохнул. В этом случае возразить ему было нечего. Гельфейнбен убил старушку из самых благих побуждений. Гуманист — он и в белой горячке гуманист. Казацко-еврейское семейство Гельфенбейнов прибыло на постоянное место жительства в Израиль в промежутке между Яблочным спасом и Днем независимости Израиля. Еврейскую часть семейства олицетворял собой сам Михаил Маркович Гельфенбейн, человек трудной судьбы и большого дарования. Уже в школе юный Миша обратил на себя внимание картинами высокого патриотического звучания. Он одинаково хорошо владел всеми жанрами изобразительного искусства. Однако, даже глядя на невинный натюрморт в его исполнении, хотелось рвать и метать врагов и добиваться новых трудовых успехов. Карьера его складывалась блистательно, несмотря на напевность фамилии. Заслуженным художником Кабардино-Балкарии он стал в 30 лет. Однако банальное, могучее, всепоглощающее пьянство привело его к тому, что свое тридцатипятилетние он встретил в качестве грузчика магазина в столице Еврейской автономной области, городе Биробиджане. Его жена, владелица магазина, серьезная женщина зрелого возраста, из уссурийских казаков, одна воспитывающая пятнадцатилетнего сына и давно собиравшаяся поменять берега полноводного Амура на Америку, Германию или, на худой конец, Израиль. И этот худой конец предприимчивая казачка увидела в еврейском грузчике. Была сыграна шумная свадьба, и начались суровые будни фиктивного брака.

Светлана Андреевна действовала энергично, но процесс пошёл с трудом. Выяснилось, что прежде чем выпустят, нужно прожить в браке не менее двух лет. С каждым днем хотелось в Израиль всё сильнее. Светлане Андреевне снился Иерусалим. В качестве доказательства не фиктивности брака Светлана Андреевна с трудом забеременела.

По приезде в Израиль токсикоз только усилился. На удивление всем, Гельфенбейн завязал, удачно продавал картины на пешеходной улице и даже получил один серьезный заказ во время выборов в мэры. Клиент остался доволен гельфенбейновой работой. Но после рождения девочки Михаил вновь тяжело запил. После трех недель более чем интенсивной алкоголизации, в течение последних пяти дней не сопровождавшейся закусыванием, с бывшим заслуженным художником Кабардино-Балкарии случился эпилептический припадок, что и привело его в неврологическое отделение больницы.

К вечеру того же дня Гельфенбейн ощутил сильную тревогу. Ни о каком сне не могло быть и речи. К полуночи его худшие ожидания подтвердились. Через прозрачную перегородку Гельфенбейн увидел какие-то маленькие уродливые существа, которые при ближайшем рассмотрении оказались чудовищами с полотен испанского художника Гойя. Уродцы прыгали вокруг старухи и зловеще хихикали. В старухе Гельфенбейн с удивлением узнал боярыню Морозову.

— Как она постарела за эти годы, — подумал пьющий художник. — И как она могла попасть в Израиль? За еврея, наверное, замуж вышла, а как еще.

Но его праздные размышления были прерваны быстро развивающимися трагическими событиями. Из старушечьего рта торчал шланг, подключенный к работающему компрессору. Старуха дышала тяжело и с хрипом. Она явно задыхалась.

— Это черти, — понял Гельфенбейн, — они подключили ее к канализации и накачивают говном.

Ни минуты не раздумывая, бывший заслуженный художник Кабардино-Балкарии прошёл со страшным звоном через стеклянную стену и приступил к вытаскиванию трубки изо рта старухи. Чудовище, рожденное сном разума, попыталось удержать трубку на месте. Другая, редкого уродства маленькая женщина закрывала собой компрессор и орала благим матом на иврите:!!!!!!! и т. д. и т. п.

Остальные уродцы, в общем, не были против намерения Гельфенбейна отключить старушку от канализации, поэтому шланг изо рта был вырван. Боярыня Морозова перестала тяжело дышать и затихла. И только чудовище, рожденное сном разума, вырвало шланг из рук Гельфенбейна и даже пыталось втолкнуть его обратно старухе в рот. Истинный художник вынести этого не мог. Гельфенбейн нанес сильный и удивительно точный для человека, страдающего белой горячкой, удар в чудовищный нос и вырвал шланг из чудовищных рук.

Первоначально дело Гельфенбейна выглядело очевидно. Находясь в состоянии делирия, с характерными для него яркими зрительными устрашающими галлюцинациями, он отсоединил аппарат искусственного дыхания, что и послужило причиной смерти Луизы Хаджби, 73 лет, находящейся в бессознательном состоянии после кровоизлияния в мозг. Но постепенно всё стало усложняться. Следствие ставило под сомнение наличие галлюцинаций. Все маленькие безобразные чудовища существовали в действительности, были членами семьи покойной и дежурили у постели умирающей родственницы. Вопрос с наследством не был решен окончательно, и та часть почтенного семейства, которая надеялась, что завещание будет переписано, вступила с Гельфенбейном в последний и решительный бой.

Предприимчивая казачка, госпожа Гельфенбейн, быстро нашла адвоката, который помогал новым репатриантам бесплатно. Был подан иск на возмещение морального и материального ущерба к больнице. Бесплатный адвокат утверждал, что его клиент, страдая белой горячкой, не был привязан к кровати. Это возмутительное проявление врачебной халатности вызвало цепь трагических недоразумений, в результате чего его безвинному клиенту предъявлены нелепые обвинения. Далее бесплатный адвокат требовал немедленного снятия обвинения с его клиента, а также выплаты вышеуказанному клиенту компенсации за причиненные неудобства и моральный ущерб. А также за нанесение урона репутации.

В свою очередь адвокаты больницы утверждали, что галлюцинации были, так как Гельфенбейн субъективно воспринимал членов семьи как сказочных чудовищ.

Была произведена искусствоведческая экспертиза, которая установила, что трое членов семьи чудовищами однозначно не являются, двое, в силу особенности своей внешности, попадают под это определение. Относительно еще двоих мнения экспертов разошлись. Основываясь на данных судебно-психиатрической и искусствоведческой экспертизы, Гельфенбейн был признан невменяемым и выпущен на свободу с чистой совестью. В удовлетворении материальных претензий ему было отказано. Светлана Андреевна Гельфенбейн очень сокрушалась, что не обратилась к более авторитетному адвокату, пусть даже за деньги.

— Стоп! — воскликнул Пятоев, когда рассказ о народном художнике Кабардино-Балкарии наконец подошел к концу, — Военный совет в Филях объявляю закрытым. Так мы никогда не кончим. Завтра приступаем к началу операции «Пылкая любовь». Следующий раз разговорчиков в строю я не допущу.