Чингачгук

Юля уснула в метро. Это ладно, с кем не бывает. Но каково было пробуждение! В объятиях постороннего мужчины! Во сне она плюхнулась головой на плечо соседа, и теперь незнакомец обнимал ее, удерживая от окончательного падения.

– Извините! – Юля села ровно, повела плечами.

Мужчина убрал руки.

– Все в порядке! – заверил он.

Юля стыдилась посмотреть в глаза доброму пассажиру. Голос в динамике объявил название станции. Следующая Юлина, но… с другой стороны линии метро – противоположной той, откуда Юля должна была приехать, если бы не уснула.

– Сколько же мы катались? – смущенно воскликнула она и повернулась к соседу.

Вблизи не рассмотреть его толком. Юля отметила только улыбку – веселую, ребячливую, без нахальства и пошлого заигрывания. «Не считает, что теперь их связывают нерушимые узы, – подумала она, – уже хорошо».

– Мы доехали до конечной, – ответил мужчина, – потом состав отогнали в тупик и вернули в начало линии. Пустой темный вагон, огоньки за стеклом, вы дремлете – очень романтично.

Ага, романтично! Чего Юле сейчас не хватало, так это романтики. Сын болен ветрянкой, маме ночью стало плохо, «скорая» увезла ее в больницу, где Юля провела ночь и утро. Муж, который год назад встретил большую новую любовь и ушел «красиво» – все вам оставляю, теперь хочет телевизор и холодильник. На работе, в частной музыкальной школе, поговаривают о том, что преподаватель, не вылезающий с больничных, им не нужен. Но о бывшем муже‑скупердяе и о работе Юля думала в последнюю очередь. Еще раз извинилась перед попутчиком и двинулась к выходу.

– Можно вас проводить?

Оказывается, товарищ вышел следом за ней и тоже плетется к эскалатору. Все‑таки рассчитывает на продолжение романтически завязавшегося знакомства!

Юля резко повернулась и строго посмотрела на молодого человека. Он прекрасно понял ее взгляд. Улыбнулся, дурашливо поднял руки – «сдаюсь».

– Только проводить!

Отказать мужчине с такой улыбкой? Добряку, на груди у которого дрыхла минуту назад? У Юли язык не повернулся.

– Собираюсь сделать покупки, – припугнула она.

– Отлично, я помогу.

Грех не использовать подвернувшуюся мужскую силу, и Юля загрузила его основательно. В магазинах у метро купила в стратегических количествах овощи, фрукты, долгоиграющее молоко, минеральную воду.

– У вас большая семья, Юля? – спросил провожатый.

Она не успела ответить, потому что ручки пластиковых сумок стали от тяжести рваться, апельсины и молочные продукты покатились по земле. Пока все это собирали и пристраивали, Юля пыталась вспомнить имя молодого человека. Ведь он назвался, но Юля тут же забыла. Точно не Сигизмунд. Сигизмунда она бы запомнила. Но звали его как‑то просто, на «а» или «я» оканчивается. Саша, Коля, Петя, Гриша? Хоть убей! Поддерживала беседу, не прибегая к личному обращению.

– Вы, очевидно, гость столицы?

– Неужели так заметно, что я из провинции?

– Не печальтесь, внешне не отличишь. Но москвичи сейчас спешат по делам. А у вас с утра есть время укачивать женщин в метро и таскать им сумки.

– Я действительно приезжий, из Смоленска. Детский врач. Здесь на курсах повышения квалификации. Сегодня последний день, хотел побродить по Москве.

– Мы почти пришли. – Юля мгновенно почувствовала раскаяние за то, что ворует драгоценный досуг у человека. – Я вас долго не задержу, очень вам благодарна.

– Будет вам! – перебил Не‑Сигизмунд. – Ведь я вижу, что переживаете. Подумаешь, уснули! Поставьте себя на мое место, разве вы бы оттолкнули усталого человека?

На Юлю столько раз валились пьяные в метро, да и трезвым служить подушкой она не желала.

– Оттолкнула бы, – призналась она, – без вариантов и раздумий оттолкнула.

– Да! – покачал головой провинциальный доктор. – Я заметил, что москвичи… – Он замялся.

– Какие? – с интересом взглянула на него Юля.

– Деловые, собранные, быстрые в решениях и мнениях, но ваша постоянная спешка напоминает…

– Собачьи бега? – подсказала Юля.

– Верно! Это вы сами сказали! – Он улыбнулся.

Нечестно отдавать подобную улыбку мужчине и без того недурной внешности. Провидение могло бы осчастливить такой улыбкой девушку на выданье или сиротку в детдоме, чтобы скорее усыновили. В крайнем случае, талантливого артиста, дабы мгновенно завоевал безоговорочную симпатию публики. Юля и сама не отказалась бы от такого щедрого подарка: она улыбается, а у людей точно свежий ветерок по душе…

– Значит, вы педиатр. – Юля старательно скрывала эмоции, вызванные его улыбкой. – Сейчас я вам покажу пациента. Ему пять лет от роду, а энергии как в атомном реакторе.

Они вошли в квартиру, Юля поблагодарила и попрощалась с соседкой, которая присматривала за сыном.

– Вот, знакомьтесь. – Она провела гостя в комнату. – Мой наследник Димка!

– Какой Димка! – весело воскликнул гость. – Это же настоящий индеец! Зоркий Глаз! Так и будем его звать.

Зоркий Глаз издал радостный, вполне индейский вопль. Утыканный болячками, закрашенными зеленкой, он действительно напоминал отродье дикого племени. Хвороба приближалась к концу, и Димка не столько лежал на постели, сколько стоял на голове.

– А тебя как зовут? – скакал он на кровати, напрочь забыв уроки хорошего тона, предписывающие обращаться к взрослым на «вы».

– Зови меня просто – Чингачгук!

Отлично! Не дядя Вася, Женя, Вова, не Иван Петрович на худой конец, а просто – Чингачгук. Юля надеялась, что мальчику он честное имя назовет.

– Вы тут отройте или заройте топор войны. – Она усмехнулась. – Трубку мира можете выкурить, а я заварю чай.

Юля включила электрический чайник, поставила вариться куриный бульон, принялась чистить картошку, прижимая к уху трубку телефона. Названивала близким и дальним родственникам, подругам. Ей нужно было вернуться в больницу к маме, а Димку оставить не с кем. Зоркий Глаз один в квартире может легко остаться вовсе без глаз, если снова начнет экспериментировать с газовой плитой и электроприборами. Никто не мог помочь; от отчаяния Юля даже позвонила бывшей свекрови. Но ту, понятное дело, «нужно предупреждать заранее, а не в день, когда назначен массаж, бассейн и выставка редких акварелей». У нее акварели, у Юли – больные мама и сын.

Чингачгук (а как его называть?) пришел на кухню и доложил, что в процессе рукопашной борьбы выяснено: ветряная оспа у Зоркого Глаза протекает в пределах нормы, железы не увеличены, ригидность мышц не нарушена.

В благодарность за хорошие вести и предыдущие рыцарские поступки Юля накормила доктора завтраком.

– Юля, – предложил он, – я невольно слышал ваши телефонные переговоры. Давайте, я побуду с Димкой, пока вы навещаете маму?

Незнакомый человек в квартире? Больших ценностей у Юли нет, но есть бесценное сокровище – сын. Оставить Димку с посторонним человеком? С другой стороны, детский врач и вообще добрый самаритянин…

Сомнения легко читались на ее лице, поэтому Чингачгук с улыбкой предложил:

– Хотите, паспорт в залог отдам?

– Ну что вы! – притворно возмутилась Юля. Хотя паспорт ей бы не помешал – имя узнать. Она вспомнила фильм «Вокзал для двоих». Там у героя забирают паспорт, после чего следует бурный любовный роман. О нет! Ни романов, ни паспортов ей не нужно! Но если конкретно… с этим улыбающимся доктором…

– А как же прогулка по Москве? – спросила она. – И неловко вас обременять.

– Чепуха! – небрежно отмахнулся он. – На Красной площади я уже был, в семилетнем возрасте. Какие указания по уходу за Димкой?

– Главное, следить, чтобы он остался жив и с минимальными травмами, – сдалась Юля. – Еда в холодильнике. Детективы на книжной полке. Вы меня очень выручите!

Из больницы она каждый час звонила домой. Чингачгук отчитывался; Зоркий Глаз лекарство принял, мультфильмы посмотрел, спит; что приготовить на ужин? Юля благодарила, отнекивалась: не беспокойтесь, отдохните, книжку почитайте.

К счастью, страшный диагноз у мамы не подтвердился. Не инфаркт, а гипертонический криз. Давление ей сбили и обещали скоро выписать.

Дома Юлю ждал ужин, приготовленный Чингачгуком, он же педиатр, он же гость столицы, нянька и сиделка.

– Готовил по кулинарной книге, у вас нашел. Называется запеканка из макарон и фарша. Юля! Вы не поверите, что они пишут! Макароны отбросить. Куда, спрашивается, отбросить, когда их есть надо? Если скажете, что невкусно, я сяду на пол и буду реветь.

– Объедение! – заверила Юля, сняв пробу. Димка потребовал питания со всеми вместе на кухне, потому что он «полупостельный».

– Какой‑какой? – уставилась на сына Юля.

– Я прописал полупостельный режим, – пояснил доктор.

Два индейца во время веселого ужина обсуждали особенности охоты на мамонтов. «На бизонов», – пыталась поправить Юля. Но ей снисходительно заметили, что на бизонов охотятся всякие простые индейцы, а такие смелые, как Зоркий Глаз и Чингачгук, исключительно на мамонтов.

Юля надеялась, что сын за день выяснит имя доктора. Не тут‑то было! Димка величал его исключительно по псевдониму. И что удивительно! Димка имя бабушки по отцу, Изабелла, на сто ладов перевирает. А Чингачгук выговаривает без единой ошибки, от зубов отскакивает!

Сын почти безропотно отправился в ванную чистить зубы, потом смотреть «Спокойной ночи, малыши!» и самостоятельно отходить ко сну. Словом, вел себя как настоящий смелый индеец.

Чингачгук (других вариантов не выяснено) и Юля пили чай и вели неторопливый разговор о детях, их психологии и болезнях.

В какой‑то момент Юля представила, что в ее доме, на этом месте за обеденным столом на кухне будет сидеть этот человек… День за днем, из года в год…

«О большем и мечтать не надо!» – вдруг услышала Юля внутренний голос. Голос принадлежал ей самой, только не нынешней, а как будто повзрослевшей и мудрой, пятидесятилетней.

Юля испугалась, что гость тоже услышал этот голос, четкий и громкий, без тени сомнения указывающий на очевидную истину. Голос сыграл роль ключика для двери, которую он распахнул, и вырвались на волю планы, мечты, надежды…

– Вы женаты? – не к месту и не по теме спросила Юля, поддавшись секундному помешательству.

– Да, – кивнул он, нахмурившись. – Моя жена прекрасный человек.

Много лет назад на фортепианном конкурсе в музыкальной школе Юля выступила лучше всех. Но первое место отдали другой девочке – «Ты, Юля, должна понимать, у нее папа в Министерстве культуры». Почему‑то всегда, когда она страстно желает получить приз, возникает папа в Министерстве культуры или жена прекрасный человек.

– И дети есть? – притворно бодро спросила Юля.

– Полгода назад родилась дочка.

– Замечательно! – растянула Юля губы в улыбке.

Хотела замаскировать смущение и разочарование, но ей плохо удавалось.

Чингачгук не ответил на улыбку. Смотрел на Юлю серьезно и чуть растерянно, веки подрагивали, точно взглядом искал он на Юлином лице точку опоры, надежную и безопасную, но не находил.

Как долго они молча смотрели друг на друга? Наверное, несколько секунд или минуту. Но если произнести вслух все несказанные слова, понадобится время длиною в жизнь. Их общую жизнь, с рассказами о детских страхах и позорных, как тогда казалось, поступках, с размышлениями‑самокопаниями «боюсь, что я человек низкого полета…», «ах, ты цены себе не знаешь…», с подсчитыванием денег до зарплаты и купленными в долг телевизором или шубой, со спорами после прочитанной книги или нового кинофильма, с обедами, завтраками, отпусками, болезнями и первоапрельскими розыгрышами. И всему этому счастью предшествовал бы чудный период целомудренной влюбленности, когда ты точно знаешь, что умеешь летать, и с жалостью смотришь на других бескрылых людей. А потом были бы пробуждения по утрам рядом с любимым, и несвежий запах из его рта не казался бы отвратительным, потому что у любимого ничто не может быть отвратительным.

Чтобы все свершилось, нужна была малость – протянуть руку и соединить ладони. Юля почувствовала, что у нее дрожат пальцы. Чингачгук посмотрел на свои руки и спрятал их под стол.

Их «малость» неизбежно обернется тяжкими страданиями для невинных и прекрасных людей. Взять на себя ответственность за эти страдания, чуть подтолкнуть застывший в моменте истины маятник – вот чего они ждали друг от друга. Но и он, и она были слишком трусливы… или щепетильны, или глупы, или нравственно честны.

– Наверно, вам пора, – первой подала голос Юля.

– Пора, – согласился он и не двинулся с места. – Кстати, меня зовут Саша.

– Конечно! – встрепенулась Юля. – Александр! Какое прекрасное имя! Только дура могла его запамятовать.

– Имя как раз самое обыкновенное. Вот если бы меня нарекли…

– Сигизмунд, – подсказала Юля.

– Вроде того…

– То я бы намертво запомнила…

Они только выбрались из молчаливого и опасного диалога и снова были готовы в него впасть. Обсудить без слов, как замечательно они понимают друг друга.

– Нельзя! – приказала Юля то ли себе, то ли Саше и встала.

Она вышла в коридор и застыла там, словно указывая гостю на дверь. Саша прекрасно понял – грубое выпроваживание продиктовано не хамством, а страхом, что победа, одержанная над собой, окажется хлипкой. Юлю не мучила женская гордость: мужчина увидел, как он нравится, но не сделал шага навстречу. Уж очень явными, почти слышимыми, были характеристики, которые Саша отпускал в свой адрес – рохля, простофиля, осел, ты еще пожалеешь, дубина!

Он шумно набрал в легкие воздух, точно хотел сказать что‑то решительное и важное. Запнулся, виновато закашлялся и попрощался:

– До свидания, Юля!

– До свидания, Саша‑Чингачгук!