Глава 5. Старый «лэндровер» по случаю переезда был идеально вымыт, а его хозяин тщательно пропылесосил салон

Старый «лэндровер» по случаю переезда был идеально вымыт, а его хозяин тщательно пропылесосил салон. Ведь не станешь же в грязной машине перевозить любимые книги! Перевоз книг для Иллариона Забродова был священным ритуалом, таким же таинством, как крещение или отпевание, совершаемые один раз.

"Наконец-то свершилось! – время от времени с улыбкой думал Илларион Забродов, неторопливо продвигаясь в густом потоке машин по московским улицам. – Наконец-то я свободен, предоставлен самому себе, мне теперь не надо никуда спешить. И слава богу.

Ведь я устал за эти годы, хотя, возможно, со стороны никто и не скажет, не догадается, каким тяжелым для меня было последнее время. Ну да ничего, сейчас стану обживаться на старом, но по-новому обустроенном месте".

Наконец-то руки дошли до того, чтобы по-настоящему отремонтировать старую заброшенную квартиру на Малой Грузинской, причем отремонтировать так, как душа желает. На сегодняшний день квартира была уже отремонтирована, и теперь Илларион занимался тем, что частями сам перевозил на личной машине вещи, разбросанные по знакомым. Он не мог доверить грузчикам носить свои ценности. Ведь не объяснишь же им, что пачка книг может стоить намного дороже резного шкафа или концертного рояля.

Книги Илларион любил всегда, и если он был по-настоящему к чему-то привязан, так это к ним. К книгам он обращался и в светлые минуты жизни, и в тяжелые времена, всегда находя в них ответы или подсказки на любой интересующий вопрос. Нет, естественно, прямых ответов книги не содержали и не давали никаких рекомендаций, как поступить в том или ином случае. Но зато они подталкивали мысль, заставляли мозг лихорадочно работать, находя решение.

А вопросов в жизни Иллариона Забродова, которые требовали незамедлительных ответов, всегда имелось предостаточно. То вдруг его заинтересует какой-нибудь редкий языческий ритуал, то понадобится цитата из Корана, к тому же цитата должна быть прочтена в подлиннике, а для того, чтобы ее прочесть, нужна книга. Он хорошо помнил, как ему однажды помогла, в общем-то, бесполезная на первый взгляд книга сказок «Тысяча и одна ночь», которая вспомнилась в нужный момент. За нее он в свое время заплатил огромные деньги, так как был уверен, что через год или через десять лет она ему понадобится, окажет неоценимую услугу.

Так и случилось. Два абзаца из сказки дали Иллариону ключ для решения очень хитроумной задачи по освобождению из афганского плена трех русских парней, которые томились в подвалах дома одного полевого командира не первый год. Как ни бились дипломаты и военные, этих троих освободить не могли.

Предлагали афганским партизанам деньги, предлагали обменять пленных, но все попытки были тщетны.

И вот тогда Илларион Забродов вспомнил о том, что у него хранится издание книги арабских сказок «Тысяча и одна ночь». Он потратил ночь для того, чтобы перечитать книгу, и нашел то, что искал. Да, те два абзаца помогли ему понять психологию главаря крупной афганской группировки, считавшего себя большим знатоком ислама. И благодаря тем абзацам Илларион смог с ним договориться.

А вся проблема заключалась в том, что никто ни из дипломатов, ни из военных, ни даже из представителей ООН не мог добраться до того места, где держали пленных. Главарь, рыжебородый полевой командир по кличке Ходжа, жестоко расправлялся со всеми, кто без его приглашения появлялся на его территории. И вот, когда его люди схватили Забродова, преспокойно направлявшегося на «лэндровере» цвета хаки по узкой горной дороге к небольшому селению, считавшемуся столицей владений Ходжи, Илларион даже глазом не моргнул, когда на него нацелили автоматы советского производства. Он преспокойно согласился с тем, что его доставят к Ходже и тот решит его участь.

Так и случилось. Забродову даже не пришлось искать дорогу. Его, в его же машине, но на заднем сиденье привезли в селение к большому по местным понятиям двухэтажному дому безликой архитектуры с плоской крышей. На крыше стояло два пулемета и зенитная пушка. Во всем селении было полно вооруженных людей.

Как понял Забродов, пленников держали в подвале.

Когда Ходжа предложил Забродову выбрать тот способ уйти из жизни, который больше ему нравится, Илларион преспокойно напомнил ему одно из основных положений Корана, изложенных в «Тысяче и одной ночи»: если иноверец стремится постичь суть ислама, то, кем бы он ни был, ты должен дать ему святую книгу или прочесть ее ему вслух, а затем для размышлений доставить в безопасное место, которое он сам укажет, чтобы там он мог самостоятельно принять решение. Примет он потом ислам или же нет, об этом в Коране ничего не говорилось.

И Забродов, не моргнув глазом, напомнил Ходже непреложную истину, которой свято должен следовать каждый мусульманин.

– Я хочу понять суть ислама, – сказал он, хотя знал Коран не хуже, чем сам Ходжа.

И тому в присутствии своих людей не захотелось нарушать традицию, которой следовали его деды, прадеды, все те, кто исповедовал учение пророка Мухаммеда. Забродов провел в резиденции Ходжи целую неделю. Он ходил с Кораном в руках, постоянно задавал Ходже каверзные вопросы, и, в конце концов, афганский полевой командир многому от него научился в толковании святого писания.

Однажды после намаза подозвал к себе Иллариона и негромко спросил:

– Послушай, русский, ты очень умный человек, ты умеешь говорить на языке, которым написан Коран. Ты сумел поселиться в моем доме, хотя я тебя и не приглашал, и я даже не могу тебя выгнать. Ты перезнакомился со всеми моими людьми, тебе даже подарили янтарные четки. И верят тебе, возможно, даже больше, чем мне.

Как ты этого добился, меня не интересует, но это правда.

– Возможно, – глубокомысленно заметил Илларион Забродов.

– Слушай, я хочу, чтобы ты уехал отсюда. Нечего будоражить моих людей. А подарком тебе будут трое пленников, которых я держу у себя уже год. Ты же приехал за ними, но до сих пор не сказал мне об этом.

Так вот, я сам говорю тебе, возьми их.

Из военного начальства никто не верил, что Забродову удастся освободить трех военнопленных, один из которых был офицером. Он поехал на свой страх и риск. Знал о его визите лишь один человек – майор ГРУ Мещеряков, с которым у Забродова были дружеские отношения.

На прощание Мещеряков сказал:

– Я, Илларион, ничего не знаю и если что, выкручивайся сам. Я тебе «добро» на этот вояж не давал и уверен, что все это впустую. Хорошо еще, если тебе удастся остаться в живых, а может оказаться, что и ты попадешь в плен.

– Все может быть… – глубокомысленно заметил тогда Забродов. – Сейчас мы стоим, разговариваем, смотрим в глаза друг другу, а завтра можем оказаться убитыми.

– Брось, Забродов! Шутки у тебя страшные.

– Ты же знаешь. Мещеряков, убить меня тяжело.

Взять в плен меня невозможно, если я этого не захочу.

– Пошел к черту, сумасшедший! Накаркаешь еще.

Ладно, езжай.

– Вот и хорошо, договорились.

– Но учти, я тебя не видел.

– Конечно, не видел. Я уеду ночью.

Скрыть исчезновение Иллариона Забродова было невозможно. Еще неделю майор ГРУ рассказывал полковникам и генералам всевозможные басни собственной стряпни, по которым выходило, что Илларион Забродов выполняет какое-то сверхсекретное задание.

Но кто это задание давал, от кого исходил приказ, начальство не понимало.

Наконец Мещерякова приперли к стенке, и он выложил все как на духу. Его покрыли матом, причем так густо и сильно, что мойся – не отмоешься. Майор Мещеряков скрежетал зубами, пальцы сами сжимались в кулаки, а с губ срывались проклятия в адрес неугомонного и строптивого капитана Забродова.

Начали доходить слухи из штаба ГРУ, что Иллариона Забродова видели в лагере Ходжи, причем он расхаживал по лагерю абсолютно свободно, беседовал с кем захочет и в руках у Забродова был Коран. Стали поговаривать, что Илларион Забродов решил принять ислам и скоро сделает обрезание.

Мещеряков лишь матерился, слушая новости об инструкторе ГРУ Забродове.

"Будь ты неладен, сволочь, так подставить меня!

Теперь звезду на погоны мне не дождаться. Сволочь какая-то! Как свяжешься с Забродовым, вечно неприятности на голову, и помои льются как из ведра. Ну ты появишься, появишься… Я тебе устрою сладкую жизнь, как-никак, я у тебя начальник. Ты у меня попляшешь. Посидишь на гауптвахте, там свой Коран и почитаешь, талмудист долбаный!"

Естественно, посадить на гауптвахту капитана Забродова было лишь мечтой майора Мещерякова, причем мечтой несбыточной. Он прекрасно понимал, что если Илларион вернется, то не один, а с заложниками.

Как он их вырвет из когтистых лап афганцев, он не расскажет, а будет нести какую-нибудь чушь в своем стиле, чушь абсолютно никому непонятную, похожую на сказки и поэтому неубедительную.

«И вообще этот Забродов – сволочь полнейшая. Он даже разговаривать по-человечески не умеет. Где надо орать, он говорит шепотом, где надо произносить слова так, чтобы тебя мог слышать только тот, кто стоит рядышком, Илларион вдруг начинает говорить громко и все вздрагивают. В общем, сволочь полнейшая, хотя, безусловно, талантлив безумно».

Ходжа после намаза отдал Иллариону трех русских пленников, один из которых был офицером. Отдал и джип, дал сопровождение. А перед тем как Илларион садился в машину, они с Ходжой целый час, сидя на ковриках во внутреннем дворике дома, пили чай и беседовали на такие темы, что если бы кто-то из полковников или генералов ГРУ услышал их, то подумал, что это сидят, поджав под себя ноги, не военные люди, а два восточных философа или теолога, ведущие беседу о тонкостях мироздания и о том, как верно все отражено в священных книгах. Каждый из них пересыпал свою речь длинными цитатами, но на каждую цитату оппонента то у Ходжи, то у Забродова находилась новая, которая или опровергала, или подчеркивала, подтверждала предыдущую.

На прощание Ходжа подарил Иллариону Забродову старинный рукописный Коран и сказал:

– Ну вот, читай его, неверный, может быть там, в России, ты и станешь на верный путь, придешь к аллаху.

– Не исключено. Ходжа, – ответил Илларион Забродов, и так как ответить на подарок Ходжи равноценным подарком не мог, то снял с левой руки швейцарские часы и протянул их Ходже. – Возьми, Ходжа. Это, конечно, ничто по сравнению с книгой, с великой книгой, – подчеркнул Забродов, – но большего у меня с собой ничего нет.

Встретили Иллариона Забродова восторженно, в одно мгновение забыв о всех претензиях к нему. Самое главное, он вернулся живым и невредимым, да еще привез с собой трех военнопленных, которых Ходжа не хотел отдавать и держал рядом с собой как живое прикрытие.

После этого в палатке майор Мещеряков спросил у Забродова:

– Послушай, Илларион, как ты все-таки смог их забрать? Почему Ходжа не убил тебя, а ты разгуливал по его дому?

– Если бы я захотел, – как фантастическую версию высказал Илларион, – я смог бы с позволения Ходжи переспать со всеми его четырьмя женами и нашел бы для этого подходящую цитату из любимой книги.

– Пошел ты к черту! Бред какой-то!

– Бред не бред, а ребята на кухне отъедаются. Ходжа подарил мне книгу, – Илларион бережно развернул шелковую ткань, в которой был завернут рукописный Коран.

И вот теперь этот же Коран, завернутый все в тот же белый шелковый платок, лежал на заднем сиденье в одной из пачек, запакованных в серую бумагу и перевязанных бечевками.

"Сейчас перенесу эти книги, а затем еще раз наведаюсь к Марату Ивановичу. Думаю, он обрадуется, когда я заберу книги из его подвала. Они там, как-никак, почти треть площади занимали. То-то будет доволен старик!

Хотя он любил их читать, все удивлялся моей на первый взгляд бессистемности в подборе чтива. Но это для него Эйнштейн и Коран не сочетаются, а для меня очень даже сочетаются и вполне могут стоять рядышком на полке".

На Малой Грузинской движение было не таким интенсивным, как на центральных улицах. Забродов уже видел арку своего двора, немного сбавил скорость, полюбовавшись на новые рамы на окнах своей квартиры, расположенной на самом верхнем этаже старого пятиэтажного дома начала века, возведенного в стиле модерн.

Особенно ему нравилось круглое окно в ванной комнате. Рама была немного повернута, как и оставил ее Илларион Забродов, покидая квартиру с утра. В гостиную из открытого окна выпорхнула на улицу штора и ее снова втянуло сквозняком в квартиру.

«Неплохо. Пусть вытянет запахи краски, лака».

И тут же Илларион сообразил, все окна выходят на одну сторону. И если возник сквозняк, то, значит, открывалась входная дверь.

«Может, домработница пришла? Но она уже все вымыла. Может, забыла что-нибудь?»

Он уже включил поворот и принял чуть влево, чтобы вписаться в арку, как увидел фургончик, неуверенно пробиравшийся узкой аркой на улицу. Притормозил, в подворотню могла пройти только одна машина.

Он увидел ярко-красный микроавтобус с нарисованной на кузове бутылкой «кока-колы», над горлышком которой, как фата невесты, развивалась белая пена.

Бутылка «кока-колы» похожа на негритянку во время свадьбы, – подумал Забродов, – такая же яркая, блестящая, запоминающаяся и абсолютно не гармонирующая с моим домом. Вот если бы на фургоне был нарисован сифон с изогнутой ручкой, это хоть как-то вязалось бы…"

Забродов вывернул руль и въехал во двор. Но не сразу открыл дверцу.

«Кока-кола»… – подумал он. – Какого черта здесь делал этот микроавтобус? Никогда раньше я его здесь не видел, магазинов в нашем дворе нет. Может, заезжал кто-нибудь к знакомым, а может, водитель ошибся адресом, доставляя груз?"

Он выбрался на асфальт, взял под мышки две самые тяжелые пачки с книжками, в руки взял еще по одной пачке и тут же подумал:

«Удивительно, книги тяжелее кирпичей. Естественно, столько в них всего спрессовали. Хотя на первый взгляд слова кажутся невесомыми – вылетело и исчезло. Слово начинает жить только после того, как превращается в графические знаки, а знаки размещаются на страницах. Сказанное же слово умирает».

Илларион Забродов легко поднялся на последний этаж. Он взошел и даже ни разу не остановился, не перевел дыхание. На площадке что-то его насторожило. Что – он еще не мог ответить, вернее, не стал размышлять. Что-то было не так, чувствовалось присутствие чего-то чужого, даже, возможно, враждебного.

Илларион тихо опустил книги на выложенный плиткой пол, извлек из кармана ключи и осторожно, абсолютно бесшумно вставил ключ в верхний замок. Ключ не проворачивался.

«Открыто», – подумал Илларион.

Затем бережно нажал на ручку и потянул дверь на себя. И тут же увидел, как заскользили, закружились по паркетному полу рассыпанные бумаги. Он скользнул в квартиру стремительно, как тень, и уже в квартире догадался, в ней никого нет, хотя совсем недавно тут побывали люди. Книги, которые Илларион уже успел привезти и частично расставил на полки, были сброшены на пол, ящики вытащены из стола, шкаф открыт, бумаги высыпаны, одежда валялась на полу и на диване. Мебель сдвинута с привычных мест.

Илларион понял, украли деньги. Понял сразу, даже не оглядевшись как следует. В общем-то, брать ворам в его квартире было нечего. Редкие книги не так-то легко пристроить, да и к тому же самые ценные книги были сейчас при нем, да часть их лежала в салоне джипа.

«Деньги, деньги…» – подошел и посмотрел в пустой верхний ящик письменного стола.

Несколько авторучек, остро отточенные карандаши, лупа в латунной оправе, фланелевая тряпочка для протирания линзы – все было не на своих местах. Трех тысяч долларов, недавно снятых со счета, как не бывало.

«Но это все ерунда, – Илларион присел на корточки и запустил руку в пустую тумбочку письменного стола, – так и знал! – револьвера тоже не было. – Деньги – вещь наживная, сегодня есть, завтра нет, а вот оружие – это другое», – и он принялся расхаживать по квартире.

Из вещей он не досчитался куртки и большой дорожной кожаной сумки. Исчезли также и ножи, которые были в столе. Судя по всему, в квартире орудовал не один человек и попали сюда воры, скорее всего, лишь потому, что с улицы увидели новые рамы. И решили, раз новые рамы, раз затеял ремонт, значит, жилец богатый. А если богатый, значит, есть что у него взять.

"Замки в моей квартире ни к черту. Думал же поменять. Хотя при желании открыть можно любой замок.

Замки – это как броня: чем толще и надежнее сталевары делают металл, тем более изощреннее изготавливают снаряды оружейники. Идет вечное противостояние обороны и нападения – это непреложная истина".

Бельгийский револьвер исчез. Илларион Забродов уже в который раз обошел разграбленную, развороченную квартиру.

«Черт бы вас побрал!» – зло подумал он о ворах. И тут же понял, злость в этом деле – плохой советчик, она может толкнуть на не правильный путь.

Он опустился в кресло, прикрыл лицо ладонями и принялся считать:

– Один, два, три, четыре, пять…

Он представил облака на чистом голубом небе, медленно летящие белые облака, легкие, пушистые, высокие.

"Ну, ну, думай, думай, – порванной ниточкой билась в голове мысль, – думай, Илларион. Милицию ты вызывать не станешь, какой в этом смысл? Квартирных воров искать очень тяжело, как правило, они попадаются случайно, но на пятой или десятой краже.

Револьвер – вот что беспокоит меня. Ведь из твоего револьвера, если его пустят в дело, могут убить человека. Мужчина, женщина, ребенок, милиционер – кто угодно может стать жертвой. А оружие мое – Иллариона Забродова, зарегистрировано. И тогда возникнут проблемы, тогда придется объяснять, кто взял, при каких обстоятельствах… И тогда придется объяснять, почему он, Илларион Забродов, бывший инструктор Главного разведывательного управления, два месяца назад вышедший в отставку… Чушь, про это думать не надо. Надо найти воров как можно быстрее. Машина…

«кока-кола».., машина «фольксваген» ярко-красная, коричневая блестящая бутылка на будке.., бутылка похожа на негритянку в свадебной фате, такая же нелепая и привлекательная. Номер, номер… Вспоминай, Илларион, вспоминай!" – Забродов напряг память.

Он видел угол арки, видел темный провал, из-за которого бьет свет.

"Да, в кабине сидели двое в бейсбольных шапочках. Какого же цвета? Ну, ну, Илларион, быстро решай, какого цвета шапки? Шапки темно-синие, почти черные, с надписями. Надписи я прочесть не успел.

Номер, номер… – твердил себе Илларион, потирая виски кончиками пальцев. Ну давай же!"

Перед его внутренним взором возникла картинка, абсолютно четкая, ярко-красный микроавтобус медленно выезжает из арки. Опять перед глазами была бутылка.

«Будь ты неладна, негритянка! Номер, меня интересует номер…»

Память у Иллариона Забродова была прекрасная, во сейчас давала сбои.

– Черт подери! – воскликнул Илларион, вскакивая с кресла и нервно прохаживаясь по комнате от стены к окну. – Все ясно, номера на машине не было!

«Неужели не было?» – сам у себя спросил Илларион. – Да, впереди номера не было, значит, был сзади, на самом фургоне. А вот машину сзади я не заметил.

Или заметил? Смотрел я на нее или нет?"

Он опять сел в кресло, крепко сжал пальцы, но тут же сообразил, что напряжение, с которым пытается восстановить изображение выезжающего из арки микроавтобуса, ему мешает.

«Надо расслабиться, расслабиться полностью, как я это делаю всегда».

Илларион откинулся на спинку, руки положил на подлокотники кресла и попытался представить бегущие по голубому небу белые облака, воду, траву, вершины деревьев, афганские горы серо-желтого цвета и гладкое, как эмалированное, небо, выцветшее, без облаков, с тонким серпом поблескивавшей луны.

– «Вот он, задний борт автобуса: дверь, ручка привязана проволокой, вернее, не привязана, а просто на ручке накручена проволока. Наверное, ручка сломана и таким способом ее укрепили. Номер…»

– Номер, – сказал себе Забродов. И тут же возник забрызганный грязью номер на заднем бортике микроавтобуса.

Возникло зеркальное его отражение:

– Вот, наконец-то! Видел-то я его в зеркальце заднего вида, – Илларион несколько раз произнес про себя буквы и цифры.

«Что ж, ребята, если этот микроавтобус не ворованный, я вас найду очень скоро!»

Он тут же сбежал вниз и за тридцать минут перетащил все книги, лежащие в «лэндровере». Затем тщательно запер двери. Он не брал с собой ни ножа, ни перчаток, уходил с голыми руками.

«Так, теперь на Беговую, – садясь за руль машины и поворачивая ключ в замке зажигания, произнес Илларион, – на Беговую к Пигулевскому. Надо предупредить старика, что сегодня я книги забирать не буду и, возможно, ему придется еще пару дней потерпеть мои пачки в своем подвале. Ну ничего, терпел же полтора года, потерпит и пару дней, от силы неделю».

На Беговую Илларион приехал быстро. Марат Иванович Пигулевский, пятидесятипятилетний мужчина, выглядевший намного старше своих лет, встретил Иллариона радостной улыбкой, но тут же понял по озабоченному лицу Забродова, что у того что-то произошла и планы меняются. Но расспрашивать не стал.

Пигулевский не любил задавать лишних вопросов.

Если быть честным, то они с Забродовым проводили довольно много времени вдвоем, беседуя о разных разностях, но Марат Иванович ни разу даже не удосужился спросить у Иллариона, где он работает или где служит. Это было ему ни к чему. Да и что бы это изменило?

Куда интереснее разговаривать с Илларионом о тонких философских материях, о китайских и японских сказках, о буддизме и дзен-буддизме, о разнообразии оккультных наук, о теологии. А самые интересные разговоры – это о книгах. Память у Забродова была феноменальная, он помнил годы издания почти всех книг, которые когда-либо держал в руках, разумеется, тех книг, которые его интересовали или хотя бы привлекли его внимание.

– Присаживайся, Илларион, чайник закипел.

– Марат Иванович, хочу просить у тебя прощения.

– Что такое? – сказал мужчина с седой бородкой в старомодных круглых очках с толстыми линзами.

– Тут такое дело… – начал Илларион, – пусть мои книги полежат в подвале еще несколько дней. У меня на квартире небольшой погром.

– Что значит, небольшой погром? Прорвало трубы отопления и залило квартиру?

Это был очень весомый аргумент, это было единственное, чего боялся, причем боялся с паническим ужасом, старый антиквар и букинист Марат Иванович Пигулевский. Его утро начиналось с того, что он спускался в подвал и ласково поглаживал трубы. Все хомуты на трубах, свидетели прошлых аварий, Пигулевский проверял каждый день. Но хомуты в подвале могут быть подтянуты, а вот нерадивые соседи или бизнесмены из офиса, находящегося над антикварной лавкой, могут забыть перекрыть кран, уходя с работы. И тогда вода хлынет в подвал и загубит книги.

«Нет, нет, все что угодно, – думал Пигулевский, – только не вода, только не пожар».

– Нет, Марат Иванович, – сказал Забродов, – слава Богу, трубы я все поменял, поставил латунные. Никогда не потекут, каждый стык проверил, все сделано надежно. У меня несколько другие проблемы.

– Что ж, надо так надо. Лежали книги два года, полежат и еще. Кстати, я обнаружил Брема. Откуда он у тебя, Илларион?

– Брем?

– И старое издание сказок «Тысяча и одна ночь».

– Да, да, на английском.

– Ну, знаете ли, Марат Иванович, эта книга досталась мне от одного школьного учителя. А он получил ее от своего отца, преподавателя московского университета. Тот купил ее то ли в Лондоне, то ли в Копенгагене в букинистической лавке. К сожалению, точно не помню, потому что при этом не присутствовал.

– Там чудные надписи на форзаце.

– Да, я помню.., помню, – сказал Илларион. – Но извините меня, Марат Иванович, мне надо бежать.

– Бежать или ехать? – спросил старик. Пигулевский уже давным-давно считал себя старым человеком и не удивлялся, не обижался, когда кто-то обращался к нему «дедушка». – Ладно, ладно, поезжай, Илларион. Но только позвони, когда приедешь. А то вдруг слягу, и в подвал тебя никто не пустит.

– Да, понимаю, позвоню. И, кстати, можете смотреть, Марат Иванович, все книги в вашем распоряжении. А вот потом я их увезу.

– Жаль, конечно, – сказал Пигулевский. – Я, правда, уже все книги твои просмотрел, там есть такие, особенно старые с готическим шрифтом, просто руки чешутся и слезы на глаза наворачиваются, когда начинаешь листать. Не умеют сейчас издавать.

– Да, не умеют, – кивнул Забродов, покидая антикварную лавку.

Звонок Иллариона Забродова застал полковника ГРУ Андрея Мещерякова в рабочем кабинете.

– Слушай, полковник, – после короткого приветствия сказал Илларион, – у меня к тебе дело.

– Говори, если смогу…

– Конечно сможешь, – тут же остановил полковника Илларион Забродов. – У тебя карандаш и бумага есть под рукой?

– Обязательно, – ответил полковник.

– Тогда запиши. Минут через сорок я тебе перезвоню, возможно, выдерну тебя с работы.

– Нет, не выдернешь, даже не пытайся. Ровно через час я должен быть… – Мещеряков не стал говорить Иллариону, где он должен быть через час, все-таки тот вышел в отставку.

– Пойдешь на аудиенцию получать по шее?

– Что-то вроде того… – недовольно пробурчал полковник Мещеряков.

– Записывай, – Илларион продиктовал номер.

– Ну записал, а что дальше?

– А дальше вот что, Андрей: как можно быстрее надо узнать, кому принадлежит эта машина и где она сейчас может находиться.

– Кому принадлежит, если такой номер, конечно, существует, если он не выдуман, я тебе отвечу через десять минут. А вот, где она находится, этого тебе никто не скажет. Может, она сейчас в Смоленске, а может, и на свалке. Зачем тебе? – тут же спросил Мещеряков.

– Потом, Андрей, расскажу.

– У тебя, Илларион, все дела важные. Вот если бы ты не ушел в отставку, сейчас сам мог бы воспользоваться нашим компьютером.

– Я понимаю. Но знаешь, полковник, мне хорошо, я свободен. Через пятнадцать минут, с твоего позволения, перезвоню.

Пятнадцати минут Иллариону Забродову хватило, чтобы выпить чашку крепкого китайского чая в маленьком уютном кафе на Беговой.

"Вполне возможно, я уже здесь был, – почувствовал Илларион, – но город удивителен. Проходят годы, и на месте гастронома может появиться ресторан, на месте ресторана – маленький видеосалон или зал игральных автоматов. На месте магазина, который сто лет торговал букинистической литературой, вполне может возникнуть мясной магазин. Да, я здесь был. Это гастроном, от которого отделили треть и сделали кафешку. Кажется, здесь торговали рыбой, – Илларион втянул воздух, словно бы запах рыбы должен был остаться. Но пахло лишь молотым кофе. Аромат был терпким, приятным, щекотал ноздри.

Сотовый телефон лежал прямо на столе. Еще пять-шесть лет назад вот так же на столы клали пачки сигарет, а сверху зажигалки, спички. Теперь же сигареты почему-то прячут в карман, а на стол кладут телефоны.

Он набрал номер Мещерякова. Прошло ровно пятнадцать минут.

– Записывай, – сказал полковник ГРУ, даже не поинтересовавшись, кто ему звонит. Раз прошло ровно пятнадцать минут, значит, на связи Илларион Забродов. – Машина с этим номером принадлежит небольшой торгово-посреднической фирме. Фамилия хозяина фирмы Серегин, а водит машину его двоюродный брат, – тут же был назван и адрес, где размещался офис и гараж. – Может, тебе, Илларион, нужен домашний адрес водителя?

– Если надо, найду сам.

– Конечно, тебе всегда достаточно одной ниточки добраться до конца клубка.

– Это так, но не совсем. Иногда надо, чтобы ниточек было несколько. Знаешь, полковник, все куклы в театре марионеток приходят в движение не от одной веревочки, а от нескольких, закрепленных на крестовине.

– Опять ты рассказываешь, Илларион, какую-то чушь, не относящуюся к делу!

– Да, не относящуюся… – Илларион отключил телефон, даже не поблагодарив своего бывшего начальника за раздобытый адрес. – Серегин, – прошептал Забродов, садясь за руль «лэндровера» и отправляясь на улицу Комдива Орлова.

Фирму он нашел сразу. Та же коричневая бутылка «кока-колы», блестящая, с длинным шлейфом пены на вывеске. Дверь была железная, тяжелая, с глазком телекамеры, но она оказалась не запертой. На крыльце курили мужчины, вышедшие из помещения фирмы, располагавшейся на первом этаже жилого дома, даже не накинув пальто.

«Наверное, хозяин не курит, – решил Илларион, – не переносит дыма, вот и выгоняет сотрудников покурить на свежий воздух».

– Мужики, привет, – обратился он к двум мужчинам, – Серегин у себя?

– У себя, куда ж он денется!

– Мужики, мне машина нужна срочно мебель по мелочевке перекинуть. Говорят, у вас фургоны хорошие.

– Кто говорит? – спросил краснолицый мужчина в кепке, сдвинутой на затылок.

Его рубаха была расстегнута на три пуговицы, на шее болтался шарф. Но шарф, как понял Илларион, мужчина носит только для красоты, тепла от него никакого, шелк лишь холодит.

– Знакомый один рассказал, сосед.

– Правда, но берем дорого. Зачем к Серегину ходить, это не его уровня дело. Если бы тебе партию надо было бы перекинуть какого-нибудь товара, то это тогда с ним.

Да и платишь ты, наверное, наличкой, а не безналом?

– Наличкой, – кивнул Забродов, похлопывая себя по карману.

– Лучше зайди во двор, там все фургоны и шофера найдешь.

– Спасибо, мужики, может, с вашей помощью и договорюсь, а то жена совсем достала, когда вещи, мол, перевезешь.

– А ты что, в разводе с ней?

– Не совсем в разводе. Просто живем в разных квартирах, вот и решили съехаться.

– Хорошее дело, – кивнул краснолицый, поправляя кепку, еще более лихо сдвигая ее на затылок.

Во дворе стояло три фургона, все одинаковые – ярко-красные грузовые «фольксвагены» с изотермическими будками.

«Вот она», – улыбнулся Илларион, обходя машину, в кабине которой никого не было.

Он несколько раз ударил ногой по переднему скату, открыл дверцу, которая была не заперта, трижды нажал на клаксон. И тут же появился мужчина в кожаной куртке с теплым меховым воротом.

– Эй, ты чего сигналишь?!

– Да вот, у меня дело…

– Какое еще дело? – на кривоватых ногах, в зимних кроссовках, мужчина подошел к Иллариону.

Это был крепкий парень лет двадцати восьми с вороватым взглядом. Один передний зуб в верхней челюсти отсутствовал, и водитель фургона то и дело сплевывал сквозь щель.

– Говорят, у тебя пара часов есть свободных?

– А что надо? – оживился водитель.

– Надо мебель перекинуть с одной улицы на другую в центре. Твою машину повсюду пустят, а у меня на фирме только бортовая есть.

– Сам грузить не стану.

– Грузчики есть, – улыбнулся Илларион невинно и глуповато.

– Это хорошо. А сколько платишь?

– А сколько скажешь?

– Откуда куда?

– На Малую Грузинскую, в дом с узкой подворотней, – негромко произнес Илларион, – на последний этаж надо будет кое-что поднять.

Лицо у водителя напряглось, он даже не стал спрашивать откуда везти. Его рука инстинктивно дернулась к монтировке. Илларион перехватил руку за запястье и сжал так сильно, что ноги парня подогнулись, и он упал на колени прямо в лужу.

– А вот откуда везти, это я у тебя хочу спросить.

Либо ты быстро скажешь, либо потом тебе очень долго придется лежать в тюремной больнице и часа четыре тебя будут оперировать, сшивать связки на обеих руках, вырезать кусочки жил и сухожилий из ног и надтачивать порванные на руках.

– Погоди, погоди, отпусти, не дави!

– Я еще не давлю, – Илларион подошел к грузовику, повернул ручку, перевязанную проволокой, и, легко оторвав тяжелого парня от земли, легко вбросил в пустой фургон. Затем сам забрался туда. – Ну так как, приятель? Ты мне сам все расскажешь или мне тебя мучить?

– Нет, нет, все скажу!

– Кого ты возил на Малую Грузинскую?

Водитель лихорадочно соображал, что бы такое соврать, но тут же понял, взглянув на Забродова, что лучше не врать, себе дороже. Даже если и сумеешь обмануть, потом придется плохо.

– Так кого ты возил?

– Понимаешь, два мужика на улице подошли, говорят, мол, надо кое-что из дому забрать в связи с переездом. Я их ждал на улице, у подъезда. Там еще такой двор дурацкий, чуть въехал, а потом чуть выехал.

Забродов терпеливо все выслушал, а затем спросил:

– Зачем ты врешь, парень? Ты же их знаешь?

– Знаю, – неохотно согласился водитель.

– Вот и я говорю, что знаешь.

Парень судорожно дернулся, пытаясь выскочить из фургона. Но лучше бы он этого не делал. Илларион перехватил его за шею и пару раз ударил головой о стенку, несильно. А затем левая рука сжала горло, но не кадык. Указательный и большой палец легли на артерию, временно прекратив доступ воздуха к мозгу. В глазах у водителя потемнело, затем поплыли разноцветные круги, и он начал терять сознание.

Забродов выждал нужную паузу для того, чтобы водитель уже смирился с мыслью, что умирает, и разжал пальцы.

– Понравилось?

Парень ответить ничего не мог. Он стоял на коленях и мелко-мелко дрожал, беззвучно открывая рот.

– Я так сделаю два раза, и ты тихо умрешь. Даже вскрытие ничего не покажет.

– Кто ты? – наконец-то выдохнул из себя перепуганный до смерти шофер.

– Это неважно. Для тебя достаточно знать, что я могу тебя убить. Я человек, а ты мразь, – и, схватив водителя за шиворот, Забродов вытащил его на свежий воздух.

Наконец-то в глазах у водителя немного посветлело, он поверил, что остался жив. Но он понял и другое: если еще раз попытаться обмануть незнакомца, то этот обман может оказаться последним.

Он стал забираться за руль.

– Погоди, – остановил его Забродов, – я не хочу врезаться в стенку или в столб. Машину поведу я, а ты скажешь адресок.

Парень спорить не стал, перелез на сиденье рядом с рулем и затих. Он боялся, что выйдет кто-нибудь из конторы и увидит чужого человека за рулем. Если раньше такой исход казался ему спасением, то теперь он понимал, только сдав своих дружков-воров, он сможет рассчитывать на прощение.

Фургон выехал со двора и помчался по улице.

– Налево сворачивай, – бескровными губами прошептал шофер, сидевший на сиденье пассажира.

– Я тебе на «ты» обращаться к себе разрешения не давал.

– Извините, пожалуйста, гражданин…

– Вот так-то лучше, – Забродов достал сигарету, прикурил и покосился на своего спутника. – А вот тебе курить не советую, сознание потеряешь со страха.

– Я и не прошу…

– Зубы спрячь.

Они проехали почти полгорода, и наконец, улица пошла вдоль железной дороги. Пространство между рельсами и улицей занимали частные гаражи.

– Сюда. Гараж семьсот двенадцатый, – нехотя сказал шофер и вжал голову в плечи.

– Твои дружки еще там?

– Скорее всего, да. Может, высадишь, дальше сам поедешь и машину оставишь?

– На «вы», – напомнил ему Забродов.

– Да-да. Так как?

– На твоем месте я бы сидел и помалкивал.

Фургон медленно покатил по узкому проезду между гаражами. Забродов лишь стриг взглядом цифры на железных гаражах.

Вот и пошли семисотые. Он ловко поставил машину под стеной так, что из прохода ее было не видно, и повел рукой, словно бы хотел обнять своего спутника.

Тот рванулся, ударившись головой о дверку, но рука Забродова уже настигла его. Шофер даже не попытался сопротивляться, так сильно он был напуган. Короткий удар ребром ладони по шее, и тот сник, уткнувшись лбом в приборную панель. О том, что он жив, говорило лишь подрагивание ресниц.

– Минут через тридцать оклемается, – проговорил Забродов, выбираясь из машины.

Проезды между гаражами были грязные. Брезгливо обходя лужи, Илларион дошел до железных ворот с цифрой семьсот двенадцать. Остановился, прислушался. Из гаража доносились возбужденные голоса – беседовали человека три или четыре.

Илларион постоял с полминуты и точно определил, в гараже было трое. Мужчины наверняка пили. С первого взгляда Забродов понял, калитка в железных воротах закрыта изнутри.

Он постучал костяшками пальцев, не очень настойчиво, не очень уверенно – так, как мог постучать сосед по гаражу, если ему вдруг понадобился какой-нибудь редкий ключ. Голоса даже не смолкли, лишь один из пивших подошел к калитке и, не спрашивая, кто там, повернул ключ. Забродов резко навалился на нее, сбивая с ног того, кто стоял за ней.

Установилась тишина. Забродов, не вынимая рук из карманов, зашел в гараж и посмотрел на двух парней, сидевших за верстаком. На расстеленной газете лежала крупно порезанная ветчина, стояла бутылка водки и три стакана. Третий парень с разбитым носом сидел на полу и тряс головой, он никак не мог понять, как очутился на заднице. Пока замешательство не прошло, Забродов, подойдя к столу, взял водку, вылил ее на пол. На газете лежал нож, Забродов его узнал сразу – нож из его коллекции, узбекский, с черным лезвием, инкрустированный медью.

Если бы Илларион сразу ударил кого-нибудь из сидевших за столом, то и это не произвело бы на них такого шока, как то, что он спокойно вылил полбутылки водки на бетонный пол.

Рука одного из сидевших потянулась к ножу, и Илларион резко ударил по ладони кулаком. Рука застыла на верстаке, словно прибитая к нему гвоздем. Забродов взял нож, лезвие которого было перепачкано жиром, вытер его о ворот замшевой куртки одного из бандитов. Те сидели молча, ошарашенные происходящим.

– Где револьвер? – Илларион махнул ножом, нарисовав в воздухе восьмерку, а затем кончик острия застыл прямо перед зрачком одного из парней в каком-то миллиметре. – Смотри не моргай, а то глаза лишишься. И лучше не дыши. Искусственный глаз – удовольствие дорогое, хотя и не видит.

Парень от испуга не мог проронить ни слова.

– Я сказал, не моргай, иначе станешь как Кутузов, – Илларион запустил левую руку за пазуху замшевой куртки и вытащил свой бельгийский револьвер, отщелкнул барабан.

Все манипуляции он проделал одной рукой, как картежник, посмотрел, убедившись, все ли патроны на месте. Он сунул револьвер за брючный ремень сзади и распорядился:

– Все, что забрали на Малой Грузинской, быстро найти! Сложить сюда, – он ударом ноги выбил из-под верстака свою кожаную сумку.

Кожаная куртка Иллариона уже была на плечах одного из бандитов.

– Чужие вещи носить вредно, голова может от этого разболеться. И деньги не забудьте. Где лежат остальные ножи?

Теперь Илларион стоял, скрестив руки, у железных ворот. Двое бандитов суетились, сбрасывая в сумку вещи.

Третий с разбитым носом попытался было подняться, он хотел схватить большой газовый ключ, лежавший у стены. Но Илларион, даже не глядя на него, взмахнул ногой. Удар каблука, пришедшийся прямо в лоб, был быстрым и точным. Парня отбросило к стене и он сник, завалился на бок, потеряв сознание. На лбу отпечаталась металлическая подковка с тремя шляпками шурупов.

– Вы, наверное, мужики, не поняли, куда залезли, наверное, адресом ошиблись?

– Да, да, ошиблись, – сказал тот, на плечах которого недавно еще была куртка Забродова. Он ее паковал в сумку, аккуратно сложив – так, как могут складывать вещь лишь в дорогом магазине.

Сумку упаковали, и один из бандитов с ней в руках подошел к Иллариону, но не вплотную, опасаясь удара.

Поставил сумку на пол и положил сверху аккуратную стопочку долларов.

– Ровно три тысячи, можете не пересчитывать. Из них мы еще ничего не взяли.

– Вижу, – сказал Забродов и, резко нагнувшись, поднял сумку, забросил на плечо, деньги небрежно сунул во внутренний карман. – Если еще раз появитесь у меня дома или я узнаю, что вы залезли к кому-нибудь другому, то пощады не ждите, – Забродов шагнул в открытую калитку, прихватив с собой ключ.

Щелкнул замок, ключ в котором провернулся на два оборота.

– Эй, открой, мужик! У нас же ключа нет!

– Знаю, – спокойно ответил Илларион, опуская ключ в карман куртки, и пошел грязным проходом между гаражами к ярко-красному грузовику с нарисованной на борту бутылкой «кока-колы».

Шофер уже немного оклемался. Он сидел на краю сиденья перед открытой дверцей, зажимая уши ладонями, напоминая контуженого взрывом.

– Что, плохо? – участливо спросил Забродов, садясь в машину и бросая сумку на сиденье.

Шофер даже никак не отреагировал. Илларион несильно толкнул его в плечо и парень вывалился на улицу прямо в грязную лужу. Не поднимаясь на ноги, он на четвереньках отполз к стене и сел, глядя на Забродова. А тот захлопнул дверцу, и машина легко, задним ходом поехала к улице.

В железную дверь гаража под номером семьсот двенадцать исступленно колотили изнутри тем самым большим газовым ключом:

– Откройте! Выпустите!

Но Илларион уже не слышал ни грохота, ни грязной ругани. Он спокойно доехал до улицы Комдива Орлова и, въехав грязными колесами на тротуар, оставил фургон. С сумкой он пересел в свой «джип» и еще через полчаса сидел у себя дома.

Дверь из гостиной, узкой, как пенал, была открыта в коридор. Прямо напротив двери висел спил старой липы, нетолстый, сантиметров пятнадцать и около метра в диаметре, Концентрические окружности годовых колец делали этот спил похожим на мишень для стрельбы.

В левой руке Илларион держал два ножа, а в правой – третий за кончик лезвия. Он четко прицелился и несильно бросил. Нож аккуратно вошел прямо в центр липового спила и загудел как камертон.

А затем Забродов взял в обе руки по ножу и, уже не целясь, метнул их. Оба они воткнулись рядом с уже торчащим, причем брошенный правой рукой воткнулся слева, а левой – справа от него. Теперь уже гудело три ножа, точно трезвучие, словно бы Забродов тронул три басовые струны на гитаре.

«А теперь займусь приятным делом, – вздохнул Илларион, поднимаясь из мягкого кресла. Расставлять книги – занятие приятное, но забирает много времени. Возьмешь книгу, раскроешь и можешь час просидеть, перечитывая любимые страницы. А книг у меня…» – он огляделся.

Вдоль стены стояли ровные стопки книг, завернутые в серую оберточную бумагу, стянутые бечевками.

На сгибах были подложены твердые картонки, чтобы не попортить обложки. Илларион выдернул нож из спила и пружинистой походкой прошелся по длинному коридору рядом с пачками книг. Он шел, легко нагибался и, подцепив бечевки, разрезал их острым, как бритва, ножом, даже не прикасаясь к ним руками.

– Прямо-таки танец с саблями, – сказал Забродов, привалившись к стене, глядя на разрезанные веревки. А затем, сложив губы трубочкой, насвистел первые такты «Танца с саблями» Хачатуряна.

На одной из пачек бумага с шелестом сама раскрылась, словно в середине сидел кто-то живой. Илларион присел на пол, взял в руки верхнюю книгу и глянул на обложку: «Японские сказки» в переводе Кона. Он было потянулся к полке, чтобы поставить книжку, но не удержался, распахнул ее наугад, а затем, сидя прямо на полу, принялся читать. Через полчаса он спохватился и с ужасом глянул на огромное количество стопок с книгами.

«Если так пойдет, то мне и жизни не хватит, чтобы расставить их по местам. Хотя, с другой стороны, надо же когда-нибудь найти время и почитать. Не было его у меня раньше, а теперь, когда бросил службу, можно иногда позволить себе расслабиться», – он резко захлопнул книжку и поставил ее на полку.

В этот момент резко зазвонил телефон. Забродов глянул на идеально ровный после ремонта белый потолок, выкрашенный датской краской, и подумал, не спеша подходить к телефону:

«Если Мещеряков, то скажу ему спасибо, а если кто-нибудь другой, то тоже скажу спасибо за то, что позвонили».

Он взял трубку, нажал кнопку и не дожидаясь, пока кого-нибудь услышит в ней, проговорил:

– Спасибо за то, что позвонили, но я занят, – и тут же отключил телефон.

Как и следовало ожидать, телефон через несколько секунд вновь разразился гнусным писком.

– Андрей, ты? – спросил Забродов. – Я же тебя уже поблагодарил.

– У тебя все в порядке? – спросил Мещеряков.

– Никаких осложнений. Только что прочел японскую сказку про две луны, обезьяну и горсточку риса.

Хочешь расскажу? Очень поучительная сказка, может, тебе понадобится где-нибудь на совещании паузу закрыть.

– Забродов, пошел ты к черту! Я думал, у тебя что-нибудь серьезное случилось, помощь нужна.

– Помощь ты мне уже оказал. И еще раз спасибо за то, что мне позвонил. Я занят. Бип, бип, бил, – сказал в трубку Илларион, имитируя гудки, и услышал смех.

«Раз смеется, значит, не обиделся».

Мещеряков в это время сидел в своем строго обставленном кабинете, где не было ни одной глупой вещи, где днем с огнем невозможно сыскать сборник японских сказок – одни инструкции, кодексы, карты, папки с надписью «Секретно» и «Совершенно секретно».

А в трубке раздавался дурацкий писк: бип, бип, бип…

– А теперь, Андрюша, угадай мелодию, – и Забродов насвистел танец с саблями, причем сделал это безукоризненно, словно стоял на сцене перед полным залом.

– Хачатурян, танец с саблями, – обрадовался Мещеряков тому, что сумел блеснуть эрудицией.

Из всей классики обычно люди знают «Танец с саблями» Хачатуряна да «Танец маленьких лебедей» Чайковского, и то лишь потому, что обычно солдаты в армии ставят на него в клубе пародии.

И Мещеряков, даже не закрывая глаз, отчетливо увидел картинку, виденную им в то время, когда он служил в армии рядовым: клубная сцена, а на ней солдаты в кирзовых сапогах с голыми ногами в черных трусах и балетных пачках скачут под до боли знакомую мелодию, безбожно гремя подкованными каблуками.