Глава 19. Софья Михайловна Пономарева жила в неплохом районе Приреченска

Софья Михайловна Пономарева жила в неплохом районе Приреченска. Катя, оставив Полину на попечение Тамары Михайловны, отправилась за информацией к актрисе, однако дверь ей никто не открыл. Зорина позвонила в соседнюю квартиру, на пороге показалась визгливая рыжая тетка лет шестидесяти, неприветливо окинула журналистку с ног до головы, а когда Катя захотела поговорить о Пономаревой, бесцеремонно выпроводила ее, заявив: дескать, при жизни та ни с кем из соседей не общалась, наверное, брезговала, и поэтому она не только не желает о ней говорить, но и ничего ведать не ведает. Журналистка изобразила такую печаль, что тетка, вероятно, немного смягчилась и дала женщине дельный совет: уж где‑где, а в любимом театре примадонны найдутся приятельницы и приятели, которые и поведают о нелегкой жизни звезды. Катя послушалась ее совета, тем более других вариантов у нее не было. И рыжеволосая соседка оказалась права. Здесь Катю встретили чуть ли не с распростертыми объятиями, решив, что знаменитая Зорина хочет написать об их театре, тут же проводили в гримерку к Валерии Станиславовне Гладышевой, довольно известной артистке в Приреченске и приятельнице Пономаревой. Гладышева хорошо приняла Зорину, усадила перед собой на пуф и принялась рассказывать о подруге. Судьба Софьи Михайловны действительно оказалась достойной если не романа, то повести.

На ее долю выпало много лишений: ранняя потеря родителей, детдомовское воспитание, голод, потом театральная карьера, стремительный взлет, приглашение на съемки художественных фильмов, бешеная популярность и полузабытье. Когда в столице бывшего СССР ее постепенно начали забывать и деликатно намекнули, что лучше бы покинуть театр, потому что появилось много талантливых актеров, которым тоже нужно дать путевку в жизнь, Софья Михайловна не возражала. Она выскочила замуж за военного, контр‑адмирала, давно предлагавшего ей руку и сердце, и переехала в Приреченск, встретивший ее с распростертыми объятиями. Здесь ей сразу предложили место в театре, и долгое время народ валил валом на спектакли с ее участием. Пономарева понимала: то, что она в таком возрасте до сих пор удерживается в театре, заслуга того, как сейчас выражаются, пиара, созданного вокруг ее имени в давние времена. Также Софья Михайловна внутренне соглашалась с теми журналистами, которые называли ее бездарностью. Дотошные писаки раскопали ее биографию и комментировали каждый факт. А комментировать было что… Еще находясь в детском доме, Соня подрабатывала на улице. Этим занимались многие воспитанницы. Хорошенькая Софья после детского дома лишь числилась машинисткой в конторе, но на самом деле превратилась в дорогую содержанку, которую передавали из рук в руки офицеры высоких рангов и партийные боссы. В ее постели в разное время оказалось так много наделенных властью мужчин, что она не всех могла вспомнить. Соня никогда не имела особых актерских талантов, но очень хорошо знала, как понравиться и влюбить в себя мужчину. Если кто‑то попадал в поле ее интересов, то результат был прогнозируемым. Одного высокого партийного чиновника из Харькова даже пришлось вытаскивать из ее постели силой. Он заявил, что без нее никуда не пойдет, намерен забрать ее с собой, обещал сделать примой любого театра. И лишь появление в ее квартире работников из органов привело в чувство женатого любовника и возвратило семье. Однако он не забывал Пономареву и действительно устроил в один из московских театров, где Сонечка даром времени не теряла. Она закрутила роман с директором театра и стала примой не без помощи чиновника из Харькова. Соня царствовала в течение двадцати лет. С ее согласия назначались и увольнялись люди, распределялись роли.

Однако всему когда‑нибудь приходит конец. В один прекрасный день директора уволили со скандалом. Тучи сгустились над его любовницей. На нее сразу обрушился гнев труппы, и все до одного принялись выживать бывшую царицу. У нее забрали все ведущие роли, оставили реплики наподобие знаменитой «кушать подано», разговаривали сквозь зубы. Другая, привыкшая к лучшей жизни, давно бы написала заявление по собственному желанию, однако Пономарева не мыслила себя без театра. Она попробовала перевестись в другое заведение, однако ей везде отказывали. Коллективы, наслышанные про Пономареву, вставали грудью, чтобы не допустить ее в свои святилища. Короче говоря, идти ей было некуда, и она покорно влачила существование. Однако ее коллеги не удовлетворились и этим и донимали директора, призывая его избавиться от Пономаревой. Наконец он внял их просьбам и, вызвав к себе Софью Михайловну, довольно непрозрачно намекнул ей, что лучше бы покинуть театр. Женщина пришла в отчаяние, но тут на горизонте снова нарисовался ее давний поклонник с предложением руки и сердца.

– Я бы согласилась, мой дорогой, потому что люблю вас, – томно ответила она. – Но, уехав с вами, я потеряю работу, а жизнь без сцены для меня не имеет смысла. Все же столько лет отдано Мельпомене!

Адмирал даже прослезился:

– Понимаю, дорогая. К сожалению, я могу предложить вам место только в приреченском театре. Его директор – мой большой приятель.

Она кинулась ему на шею:

– Тогда – да!

И артистка отправилась в Приреченск. Муж не обманул: ее взяли в театр и сразу дали хорошие роли. Софья снова была на коне. Она старела, однако директор, приятель мужа, не списывал ее со счетов, и женщина по‑прежнему слыла примой. Однако и этой прекрасной поре пришел конец. Адмирал внезапно умер от тромба, закупорившего легочную артерию, наследники от первого брака накинулись на квартиру в центре города, всеми силами стараясь выдавить оттуда Пономареву, но она позаботилась заранее о том, чтобы не остаться на улице. Дочь и сын адмирала, скрепя сердце, разменяли четырехкомнатные хоромы на две двухкомнатные тоже в центре города и тоже в элитных домах и спровадили туда Пономареву, которая не возражала против такого переселения. С театром получилось все гораздо лучше. Вместо директора, ушедшего на пенсию, на его место заступил его сын, не дававший Софью в обиду. Пономарева знала: к нему постоянно приходят недовольные актеры и другие работники театра и просят уволить ее, чтобы на освободившееся место пристроить своих знакомых и близких. Ей также было известно и другое: сын приятеля адмирала заступался за пожилую актрису и всегда говорил одно и то же:

– Многие жители нашего города ходят в театр именно на Пономареву. У нас провинция, а не столица. Ни одна молодая, но никому не известная актриса не заменит нашу Софью Михайловну.

И женщина продержалась до восьмидесяти пяти лет. От многих любимых ролей пришлось отказаться, на радость коллегам, и подумывать об уходе. Многие покидают театр гораздо раньше, но ей было страшно подумать, что она останется одна в пустой квартире. Софья так и не решилась родить ребенка ни одному мужчине, с которым жила, и теперь сожалела об этом. Особенно ее пугала мысль: когда она станет совсем немощной, кто досмотрит за ней, обеспечив достойный уход? Женщина готова была отдать квартиру такому человеку, но его еще нужно было найти. Не оставишь же жилплощадь первому встречному! Еще отправит на тот свет быстрее, чем этого хочет Господь. И тут на горизонте появился поклонник Аркадий. Он ни о чем не просил пожилую женщину, просто носил ей огромные букеты, коробки конфет, где‑то находя шоколадное «ассорти», именно такое, которое она любила, и бутылочку ее любимого шампанского «Новый Свет. Брют».

Пономарева уже подумывала о том, чтобы сделать его своим наследником, когда откуда ни возьмись, как джинн из бутылки, перед ней предстала ее внучатая племянница Лиза. Сначала Софья Михайловна чуть не выгнала девушку, даже не выслушав, о чем потом очень пожалела. Лиза – молодец, все же настояла на беседе и поведала удивительную историю. Оказывается, у Пономаревой была сестра‑близнец, похожая на нее, как две капли воды, которую удочерила одна семья и увезла на Украину. Во время Великой Отечественной войны сестру с приемной матерью угнали в Германию. Так получилось, что после окончания войны женщины не вернулись на Родину, а подались в Австралию. Там они довольно неплохо обосновались, сестра Сони вышла замуж за богатого фермера, родила от него детей, те, в свою очередь, тоже в положенное время обзавелись потомством. Лиза очень проникновенно рассказывала, как бабушка стала просто одержима мыслью отыскать свою сестру, о которой рассказывала приемная мать. Женщина объяснила, почему не смогла удочерить сразу обеих: они с мужем бы не прокормили их двоих. И вот сестра решила хотя бы на старости лет увидеть свою вторую половинку, как она называла Соню, если та еще жива. На их счастье, уже существовала программа «Жди меня». Бабушка и внучка обратились туда, и им помогли, проделав колоссальную работу. В общем, Соню оказалось не так трудно найти, ибо она стала знаменитой актрисой. Мария Шукшина и Игорь Кваша, узнав о судьбе сестер, захотели обеих пригласить на программу, однако австралийка Наталья сразу отказалась: в последнее время у нее очень болели ноги, и она почти не вставала с постели. Вот так и получилось, что в Приреченск она тоже не смогла приехать, а прислала внучку Лизу. В доказательство своих слов девушка предоставила фотографии, и, увидев их, Пономарева прослезилась. Сестра Наталья действительно была похожа на нее как две капли воды, даже прическу носила такую же. Кроме того, внучка попросила разрешения позвонить по телефону в Сидней, и вскоре Софья услышала слабый дребезжащий голос:

– Сестренка моя! Неужели я тебя нашла?

Она чуть не задохнулась от волнения:

– Да, мы нашли друг друга. Неужели расстояние помешает нам увидеться?

Наталья немного помолчала и ответила:

– К сожалению, я почти не встаю с постели. У меня сильный артрит. Но, если ты в добром здравии, можешь приехать к нам. Лизочка будет сопровождать тебя до самого Сиднея. Кстати, как ты себя чувствуешь?

– Болят суставы, и сильная слабость, – призналась Пономарева. – Наверное, возраст дает о себе знать.

– Вот поэтому ты просто обязана приехать ко мне, – произнесла Наталья.

– Как же я отправлюсь назад? – спросила Софья Михайловна. Сестра рассмеялась:

– Можешь оставаться тут навсегда. У меня есть деньги, и я обеспечу тебе хороший уход. Решайся, все зависит от тебя.

Потом они еще о чем‑то говорили, в основном рассказывая друг другу о своей жизни. И Пономарева обещала подумать насчет переезда в Австралию. Сначала ее беспокоило, что же делать с квартирой, но потом она решила: напишет дарственную на внучку сестры, пусть та делает с ней, что хочет – продает или оставляет. В тот же день она объявила о своем желании Лизе, и та покраснела:

– Я приехала сюда вовсе не за вашей квартирой. Мне ничего от вас не нужно. Мы ведь далеко не бедные, бабушка, наверное, вам все рассказала.

Пономарева покачала головой:

– Не отдавать же ее государству, если у меня есть близкие родственники.

– Нет, я не согласна, – Лиза всячески открещивалась от подарка, и Софья Михайловна полюбила ее еще больше.

– В конце концов, – заметила актриса, – когда я перееду к вам в Австралию, можешь вернуться сюда и продать ее. Я уже слишком стара, чтобы заниматься подобными вещами. А ты молода и умна. Начни я это дело, меня обязательно обманут. А ты справишься и привезешь вырученные деньги в Сидней. Я тоже хочу внести свою долю в ваше хозяйство. Тебе неудобно принимать от меня подарок, а мне неудобно садиться на вашу шею. Правда, в этом есть логика?

Лиза пожала плечами:

– Раз вы настаиваете…

– Настаиваю. Теперь понятно почему?

Девушка вздохнула и согласилась. На следующий день дарственная была оформлена, и Лиза стала собственницей квартиры и начала готовить документы Пономаревой для объезда в Австралию. Актриса напоследок решила устроить в театре прощальный бенефис на радость тем, кто давно мечтал о том времени, когда Софья Михайловна покинет труппу. Сегодня она последний раз играла в спектакле «Гамлет» Гертруду, мать Гамлета. Боже, сколько доставалось ей за эту роль, особенно в последние годы! Дескать, она сильно стара для датской королевы и способна только рассмешить зрителей. Пономарева улыбнулась и взглянула на настенные часы. Сейчас придет гример. Женщина распустила волосы, провела по ним расческой и поморщилась. Уже несколько недель они просто вылезали клочьями. Хорошо, что все ее роли предусматривали парики. Да, возраст есть возраст. Душа осталась молодой, а вот тело подводит. Актриса вздрогнула, когда распахнулась дверь и гримерша, женщина неопределенного возраста, очень искусно загримированная, зашла в комнату.

– Готовы, Софья Михайловна?

Актриса открыла рот и схватилась за сердце. Она как‑то сразу побледнела, и гример участливо склонилась над ней:

– Вам плохо?

Пономарева силой заставила себя покачать головой:

– Все нормально, Света. Наверное, просто устала. Знаешь, с этим отъездом столько дел, хотя Лиза и взяла на себя основные заботы.

Гример ловко орудовала кисточками:

– И охота вам тащиться в такую даль?

– Мне охота увидеть свою родную сестру, – сказала Софья Михайловна. – Она очень больна и не может приехать. Значит, придется собираться в дорогу мне.

Гример пожала плечами:

– Не жалко навсегда покидать Родину?

– Я родилась и выросла в другом городе, – бросила актриса. – Так что с Приреченском меня мало что связывает. Разве только театр, но и отсюда бы мне в скором времени пришлось уйти. И я осталась бы совсем одна в пустой квартире. Разве это хорошо? Не лучше ли умереть на руках моих близких?

Светлана вздохнула:

– Впрочем, вам виднее. Может, вы и правы. Давайте я помогу вам одеться.

Пономарева встала, чтобы надеть платье Гертруды, но тут же тяжело опустилась на стул.

– Голова кружится, и сердце болит.

Света дотронулась до нее:

– Может, позвать врача?

Актриса отстранила ее и заставила себя подняться:

– Не нужно. Еще, чего доброго, он отправит меня домой. А этого нельзя допустить. В сегодняшнем спектакле я должна сыграть, чего бы мне это ни стоило.

Гример помогала ей одеваться.

– Желаю удачного выступления.

– Тем более оно последнее, Светочка.

Пошатываясь, женщина вышла из гримерки. Режиссер давал актерам последние наставления. За кулисами слышался шум из зрительного зала. Заметив Пономареву, идущую нетвердой походкой и бледную даже под слоем грима, он участливо спросил:

– Вам плохо?

– Волнуюсь за свое выступление, – теперь, казалось, болело все тело. Ноги сводила судорога, к горлу подступала тошнота. Софья Михайловна порадовалась, что ничего не ела с утра. Ее тошнило уже тогда, только приступы были не такими сильными. Ей стало по‑настоящему страшно. Иногда подобными признаками сопровождается инфаркт. Не дай бог, он свалит ее прямо на сцене. Боже, только не сегодня, не сейчас и уже не в этой стране! Женщина старалась припомнить все молитвы, однако ни одна не пришла на ум. Впрочем, это было неудивительно: она никогда не молилась. Когда начался спектакль, Софья Михайловна ничем не показывала свое состояние и играла как обычно. Никто не подозревал, как тяжело ей давалось каждое слово! Как назло, зал был битком набит, люди знали: их любимая актриса покидает сцену. Они пришли на нее, и ей нужно сыграть для них. Несколько раз Пономаревой казалось, что она теряет сознание, однако усилием воли удавалось возвращать себя в реальность. Наконец приблизилась финальная сцена, и женщина немного расслабилась. Скоро конец ее мучениям! Да, придется показаться врачу, иначе она не доедет до Сиднея. Откуда‑то издалека до нее донеслись слова Николая Саенко, игравшего короля:

– Ваш сын одержит верх.

Пономарева открыла рот. Каждое слово давалось с невероятным трудом. Она не узнавала своего голоса:

Он потен и устал. Возьми платок мой,

Отри лицо, мой Гамлет. Королева

Пьет за здоровие твое.

Софья Михайловна с удовольствием глотнула холодной воды, которой наполнили кубок. Реплики Гамлета и короля, казалось, слились в одну.

– Сударыня моя.

– Не пей, Гертруда.

– Мне хочется; простите, сударь, – прошептала она и упала на холодный пол. Пономарева уже не слышала злого возгласа Саенко:

– Старая проститутка! Она уже ни на что не способна!

Никто не бросился на помощь актрисе до конца спектакля. Когда закрылся занавес, Николай презрительно посмотрел на нее:

– Вставайте, дражайшая Софья Михайловна. Спектакль закончен. Вы же не хотите пропустить свой блистательный выход для поклона.

На его удивление, женщина не шевелилась. Он дотронулся до нее рукой. Не скрывая отвращения:

– Софья Михайловна, перестаньте.

Занавес раскрылся, и послышались аплодисменты. К Саенко подошла Лилия Порывайло, игравшая Офелию:

– Вы что тут затеяли?

Николай растерянно взглянул на нее:

– Кажется, она того…

Возле них толпились другие артисты.

– Что произошло?

Зрители громко скандировали:

– Пономарева!

На сцену выбежал побледневший режиссер:

– Где Пономарева?

Кланявшиеся артисты указали ему на неподвижное тело. Режиссер охнул:

– Опускайте занавес! Вызываем «Скорую».

Когда приехали врачи, уже было слишком поздно. Им осталось только констатировать смерть.

– Вот и все, – закончила свой рассказ Валерия Станиславовна. – Она умерла, как настоящая артистка, на сцене. Что может быть прекраснее!

– И какой диагноз ей поставили? – поинтересовалась Зорина. Гладышева удивленно посмотрела на нее:

– Я понятия не имею. Наверное, сердечная недостаточность. И потом, возраст, моя девочка. И эти свалившиеся на ее голову родственники. В наши годы, моя дорогая, может стать плохо и от радостного известия.

Журналистка вскинула брови:

– Вы сказали, она жаловалась, что в последнее время у нее стали выпадать волосы?

– Да, Соня сама говорила мне об этом. Как и наша гример, – кивнула актриса, – но ведь это тоже возраст, разве не так?

– А ее внучка? Где она сейчас? – спросила Зорина. Валерия Станиславовна развела руками:

– Ну откуда же я знаю, моя дорогая? В последний раз я видела ее на похоронах.

– Софья Михайловна не сомневалась, что эта Лиза – действительно ее настоящая родственница? – задала Катя следующий вопрос.

Валерия Станиславовна пожала плечами:

– Не знаю, наверное. Кем же она еще может приходиться?

Больше пожилая актриса не могла припомнить ничего существенного. Попрощавшись с ней, Зорина решила наведаться в квартиру Пономаревой. Возможно, внучка уже пришла. Однако ей снова пришлось поцеловать замок. Когда она в третий раз нажимала кнопку звонка, оглашавшего квартиру трелью, из соседней двери выглянула рыжеволосая соседка и, кутаясь в пуховой платок, поинтересовалась:

– Снова пожаловали?

Журналистка кивнула:

– Что делать? Мне необходимо увидеть ее внучку.

Женщина прищурилась и усмехнулась:

– Так бы и сказали. Она продала квартиру, во всяком случае, так сообщила мне вчера утром. Завтра должны заехать другие жильцы.

От удивления Катя пошатнулась:

– Продала квартиру? Когда же она успела?

Однако потом журналистка вспомнила: судя по словам Гладышевой, Пономарева написала на внучку дарственную, и той не пришлось ждать полгода для вступления в права наследования. Теперь эту Лизу, если она действительно Лиза и имеет какое‑то отношение к Софье Михайловне, действительно ищи – свищи.

– Спасибо за информацию, – Катя вздохнула и побрела к остановке. Она решила навестить еще кого‑нибудь из списка, переданного ей Галиной Смирновой, и остановилась на Римме Николенко. Здесь Зорина рассчитывала получить больше информации, чем в деле Пономаревой. Если о несчастном случае хотели написать в газетах, то это собиралась сделать, скорее всего, сотрудница «Ночного города» Рита Михайлова, неплохая журналистка, с которой Катя иногда пересекалась на городских мероприятиях. Зорина взглянула на часы. Подходило время обеда. Кате было известно: Рита Михайлова предпочитает утолять голод в пиццерии «Челентано», и Зорина отправилась туда.

Журналистка не ошиблась. Она действительно обнаружила свою коллегу в этом заведении за столиком у окна. Рита в одиночестве поглощала огромный кусок пиццы с грибами и, увидев Катю, широко улыбнулась:

– Привет знаменитостям! Ты тут случайно или по делу?

Журналистка пожала плечами:

– Не знаю, как и ответить. Впрочем, кушать я тоже хочу.

– Маша, – позвала Рита знакомую официантку, – обслужи, пожалуйста, госпожу Зорину.

Девушка в синей униформе тотчас подбежала с блокнотом в руке:

– Слушаю.

Зорина заказала пиццу с ветчиной и шампиньонами и томатный сок.

– Ты не пожалеешь, – одобрила заказ коллега. – Здесь обалденно готовят.

– Я знаю.

Вскоре Катя с наслаждением ела душистую пиццу.

– Ты права. Мы с Костиком никогда здесь не были. Вообще мы не жалуем такую еду.

– А зря, – Михайлова вытерла губы салфеткой. – Ну, рассказывай, зачем пожаловала. Из твоих слов я сделала вывод: если вы с Костиком не жалуете это заведение, то ты пришла исключительно из‑за меня. Правда?

– Правда, – призналась Катя. – Ну, не буду ходить вокруг да около. Ты лучше всех освещаешь в городе несчастные случаи.

Рита улыбнулась:

– Не льсти.

– А я и не льщу. Хочу расспросить про один из них, который тебе, кстати, не дали осветить. Это касается дочери предпринимателя Риммы Николенко.

Михайлова кивнула:

– Было дело. Девушке упала на голову сосулька. Такое случается очень часто. Никакого криминала. Но мачеха категорически запретила писать об этом в газете. Впрочем, – она сделала глоток виноградного сока, – я ее понимаю. Отец погибшей девушки находится в таком состоянии, что для него лишнее потрясение чревато последствиями.

– Правда? – удивилась Зорина. Римма посмотрела на нее:

– Так ты ничего о них не знаешь?

– Нет, – призналась журналистка.

– У папаши большое агентство недвижимости, – продолжала коллега. – Но деньги не принесли ему счастья. У него онкология, причем четвертая стадия, и, несмотря на бабки, которыми он щедро одаривает врачей, они вынесли приговор: жить ему осталось от силы год. Что он только не перепробовал! Все методы лечения и не сосчитать, однако ничего не помогло. Газеты даже писали о завещании. Половину этот парень оставил жене, половину – дочери.

– А что случилось с первой женой? – поинтересовалась Катя.

– Первая жена Николенко, мать его ребенка, умерла от инфаркта пять лет назад. Надо отдать должное, наш предприниматель выдержал положенный срок траура и только потом женился. Женушка моложе его лет на двадцать с лишком.

– А где он ее подцепил? – удивилась Катя.

– Не понимаю твоего удивления, – ответила подруга. – А подцепил он ее в столице. Она начинающая певичка, щебетала до замужества в каком‑то ресторане. Николенко зашел туда случайно с партнером по бизнесу, увидел и услышал ее и втрескался по уши. Сплетничают, что в тот же день он на ней и женился. Дочка, конечно, была не в восторге.

– Еще бы, две наследницы, а наследство одно, – пробурчала Зорина. – И главное, обе молодые и привлекательные.

– И не говори, – поддержала ее Рита. – Ты сказала, она переживает по поводу смерти падчерицы? Держу пари, после твоего ухода мачеха в который раз сплясала канкан на обеденном столе. Мужу ведь осталось недолго, и вскоре молодая жена станет обладательницей многомиллионного наследства. Согласись, взять все лучше, чем получить половину.

– Несомненно, – Зорина закусила губу. – Большое тебе спасибо, Рита.

– За что? – изумилась та.

– За нужную информацию. Слушай, – неожиданно для себя спросила Катя, – а ты про такую Полину Москвичеву никогда не слышала?

Михайлова наклонила голову:

– Ту, которая разбилась на машине? Слышала. А чего вдруг тебя потянуло на несчастные случаи? Ты же вроде не по этим делам. Или, – она вдруг запнулась, – это не несчастные случаи?

– Не знаю, – честно выдохнула Катя. – Тогда у меня к тебе еще один вопрос.

– О Полине? Расскажу, что мне известно, только закажу еще кусочек, уж больно здесь вкусная пицца, – Рита снова подозвала официантку, и та вскоре поставила перед ней дымящийся кусок. Михайлова тут же вонзила в него зубы:

– Подожди, еще немного поем. В общем, тут ничего криминального, как и с Николенко. Тут такая история… Вообще, как сказала ее сводная сестра, эта Полина была очень осторожна за рулем автомобиля. Проездила лет десять – и ни одной аварии. Тем более родители у них рано умерли и оставили неплохие деньги. Москвичева могла позволить себе хороший автомобиль и постоянно следила за ним. Она обслуживалась на одной и той же станции техобслуживания у одного и того же мастера. И надо же было такому случиться, чтобы в тот день мастер не вышел на работу по болезни. Однако он не захотел терять заработки, ибо клиентов у него было хоть отбавляй, и послал вместо себя сына. Тот посмотрел машину и, вероятно, не заметил, что у правого переднего колеса расшаталась подвеска. Москвичева привыкла доверять своим мастерам и, когда выехала из СТО, набрала приличную скорость. Это ее и погубило. Колесо отлетело, а автомобиль врезался в столб и взорвался. Девушку хоронили в закрытом гробу. Я присутствовала на похоронах. Особенно переживал ее жених. Полина ведь готовилась выйти замуж.

– Значит, у нее есть сестра, – проговорила Зорина, – и жених. Правильнее сказать, были. Сестра работает или учится? Видишь ли, я приходила домой к Москвичевым и никого не застала.

– О сестре у меня нет никакой информации, кроме того, что это девица лет двадцати двух, – отозвалась коллега. – А вот жениха ты можешь застать на кладбище. Он часто навещает могилу невесты. Вероятно, парень и посоветует, где застать сестру.

– Еще раз спасибо, – Катя бросила взгляд на часы. – Возможно, еще успею с ним переговорить. Вдруг именно сейчас он решил навестить ее могилу?

– Попробуй, – Рита тепло улыбнулась. – Кстати, могу дать еще одну информацию. Аналогично Москвичевой на автодроме разбился предприниматель Процевский. Тоже отлетело колесо. Он тебя не интересует?

– Еще как интересует, – Зорина встала и положила на стол деньги. – Хочу за тебя заплатить. Ты заработала на пиццу, – она смущенно улыбнулась. – Я тебя не обидела? Просто не знала, как лучше сказать. Короче, я угощаю.

– Благодарю, – кивнула Михайлова. – Очень кстати. У меня сейчас с финансами туговато.

– Удачи, – Зорина помахала ей рукой.