Овладение падежами

Одна из трудностей, с которыми при освоении языка приходит-. ся столкнуться ребенку, — шестичленная система падежей, каждый из которых обладает большой и разветвленной системой значений. Так, творительный падеж может обозначать орудие действия (пишу пером), объект действия (увлечься плаваньем}, время (прийти по­здним вечером), место (брести лесной тропой); весьма часто он| выступает в роли сказуемого в сочетании со связкой или без нее (стать инженером, считаться красавицей). Это примеры только • творительного падежа без предлога. И не во всех его функциях. А если прибавить значения творительного падежа в сочетании с| предлогами, то перечень увеличился бы во много раз (поссориться с другом, сидеть за забором, смеяться над соседом и т. п.). Кроме сочетания глагол + существительное в качестве главного (управ­ляющего) слова может выступать другое существительное (корзи­на с еловыми шишками), прилагательное и наречие.

К двум годам большинство детей в состоянии выбрать нужную падежную форму для передачи определенного смысла, к трем-че­тырем годам они конструируют падежную форму с достаточной сте­пенью уверенности, т.е. выбирают нужное окончание в соответствии с типом склонения существительного (мы не имеем в виду исклю­чений из правил). К концу дошкольного периода в основном быва­ет освоен весь круг основных синтаксических единиц (синтаксем)» представленных существительными, которые употребляются в речи взрослого человека.

Рассмотрим последовательность усвоения падежей. На стадии однословных высказываний (голофраз) существительные употреб­ляются в одной форме, которую можно условно считать формой именительного падежа. Она выступает в качестве единственного

представителя слова и, поскольку не противопоставлена никаким другим формам, не может, в сущности, еще считаться формой как таковой. Такую форму обычно называют замороженной. В однослов­ных высказываниях она чаще всего выполняет следующие функции:

• указание на наличие предмета или лица;

• обращение к какому-либо лицу;

• обозначение лица, которое связано с предметом, на который
ребенок указывает или взаимодействует с ним;

• обозначение предмета, являющегося орудием, инструментом
действия, которое ребенок хочет видеть выполненным;

• обозначение лица, выполняющего действие;

• обозначение адресата действия, осуществляемого ребенком.
«БАМП», — произносит Аня С. (1 г., 2 мес. и 1 день) и указывает

на лампу пальцем. «БАБИ», — говорит она же (1 г. 2 мес. 24 дня), указывая на полку, где лежат ее валенки (этим словом она называ­ла не только валенки, но и любую обувь, а позднее стала так обо­значать свое желание гулять). «ДЯДЯ», — произносит, указывая на диктора на экране телевизора (1 г. 2 мес. 29 дн.).

«ПАПА», — говорит после того, как принесла маме папин боти­нок (1 г. 2 мес. 28 дн.). «ДИДЯ», — произносит, протягивая маме дедушкины капли (1 г. 2 мес. 29 дн.).

«БАБА, БАДЯ1» — просит бабушку вымыть водой соску, упав­шую на пол, и протягивает ее бабушке. «БАБА» здесь служит обра­щением (1 г. 7 мес. 12 дн.).

«ПАПА! ПАПА!», — плачет, указывая в сторону кухни, где ее только что наказал папа (1 г. 6 мес. 8 дн.).

«МАМА», — говорит Юля К. и катит мячик по направлению к ма­ме, затем она направляет его папе, произнося при этом «ПАПА».

На данном этапе, как правило, отсутствуют высказывания, где ребенок называл бы с помощью-данной формы предмет, который хотел бы получить. Во всех этих случаях он либо кричит: «ДАЙ», «ДАТЬ», либо просто тянется к предмету, указывая на него. «ДАТЫ.» — Аня С. увидела, что мама ест яблоко, и протянула к нему руку (1г. 2 мес.14 дн.). «МАМА, ДАТЫ» — кричит она (1 г. 6 мес.), пытаясь снять туфли с ног матери. Жест выступал в качестве знака, успеш­но конкурируя со словом. Эту особенность детской речи на данном этапе отметил в свое время А. Р. Лурия.

Лишь в двух из приведенных случаев можно видеть некое подо­бие структурам взрослого языка: в первом (сравним: «Ночь. Ули­ца. Фонарь. Аптека» — номинативные предложения) и во втором (именительный падеж в звательной функции — вокативные пред­ложения). Три прочие структуры — специфически детские, и упот­ребляемая в них форма не имеет параллелей среди синтаксем нор-

мативного языка. Эта форма и не может считаться настоящей фор­мой именительного падежа.

Иногда встречаются случаи, когда в качестве замороженной выс­тупает форма другого падежа. Так, Женя Гвоздев в течение несколь­ких месяцев для обозначения молока употреблял форму МАКА, тож­дественную родительному, а не именительному падежу. Очевидно, это извлечение из типичной фразы взрослого, обращенной к ребен­ку: «Хочешь молока?» Редко используется форма не единственно­го, а множественного числа. Маня Б. произносила ГИБЫцаже тогда, когда речь шла об одном грибе. Названные два случая демонстриру­ют лишь исключения из главного правила, которое гласит, что в ка­честве исходной формы, манифестирующей слово в целом в раннем периоде речевого развития, обычно выступает основная из форм -форма именительного падежа. Отчасти это связано с тем, что она абсолютно преобладает в том речевом инпуте, на основе которого ребенок строит свою языковую систему.

Когда дети приступают к комбинированию слов в составе первых двусловных и трехсловных предложений, большинство из них еще придерживается беспадежной грамматики, т. е. они говорят ДАТЬ КУКА (куклу), МАМА НИСЬКА ЦИТАЦЬ (о маме, читающей книжку) и т. п. Правда, дети, которых можно условно отнести к категории экспрессивных, нередко начинают разморажи­вать формы раньше, чем овладевают способами комбинирования слов во фразе. В их речи встречается использование косвенного падежа в некоторых весьма ограниченных, семантических функциях. Так, Саша А. формой БАБИ обозначал принадлежность предмета тогда, когда двусловных предложений в его речи не было. Он же употреблял эту форму в локативном значении, если хотел, чтобы его взяли на руки: «МАМИ». Аналогично поступал и его_; брат Паша спустя 12 лет.

Вызывает дискуссии статус этих начальных форм детской грам­матики. Некоторые специалисты склонны считать первоначальный именительный настоящим именительным падежом, ничем суще­ственным не отличающимся от именительного во взрослой речи. Спорным представляется также вопрос о наличии некоего косвен­ного протопадежа, являющегося элементом начальной детской про-тограмматики. Существует ли первоначальный вариант граммати­ки, включающий противопоставление — косвенный падеж (пред­полагается, что в дальнейшем косвенный падеж распадается на винительный, дательный, творительный, предложный), или первые детские падежи в основных своих чертах тождественны падежам взрослого языка? Мы склоняемся к первой точке зрения, но ее не следует рассматривать в качестве единственно возможной.

Овладение падежными окончаниями и предлогами связано с уд­линением цепочки компонентов предложения. Чем увереннее из­бирает ребенок нужную предложно-падежную форму для выраже­ния определенного смысла, тем смелее разворачивает он фразу, не опасаясь быть неправильно понятым (если ребенок не владеет необ­ходимыми падежными окончаниями, такая опасность существует).

Вслед за именительным падежом появляется обычно винитель­ный, обозначающий прямой объект: НИСЬКУ ЦИТАЦЬ. В большин­стве случаев синтаксема с данным значением предшествует глаголу, управляющему ею, кроме случаев, когда предикатом являются дай, дать: СУМУ ДЕЗИ (Сумку держи) — требует Поля С. (1 г. 10 мес.). Предикат может и отсутствовать; это не мешает ребенку правильно выбрать форму синтаксемы: «МАМА, БА ТАТУ,» — Таня К, в 1 г. 9 мес. 11 дн. сообщает о том, что ее оцарапала кошка (БА — кошка).

Интересен процесс расщепления исходного падежа. Винительный падеж начинает употребляться в своей нормативной функции (вер­нее, в одной из функций, самой частотной), т. е. обозначать объект на­правленного на него действия. Именительный падеж некоторое вре­мя продолжает оставаться своего рода складом всех остальных функ­ций (в числе прочих и функции прямого объекта). Таким образом, в течение определенного периода можно зарегистрировать колебания в выборе формы: ребенок уже может употреблять специализирован­ную форму винительного падежа, но в ряде случаев продолжает ис­пользовать старую, общеименительную форму. Аналогичным путем происходит появление других падежей (регистрируется период па­раллельного использования старой и новой форм).

Д. Слобин, изучивший речевую продукцию Жени Гвоздева, об­ратил внимание на одно обстоятельство — ребенок в один и тот же период использовал для выражения прямого объекта и заморожен­ный именительный, и винительный падеж, но при этом винитель­ный при глаголах физического действия, а именительный — при глаголах, описывающих психические процессы.

Следом за винительным обычно появляется сразу несколько па-Дежей: дательный по адресу (ДАЙНИГУ МАЦИКУ — дай книгу маль­чику, мальчиком называет себя); родительный по частичному и нео­пределенному объекту (СУПА — просьба, АЛИВАДИЦКИ — налей водички), винительный локативный (АЛИ ВАДИ КЛЮСКУ — на­лей воды в кружку); родительный по принадлежности (ЛЮБИ ЦЯСКА - чашка Любы).

Приведем примеры из речи Тани К., относящиеся к периоду, ког­да ей было 1 г. 9 мес. — 1 г. 10 мес.

«МАМА, МАЛЯ МАКА ПИ А» (Мама, маленький ребенок мо­локо пьет). Форма МАКА (о молоке) здесь та же, что и у Жени

Гвоздева (она представляет замороженный родительный, а не име­нительный падеж, здесь сдублированный в функции прямого объек­та). В это же самое время Таня К. еще продолжает использовать замороженный именительный для других существительных. «МАМА, ДАЙИКА!» — кричит она, требуя книжку. В это же время зарегистрировано и употребление родительного частичного паде­жа по объекту: «МАМА, ДАЙ БИНА» (Мама, дай блина).

Поскольку различие между одушевленными и неодушевленны­ми существительными в этот период еще неизвестно ребенку (оно постигается значительно позднее), то в форме винительного паде­жа одушевленные существительные употребляются как неодушев­ленные (ребенок избирает форму, омонимичную форме именитель­ного, а не родительного падежа). Обратное тоже случается, но край­не редко. «ОСИСЬ ОКИ ЯТЕТЬ?» (Хочешь волки/волков смотреть?) — спрашивает Саша С. (1 г. 9 мес. 12 дн.) у своей мамы. Спустя несколько дней он уже предлагает ей: «АДЕМ АКОФ А ТЕТЬ» (Идем волков смотреть).