Два Рима: Новый и Старый

Собору предстояло решить и некоторые другие вопросы, включая восстановление Феодорита и Ивы, что вызывало сильное недовольство у большинства участников. Федориту также пришлось пойти на крайне существенные уступки, чтобы вернуться на свое прежнее место. Хотя он прекрасно понимал, что политическая ситуация требует от него предать анафеме Нестория, он мог произнести нужные слова только под сильным давлением. Тем не менее, он сказал, что требовалось, и был восстановлен. Реабилитация Домна, низложенного на Втором Эфесском соборе, чуть ли не вызвала еще один кризис. Преемником Домна на антиохийской кафедре был Максим, причем его рукоположение было вполне законным. Существование двух равно достойных претендентов на один престол могло оказаться кошмаром. Не породит ли их соперничество нового раскола? К счастью, Домн, как всегда, стремился избегать столкновений и неприятностей, а потому он был рад пенсии и почетной отставке[337].

Еще более спорными в долговременной перспективе оказались решения, касающиеся ранга и статуса других великих престолов, включая Иерусалимский, уже ставший патриархатом. 26 октября Ювеналий и Максим Антиохийский объявили о достигнутом ими соглашении, согласно которому Иерусалим будет управлять тремя провинциями Палестины. Антиохия сохранила за собой территории, которые сегодня мы называем Ливаном и Иорданией[338].

Каноны собора повысили статус Константинополя, который получил особые привилегии как город императора, сопоставимый в этом отношении с Римом. На соборе вспомнили, как ранее епископы, собранные в 381 году в Константинополе, «справедливо признали преимущества Рима, потому что он был городом царя». Но те же епископы «признали равные преимущества [ isa presbeia ] за святейшим престолом Нового Рима, справедливо рассудив, что город, получивший честь быть городом верховной власти и сената и имеющий равные преимущества со старым царственным Римом, должен и в церковных делах возвеличиться подобно тому и быть второму после него». Халкидон объявил Константинополь вторым по чести патриархатом, к которому должны обращаться за решением спорных вопросов поместные соборы провинций. Патриархат также получил власть назначать митрополитов в соседние области – Понт, Азию и Фракию – и, что потенциально было еще важнее, епископов для епархий, находящихся «среди варваров». В период расцвета миссионерской деятельности на территориях востока Европы и запада Азии это положение делало Константинополь центром обширной церковной империи[339].

Папа Лев был недоволен этим решением и безуспешно пытался добиться отмены нового канона о статусе Константинополя. Рим всегда беспокоили любые попытки возвысить другой престол до такой степени, что он по статусу приблизился бы к уровню престола святого Петра. Кто знает, не решит ли очередной собор через несколько десятилетий, что имперская столица стоит не ниже Рима или даже выше его? Кроме того, возвышение Константинополя означало снижение статуса других древних престолов, таких, как Антиохия и Александрия. Папа Лев подтвердил справедливость претензий каждого престола, независимо от проступков отдельных епископов. Да, Диоскор делал отвратительные вещи, но, несмотря на это, «престол Александрии не должен терять своего достоинства, основанного на добродетели святого Марка, евангелиста и ученика Блаженного Петра, и славу столь великой церкви не должны затмевать никакие тучи… потому что престол не зависит от того, кто его занимает». В равной мере не следует умалять честь Антиохии. Именно здесь «после проповеди блаженного апостола Петра христиане получили свое имя», а папа Лев не терпит неуважения к Петру. Антиохия никогда не должна по чести стоять ниже третьего места. «Никогда», разумеется, слишком сильное слово; если понимать папу буквально, эта честь остается за Антиохией – или самим Римом – даже тогда, когда он превращается в безлюдную пустошь с развалинами старинных зданий[340].

Папа Лев также заявил, что христианский епископ не должен искать почестей и славы так жадно, как это делал Анатолий Константинопольский, тем более что его биография далеко не идеальна. В конце концов, Анатолий встал на ортодоксальную позицию после долгих лет непростительных компромиссов под давлением прошлого режима. Он занял свой пост лишь потому, что был убит святой Флавиан. «Пусть он осознает, – предупреждал папа Лев, – какого человека он сменил, и полностью освободится от духа гордыни. Пусть он станет подражателем веры Флавиана, умеренности Флавиана, смирения Флавиана, которые придали ему славу исповедника». В силу многих причин Константинополь должен вести себя гораздо смиреннее[341].