Их виды?

Исследуя формы правления как одну из разновидностей форм госу­дарства, следует руководствоваться сложившимся представлением о том, что форма правления есть способ организации государственной власти, пре­дусматривающей порядок образования и деятельности высших и местных государственных органов, их взаимоотношений между собой и с населением. Формы правления различаются в зависимости от того, осуществляется ли власть одним лицом или же она принадлежит коллективному выборному

органу. В первом случае имеет место монархическая форма правления, во втором - республиканская.

В монархических государствах источником власти и ее носителем яв­ляется монарх. При республиканской форме правления источником вла­сти объявляется народ, а ее носителем — выборные государственные ор­ганы.

Классификация форм правления в зависимости от числа стоящих у власти является одной из старейших и широко признанных в юридиче­ском мире. В процессе ее проведения используется количественный кри­терий. Если «высшее распоряжение государственной властью, — писал в связи с этим известный русский ученый-юрист Н. М. Коркунов, — при­надлежит одному лицу, это будет монархия, если многим лицам, это бу­дет аристократия, если же всем, то это будет демократия»¹.

Количественный критерий подкупает своей простотой, но отпугивает упрощенностью. Руководствуясь только им, порой весьма трудно провес­ти различие между отдельными формами государства и ответить на неко­торые принципиально важные вопросы. Например, какая часть общества или правящих слоев должна находиться у власти для того, чтобы появи­лось основание называть такую форму правления аристократической рес­публикой или аристократией - треть правящего класса? Половина его? Или весь правящий класс?

Да и кого, собственно, следует называть правящими? «Если тех, в чьих руках сосредоточено все распоряжение государственной властью», а все «другие учреждения являются лишь содействующими им или дейст­вующими по их полномочию», то под определение монархии как власти и правления одного лица «подойдет только неограниченная, абсолютная монархия». Ибо в конституционной монархии «парламент не содействует только монарху и не от него получает свои полномочия». Напротив, пар­ламент, являясь самостоятельным органом и опираясь на полномочия, данные ему народом, всячески ограничивает монарха².

Если «под правящими, — рассуждал Н. М. Коркунов, — разумеют тех, в чьих руках сосредоточено не все распоряжение властью, а только функ­ции так называемой исполнительной власти, тогда большинство совре­менных республик, имеющих единоличного главу исполнительной вла­сти, президента, окажутся также подходящими под определение монар­хии».

В то же время под определение демократии как правления всех «не подойдет в сущности ни одно действительно существующее государст­во». Ибо «нигде к участию в осуществлении функций власти не допуска­ется все без исключения население»³.

Коркунов Н. М. Лекции по общей теории права. СПб., 1898. С. 255. Там же. С. 256. Там же. 256

Еще в древности, в период возникновения демократии и определе­ния ее «как правления всех», к управлению делами государства допуска­лось далеко не все взрослое население, а только свободные граждане. Остальная часть общества была лишена правоспособности и политиче­ских прав, находилась на положении рабов.

В современном государстве, где все объявляются свободными и рав­ноправными, также далеко не все «участвуют в функциях власти». Даже там, подчеркивал Н. М. Коркунов, где введена «так называемая всеобщая подача голосов, правом голоса на политических выборах пользуется в действительности не более одной четверти всего населения»¹.

На основании этого делался вывод о том, что классификация форм государства, базирующаяся на количественном критерии (по числу пра­вящих), является далеко не совершенной, а сам критерий — «слишком внешним и случайным». В ряде случаев он не позволяет провести четкую грань между монархической и республиканской формами. Следуя ему, в частности, «пришлось признать, что Россия во время совместного цар­ствования Иоанна и Петра перестала быть монархией и сделалась аристо­кратической республикой»².

Необходимо заметить, что на несовершенство количественного кри­терия классификации форм правления указывали и другие авторы, что заставляло исследователей искать иные основания классификации.

В свое время еще Платон пытался свести различие форм правления к различию трех добродетелей — мудрости, мужества и умеренности, из которых каждая может преобладать в том или ином государстве. Вслед за ним Аристотель, рассматривая форму государства как политическую сис­тему, которая олицетворяется верховной властью, при классификации форм правления использовал наряду с количественным критерием и та­кие, как общая польза, благо и интерес.

В более поздний период Ш. Монтескье, рассматривая в качестве кри­териев классификации форм правления различные принципы организа­ции и деятельности государственной власти, считал, что добродетель ле­жит в основе демократии, умеренность — в основе аристократии, честь — в основе монархии, страх — в основе деспотии.

Помимо названных, в отечественной и зарубежной литературе широ­ко использовались так называемые юридические критерии. Суть их своди­лась к тому, что при классификации форм правления за основу брались не количественные или какие-либо иные факторы, а юридическое поло­жение (статус) высших государственных органов и «правящих лиц».

Различие между монархической и республиканской формами правле­ния, констатировал в связи с этим Н. М. Коркунов, заключается не в на­личии различного числа правящих или иных, второстепенных по своему

Коркунов Н. Ы. Указ. соч. С. 256.
Там же.
9 Обществознание 257

характеру их особенностей, а в различном «юридическом положении» правящих лиц. При республиканской форме правления, пояснял он, все лица, «участвующие в распоряжении властью», ответственны перед наро­дом от «последнего избирателя до президента», стоящего во главе респуб­лики и призванного действовать от ее имени. В монархии же все наобо­рот — там «имеется и безответственный орган власти», называемый мо­нархом¹. Именно в различии ответственности и безответственности, по мнению Н. М. Коркунова, заключается «различие президента республики и монарха, а не в объеме и характере их функций», как это иногда утвер­ждается в литературе. В самом деле, Президент США пользуется боль­шей властью, нежели английская королева. Президент, однако, «ответст­вен перед Конгрессом и потому не монарх». Английская же королева, на­против, «безответственна и потому, несмотря на всю ограниченность сво­ей власти, остается все же монархиней»².

Юридические критерии классификации форм правления широко ис­пользовались также Ф. Кистяковским. Он подчеркивал, что «юридиче­ское различие между монархией и республикой нужно искать не в компе­тенции правительственной власти, а в ее организации... в юридическом положении носителя этой власти»³.

Согласно представлениям Ф. Кистяковского и других авторов, много­кратно подтвержденным самой жизнью и политико-правовой практикой, это «юридическое положение» может выражаться, во-первых, в выборно­сти (в условиях республики) или наследовании (в условиях монархии) высших органов государства и самой государственной власти. Указывая на то, что «обыкновенно отличительным признаком монархической вла­сти считают наследственность ее монарха, а отличительным признаком высшей правительственной власти в республике — ее выборность», Ф. Кистяковский в то же время признавал, что многие теоретики государ­ства и права не разделяют данную точку зрения в силу того, что история знает не только наследственные, но и выборные монархии⁴.

Однако, замечал ученый, выборные монархии составляют не столько само правило, сколько исключение из него. Кроме того, по его наблюде­ниям, избирательная монархия везде, где бы она ни существовала, «ока­зывалась учреждением весьма неустойчивым и нецелесообразным». Она «или приводила к разложению государственного строя, или превраща­лась в наследственную монархию»⁵.

Коркунов Н. М. Указ. соч. С. 257. ² Там же. С. 257-258.

Кистяковский Ф. Лекции по общему государственному праву. М., 1912. С. 298.

См. там же. С. 287. Там же. 258

Выборность и наследственность как критерии подразделения форм правления государства на республики и монархии органически сочетают­ся с такими их немаловажными признаками, как срочность пребывания у власти главы государства в условиях республики и соответственно бес­срочность — в условиях монархии.

Данные критерии, впрочем, как многие другие, имеют относитель­ный и формально-юридический характер. Тем не менее они довольно широко использовались как дополнительные. В качестве таковых они мо­гут использоваться и сейчас.

Во-вторых, по мнению ряда авторов, различное юридическое положе­ние носителей власти как общий критерий классификации форм правле­ния может выражаться в ответственности их перед народом, нацией, пар­ламентом и т. д. в условиях республики и «полной безответственности» — в условиях существования монархии.

Самостоятельность власти монарха и его безответственность, писал Н. М. Коркунов, имея в виду прежде всего «доконституционную» монар­хию, оказывают значительное влияние «на все формы проявления госу­дарственного властвования». Монархический принцип требует, чтобы «в государстве ничего не совершалось против и даже помимо воли монар­ха»¹.

От его имени отправляется правосудие. Он назначает «всех высших должностных лиц суда и управления». В отношении к законам «ему при­надлежит обыкновенно право абсолютного вето и всегда право их обна­родования и обращения к исполнению». Разумеется, все эти функции мо­гут принадлежать и президенту республики, но огромная разница при этом состоит в том, осуществляются ли они «безответственным монархом или же ответственным перед народом должностным лицом»².

На ответственность государственных органов — носителей власти как признак республики и безответственность носителя власти как признак монархии указывали и другие авторы. Так, Ф. Кистяковский при выявле­нии особенностей монархической формы правления наряду с наследст­венностью как «существенным признаком монархической власти» рас­сматривал безответственность, т. е. неподотчетность ее носителя какой-либо иной власти или органу в качестве «ее обычного признака». При этом он утверждал, что «исторически начало безответственности ус­тановилось задолго до конституционных учреждений». Она стала резуль­татом неограниченности власти монарха, с одной стороны, и «бессрочно­сти его права — с другой». Однако безответственность монарха «сохрани­лась повсюду и после введения конституционного строя»³. Формаль-

Коркунов Н. М. Указ. соч. С. 258.

Там же.

Кистяковский Ф. Указ. соч. С. 287.

но-юридически существует она в большинстве конституционных монар­хий и по сей день.

В-третьих, различное юридическое положение носителей власти в ус­ловиях республики и монархии проявляется в том, что в первом случае в организации и деятельности высших и местных государственных орга­нов преобладают принципы коллегиальности, а во втором — единонача­лия.

В монархической форме правления, замечал по этому поводу Н. М. Коркунов, «властвование по собственному праву плохо мирится с разделением этого властвования между несколькими лицами». Прави­тельство в монархии «всегда стремится принять единоличную форму». Республике, напротив, «более соответствует коллегиальная организация правительства, так как этим лучше обеспечивается подчинение делегиро­ванной правительственной власти народу». Там же, где при республикан­ской форме имеется «единоличная организация» правительственной вла­сти, это объясняется, по мнению Н. М. Коркунова, влиянием монархиче­ских идей¹.

Анализируя формы правления государства, важно подчеркнуть, что их подразделение на монархию и республику является исторически пер­вой и самой общей классификацией. Противоположность монархиче­ской и республиканской форм проявляется уже на самых ранних ступе­нях развития государственной жизни. Та и другая выступают как основ­ные разновидности ее организации.

Уже орда, по замечанию Г. Еллинека, которая предшествовала терри­ториальной организации государства, была организована либо на началах единоличного властвования, либо «на принципе товарищества». Руково­дящее и «решающее значение имеет либо воля одного лица, стоящего над всеми другими, либо воля всей совокупности полноправных членов орды».