Заседание клуба любителей вопросов и ответов

МК. Здесь невероятное количество вопросов.

Удивительно, но в общей сложности здесь записок тридцать или сорок, в пяти как минимум спрашивают о том, не кончилось ли «Наше Радио» с появлением в «Чартовой дюжине» ДеЦла. Я специально хотел бы обратить ваше внимание на это. Человек перестает развиваться в тот момент, когда для него жанр или фишка его собственного стиля, в который он врубается и который слушает, становится всеобъемлющей, и ничего другого он не слышит. Это как будто мы становимся такими уже старичками, которые закрывают себя в коробочке и будут дальше рассказывать, что «после Джимми Пейджа никто на гитаре не играет вообще, музыка закончилась с „Мумием Троллем“, он забил последний гвоздь в русский рок». Никогда мы не говорили, что станция «Наше Радио» – это станция, которая играет русский рок. И делали это абсолютно сознательно. Потому что как только мы это произносим, мы сразу обрубаем себе аудиторию. И вовсе не обязательно, что к артистам, которые звучат, приклеен этот ярлык. И нельзя трактовать как русский рок Дельфина или «Ивана Купалу». Несмотря на это, и то и другое звучит у нас в эфире, и я считаю, что и то и другое талантливо сделано. Слушайте то, что вам дают. Потому что если вы будете тупы и глухи, то тогда надежд у страны вообще нет. Дайте возможность человеку сказать и сделать то, что ему дано сказать, и то, что он делает с удовольствием. Я не понимаю, почему, когда для меня абсолютно очевидно, что это талантливо сделано, даже если это сделано в другом жанре, даже если это сделано в рэпе, я поражаюсь, почему этого не слышат.

Цитирую пришедшее письмо: «Миша, у моих друзей есть группа, она талантлива. Они пишут потрясающие песни, которые подходят вам по формату. Почему, кроме меня, никто их не слышал? Это так обидно – всякую лажу знают и любят, а услышать действительно хорошую музыку у народа нет возможности».

В общей сложности, это примерно от пятидесяти до ста писем в неделю, которые мы получаем. Да, физически прослушать это никакой возможности не представляется. Если вы бы только знали, какое чудовищное графоманство стоит вот за такими же точно пафосно‑искренними и проникновенными строчками. Вы не представляете уровень этих стихов, которые стихами‑то назвать нельзя и уровень этих вот истязаний музыкальных инструментов. Это происходит, как правило, вот от чего. Человек слушает радио и думает: «О, я так тоже могу. Я ведь точно так же могу. Ну вот они это играют, значит и я, наверное, так могу». И делает, исходя из этого принципа. Как только человек начинает творить по этому принципу, сразу конец всему. Потому что творить можно только тогда, когда не творить ты не можешь. И отследить эти крупицы таланта в общем гигантском потоке графоманства, уверяю вас, очень тяжело. И я всегда цитирую одного и того же человека, перед которым всю жизнь преклоняюсь – Боно. Когда их увидел первый раз корреспондент (в клубе каком‑то они играли концерт, им было по семнадцать лет, они играли чудовищно, и песни у них были отвратительные), он что‑то в них углядел и написал статью, рецензию, опубликовал в журнале. И с этого все началось. Боно сказал: «Все, что нам нужно было в тот момент, это – дать шанс». А дальше уже они все взяли в свои руки, они стали писать песни лучше, они раскрылись. Я вижу основную деятельность станции в том, что мы даем шанс. Но, увы, как это тяжело делать в стране с таким количеством бездарных людей.

И последнее, это может подтвердить Артем, поскольку Артем был первый человек, к которому я пришел почти уже шесть лет назад и спросил: «Артем, а вот такая идея станции, как ты считаешь, интересна или нет, выживет или не выживет?» И Артем тогда благословил станцию. Уж не знаю, доволен он этим или нет.

АКТ. Доволен.

МК. Артемий Кивович был крестным папой.

Я поражаюсь, век живи, наверное, это карма такая, опять три, по крайней мере, записки: «Михаил, сколько стоит у вас ротация», «Михаил, а сколько вы берете за эфир песен с артистов?». Я еще раз повторяю вам, что ни разу в жизни ни одной песни в эфир радиостанции, которой я руковожу, не было поставлено за деньги. И если бы только это случилось, то вы не представляете, какой бы разразился скандал и сколько бы людей получило от этого удовольствие, перемывая это дело, как в музыкальных кругах, так и среди журналистов. Такие вещи невозможно утаить. Все со всеми общаются. Как только соблазн такой у тебя возникнет, ты только заговорил об этом, это – конец. Не говоря уже о том, что это противоречит всему тому, ради чего мы это делаем. Поэтому если вы по крайней мере вот это вот сомнение выкинете из головы – уже станет легче. И ДеЦл появляется в этом эфире точно так же, как там появляются другие артисты, не потому, что я знаю его или не знаю, знаю его папу или не знаю. Вот я знаю хорошо папу солиста группы «Тет‑а‑тет», который приходил ко мне и тоже убеждал меня, что эта группа должна звучать в эфире, тогда «Радио Максимум». У нас были по этому поводу тяжелые разговоры, и в конечном счете так получилось, что она не звучала в эфире. И правильно было это или не правильно, я готов был под этим решением подписаться. И, честно говоря, последние лет пять мне даже уже не предлагают. Потому что все знают, что это бессмысленно и, как правило, разговор заканчивается сразу.

Поэтому я призываю вас только к одному: пожалуйста, не старейте, не закрывайте шлюзы своего восприятия только из‑за того, что этот артист творит в другом жанре или он ни на кого не похож. Чем отличается интеллигенция от всей страны? Она отличается тем, что чувства обнажены, интуиция у нее есть, болит у нее душа за жизнь в обществе и за культуру. И если она у вас сохранится, то тогда есть еще надежда.

АКТ. Спасибо. Поступило предложение касательно того, чтобы на остальные вопросы Михаил Козырев ответил на сайте. ОК?

МК. Очень большой объем вопросов, жалко.

АКТ. Объем большой вопросов, объем маленький времени. Матвей, у тебя меньше вопросов. Может, среди них есть такие, на которые ты бы хотел ответить прямо сейчас?

МА. Вопрос, связанный с радиобизнесом. «Матвей, почему вы пошли в радиобизнес? Стало неинтересно, денег на жизнь не хватало?»

Хватало. Пошел, потому что действительно стало неинтересно. Но на начальной стадии переговоров о том, чем я буду заниматься, моя должность была немножко размыта. Я, честно говоря, надеялся на то, что буду иметь отношение к программированию. Ну, естественно, я уже пришел на радиостанцию и практически сразу после меня пришел Аксюта. Велись переговоры с Аксютой, отдали программирование, во всяком случае. Юре. Поскольку у него имелось больше опыта. А я как пришел, так и ушел. Я – человек свободный. Кстати, у меня есть еще такой проект – Ariana. Девочка поет. Поскольку я – человек принципиальный, я приношу эту песню на своей радиостанции программному директору и очень прошу, чтобы он отнесся к этой песне. Если она подходит, то ставит, если не подходит, не поставит. Могу сказать, что из четырех предложений было два отказа. Песню не поставили. Хотя ее песни получали «Золотые граммофоны», «Песню года» и крутились на «Русском Радио», на «Европе», на всех остальных. На «Хит FM» не крутится.

АКТ. Там, где ты это проплачивал, они все получали, а на собственной станции отказывали.

МА. Дело в том, что я бы с удовольствием проплатил, потому что для продвижения артистов некоторые люди берут деньги, конкретно на телевидении, за то, что ты ставишь клип. На «Муз ТВ» двести – двести пятьдесят долларов один про‑крут. Это – как реклама продукта. Но, к сожалению, на радиостанциях не берут.

АКТ. Насколько мне известно, у нас есть радиостанции, где берут, и с большим удовольствием.

МА. Хотя я хотел сделать радиостанцию, которая только за деньги крутит.

АКТ. Да, все заранее объявлено и каждая песня проплачена в зависимости от хронометража. Как такси.

МК. Двести долларов десятое место.

Всеобщий смех.

АКТ. Ребята, значит вместо маленьких вопросов один большой: отношение к тому, что произошло с «Открытым Радио».

МК. Не было времени. Я вам могу дать диаграмму простую, которая покажет очень четко, что есть кратчайший путь к оптимальному обращению инвестиций, в данном случае – музыки. Да, есть музыкальный класс – попса. Не устают наши люди слушать этот тип музыки, и именно поэтому форматирование многих станций меняется в этом направлении. Поэтому чудовищно то, что произошло, обидно и отвратительно. Но, опять‑таки, это результат во многом, увы, консервативного восприятия, поскольку люди, которые любят эту музыку, в общем, их немного и их количество не росло, а денег на то, чтобы «Открытое Радио» по‑настоящему развить, не хватало. Владельцам до нее тоже не было особого дела. Поэтому новые владельцы взяли и решили: «Чего простаивает частота. Давайте‑ка бизнес сделаем».

АКТ. В общем‑то, так оно все и было. Я могу сказать только, что лично меня это мало смутило. Потому что я убежден, что ту музыку, которая звучала на «Открытом радио», лучше слушать дома. Я, по крайней мере, никогда этого радио в машине не слушал. И когда хочется послушать Джимми Хендрикса или что‑нибудь еще в таком духе, в принципе, у каждого нормального меломана имеются или фирменные, лицензионные, или даже пиратские диски любимых артистов, которые легко можно послушать в приятной обстановке, со стаканом и в наушниках. Программирование «Открытого Радио», с одной стороны, было качественным и как бы не попадало в существующий формат, а с другой стороны, оно было исключительно консервативным, и всю эту музыку нетрудно было услышать из других, как мне кажется, более адекватных источников.

«Не знаете ли вы, почему закрылось радио „Станция“?»

Вообще‑то это было довольно давно. Для тех, кто не знает, еще была «Субстанция», были станции, которые крутили электронную и данс‑музыку, техно, хаус и тому подобные рейво‑ориентированные стили. Я думаю, что закрыли станции, потому что, опять же, рекламы не было, доходов не было, а получить эти доходы проще по‑другому.

«Какую станцию открыли на месте бывшей „Станции“?»

«Динамит», по‑моему. «Динамит» на месте «Станции». «Динамит» сейчас один из лидеров эфира. Так что вот такая скучная история.

«Один личный вопрос. Недавно по ТВ показывали юбилейный концерт Бориса Гребенщикова. Вы сидели рядом с Дмитрием Дибровым, подпрыгивающим в такт музыке, и откровенно скучали…»

АКТ. Я спал на самом деле.

«…Неужели вам так не нравится БГ? Зачем вы тогда пошли на концерт?»

Я был на концерте «Аквариума» в первый раз лет за десять и на самом деле понял, что еще лет пятьдесят могу на их концерты не ходить. Связано с простейшей вещью: в свое время Борис Борисович написал очень много прекрасных песен, некоторые из которых я действительно люблю. В последнее время хороших песен у него стало совсем мало. Но самое плохое – и, собственно говоря, это объясняет мое летаргическое состояние на концерте, и это было для меня сюрпризом и шоком, – он стал очень плохим шоуменом. Он абсолютно сдулся. Потухшие глаза. Абсолютно, абсолютно конченный перформер. Ноль энергетики, ноль. Вышли на этом концерте парни из группы «Сплин». Они вышли и в течение трех минут спели песню «Звезда Аделаида». И эти три минуты по своей энергетике, по вложенному чувству перевесили весь остальной двух‑с‑половиной‑часовой концерт Бориса Гребенщикова. Вот в чем, собственно, проблема. Это его проблема, а не моя.

МК. Не согласен. Не согласен.

АКТ. Все, ребята. Спасибо большое.

Бурныеаплодисменты.

АКТ. Пока тут Михаил Козырев, советую как следует разобрать его на части. А то убежит, не успеете.