ОРГАНИЗАЦИОННО‑ВВОДНАЯ

АКТ. Я вижу, что по сравнению с прошлым занятием наши ряды поредели, а это значит, что часть народа все‑таки отсеялась. Я говорил, что заниматься музыкальной журналистикой не ахти как приятно и легко. Сегодняшнее занятие будет менее попсово‑развлекательным, чем предыдущее. Никаких гостей у меня для вас нет, выступать буду я один, и происходить это будет так: поскольку до 18:00 я могу здесь спокойно быть, то где‑то час я поговорю, а потом отвечу на вопросы – в том случае, если таковые последуют.

Сегодняшнее занятие посвящено глобальной теме, и как ее уместить в час, я себе совершенно не представляю – это история мировой поп‑музыки.

Разумеется, можно задаться вопросом: а нужно ли вообще современному музыкальному журналисту знать историю мировой поп‑музыки? Я думаю все‑таки, что историю знать надо, хотя бы потому, что всегда лучше знать, чем не знать! Знание, как известно, приумножает скорбь, но если какие‑то познания вас слишком сильно грузят, то при желании их можно забыть. А вот если вас никакие познания не грузят, более того, они вообще отсутствуют, то можно написать массу всяких глупостей. Это общие соображения. Есть также одно конкретное соображение.

Заключается оно в том, что современная музыка в последние полтора‑два десятилетия в значительной степени зациклилась. То есть какие‑то новые события происходят, но больше все‑таки происходит того, что принято называть «хорошо забытое старое». В начале девяностых, скажем, был гранж. Кто‑то может подумать: «Bay! „Нирвана“, Курт Кобейн! Да это же новое слово»! Тем не менее, люди грамотные поняли сразу, что Курт Кобейн – это определенный коктейль из американского психоделического рока конца шестидесятых, английского панк‑рока конца семидесятых, с какими‑то, разумеется, собственными суицидальными интонациями. Я уже не говорю о стилях типа брит‑поп или возрождении нео‑свинга и электро‑попа. То есть то, что происходит сегодня в популярной музыке, имеет глубокие корни. И эти корни было бы неплохо знать.