Изможденная птица 3 page

За окном забрезжил голубоватый свет. Приближалась заря, а с ней уходили и все ужасы ночи. Матт сглотнул. Горло болело так сильно, что он не был уверен, сумеет ли заговорить.

— Тэм Лин,— прохрипел он.

Телохранитель поднял голову. Он казался — Матт не мог подобрать правильное слово — одновременно радостным и несчастным.

— Не говори, парень, если это не очень важно.

— Эль-Патрон,— прошептал Матт.

— Вне опасности,— ответил Тэм Лин.— Ему пересадили вспомогательный трансплантат.— Матт вопросительно поднял брови.— Это значит, что ему поставили донорское сердце рядом с его собственным, чтобы регулировать ритм. Донор... его сердце... слишком мало и не может справиться с работой самостоятельно.

Матт кое-что понимал в пересадке органов — он проходил это на уроках естествознания. Когда человек погибает от несчастного случая, его органы могут спасти жизнь больным людям. Если сердце, пересаженное Эль-Патрону, слишком мало, значит, его взяли у ребенка. Наверное, это и огорчило Тэма Лина.

— Я был у... бараков для идиойдов,— выдавил Матт. Помолчал немного, давая утихнуть боли в горле.— Мне стало плохо. Меня нашел... фермерский патруль.

— Ты был на пустошах?! — взорвался Тэм Лин.— Боже милостивый! Неудивительно, что у тебя сердце пошло вразнос! Там не почва, а ведьмино варево из химикатов. Обещай мне, что никогда, никогда больше туда не пойдешь!

Гнев телохранителя ошеломил Матта. Откуда ему знать, где кроется опасность, если ему никто никогда об этом не рассказывал?! Как ни старался он скрыть обиду, на глаза навернулись слезы.

— Прости меня, будь я неладен,— сказал Тэм Лин.— Зря я на тебя наорал; тебе и без того худо. Послушай, ты, конечно, сделал глупость, что пошел бродить вокруг идиойдовых бараков, но, в конце концов, все могло закончиться гораздо хуже. Верно говорят: дураков Бог бережет.

Тэм Лин задумчиво посмотрел на Матта, словно хотел что-то добавить.

— Извини,— прошептал Матт.

— Еще бы тебе не извиняться: Селия уже который час топчется под дверью. Сможешь выдержать хорошую порцию слез и причитаний?

— Только вытащи... колючку из пятки,— прохрипел Матт.

Телохранитель отдернул одеяло и мигом отыскал занозу.

— Костоправы несчастные,— проворчал он.— Бревна в глазу не замечают.

Он ловко вытащил занозу и протер ранку спиртом.

У Матта на языке вертелась целая куча вопросов. Например: «Ты сожалеешь о том, что убил двадцать детей?» Или: «Почему ты рассердился из-за Моховичка, хотя сам натворил нечто во много раз худшее?» Но сил спорить с Тэмом Лином у него сейчас не было.

Телохранитель был прав: слезы и стенания — именно это припасла для него Селия. Она долго причитала над Маттом, пока тот тоже чуть не расплакался. Но как же все-таки хорошо было чувствовать, что тебя любят. А еще лучше — видеть, как Селия, точно разъяренная тигрица, набросилась на больничных санитаров.

— Ничего ему больше не надо! Оставьте мальчика в покое! — кричала она по-английски и по-испански.

Затем Матта снова погрузили на носилки, выкатили на свежий, прохладный утренний воздух и отвезли в квартиру Селии. Она переложила его на кровать и целый день просидела над ним, охраняя.

Вспомогательное сердце Эль-Патрона работало неплохо, но было ясно, что старик перешагнул некий незримый рубеж. Он больше не носился по дому в своей инвалидной коляске с моторчиком. Специально приглашенные физиотерапевты разрабатывали ему руки и ноги, чтобы мышцы не атрофировались, но жизненная искра в старике угасла.

Когда-то Эль-Патрон покатывался со смеху, слушая рассказы Тэма Лина о том, как его враги в правительствах США и Ацтлана становятся жертвами нелепых, а то и трагических случайностей. Теперь же он лишь слегка кивал. Подобные невинные удовольствия стали недоступны стосорокавосьмилетнему старцу, и радостей в его жизни с каждым днем оставалось все меньше и меньше.

Тэм Лин приносил ему драгоценности из обширных кладовых, в которых хранились подарки. Эль-Патрон перебирал узловатыми пальцами бриллианты в коробке и вздыхал:

— В конце концов, это всего лишь камешки. Как-то Матт — в последнее время он подолгу сидел у постели Эль-Патрона — заметил:

— Они очень красивые.

— Я больше не чувствую в них жизни,— отозвался Эль-Патрон.— Тот огонь, из-за которого люди идут на битву, угас навеки...

И Матт понял, что Эль-Патрон скучает не по красоте камней, а по той радости, которую он испытывал раньше, владея красивыми вещами. Матт жалел старика, но не знал, как его утешить.

— Святой Франциск советует раздать свое имущество беднякам,— сказал Матт.— Он говорит, это благое дело...

В мгновение ока Эль-Патрон сделался неузнаваем. Он подскочил на кровати, глаза его яростно засверкали: словно фонтан невесть откуда взявшейся энергии взметнулся в немощном теле.

— Раздать... свое... имущество?! — заорал он, будто помолодев разом лет на сто.— Раздать свое имущество?! Ушам своим не верю! И это говоришь мне ты?! Какой дурак тебя этому научил?

— Я только предложил,— замялся Матт, испуганный этим неожиданным всплеском.— Святой Франциск жил давным-давно...

— Раздать свое имущество?! — не унимался старик.— Неужели ради этого я с боем прокладывал себе путь вверх из самого Дуранго? Неужели ради этого выстроил империю, более могущественную, чем империя Эль-Дорадо? Эль-Дорадо каждое утро купался в золоте. Ты об этом знал?

Матт знал. Эль-Патрон рассказывал ему эту историю не меньше ста раз.

— Он выходил на веранду своего золотого дома,— говорил Эль-Патрон, яростно сверкая черными глазами,— а слуги посыпали его золотым порошком, пока он не начинал сиять, как солнце. Люди поклонялись ему, как богу.

Старик погружался в свои фантазии, и глаза его устремлялись куда-то далеко-далеко, в непролазные джунгли, где некогда обитал сказочный царь.

Позже Тэм Лин похвалил Матта за смекалку.

— Когда ты предложил ему раздать его драконьи сокровища, то вернул краску на его щеки. Я с ним обращался слишком мягко. Вот что ему было надо — хорошего пинка под зад.

— А что такое драконьи сокровища? — спросил Матт. Они с Тэмом Лином сидели в садике у Селии и пили лимонад. В последнее время телохранитель практически безвылазно находился у постели перенесшего операцию Эль-Патрона, но сегодня, благодаря неосторожной реплике Матта, старик отправился в самостоятельную экскурсию по дому. Пересчитывает ложечки, сказал Тэм Лин.

— А, это,— вздохнул телохранитель.— В свою сокровищницу дракон складывает добро, награбленное в рыцарских замках. Держит свои богатства в глубокой, темной пещере в горах, а по ночам спит прямо на них. Неудобно, наверное, когда тебе в бока впиваются позолоченные кинжалы и всякая прочая дрянь, но дракон покрыт чешуей, он ничего не чувствует...

Матту очень нравилось, когда Тэм Лин рассказывал ему сказки, которые слышал в детстве. В эти редкие моменты в голосе телохранителя появлялась тихая, мелодичная нежность. В воображении Матт рисовал Тэма Лина маленьким мальчиком, каким суровый шотландец был задолго до того, как жизнь расплющила ему нос и усеяла шрамами его тело.

— Становится ли дракон счастливее от этого богатства?

— Становится ли дракон счастливее от этого богатства? — эхом отозвался Тэм Лин.— Если честно, я никогда об этом не задумывался. Наверное, становится. А какие еще радости остаются существу, которое всю жизнь только и делает, что приносит другим одни несчастья? Однако продолжим: знаешь, что самое удивительное в драконах? Они всегда чувствуют, когда из их сокровищницы пропадает хоть одна, самая завалящая ложечка. Даже если погружены в глубокую спячку... Только представь себе: ночь, темень, хоть глаз выколи. И вот какой-то глупый парнишка прокрадывается в пещеру к дракону и собирается стянуть у того пару монеток. Но не тут-то было: дракон тотчас же просыпается, и тогда этому парнишке не позавидуешь. Дракон сожжет его дотла. А потом зашвырнет оставшийся от парнишки уголек в груду других таких же угольков, где покоятся те, кого дурная башка привела в драконье логово...

В лучах жаркого послеполуденного солнца над цветочными клумбами гудели пчелы. Обычно Селия выращивала овощи, но в последнее время заинтересовалась цветоводством. По одной стене вились эхинацеи, другую украшали побеги страстоцвета. Посреди аккуратной клумбы, окаймленной цветами, названия которых Матт не знал, цвели наперстянка и живокость. Некоторые растения боялись солнечного света, и Тэм Лин соорудил над ними решетчатый навес. Матту казалось, что с цветами сад стал намного красивее.

— А Эль-Патрон знает, сколько сокровищ хранится у него в кладовых?

Матт, конечно же, понял, о ком говорил Тэм Лин в сказке про дракона.

— Наверное, нет. Но лично я не стал бы испытывать судьбу,— ответил Тэм Лин.

Совершеннолетие

Всплеск энергии у Эль-Патрона продлился недолго. Вскоре он снова стал бледным и слабым. То и дело вспоминал детские годы, семерых братьев и сестер, которые умерли совсем маленькими. С удовольствием слушал, как Матт играет на гитаре, хотя пальцы мальчика были еще коротковаты для самых сложных пьес.

Голос у Матта был высокий и нежный — ангельский, как говорила Селия. Слушая его, Эль-Патрон впадал в тихую меланхолию. Матту нравилось смотреть на старика, когда тот, полузакрыв глаза и изогнув губы в мягкой улыбке, сидел в своем кресле. Это было лучше всяких похвал.

Однажды, когда Матт пел красивую испанскую балладу, его голос сорвался. Он взял на октаву ниже и издал звук, больше похожий на ослиный рев. Матт смутился, прочистил горло и начал заново. Поначалу песня шла гладко, но вскоре произошло то же самое. Матт в замешательстве отложил гитару.

— Итак, свершилось,— прошептал Эль-Патрон из подушек.

— Простите. Я попрошу у Селии таблетки от кашля,— сказал Матт.

— Ты понятия не имеешь, что с тобой произошло, верно? Ты живешь в таком отрыве от внешнего мира, что многого не понимаешь.

— К завтрашнему дню я буду здоров.

Старик рассмеялся. Смех вышел рассыпчатым и сухим.

— Попроси Селию или Тэма Лина, пусть они тебе объяснят. Не надо петь, просто поиграй мне. Ты хорошо играешь...

Когда Матт обратился с расспросами к Селии, женщина закрыла лицо фартуком и разразилась слезами.

— В чем дело? Что случилось? — воскликнул Матт. Он не на шутку встревожился.

— Ты стал взрослым! — прорыдала Селия из-за фартука.

— Разве это плохо? — Голос Матта, к его ужасу, гудел, как басовый барабан.

— Конечно хорошо, ми вида! — ответила Селия, утирая глаза и фальшиво улыбаясь.— Просто всегда делается немного страшно, когда маленький теленок вдруг расправляет рога и превращается в большого красивого быка. Но это хорошо, мой милый, это очень хорошо. И это надо отпраздновать.

Матт пошел к себе и, бренча на гитаре, долго слушал, как Селия на кухне гремит кастрюлями. Он не поверил ей, что стать взрослым — это очень хорошо. Он неплохо разбирался в настроениях Селии, как бы та ни прятала их за улыбками. Он понимал, что в глубине души женщина очень огорчена, и хотел узнать почему.

Он стал мужчиной. Нет, неверно: тот, кто не был мальчиком, не может стать и мужчиной. Он стал взрослым клоном. В памяти всплыла фраза врача о том, что клоны, когда вырастают, расходятся на части. Матт уже не боялся, что развалится на куски. Но что же происходит с ними на самом деле?

Матт ощупал лицо — не пробиваются ли усы. Но не нашел ничего, кроме пары бугорков от недавно заживших прыщиков.

«Может, тут какая-то ошибка»,— подумал он.

Снова попытался спеть балладу, но голос сорвался на первой же строчке. Это его крайне расстроило: новый голос был совсем не таким красивым, как прежний.

«Интересно, у Марии голос тоже изменится?» — мысленно спросил он.

В тот же вечер во внутреннем дворике был устроен скромный праздник. Селия и Тэм Лин, чокнувшись бокалами шампанского, поздравили Матта с его новым статусом. В виде исключения шампанского — правда, по настоянию Селии изрядно разбавленного лимонадом — налили и Матту. В теплой, влажной темноте сада мерцали светлячки. Новые цветы Селии наполняли воздух тяжелым ароматом. Эти растения чем-то тревожили Матта. Селия говорила, что заказала их у знакомой курандеры в Ацтлане.

Тут Матту в голову пришла неожиданная мысль.

— Сколько мне лет? — спросил он, протягивая бокал. Селия, не обращая внимания на хмурый взгляд Тэма Лина, подлила ему лимонада.

— Я понимаю, у меня нет дня рождения, как у людей,— продолжал Матт,— но я же как-то появился на свет.

— Тебя произвели,— сказал Тэм Лин.

Голос его звучал невнятно. Он в одиночку прикончил целую бутылку, и Матт подумал, что никогда раньше не видел телохранителя пьяным.

— Я вырос внутри коровы. Она что, родила меня, как теленка?

Матт не видел ничего плохого в том, что его родили в хлеву. Сам Господь наш Иисус появился на свет в этом месте...

— Тебя произвели,— повторил Тэм Лин.

— Ему необязательно знать подробности,— попробовала остановить его Селия.

— А я говорю, обязательно! — Тэм Лин яростно ударил кулаком по раскладному столику — нежно задребезжали бокалы, Матт и Селия вздрогнули.— Хватит с нас проклятой секретности! Хватит проклятой лжи!

— Ну пожалуйста.— Селия успокаивающе положила руку Тэму Лину на плечо.— Видеокамеры...

— Да пропади они пропадом, эти видеокамеры! Смотрите, мерзкие шпионы! Вот что я о вас думаю!

Он повернулся к увитой лианами эхинацеи стене и сделал крайне неприличный жест. Однажды Матт сделал такой же жест в присутствии Селии, и ему здорово влетело...

— Пожалуйста! Если не думаешь о себе, подумай хотя бы о нас.

Селия упала перед телохранителем на колени и молитвенно сложила руки.

Тэм Лин встряхнулся, как мокрый пес.

— Тьфу! Чего только не наговоришь по пьяной лавочке!

Он схватил бутылку с остатками шампанского и запустил в стену.

Матт услышал, как зашуршали осколки по густым листьям.

— Вот что я тебе скажу, парень.— Тэм Лин взял Матта за грудки и рывком поднял на ноги. Селия, бледная и взволнованная, не отрываясь глядела на них.— Тебя девять месяцев растили в несчастной корове, а потом взяли и вырезали из нее. Тебя произвели. А ею пожертвовали. Так всегда говорят, когда убивают несчастное лабораторное животное. Твою приемную мамашу пустили на бифштексы...

Он выпустил Матта, и тот испуганно попятился.

— Все хорошо, Тэм Лин,— мягко произнесла Селия.

— Ни черта не хорошо! — Телохранитель тяжко опустился на стул и уткнулся головой в сложенные руки.— Мы для этой шайки — те же лабораторные животные. Просто с нами обращаются чуть получше. Но только до тех пор, пока мы приносим пользу...

— Так будет не всегда,— прошептала Селия и обняла его.

Тэм Лин повернул голову и глянул на нее из-под сложенных ладоней.

— Я знаю, что ты задумала, но это слишком опасно,— сказал он.

Селия погладила его по спине мягкой, ласковой ладонью.

— Эта ферма стоит уже больше сотни лет. Как ты думаешь, сколько идиойдов похоронено под маковыми полями?

— Тысячи, Сотни тысяч...

Голос Тэма Лина был тих, как стон.

— Как ты считаешь, не хватит ли?

Селия улыбнулась Матту, все еще поглаживая телохранителя по широкой спине. На этот раз улыбка ее была настоящей, и среди теней вечернего сада Селия неожиданно стала очень красивой.

— Иди ложись спать, ми вида,— сказала она.— Я загляну к тебе попозже.

Матт не на шутку обиделся. Эти двое, кажется, забыли, что вечер посвящен ему, его совершеннолетию. Он угрюмо поплелся к себе в спальню. Побренчал немножко нa гитаре, надеясь, что льющаяся из окна музыка пробудит совесть у парочки в саду. Но вскоре его гнев развеялся.

Ему на смену пришло ощущение, будто он, Матт, упускает из виду что-то очень-очень важное. Намеки порхали вокруг, как светлячки в саду. Они буквально светились невысказанными подсказками — светились ровно столько, чтобы Матт чуть-чуть не успевал понять, на что они, собственно, намекают, чего подсказывают. А потом, как настоящие светлячки, гасли. Тэм Лин и Селия были слишком осторожны.

Так тянулось из года в год. Матт знал, что от него скрывают некую жизненно важную информацию. Эта информация касается клонов. Ему не положено знать, как они появляются на свет. И не положено знать, что у всех у них — кроме него самого, Матта,— уничтожен мозг.

В сотый раз Матт задумался о том, зачем нужно создавать чудовищ. Наверняка не для того, чтобы заменить ими любимого ребенка. Детей любят — клонов ненавидят. И не для того, чтобы завести себе домашнюю зверушку. Никакие зверушки не похожи на страшное напуганное существо, которое Матт видел в больнице.

Матт вспомнил, как мистер Макгрегор и Эль-Патрон сидели рядышком в инвалидных колясках.

«Поставил себе новую печень,— говорил Макгрегор, довольно похлопывая себя по животу,— а заодно уж согласился и на новые почки».

Он посмотрел на Матта ослепительно голубыми глазами, совсем такими же, как у Тома, и Матт содрогнулся от внезапно накатившего отвращения.

Нет! Не может быть!

Матт вспомнил день рождения, когда к Эль-Патрону внезапно вернулись умственные способности.

«Эмбриональные мозговые имплантаты? Надо попробовать,— сказал мистер Макгрегор.— С вами этот метод сотворил чудеса».

«Но не откладывайте слишком надолго,— посоветовал Эль-Патрон.— Надо дать врачам как минимум пять месяцев на подготовку. А лучше все восемь...»

Не может быть! Матт прижал ладони к вискам, чтобы страшная мысль не смогла вырваться наружу. Если об этом не думать, значит, этого и не бывает...

Но мысль все равно проскользнула сквозь пальцы. Мистер Макгрегор создал себе клона, чтобы было откуда взять печень и почки! У существа в больнице были весьма веские причины вопить во все горло! А откуда Эль-Патрон взял мозговые имплантаты? Или дополнительное сердце, которое помогает биться его старому, изношенному?!

Все доказательства были налицо. Только слепота мешала Матту разглядеть правду. Слепота и... нежелание думать. Он не глуп, все улики давным-давно перед глазами. Просто правда была слишком ужасна...

Эль-Патрон тоже создавал клонов, чтобы брать у них необходимые органы. Он вел себя так же, как мистер Макгрегор!

«Нет, не так же! Потому что я не такой, как другие клоны»,— в отчаянии подумал Матт, глядя в потолок.

Селия разрисовала его мерцающими в темноте звездочками. Со дня переезда в эту квартиру Матт спал под слабо светящимся пологом из звезд. Сейчас они успокаивали, утешали его.

«Я не такой. Меня создали не на запчасти!»

Эль-Патрон не позволил врачам разрушить его мозг. Он защитил его, отдал на воспитание Селии, дал в товарищи Тэма Лина, нанял мистера Ортегу, чтобы учить Матта музыке. Старик очень гордится достижениями мальчика. Так не поступают, если планируют впоследствии тебя убить.

Матт заставил себя дышать медленнее. До сих пор он задыхался, как вытащенная из воды рыба, как пойманная птица. Ему доводилось видеть, как птицы умирают от страха, если в панике не могут вырваться через закрытое окно. Надо все тщательно обдумать. Что бы ни случалось с прочими несчастными клонами, было ясно, что ему, Матту, уготована другая судьба.

Эль-Патроном двигал иной мотив — не тот же, что мистером Макгрегором. Простое тщеславие, с ужасом понял Матт. Глядя на мальчика, старик видел самого себя: молодого, сильного и крепкого рассудком. Все равно что смотрелся в зеркало. Впечатление было бы совсем иным, если бы Матт бессмысленно пускал пузыри на больничной койке.

Матт стиснул подушку. Точно так же он обнимал когда-то плюшевого мишку, пока не вырос из подобных глупостей. Ему казалось, будто его сталкивают с высокого обрыва. А надо было еще задуматься над печальной судьбой других клонов.

«Моих братьев»,— подумал Матт.

Вспомнив свою преданность человеку, сотворившему его, Матт содрогнулся. Эль-Патрон любит его, но он полон зла.

«Трудно представить себе человека более злого, порочного и себялюбивого»,— писала Эсперанса в книге о стране под названием Опиум.

Прочитав эти слова, Матт со злостью отшвырнул книгу прочь. Но тогда Матт был еще маленьким мальчиком. А теперь стал мужчиной — или кем-то наподобие этого. А мужчины, часто говорил Тэм Лин, не боятся смотреть правде в глаза.

Селия и Тэм Лин зашли пожелать Матту спокойной ночи.

— Да у тебя лихорадка! — вскричала Селия и побежала заваривать травяной чай. А Тэм Лин стоял молча и смотрел. Силуэт телохранителя грозно темнел в дверном проеме, и Матт вспомнил двадцать ребятишек, убитых бомбой, предназначенной для английского премьер-министра.Когда Селия вернулась с чаем, Тэм Лин пожал плечами и сказал:

— Отвечаю на твой вопрос, парень. Тебе четырнадцать лет.

Потом он вышел из комнаты и направился в тщательно охраняемое крыло, где обитал Эль-Патрон.

Эсперанса

Матт проснулся больной, в лихорадке. На грудь словно положили тяжеленный валун. И столкнуть его можно было только одним способом — убедиться, что страхи его необоснованны. Он мог бы спросить Селию, но боялся ответа.

Матт чувствовал тяжесть устремленных на него невидимых глаз. Быть может, в эту самую минуту кто-нибудь следит за ним через видеокамеры, а может, комната слежения пуста. Узнать наверняка невозможно. Может, там сидит Фелисия, зябко кутается в шубу и придумывает, как его, Матта, уничтожить...

Спросить Тэма Лина? Но Матт не знал, как сформулировать вопрос: «Кстати, меня не собираются пустить на бифштексы?»

Но еще страшнее был бы возможный ответ телохранителя: «В самую точку попал, парень. Я всегда говорил, что голова у тебя светлая».

Какую меру правды он способен выдержать?

Однако стоило Матту подняться, и настроение его заметно улучшилось. Горячий душ и французские тосты на завтрак развеяли ночные страхи. Какой смысл Эль-Патрону давать хорошее образование тому, кто предназначен на запчасти? Трансплантатам не нужны отличные отметки. Матт пошел на конюшню и велел привести послушную лошадку.

Над маковыми полями стелился туман. Так часто бывало ранним утром, когда дождевальные установки увлажняли холодный воздух над землей. Вскоре солнце развеет туман, но сейчас он разливался молочным морем, укутывая до колен ноги едущего верхом Матта. Удивительно и странно было ехать сквозь туман, видя перед собой только голову и загривок лошади. Будто плывешь по заколдовапному озеру.

«Мне четырнадцать лет,— подумал Матт.— Я уже взрослый».

От этой мысли он почувствовал себя сильнее: в Средние века принцы шли на войну в его возрасте, а то и моложе...

В оазисе было тенисто и прохладно. Недавние дожди наполнили пруд, и теперь он плескался у самого подножия виноградной шпалеры. Матт перетащил металлический сундук повыше, разделся и вошел в воду. Тэм Лин, иногда разрешавший Матту делать опасные вещи, предостерегал его от купания в этом пруду: местами дно уходило на неведомую глубину. Но Матта опасность только привлекала.

По-собачьи, фыркая и отдуваясь, он переплыл пруд. Из-под рук стремглав разлетались стайки перепуганных рыбешек. Матт выбрался на берег и сел возле креозотового куста. Было немного зябко. Вскоре солнце нагреет землю, но пока что в пустынном воздухе еще держалась ночная прохлада.

Матт задрал голову. Синее небо было таким ярким, что заболели глаза. Дождь смыл всю пыль, и воздух стал на редкость прозрачным; казалось, будто вдыхаешь чистый свет. Впечатление заколдованности здешнего места стало еще сильнее.

Что ему мешает перебраться через горы и уйти в Ацтлан? Судя по рассказам Селии, страна эта бедная, и все-таки, когда женщина говорила о ней, лицо ее озарялось светом. Ацтлан полон людей, полон жизни. Это новый мир, где его не отыщут ни видеокамеры, ни злоба Фелисии. И не надо будет сталкиваться с мистером Макгрегором, сшитым из запасных частей.

Но сможет ли он жить там без Селии и Тэма Лина? И без Марии?

Когда Матт подумал о путешествии через серовато-коричневые кручи, настроение его поднялось еще выше. Однако принимать решение пока рано. Эль-Патрон может прожить еще много-много лет — и проживет, заверил себя мальчик. Как-никак у старика самые лучшие в мире врачи. Матт тщательно обдумает план похода, быть может, даже возьмет с собой Марию... Тошнотворные страхи прошлой ночи окончательно развеялись, и он почувствовал себя королем. Матт Завоеватель...

Он переплыл пруд обратно. Солнце уже поднялось высоко и теперь заливало долину ослепительно яркими лучами. Матт распаковал книги и карты Тэма Лина. Только теперь он понял, для чего они нужны, и вознамерился основательно изучить их, чтобы подготовить будущий побег.

«История Опиума,— прочитал он в книге Эсперансы,— полна ужасов и крови».

Матт привалился к скатке одеял и откусил кусочек холодного тоста. Высокопарная манера автора по-прежнему раздражала, но спорить с приводимыми ею фактами он не мог.

«Маттео Алакран — вскоре он стал называть себя Эль-Патрон — выращивал опиум от реки Пекос до Солтон-Си,— прочитал Матт.— Для ухода за плантациями ему требовалось колоссальное количество рабочей силы. В ней недостатка не было — каждый день через границу переходили тысячи мексиканцев. Оставалось только их поймать.

С этой целью был организован фермерский патруль — настоящая армия, состоящая из самых гнусных преступников и негодяев, каких исторгла из себя коррумпированная тюремная система во всех уголках мира».

Матт в раздражении захлопнул книгу. Опять она разражается гневными тирадами в адрес Эль-Патрона! Наверняка эта Эсперанса — сущая ведьма. Он выпил принесенную из дома бутылку сока и снова принялся за чтение:

«Но даже при этом Эль-Патрону было трудно контролировать нелегалов. Они проскальзывали у него между пальцев, помогали друг другу бежать. Неиссякаемым потоком текли через Опиум к границе Соединенных Штатов, пока наконец правительство этой страны не пригрозило Эль-Патрону военными санкциями.

И тогда наркотический деспот, боясь потерять свою рабовладельческую империю, предложил создавать идиойдов.

На первый взгляд,— читал Матт,— казалось, что трудно придумать идею более гуманную. В конце концов, что такое страдание? Страдание — это всего лишь неприятное человеческое ощущение. Идиойды же не чувствуют ни холода, ни жары, ни жажды, ни одиночества. Специальный компьютерный чип удаляет эти ощущения из их мозга. Они старательно трудятся от зари до зари, как рабочие пчелы. Насколько можно судить со стороны, их нельзя назвать несчастными. Так кто же посмеет сказать, что с ними обошлись негуманно?

Я посмею! — взвивалась Эсперанса.— Эль-Патрон продал души этих людей дьяволу! Когда они умирают, он удобряет их телами свои поля. Корни Опиума напитаны кровью, и всякий, кто покупает их гнилое семя, уподобляется кровожадному людоеду».

На сегодня, пожалуй, хватит! Матт положил книгу на грудь и попытался представить себе лицо Эсперансы. Наверное, вся покрыта бородавками, как старая ведьма. Во рту желтые клыки, а щеки провалились, как кожура гнилой тыквы. Он перелистал книгу, ища фотографию.

Он нашел ее на странице 247. Эсперанса была одета в черный костюм с жемчужным ожерельем. Черные волосы блестящей вуалью обрамляли бледное, красивое лицо.

Она была очень похожа на Марию.

Матт прочитал подпись под фотографией: «Эсперанса Мендоса, бывшая супруга сенатора Мендосы, одна из основателей Калифорнийского общества по борьбе с рабовладением. Автор многочисленных книг. Лауреат Нобелевской премии мира за...»

Матт выронил книгу. Мария, наверное, об этом не знает. Считает, что ее мама умерла. Эсперанса ушла из дома, когда Марии было всего пять лет, и никогда больше не возвращалась. Малышка считала, что ее мама заблудилась в пустыне, и просыпалась в слезах, уверяя, что слышит мамин голос. Вот почему Мария так не любила расставаться с вещами. Она очень боялась потерять то, что любит.

А ее мама все это время преспокойно жила себе в Калифорнии! В душе у Матта вспыхнула злость к этой женщине. И к сенатору Мендосе тоже! Он наверняка знал о том, что произошло на самом деле, но предпочел видеть, как Мария страдает. Ну что же, он, Матт, не допустит, чтобы это продолжалось и дальше. В следующий визит Марии — а она наверняка приедет через два месяца на свадьбу Стивена и Эмилии — Матт ошарашит ее неопровержимым доказательством.

Вскоре Матт понял, почему Тэм Лин запрещал ему купаться в этом пруду. Той же ночью он слег с жесточайшим желудочным расстройством. Несколько часов его беспрерывно рвало, горло словно огнем горело. Селия заявила, что сама будет лечить его. Она стакан за стаканом вливала в него молоко, ни на миг не оставляя одного. В паузах между приступами он заметил, что руки у нее такие же холодные и влажные, как у него.

Наконец ему стало немного лучше. Селия уложила его в постель, придвинула кресло к изголовью и всю ночь сидела, глядя, как Матт то забывается тяжелым сном, то вновь просыпается. Так, проснувшись в очередной раз, мальчик обнаружил, что над ним склонился Тэм Лин. Затем телохранитель выпрямился и сказал:

— У него изо рта пахнет чесноком.

«А почему бы и нет?» — сквозь дремоту подумал Матт. Селия щедро сдабривала чесноком все свои блюда.

— Я тебя предупреждал, не делай этого,— сказал Тэм Лин Селии.

— В следующий раз подберу правильную дозировку,— пообещала та.

— Ты хочешь все погубить?

— А вдруг твой план не сработает? Нужен запасной вариант,— сказала Селия.

— Ты его убьешь!

Она бросила взгляд в сторону скрытой камеры.

— Скорее сама умру, чем допущу это.