На зимнее стойбище

Лужа в центре деревни этой ночью замерзла. Полная Луна только что объявил прогноз погоды – и добавил, что надо готовиться к худшему.

День стоит – морозней не бывает,

Высунь нос – отмерзнет в пять минут;

Лед уже всю землю покрывает,

И шатры от стужи не спасут.

Попросту говоря, Полная Луна хочет сообщить нам, что настал момент покинуть хижины и перебраться на зимнее стойбище.

Короткое лето в самом деле подходит к концу: зима стоит у дверей и стучится в промерзшие шкуры, кото­рыми покрыты хижины.

Папа Большая Рука с озабоченным видом вглядыва­ется в небо, потом кричит:

– Разобрать палатки‑и! Переходим в пещеры‑ы!

Мы, дети, прыгаем от радости, отчасти потому, что жить на зимнем стойбище гораздо приятнее, но глав­ное – сегодня, по причине переезда, не будет занятий в школе.

Зато старейшины не в духе. Зимнее стойбище – ме­сто безопасное и удобное, но добраться туда нелегко.

Взгляните наверх, на скалы, нависающие над рекой. Видите маленькое черное пятнышко? Это вход в пе­щеры.

Поднимаются туда по тропке, петляющей по отвес­ной стене; наши женщины проложили ее, день за днем терпеливо долбя твердый камень. Правда, в дождливую погоду или в снегопад (то есть почти всегда) подни­маться туда очень опасно.

Тетушка Жердь в прошлом году загремела вниз, ко­гда спускалась; Разъяренный Бизон разбил голову о скалу и с тех пор озверел еще больше; не говоря уже о том, что Жирный Бык, падая, переломал половину де­ревьев в лесу. Теперь, в довершение всего, он боится подъема, и мы должны нести на себе этакую тушу.

– Надо бы что‑нибудь изобрести, – твердит Умник всякий раз, как начинается переезд.

Потом принимается возиться с кусочками дерева и полосками кожи.

Что он такое задумал?

Охотники уже разбирают палатки. А детишки скопи­лись перед лужей, ибо сегодня здесь произойдет нечто замечательное. Да‑да, сегодня скверный день для ста­рейшин, даже очень скверный, поскольку из‑за мороз­ной погоды приходится поторопиться с обрядом зимне­го омовения.

Видите ли, мы, ледниковые люди, очень чистоплот­ны и моемся два раза в год, в начале и в конце долгой зимы.

После первого омовения мы натираемся жиром, ко­торый защищает от холода; потом, когда жир высыхает и начинает вонять, добавляем еще слой. Так, слой за слоем, образуется замечательная зловонная корочка.

Но омовение старейшин – самое забавное зрелище, какое я когда‑либо видел, и я его не пропущу ни за что на свете.

Женщины уже нагревают камни: они развели огром­ный костер прямо над лужей, и когда камни раскаля­ются добела, опрокидывают их вниз.

Камни разбивают лед и с шипением опускаются в воду…

Мама Тигра время от времени погружает в воду па­лец и качает головой: еще слишком холодная. Женщи­ны подкладывают хворост в костер и скатывают вниз раскаленные камни, пока наконец не наступает вели­кий момент.

Старейшины в нерешимости, они спрашивают, хоро­шо ли прогрелась вода, жалуются на северный ветер, находят тысячу смешных отговорок, чтобы отложить омовение, топчутся на месте: шаг вперед, два шага назад.

Но наконец, подталкиваемые стайкой гогочущих со­рванцов, они продвигаются к луже. Уголек, Березка и Блошка схватили Насупленного Лба; Попрыгунья, Мед­вежонок и Молния пытаются сдвинуть с места Жирно­го Быка, а Морж, Свисток и Мячик вкушают сладость мести: ими избран Рука‑на‑расправу‑легка; ребята ос­тервенело пихают его, а он упирается изо всех сил, ры­чит и гримасничает.

Но чему быть, того не миновать, и лужа с каждым шагом все ближе и ближе.

ПЛЮХ!

Рука‑на‑расправу‑легка вырывается как бешеный, вопит, выпучив глаза и разинув рот.

Лужа теперь не лужа, а сплошные брызги: Насуп­ленный Лоб, соприкоснувшись с водой, едва не задох­нулся; Испепеляющий Взглядом стал кротким как яг­ненок, а дедушка Пузан…

Дедушка Пузан, обмакнув указательный палец, по­вернулся к луже спиной и самым позорным образом пустился наутек.

С радостными воплями мы гоняемся за учителем среди хижин, но беготня длится недолго: старик, запы­хавшись, возвращается к луже и делает нам знак оста­новиться. Он понял, что злой судьбы не избежать, не стоит и пытаться.

И, закрыв глаза, с достоинством валится в воду.

Падение сопровождается ликующими воплями уче­ников.

После старейшин моются охотники, лотом женщи­ны. И наконец очередь доходит до нас.

Не знаю, можно ли еще на­звать водой стылую темно‑коричневую жижу, в которой мы весело барахтаемся: сперва, ко­нечно, жутко холодно, но, если двигаться, можно согреться.

Мы бы там дрызгались все утро, но тетушки неумо­лимы и очень скоро заставляют нас вылезать.

Теперь, когда мы чистенькие (весьма относительно, если учесть качество воды), пришла пора намазаться жиром, который нас защитит от холода.

Обычно мы используем жир бизона или мускусного быка: действует он хорошо, что правда, то правда, но уж больно вонючий. Я с завистью смотрю на тех не­многих, у кого имеется жир мамонта, – а чуть поодаль бедный родич смазывает Щеголька драгоценнейшим благовонным жиром калана.

Вонючка, Морж, Свисток и Мячик подходят к нему, выпрашивают по чуточке: Щеголек не жадничает, но смотрит свысока.

– Жир бизона гораздо лучше, – шепотом утешает меня Молния. – Правда, припахивает, но дает больше тепла…

Но откуда у Щеголька столько денег, то есть кре­мешков?

Когда‑то его родители, Рука Загребущая и Шкурка Горностая, путешествуя в Теплые страны, наткнулись на самое большое месторождение кремня, какое только известно в наших краях. Кремни там были всех видов и всех размеров, в том числе и самые ценные, крапча­тые… Разумеется, Рука Загребущая никому не сказал, где это место, и теперь требует за кремни щедрой пла­ты. Вот почему у Щеголька столько обнов, ароматных смолок, орудий из редких камней…

Голос Попрыгуньи выводит меня из задумчивости.

– Кто добежит до пещер последним, тот – хромой тюлень!

И мы как угорелые бросаемся бежать наперегонки по крутой тропинке, ведущей на зимнее стойбище. Подъем опасный, поэтому Молния, который без труда мог бы всех обогнать, бежит позади Кротика, чтобы тот не свалился в пропасть.

У самой пещеры Умник возится с моделью обрыва, вылепленной из глины. Перед входом он соорудил платформу из кусочков дерева, а над платформой укре­пил щепку побольше. К этой палке прилажена нить, ссученная из шерсти мускусного быка, а к ее концам привязаны два камешка.

– Неандертальчик, Молния… я нашел! Нашел что?

– Решение. Смотри: большой камень падает, нить скользит и поднимает камень поменьше…

– И что? – спрашиваю я в недоумении.

– Представь себе, что к концам веревки привязаны не камни, а два человека. Тяжелый – наверху, лег­кий – внизу…

– Представляю.

– Ну так вот, если тяжелый человек прыгнет вниз, легкий поднимется к входу в пещеры…

– Но тяжелый разобьется! – возражает Молния.

– Нет. Взгляни на маленький камень: поднимаясь, он замедляет падение большого.

– Хм… Умник, ты в таких вещах разбираешься не­плохо, но твое изобретение, сдается мне, еще далеко до совершенства. Действительно, таким образом можно без труда поднять худеньких вроде тетушки Жерди, но что делать с толстяками, такими как Жирный Бык или дедушка Пузан? Им придется топать пешком, а это не­справедливо.

Умник щиплет усики.

– Да… что‑то не получается, – признается он.

– Пойдешь играть в прятки в пещерах? – спрашива­ет Молния.

– Нет, нет. Меня вот‑вот осенит!

– А как ты назовешь свое изобретение – если, ко­нечно, у тебя получится?

– М‑м‑м… может быть, Спустиподними… или Поднимиспусти… или…

Мы оставляем Умника с его размышлениями и зале­заем в пещеры, к другим ребятам. Проход сначала уз­кий, но потом расширяется, и длинный коридор ведет к целому ряду сообщающихся пещер; из каждой отхо­дят еще коридоры, ведущие к гротам, норам, пещерам всех видов и размеров.

Нам до сих пор не удалось обследовать их все.

– Поиграем в прятки? – предлагает Блошка.

– Да‑а‑а! – отвечают хором тридцать голосов, и эхо разлетается по пещерам.

– Глупая игра! – негодует Щеголек.

– Каждый год одно и то же, – ворчит Морж.

– Игра, может, и глупая, – смеется Молния, – но тогда, в лесу, вы здорово спрятались в какой‑то норе!

– Посмотрел бы я на тебя, зубоскал! – бесится Щеголек.

– Там были волки! – возмущается Свисток.

– И даже тигр, – бурчит Мячик.

Складывается впечатление, будто Щеголек и его команда, вместо того чтобы благодарить нас за спасе­ние, чувствуют себя униженными и вынашивают планы мести.

Но когда этот паразит видит, что я попал в одну команду с Неандерталочкой, он тоже решает вступить в игру, при условии, конечно, что его включат в ту же самую команду.

То я, то Щеголек без всякого успеха пытаемся сма­нить Неандерталочку; каждый клянется, что знает ска­зочные укрытия, которые ни за что не обнаружить, но поскольку любимая не соглашается, нам обоим прихо­дится следовать за ней.

Блошка наблюдает издалека, ревнует. Березка хочет прятаться вместе с Умником, а тот, улыбаясь, кричит мне:

– Готово!

– Что готово?

– Спустиподними. Я нашел решение. Сам не знаю, как это раньше не пришло мне в голову.

– И что ты придумал?

– Спускаться группами. Главное, чтобы группа, ко­торая спускается, была немного тяжелее той, которая поднимается. Например: двое поднимаются, трое спус­каются.

– Но так больше людей спустится, чем поднимется. Я и это продумал. Вместо людей можно опускать камни: они и послужат противовесом. А камней у нас сколько угодно.

– Умник, ты – гений! – восхищаюсь я. И что те­перь?

– Теперь я представлю мое изобретение на Совет старейшин.

– М‑м‑м… дело дрянь, старина. Эти брюзги терпеть не могут нововведений…

– Идем, Умник, – тащит его с собой Березка. – Я обнаружила новый грот, там нас ни за что не найдут.

Умник уходит с ней, а Молния никак не может ре­шиться: и с Березкой хочется пойти, и Кротика не оставишь.

Гроты становятся все уже и вскоре превращаются в тесные щели. Приходится продвигаться согнувшись, иногда ползком. Каждый сжимает в руке уголек: если обнаружишь новый грот, полагается пометить его сво­им особым знаком.

То, что галереи сужаются, имеет и свою хорошую сторону. В самом деле, мне удалось отделаться от Щеголька, который поплатился за свою привычку носить ценные меха: застрял в расщелине и теперь тщетно пы­тается высвободиться.

Усмехнувшись в усы, я иду вперед с моей лапушкой.

Все рассредоточились по пе­щерам. Только Кротик время от времени что‑то выкрикивает звонким голосом, а Молния ши­кает на него: дурак, нас найдут в два счета.

Потом тишина.

Неандерталочка наконец‑то нашла свой крохотный грот.

Как чудесно сидеть, прижи­мая к сердцу волосатое свое со­кровище!

Неандерталочка вполголоса делится своими пробле­мами: мама ее не понимает, тетушки заставляют при­глядывать за младшими братишками, папа такой сер­дитый и не разрешает гулять с подружками. Потом выкладывает свои мечты и планы на будущее. Ей хоте­лось бы попутешествовать, повидать новых людей, но­вые места и прежде всего побывать в Теплых странах, о которых все время твердит дяденька Бобер: там Ве­ликая соленая вода, долгое лето, мед, солнце…

Я признаюсь, что мечтаю о том же, надеясь, что она предложит вместе осуществить эти мечты, когда насту­пит время…

Эхо доносит до нас голоса ребят:

– Свисток, я тебя вижу!

– Буйволенок, вылезай!

– Здесь нас ни за что не найдут, – шепчет Неандер­талочка, сжимая мою руку.

– Надеюсь, – отвечаю я тоже шепотом.

Время идет. Через расщелину доносятся голоса охот­ников, которые с факелами обходят все гроты, изгоняя непрошеных гостей.

Слышно также, как хлопают крыльями тысячи лету­чих мышей, внезапно пробужденных от спячки. Но ше­лест вдруг сменяется адским шумом. Проворная Стопа и Споткнувшийся Олень, должно быть, обнаружили крупного зверя.

В самом деле, из грота в грот эхом разносятся рыча­ние и вой; голос дяденьки Бобра перекрывает все дру­гие голоса:

– Не расходиться! Выше факелы! Вот они, гоните их сюда!

Шум удаляется, и мы выходим из нашего убежища.

– Березка, ты слышала? Они обнаружили волков, – шепчет Неандерталочка.

– Что нам делать, Умник? – спрашиваю я.

– Будем выбираться. Кажется, опас­ности больше нет, и…

– Тс‑с‑с… там что‑то шевелится, – говорит Березка.

– Я ничего не вижу. Темнотища…

– Говорю тебе: тут кто‑то есть.

Мне всегда было интересно, как это у Березки полу­чается ощущать чье‑то присутствие, даже если не вид­но ни зги.

Она пробирается по галерее, залезает в маленький грот, проползает в расщелину; я не отстаю.

– Вот он, – шепчет Березка. – Совсем близко. И зо­вет меня…

– Зовет?! Да кто же это? – изумляется Умник. Щенок… волчонок.

– Волчонок? Эй! – возмущается Неандерталочка. – Ты с ума сошла? А если мать поблизости?

– Нет… он остался один, бедняжка, – вздыхает Бе­резка, двигаясь на ощупь в темноте. Потом наклоняет­ся, что‑то подбирает с пола.

– Поглядите, что за прелесть, – шепчет она. – Ли­жет мне руки. Я назову его Лизунчик!

И показывает нам дрожащий комочек меха с широко открытыми, полными страха глазами.

– Мы все равно должны отдать его старейшинам, – замечает Умник. – Ты знаешь порядок. С ними шутки плохи…

– Об этом не может быть и речи, – решительно за­являет Березка.

– Но… никому не позволено держать животных!

– Я прекрасно знаю закон, – сердится Березка. – Но ни за что не отдам малыша этим обжорам. Пред­ставляете, что с ним будет?

– Постарайся понять, Березка, – вмешивается Мол­ния. – Этот симпатичный щенок через несколько лун станет опасным волком.

– Тогда и поглядим.

Слышатся голоса. Через расщелину просачивается слабый свет.

– Это Щеголек с Моржом, – волнуется Умник. – Что нам делать?

– Если они увидят волчонка, то обязательно наябед­ничают и нам попадет, – говорит Неандерталочка.

– Здесь его спрятать негде. Ни единой щели…

Мы понимаем, что уже слишком поздно: Морж во­шел в галерею, ведущую в наш грот, и неумолимо при­ближается, высоко держа факел.

Я поворачиваюсь к Березке: та закрыла глаза и ше­потом произносит какие‑то странные слова.

Вдруг откуда ни возьмись налетел порыв ветра. Пла­мя факела заколебалось и погасло.

Морж уже вошел в пещеру. Мы стоим молча, затаив дыхание. Березка сжимает руками мордочку своего Лизунчика. Кромешная тьма. Слышно, как дышит Морж, потом Щеголек говорит:

– Странно, мне показалось, будто я слышал голос Неандерталочки.

– Нет. Тут нет никого. Поищем в других местах. Голоса затихают вдали, снова воцаряется тишина.

– Молодец, Березка. Здорово! Ты отлично наклика­ла ветер…

– Да, – соглашается Неандерталочка. – Но это не решает проблемы. У нас не получится держать щенка здесь, в гротах. Рано или поздно его найдут.

– Есть только одно место, где он будет в безопасно­сти, – заявляет Березка.

– Какое?

– Пещера Без Дна.

– Пещера Без Дна?! – восклицаем мы в изумлении.

– Ты с ума сошла?

– Пещера Без Дна – табу.

– Туда нельзя ходить. Там очень опасно…

– Вот именно, – улыбается Березка. – Эта пещера – табу, и туда никто не ходит. Как раз то, что нам нужно.