Нью-Йорк 4 page

Я вывел фотографию «Джелли» на экран ноутбука, собираясь ее удалить, и тут вспомнил, что все еще не ответил на письмо Кэмпбелла. Проволочка отчасти объяснялась тем, что мне не понравились его намеки, будто на самом деле я знаю о «Небесном поместье» гораздо больше. Но я ничего не слышал о доме и Ситонах, покуда сыщик их не раскопал.

В шесть мы встречались в «Карлейле». Я решил, будет лучше еще до разговора прояснить все недоразумения, поведав о моей давней случайной встрече с женщиной, которой, как теперь выяснилось, была Джун Ситон.

Скрывать мне нечего. Вряд ли наш нечаянный мимолетный роман стал причиной чьей-то затаенной злобы и желания навредить мне или моей семье. Однако я понимал, что какая-то связь существует.

Мы встретились на вечеринке в роскошном пент-хаусе на Пятой авеню, куда меня занесло вместе с друзьями друзей. Я, двадцатилетний честолюбивый англичанин без гроша в кармане, впервые оказался в Нью-Йорке.

Совершенно обалдевший, я вместе с хозяйкой, чье имя состояло из двух букв — что-то вроде Ка-Ка или Си-Си, — вышел в сад на крыше, чтобы полюбоваться Центральным парком — темным таинственным ущельем под алмазной россыпью огней, — как вдруг увидел девушку, которая, пренебрегая волшебным видом, бесстрашно привалилась к парапету и разглядывала меня.

Она была в черном вечернем платье, на шее нитка жемчуга, в одной руке высокий бокал с шампанским, в другой сигарета — я могу доверять своей памяти, ибо многие дамы на вечеринке соответствовали этому описанию. Девушка была старше меня лет на семь-восемь. Мы разговорились и остаток вечера провели вместе. Посетили все злачные места: «Ксенон», «Студию 54», «Мадд-клаб», где платила она, а затем бродили по Южному Манхэттену в поиске еще открытых забегаловок. Перед рассветом, где-то у причалов Вестсайда, мы попали под жуткий ливень.

Спасаясь от дождя, мы укрылись в пустом грузовом контейнере с открытой боковой решеткой. Вымокшие до нитки, запыхавшиеся, мы хохотали. Потом нюхнули кокаина и встояка трахнулись в дверном проеме, потому что пол был грязный. Это будоражило. По крыше неумолчно барабанил дождь.

Она сказала свое имя, и я точно помню, что звали ее не Джун Ситон. Девушка загорелась на встречу нынешним, а также следующим вечером, но я в типично британской осторожной манере уклонился от свиданий. Днями я улетал в Лондон и был не настолько зелен или сражен, чтобы не разглядеть в ней чудинку и даже легкую ненормальность. То была эпоха чокнутых девиц.

Я предложил вызвать такси и отвезти ее домой, и тут она стала цепляться за меня, устроив небольшую истерику. Потом вдруг заявила, что бросит мужа, чтобы принадлежать мне. Я понятия не имел, что у нее муж и девятилетний сын, с которыми она живет в глубинке Коннектикута. Я пытался отлепить ее от себя, сначала мягко, потом решительней, а затем уже оттолкнул. Она поскользнулась и упала, ударившись головой о железную стойку.

Мне и сейчас стыдно за то, как я поступил. Проверив ее пульс, я понял, что ничего страшного, слава богу, не произошло, но мне вовсе не хотелось быть рядом, когда она очнется. Девица с тараканами, чего доброго, обвинит в изнасиловании, и я уже видел, как меня отправляют за решетку или, хуже того, депортируют. Я ушел, оставив ее бесчувственную. Из ближайшего таксофона позвонил в «скорую», сказал, где ее найти, — на том все и закончилось.

Никаких вестей от нее или о ней я не получал. На следующий день я улетел в Лондон. Ни сном ни духом я не знал об ужасной трагедии, которая вскоре произошла в семье Ситонов. Когда через пару лет я обосновался в Нью-Йорке, девица не значилась в списке моих визитов. О том, что случилось, я никогда никому не рассказывал.

Память об интрижке, какие случались в тот бурный период моей жизни, постепенно стерлась, но сейчас я не сомневался, что это была Джун Ситон.

Я уже собрался отправить письмо, где впервые делился с другим человеком воспоминаниями о Джун, но потом решил, что слишком многословен, и сократил послание до нескольких строчек: «Он определенно незнаком; она похожа на женщину, с которой я мельком встречался летом 79-го. Не представляю, откуда Эрнесту известно, что я провел вечер с его матерью, но, возможно, это связь».

Я посмотрел на пилоны моста Джорджа Вашингтона, вздымавшегося над автострадой. И тут запиликал мой телефон.

— Вы меня не знаете. — Голос молодой, мягкий, неуверенный. — Я подруга Джелены.

Секунду я молчал.

— Как вы узнали мой номер?

— От нее. Между прочим, это она придумала позвонить.

— Как вас зовут? — У меня тотчас возникли подозрения.

— Тачел…

— Не понимаю, о чем вы хотите говорить.

— Слушайте, мистер, давайте без этого.

— Без чего именно?

— Без хрени.

Я думал, она повесит трубку. Но разговор продолжился в той же колкой неприязненной манере, и Тачел сказала, что если я хочу переговорить, если у меня есть какие-то вопросы, то она готова встретиться и попробует объяснить, как все это видится ее подруге.

Короткая речь выглядела заготовленной, и я чуть было не послал обеих девиц ко всем чертям. Я уже смирился с тем, что никогда не увижу «Джелли», и, если честно, не очень-то и хотел. Но вопреки всему меня снедало любопытство, и я не мог упустить возможность поговорить о ней с кем-то, кто ее знал. Все еще казалось, что мне задолжали объяснения.

Это означало, что придется повременить с визитом к Алисе Филдинг, но бабуля не заметит, если я припоздаю на пару часов, а то и дней.

— Ладно. Когда вы сможете? — спросил я, подав шоферу знак остановиться.

Через пятнадцать минут, сказала она.

Лучча Франкобальди второй раз нажал звонок на облезлой стене дома номер 59 по виа дель'эрта Канина и, отступив на узкую улочку, задрал голову к заставленным окнам. Небо над Фьезоле почернело.

— Она точно нас ждет? — устало спросил Морелли, подняв воротник. Закрапал дождь. — Ага!

За дверью послышались шаги.

— Ну все, мне вправду пора… — Дженифер Урсино разговаривала по мобильному телефону. Захлопнув крышку, она извинилась, что заставила ждать, и пробормотала: — Fa molto afoso![92]

Миловидная дама за сорок, украшенная серебристой сединой, в мешковатой тенниске, широких черных джинсах и мокасинах от Прада, Дженифер провела гостей через темную прихожую в гостиную, где на огромном плазменном телеэкране шло игровое шоу. Она взяла пульт и выключила телевизор.

— Выпить желаете?

Оба детектива вежливо отказались. Дженифер налила в стакан джина с тоником и устроилась среди подушек на диване, подтянув под себя длинные ноги.

— Итак, чем могу быть полезна, господа?

Полицейские примостились на стульях с прямыми спинками. Морелли достал копию рисунка и расправил ее на журнальном столике.

— Надеюсь, вам это лицо знакомо, синьора.

— Кое-кого напоминает, — кивнула Дженифер. — Хотя с полной уверенностью не скажу. Дэвид. Кажется, он останавливался у меня в прошлом апреле.

— Вы повесили трубку, потому что… не вполне уверены?

— Ну, вроде того, — пожала плечами хозяйка.

— Дэвид. А фамилия?

— Не помню. Он американец, живет в Париже… Кажется, он говорил, что занимается научными исследованиями.

— Вы не спрашиваете у гостей какой-нибудь документ, синьора? — нахмурился Морелли. — Паспорт, удостоверение, водительские права?

Дженифер хохотнула:

— Я знаю, так положено. Но я предпочитаю относиться к постояльцам как к друзьям и не бомбардировать их вопросами.

— Дэвид не упоминал, из какого он штата? Где его дом?

— Не помню. А в чем, собственно, дело?

— Мы расследуем преступление и хотим найти человека, изображенного на рисунке. — Морелли откашлялся. — У вас есть запись о его пребывании?

Хозяйка покачала головой:

— В квартире лежит гостевая книга, но не все удосуживаются там расписаться. Он не оставил записи. Заплатил наличными, всю сумму вперед.

— Синьора, вы случайно не помните, где он был вечером двадцать седьмого апреля? — спросил Лучча.

— Понятия не имею. — Дженифер напряглась. — В квартире есть черный ход. Он приходил, уходил. Я его почти не видела. И у меня… крепкий сон.

Морелли стрельнул взглядом в помощника — мол, не лезь! — и продолжил:

— Где вы находите постояльцев, синьора?

— В основном по рекомендации. Среди моих гостей художники, модельеры и тому подобные.

— А этот… Дэвид?

— Он позвонил совершенно неожиданно.

— Вы случайно не знали Софи Листер?

— Девушку, которую убили? Нет.

— Вам не приходило в голову, что он как-то связан с убийством?

— Дэвид? Господи, нет… Он казался таким мягким, застенчивым.

— Что еще вы можете о нем сказать? Он курил, выпивал? Странные привычки? К нему кто-нибудь приходил?

— Говорю же, он был очень тихий, скромный и опрятный. Ни разу не видела, чтобы он кого-то принимал. И вообще его было не слышно. Идеальный постоялец. — Дженифер рассмеялась.

— Вы сказали, что воспринимаете постояльцев как своих друзей, но, похоже, вы очень мало общались с этим человеком.

— Дэвид иной. Ясно дал понять: он хочет, чтобы его оставили в покое, и я исполнила его желание.

— Больше вы о нем не слышали?

Дженифер покачала головой — нет. Морелли видел, что она лжет. Он прошел к окну и посмотрел на дождь.

— Мы знаем, что недавно он был во Флоренции. Он точно к вам не заходил? Вы с ним не говорили?

— Абсолютно точно.

— Синьора, хочу вас предупредить: если Дэвид тот, кого мы ищем, он крайне опасный человек, — серьезно сказал Морелли. — Вы должны рассказать все, что знаете.

Дженифер сморгнула и потянулась за стаканом. Рука ее дрожала. Интересно, подумал Морелли, проблемы с выпивкой или она просто напугана?

— Он пользовался компьютером? — спросил Лучча.

— Ну ладно, ладно! — выпалила Дженифер. — Я с ним не говорила, но он со мной связался. Пару недель назад я получила мейл, в котором он спрашивал, свободна ли его прежняя комната. Я ответила, что занята.

— Так и было?

Хозяйка подняла взгляд:

— Я не хотела, чтобы он приезжал.

— Почему? Вы же сказали, он идеальный постоялец.

Дженифер замялась:

— С ним было неуютно.

— Чего вы боитесь?

— Вовсе я не боюсь.

— Расскажите, что произошло, синьора. — Морелли говорил мягко, в его тоне было больше озабоченности, чем следовательского интереса. — Он пытался с вами связаться?

Дженифер смотрела в стакан.

— Мне показалось, я его видела, только и всего. Как-то вечером я выгуливала на бульваре собаку и проходила мимо старых ворот «Дома Аригетти». — Морелли взглянул на помощника, но Лучча что-то строчил в блокноте. — За деревьями я увидела мужчину, похожего на Дэвида. Я была уверена, что он наблюдает за мной. Когда я перешла через дорогу, он исчез.

— Возможно, он проживал в пансионе или где-то поблизости.

— Да, я так и подумала. Меня тревожило, вдруг он узнает, что квартира не занята, и мой обман раскроется.

Инспектор не хотел путать ее еще больше, но подумал, что, возможно, дамочка чудом спаслась.

— Это был единственный раз?

— Больше я его не видела.

— Все же неясно, что заставило вас переменить мнение о нем?

— Не знаю. Просто какое-то чувство.

— Его электронное письмо случайно не сохранилось?

— Думаете, она с ним спала? — На скорости Лучча вписался в узкий поворот на бульваре Галилео. — Бабец смачный.

— Бабец? Я знаю твою слабость к матронам. Все потому, Лучча, что в глубине души ты маменькин сынок.

— Вдовушка-то молодая.

— Ну и что? Думаешь, ей невтерпеж? Шпокает постояльцев в счет платы? У тебя одно на уме. Нет, она темнит, но амуры здесь ни при чем. Сколько времени понадобится, чтобы отследить ресурс и установить адрес, с которого послали письмо?

— Не знаю. Я сообщил в Милан, что это срочно.

— Ты уразумел, что «Дом Аригетти» — пансион, в котором останавливались Листеры? Не гони так, а то какой-нибудь олух-карабинер нас тормознет.

Лучча крутанул руль «фиата».

— Совпадение, — пожал он плечами.

— Может, ты и прав. Флоренция город маленький. Они добрались в управление на виа Зара, и через час нужная информация лежала на столе Морелли. Отдел компьютерных преступлений выявил провайдера и получил номер телефона, который использовал «Дэвид», посылая электронное письмо Дженифер Урсино.

По номеру определили имя и парижский адрес отправителя: Дэвид Малле, улица Мабийон, 20, — неподалеку от площади Сен-Сюлпис.

Что-то в адресе показалось знакомым. Ткнув две кнопки на телефоне, Морелли запросил дело с убийством в «Доме Нардини». Секретарша принесла папку.

— Вот чего боялся. — Инспектор откинулся на стуле. — Получается, Дэвид Малле живет в двух шагах от офиса Эда Листера на Сен-Жермен.

— Что?

— Думаешь, совпадение?

— Наверное, уже перебор совпадений, — рассмеялся Лучча.

Морелли задумался.

— Пожалуй, надо съездить в Париж.

Лишь повесив трубку, Джелли сообразила, что впервые слышала его голос, в котором не было ничего от Колина Фёрта. Каждое его слово бесило. Тон недоверчивый, жесткий и придирчиво начальственный. Он выглядел делягой-мудаком, занудливым и холодным. Мистер Дарси испекся. Наверное, чудик в метро был его призраком.

«Вы знаете „Собрание Фрика"?»[93]Ну ни хрена себе! Человеку оказали любезность, поблажили, а он ведет себя так, будто ему докучают. Теперь еще двадцатку на такси тратить.

Несомненно, это ее самая идиотская затея, а все потому, что сукин сын заставил чувствовать себя виноватой. Просто надо, чтобы он понял: ничего и быть-то не могло. Вдолбить ему в башку. Наверное, она сама свихнулась.

Джелли сидела на мраморной скамье цветочного двора, наблюдая за стеклянными дверями, выходившими на южную колоннаду. Почему он предложил встретиться здесь? Чтобы она оробела? Или это знак, что он разгадал ее хитрость? Крутило живот. Плеск чертова фонтана все время напоминал, что неплохо бы зайти в туалет. Она ужасно нервничала.

О, привет, я Тачел… а вы, наверное, Эд. Я так много о вас слышала.

Нет, затея безнадежная, ни черта не выйдет. Дрожь не унималась. Теперь уже взаправду хотелось писать. Если отойти, он, конечно, тотчас объявится, и они разминутся. Блин, может, оно и к лучшему. Еще не поздно свалить.

Джелли встала и в ту же секунду услышала за спиной шаги — он пришел.

Она поперхнулась и залепетала точно ребенок:

— Привет, я… вы, наверное…

Ее заклинило — она забыла, как их обоих зовут.

— Я Эд, — негромко сказал он. — Извините за опоздание.

О господи… Хотелось удрать и спрятаться. Джелли протянула руку:

— Тачел. Рада познакомиться.

Человек улыбнулся и… эй, какого хрена?… коснулся ее щеки.

— Проверка на реальность, — сказал он.

— Значит, вы ее миллионер. — Тачел еле заметно улыбнулась и, откинувшись на стуле, оглядела меня.

— Ее бывший, — поправил я.

— Угу, — кивнула она.

Эту сдержанную, чуть насмешливую улыбку я знал по фотографии «Джелли», которую так и не удалил из компьютера. Прочесть, что скрывается за усмешкой, не получалось.

— Думаю, деньги здесь ни при чем.

— Смеетесь, что ли? — Она подалась вперед и подперла рукой подбородок. — Перестаньте, Эд. Вы же знаете, деньги всегда при чем. Вы были образом богатого мужика.

— Даже если так, этим она не воспользовалась. О деньгах ни разу не заикнулась. Хотя в какой-то момент я бы отдал ей весь мир.

— Какого черта вам надо?

— Извините?

— Ладно, проехали. — Тачел пожала плечами. — Ну говорите, что хотели узнать.

Я развел руками:

— Банкуете вы.

На ланч я привел ее в «Клуб 21» — бывший подпольный бар, почтенную достопримечательность Пятьдесят второй улицы. Обычно я всячески избегаю подобные заведения, излюбленные финансовыми воротилами и богатыми туристами. Но сейчас я выбрал его, потому что меня тут не знали, и вдобавок я снисходительно решил, что здешняя спокойная клубная атмосфера позабавит, но не ошеломит мою спутницу.

— Во всем, что она вам говорила, ни слова правды, это вы понимаете?

Покусывая нижнюю губу, Тачел нахмурилась и замолчала, словно давала мне время вникнуть в смысл.

— Пусть так. — Я медленно выдохнул.

— Она все сочинила. Все это вранье — насчет внешности, одежды, причесок, квартиры; она врала о работе в детском саду, о поездке в Вашингтон и двух кошках… Это у меня две кошки. Не знаю, что еще она вам наговорила, но можете быть абсолютно уверены: это все про меня либо сплошная выдумка.

— Кажется, о прическах мы не говорили. — Я пытался шутить. В ответ ни смешинки. — Почему она прикинулась вами?

— Это уж вы у нее спросите.

— Я полагал, вы ее представитель.

Вот теперь она улыбнулась. Поди пойми ее.

— Ей пришла идиотская мысль, что заочно она охмурит кого угодно. Когда я узнала, что Джелли воспользовалась моей фотографией и слизывает мою жизнь, — это была не просто наглость, а чистое воровство, — я закатила скандал. Она моя лучшая подруга, но всегда была склонна к лицедейству… в Сети и жизни.

Хотелось спросить о бывшем ухажере, с которым Джелли вроде бы опять спала, но я боялся, что это будет превратно понято.

Мы сидели в укромной кабинке бара. Нам обоим я заказал виски с лимонным соком и гамбургеры. Когда подали еду, Тачел слегка отмякла и стала обаятельной. Изо всех сил я старался ее раскрепостить и вести непринужденную беседу. Пару раз мне даже удалось ее рассмешить, но не скажешь, что наше плавание было легким. В разговоре то и дело возникали бреши, весь ланч атмосфера оставалась чрезвьиайно натянутой. Лишь за кофе мы вернулись к нашей главной теме.

— Что она рассказывала о нас?

— О вас? — приподняла бровь Тачел. — Она нисколько вас не любила, если вы об этом. Для нее это была игра — заставить потерять голову мужика, который весь из себя правильный, белый, БОГАТЫЙ, старше, да еще англичанин. Хвастала, что напрочь вас заморочила.

Я кивал, разглядывая девушку. Должен сказать, я не считаю, что я «весь из себя правильный». Однако это был урок.

— Я предупреждала, что она балуется с жизнью реальных людей. Вряд ли Джелли хотела, чтобы зашло так далеко. Говорила, она уж счет потеряла, сколько раз хотела во всем признаться, но… вы не слушали. Наверное, потом она испугалась.

— Испугалась? Чего?

— Вдруг вы… ну, псих или охотник… и всякое такое. Она и сейчас боится, что вы маньяк-охотник, только сами об этом не знаете.

— Понятно. — Сдавило грудь. Было горько оттого, как неверно истолкованы мои чувства. Хотелось оправдаться, но я лишь сказал: — Да нет, я не охотник.

Повисло молчание.

— Джелли просила извиниться за то, что причинила вам боль.

— Ладно, пустяки.

Я улыбнулся и махнул рукой, словно отметая обиды.

— Я всегда понимал, что в определенной степени это все не реально. Разве я похож на того, кто теряет голову из-за… фикции? Такое впечатление, будто проснулся.

— Конечно, это был только сон, — серьезно проговорила она. — Что ничуть не оправдывает ее поступок; от слов «это не реально» дурное не станет хорошим.

— Она прощена. — Я издал смешок. — Пусть все забудет. Я уже забыл.

— Одно лишь могу сказать: она раскаивается, что ранила вас.

— Передайте, я выживу.

Было трудно, да нет, почти невозможно не воспринимать сидевшую напротив меня женщину как Джелли. В каком-то смысле это была она и в то же время абсолютно другой человек, в чем я убедился, после того как аккуратно забросил пару наживок, но моя собеседница ни разу не клюнула. Тачел носила очки. Неожиданная деталь помогала не видеть в ней Джелли.

Естественно, я допускал, что все это двойной блеф и моя возлюбленная выдает себя за свою подругу, чтобы защититься от угрозы, которую якобы я представляю. Но если так и все это для того, чтобы от меня избавиться, почему она здесь?

— Значит, вчера, когда я искал Джелли, — допытывался я, — вы просто случайно оказались в метро?

— Ну и что, у меня работа поблизости. Ничего особенного. К тому же искали-то вы меня, хоть сами этого не знали.

Наши взгляды встретились, и мы рассмеялись. Я уже не знал, чему верить и как все воспринимать. Девушка напоминала «ту», которая так меня заморочила, но была кем-то другим и существовала лишь в моем воображении.

Я посмотрел на ее худые смуглые руки с длинными тонкими пальцами, которые в моих фантазиях так часто рождали музыку, и спросил, играет ли ее подруга на пианино.

— Нет, эту чепуху она взяла от меня, — потупилась Тачел.

На выходе из ресторана она остановилась перед знаменитым фасадом с нарисованными жокеями и закурила «Мальборо».

— Что опять не так? — спросила Тачел, выдохнув дым. Она заметила, как я удивленно нахмурился. — Знаете, подобные мины корчат те, кто считает, что курильщики ловко устроились, ибо всех остальных видали в гробу.

— Нет, просто Джелли не нравилось, что я курю.

— Что ж, я не она и полна сюрпризов.

— Уже что-то, чего она не взяла от вас.

Тачел покачала головой:

— Она не одобряет. Вечно пристает, чтобы я бросила… А это далеко? Мне пора на работу.

— В паре кварталов.

Демонстрационный зал музыкального магазина «Фрэнк и Камиль», куда я попросил сходить со мной, располагался на Пятьдесят седьмой улице. Я сказал, что хочу купить пианино в подарок приятельнице и нуждаюсь в совете. О вполне очевидном факте, что вышеупомянутую приятельницу зовут Джелли, я умолчал, ибо это делало наш поход бессмысленным.

Я просто хотел послушать, как играет Тачел.

Лавируя в толчее, мы двинулись по Пятой авеню. На запруженном народом тротуаре казалось, будто все идут навстречу. Мы не одолели и полквартала, как Тачел коснулась моей руки и сказала:

— Знаете, все же это очень долго. Мне надо идти.

— Может, в другой раз?

— Вряд ли получится.

— Да, наверное. Что ж, рад был встретиться. И спасибо, хоть не знаю за что… Но я очень рад, что вы позвонили.

Она усмехнулась и попятилась.

— Спасибо за ланч.

— Позвольте, я возьму вам такси?

Тачел помотала головой, резко отвернулась и пошла прочь.

Я смотрел ей вслед, стараясь не обращать внимания на въедливый голосок в голове, который говорил, что нужно ее остановить. Через мгновенье до меня дошло, что сейчас она скроется и больше я ее не увижу.

— Погодите! — довольно вяло окликнул я. — Ведь я не знаю, как с вами связаться. — Толпа уже поглотила ее. — Я хочу еще кое о чем спросить.

Наверное, со стороны казалось, что я говорю сам с собой. Когда я завопил и бросился следом за девушкой, народ не замедлил расступиться.

Я догнал ее у светофора.

— Я вот подумал… — излишне громко начал я и, поперхнувшись под ее взглядом, заговорил тише: — Есть ли у вас какие планы на вечер?

Против ожидания, она не сильно удивилась:

— Вообще-то есть.

— А нельзя их отменить?

— Категорически нет.

— Просто у меня два билета… на балет. — Я лихорадочно соображал. — Знаю, это ужасно глупо, но я собирался сводить Джелену.

Тачел вздохнула и сложила руки на груди:

— Она равнодушна к балету.

— Следовало догадаться, — улыбнулся я. Помнится, Джелли обмолвилась, что она горячая поклонница классического балета. — По правде, я тоже. — Что-то во взгляде девушки подсказывало, что ее можно уговорить. — Но я к тому, а вы-то как?

Она пожала плечами:

— Не знаю… Смотря какой балет.

— «Спящая красавица»… ее любимый. — Я где-то прочел, что в Метрополитен-опере состоится премьера постановки Кеннета Макмиллана,[94]возобновленной с труппой «Американского балета».

— Ух ты! — округлила глаза Тачел и рассмеялась, но уже по-иному. — Все, я полетела.

— Я увижу вас вечером?

— Не знаю… Вряд ли.

Около половины пятого Кэмпбелл Армур вошел в зал прибытия нью-йоркского автобусного терминала,[95]зорко высматривая что-нибудь подозрительное. В солнечных очках регулировщика, армейских бриджах, бейсбольной фуфайке «Тампа-Бэй Девил Рэйз» и кроссовках «Найк ВВС» он мог сойти за туриста или каникулярного студента. Опасения, что его в наручниках выволокут из автобуса или остановят на выходе, не оправдались.

Видимо, хитрость сработала, и Чена, который вместо него сидел за рулем серебристой «тойоты», уже заарканили. Пересекая людный вестибюль, сыщик чувствовал, как неприятно зудит меж лопатками, но за пределами вокзала гадкое ощущение должно было исчезнуть.

Всю поездку его мучила совесть, что он воспользовался своим странствующим земляком. Однако было бы глупо упустить шанс, предложенный судьбой. К тому же малый получил сто баксов сверх стоимости автобусного билета и арендованную машину. В худшем случае он проведет в участке ночь, пока власти будут искать переводчика. Что давало выигрыш во времени.

Двое полицейских у выхода на Восьмую авеню лишь скользнули по нему взглядом, когда он фланирующей походкой вышел в город, по телефону разговаривая с женой. С утра он ничего не ел и вдруг почувствовал, что ужасно проголодался.

— Во сколько твой рейс? — спросила Кира. Кэмпбелл замялся:

— Скорее всего, завтра.

— Ты же обещал Эми.

— Душка, это очень важно. Я подбираюсь вплотную.

На другом конце линии молчали.

— Он проявляется. Уже допустил первую ошибку.

На ходу Кэмпбелл сообщил последние новости в своем расследовании. Он рассказал о постановке, которую наблюдал на сайте domoydotemnoty, и поразительном откровении Стража: в ночь трагедии Эд Листер был в доме. Затем, осмотрительно преуменьшив грозившую ему опасность, он сделал краткий цензурированный отчет об утренней поездке к дому, где обнаружил труп Грейс.

Обмануть Киру не удалось даже на мгновенье. Когда он закончил, она тихо проговорила:

— Сейчас же позвони своему клиенту и скажи, что ты сделал все возможное, теперь пусть этим занимаются он сам и полиция… А ты первым же самолетом летишь ДОМОЙ.

— Все не так просто, милая. — Кэмпбелл рассмеялся, пытаясь шутить по поводу своего положения беглого убийцы. — Я должен его поймать, чтобы доказать, что меня подставили…

— Поймать? Боже мой, слышал бы ты себя! Думаешь, ты такой хитрец, разыгрываешь свои мелкие сыщицкие фантазии, словно это кино или какая-нибудь твоя дурацкая видеоигра!

— … прежде чем еще кто-нибудь пострадает.

— Ты как ребенок! Брось это дело. Ты не понимаешь, во что влез… Малыш, пожалуйста.

— Я должен это сделать.

— Зачем? Ради чего? Чтобы тебя убили?

Кэмпбелл молчал.

— Что ты пытаешься доказать?

— Ты давно проверяла наш счет?

Теперь замолчала Кира. Кэмпбелл хотел рассказать завтра, но он слишком долго держал это в себе, и правда вырвалась наружу. Кира знала о его «маленькой слабости», пристрастие к игре появилось еще до женитьбы. Пару раз он срывался, но не сильно. Жена никак не откликнулась, когда он признался, что на частном игровом сайте просадил в покер около двухсот тысяч долларов. Лишь когда он поведал, что кое-кому в Сарасоте задолжал еще сто тысяч, Кира тихо сказала:

— Неужели ты мог так поступить с нами, Кэмпбелл?

Сыщик понял, что она плачет. Он стал клясться, что все вернет из премии, обещанной Эдом Листером… нужно только найти Стража…

Кира глухо простонала и повесила трубку.

— Я пытаюсь связаться с вашим мужем, синьора.

Включив громкую связь, инспектор Морелли взглянул на Луччу, который притворно зажал уши от скрипучей английской речи, заполнившей маленький кабинет.

— Да, я знаю, что он в Нью-Йорке… Я оставлял ему сообщения… — Морелли улыбнулся аппарату. — Я надеялся, что вы избавите меня от необходимости беспокоить его. Дело-то пустяшное.

— Сейчас я не могу говорить. Вы поймали меня на пороге. — Лора дышала так, словно бегом вернулась к телефону.

— Это займет одну секунду. Мне нужен адрес парижского офиса вашего мужа.

— Посмотрите в телефонном справочнике под «Бью-ли-Листер». — Потом, будто осознав, что вышло грубо, Лора поспешно сказала: — Улица Мабийон, двадцать четыре, неподалеку от бульвара Сен-Жермен.

Морелли не записал и лишь глянул на помощника.

— Благодарю вас.

— Это все, что вы хотели?

Инспектор откашлялся.

— Ваш муж живет по этому адресу, когда приезжает по делам?

— Это офис, а не квартира. Эд всегда останавливается в «Рице»… — Лора замялась. — Я думала, вы знаете. Вы же звонили ему туда.

— Он никогда не хотел… да, конечно, это я сморозил… снять в Париже временное жилье? Где-нибудь поближе к работе?

— Может быть. Честно говоря, я не знаю.

— Он с вами это не обсуждал?

— У нас разное отношение к Парижу. Это не мой любимый город. — Раздался шорох, будто на секунду прикрыли микрофон. — Послушайте, мне вправду надо идти.

— Синьора Листер, есть подвижки в расследовании убийства вашей дочери.

Возникла пауза.

— Какого рода подвижки?

— Называть имя подозреваемого еще слишком рано, но есть весьма обещающий след.

— Наверное, вам лучше поговорить с Эдом.

— Конечно, я только хотел кое о чем вас спросить.

Лора нетерпеливо вздохнула.

— Синьора, если сейчас неудобно, я перезвоню в другой раз.

— Ну давайте уже, господи боже мой!

Отношения с Лорой Листер не сложились. С самого начала она не скрывала, что считает Морелли некомпетентным и ненадежным — вероятно, лишь потому, что он итальянец. Под презрительным взглядом ее голубых глаз инспектор чувствовал себя приниженно, но, как ни странно, восхищался этой женщиной, находя ее поведение смелым и достойным сострадания. В последний раз он видел ее в Сан-Миниато на заупокойной мессе по Софи; она едва скользнула по нему взглядом и казалась еще более высокомерно отстраненной, словно рана ее ничуть не затянулась, но отсекла от жизни и пустила на волю волн. Похоже, ее супруг был слишком погружен в собственные переживания (или мечты о пианисточке, игравшей рэгтайм), чтобы это заметить. Морелли напомнил себе, что собирался закинуть невод.