Глава 10. Пара слов о Мишке (пора уже и его представить)

Пара слов о Мишке (пора уже и его представить)

Я всё время говорю о Доме и о жильцах. А вам, наверное, хочется знать, чем я‑то тут занимаюсь? Так вот, я – Привратник.

Увы, кроме меня, в Доме без номера Привратников больше нет. Поэтому я никогда не оставляю его обитателей без присмотра надолго – Дом все‑таки может далеко не всё. Пусть они живут не закрывая дверей, пусть помогают друг другу кто чем может.

Вон как Мишка. Он напоминает Циле, что лед уже давно сковывает по утрам лужи и пора переобуваться в зимнюю обувь, вырезает для Мими новые контурные картинки (и где только он достает эту черную бархатную бумагу?), слушает рассказы бравого вояки Генриха, присматривает за близняшками Алиной и Кариной или Мариной, таскает сумки с базара для тетушки Софы…

Я даже подумывал, не передать ли ему свою роль Привратника. Но Привратник Дома – это всё же несколько большее. Пока никто из пришедших к нам людей и прочих существ на эту роль не годится, так что я привязан к Дому накрепко.

Иногда я вижу сны, что я и есть Дом, и временами верю в это. Хорошо, что Дом пока не верит в то, что он – кот!

Лишь изредка мне удается ускользнуть и послушать флейту на старом кладбище… И тогда…

Но об этом я расскажу вам позже.

А пока – о Мишке.

Мишке было шестнадцать, когда погибли его родители. Сразу оба. С четырнадцати лет он подрабатывал в автомастерской на Фонтанке и очень быстро прижился там. Ездил на ночные нелегальные гонки, чинил машины, помогал друзьям, если нужно сделать что‑то быстро и не всегда законно. Бывают домовые, а Мишка стал «автомастерским».

Когда родители Мишки погибли, то опеку над ним взяли его кузина и главный заводила в компании гонщиков, коренной обитатель автомастерской – Стас.

Мастерская находилась в собственности отца Мишки, и чтобы ее не отобрали в пользу государства, а от парня поскорее отстали разного рода чиновники и прочие «желающие ребенку добра», Стас и Алёна выложили почти все свои наличные деньги.

Им удалось провернуть это дело невероятно быстро, и очень скоро Мишку оставили в покое. Алёна и Стас стали его патронажной семьей и переехали в Дом без номера.

Там они и жили счастливо и спокойно четыре года, пока всё та же тетушка Софа не высказала вслух очевидную уже для всех жильцов вещь. Мишка не рос, ему всё так же было шестнадцать. И он оставался всё тем же высоким нескладным подростком с огромными серыми глазами и длинными светлыми волосами.

Алёна и Стас пожимали плечами: они любили и будут любить Мишку таким, какой он есть, поэтому, если «ребенок» пока не хочет расти, то пусть не растет. Придет время – вырастет. Это его дело и его желание.

Точно так же решили Циля и Дядюшка Солнце, и неожиданно к ним присоединилась Мими.

И в самом деле, где написано, что люди должны расти тогда, когда нужно?

Так Мишка остался шестнадцатилетним.

Он работает в мастерской, помогает по дому и играет с детворой.

Но у Мишки есть еще одна тайна – иногда на него что‑то накатывает. Какая‑то страшная сила бросает парня на пол, заставляет говорить странные вещи. Мишка – современный пророк. Еще один пророк Дома. Примерно раз в месяц он выдает пророчества, а педантичный Генрих всё записывает в ярко‑синий блокнот.

А Мими по утрам перекладывает их на стихи. Ей так больше нравится. Она забирается на табуретку с ногами, и пока Полина варит кофе, Мими нараспев читает, что у нее получилось. Как будто пробует Мишкины пророчества на вкус. Иногда даже причмокивает губами и мечтательно закатывает глаза. Видимо, у сегодняшнего пророчества вкус ее любимого малинового десерта.

– Ты – мой Нострадамус! – говорит Мими и гладит Мишку по густым светлым волосам.

– Хорошо, если хочешь, сегодня я буду твоим Нострадамусом, – спокойно соглашается Мишка.

Конечно, дар предсказывать будущее (тем более вот так – с криками и кровавой пеной от прокушенных губ, катанием по полу и головными болями) больше подошел бы Мими, сделав ее фигуру еще более роковой. Но как сложилось, так сложилось. Может быть, спокойный, надежный Мишка – лучший носитель для дара.

Однажды Хлоя и Джеффери вынуждены были уехать на несколько дней к бабушке Джеффери и оставили детей на Мишку. И вся компания собралась у Мими. Алина и Карина играли с Варцлавом на полу – благодаря толстому пушистому ковру они не мерзли. Мишка чистил камин, а Мими сидела на подоконнике, прижавшись носом к стеклу, и смотрела на дождь. В кресле‑качалке дремала Циля с вязанием – она давно хотела научиться вязать, но пока только успешно путала нитки.

Сегодня Мими надела фиолетовое платье, такую же фиолетовую шапочку и неизменные перчатки по локоть. Алина как‑то раз шутки ради рассказала Катьке и Каринке, что Мими – заколдованный ангел: под перчатками у нее не кожа рук, а тонкие перышки, которые покрывают все руки и тыльную сторону ладоней, и вместо ногтей у Мими маленькие коготки. Вспоминая эту историю, Алина толкнула локтем сестру, показывая глазами на серое перышко, лежащее на ковре.

– Мишка, а Мишка! Почему ты не предскажешь Мими мужа? – снова завели свою шарманку близняшки.

У барышень наступил период первой влюбленности, и они везде и всем искали пару.

Мими легко, по‑кошачьи, спрыгнула с подоконника, подскочила к Мишке, сосредоточенно выскребавшему уголь из камина и, прихватив уголек, одним движением нарисовала себе роскошные гусарские усы.

– О да, Миша, предскажи мне мужа – бравого полковника! С во‑о‑от такими усами! – засмеялась Мими, и вместе с Мишкой они пустились в пляс, кружась по гостиной.

Через пару секунд к ним присоединились сестры, которые не умели танцевать, но зато умели прыгать и крутиться на одном месте, а согласитесь, что это, может, даже веселее. От смеха проснулась Циля и, подхватив Варцлава, тоже пустилась в пляс.

И кого могло волновать, что музыка играла только внутри танцоров? В нашем Доме – никого.